Захар Прилепин. Некоторые не попадут в ад. Роман-фантасмагория. – АСТ, Серия: Захар Прилепин. Live, 2019, 384 с.
Война превращает в диких зверей людей, рожденных, чтобы жить братьями.
Выразительный контраст красного и чёрного на обложке и ярко говорящее название скорее напоминают книги Стивена Кинга, нежели русский реалистический роман. Чёрные буквы на кровавом фоне, упоминание ада в названии, а также подзаголовок «роман-фантасмагория», всё это должно настроить читателя на ужасы Кинга.
Роман назван фантасмагорией. Однако ничего причудливо-хаотичного, за исключением отсутствия чёткого деления на главы, не наблюдается. Повествование ведётся от первого лица и, по словам самого автора, является воспоминанием: «Такая огромная жизнь: начнёшь пересказывать синопсис двух недель, выбрасывая половину событий, должно вроде было поместиться на страничку двенадцатым шрифтом – а получается эпопея с эпилогом. При том, что я помню обычно процентов пятнадцать от случившегося, в самом лучшем случае. Слова, краски, детали, звуки, запахи – забываю напрочь; едва восстанавливаю общую канву и то, что в стакане осталось на дне: чем всё было заварено».
Фантасмагоричным, скорее, является взгляд писателя на действительность, в которой происходит действие романа. Не зря Захар Прилепин неоднократно обращается к Жюлю Верну, описывая подготовку своего батальона к наступлению (так и не случившемуся). И позже вся военная тематика приобретает скорее комичный характер. «Я пожал плечами: да какая разница? Это весело. Надо, чтоб всегда было весело» – реакция главного героя на идею об объявлении Донецка столицей Малороссии. Автор пишет о простом человеке с его переживаниями и чувствами.
Захар Прилепин не столько повествует о военных действиях, сколько характеризует время в целом. Себя он видит сначала в роли писателя, хотя и признаётся, что за три военных года ничего нового не создал.
На страницах произведения мы встречаем таких персонажей как Эмир Кустурица, Никита Михалков, поэтесса Майдана (Анастасия Дмитрук?), рэпер Хаски. Несколько страниц посвящено Эдуарду Лимонову – старику Эду, через призму взгляда Захара Прилепина. Несмотря на саркастическое описание Лимонова как личности, Прилепин высоко ценит его как писателя: «Он хотел быть диктатором, полубогом, но лучше – богом. Он был сумасшедший. Он был гений». Литература и творчество всегда будут выше войн и национальных конфликтов. Это убеждение прослеживается на протяжении всего романа, начиная с воспоминаний автора о своём увлечении украинской поэзией:
Помню себя в детстве – сколько мне лет было? – девять, думаю, десять, может, одиннадцать, – совсем пацан, – и вдруг обнаружил где-то на чердаке сборник украинских стихов, без перевода.
Книжкой заболел: ходил и повторял наизусть. Почти все слова были понятны, но звучание их казалось волшебным: словно, знаете, когда долго давишь на глаза кулаками, потом отнимаешь руки – и вдруг создаётся иная оптика: мир становится плывущим, странным, тёплым, ласковым; такой же речевой казус случился со мною.
Быт в Донецке напоминает герою Запорожскую Сечь, своих товарищей-бойцов он сравнивает со Стенькой Разиным и Пугачёвым.
Критик Алла Латынина, разбирая роман Прилепина «Чёрная обезьяна», отмечает: «Что вообще удается – так это статика, фон. Все, что является результатом наблюдения, подсмотренного, увиденного, запомненного». Замечание удивительно точно, «Некоторые не попадут в ад» – сплошное наблюдение и запоминание.
На пустой желудок роман читать не стоит. Захар Прилепин очень сочно, явственно описывает дружеские застолья, большое внимание уделяя самим блюдам. Причём еда, в зависимости от ситуации, приобретает то простецко-дружеское, то благородное обличие: «над каждой сковородой через десять минут стоял ликующий фейерверк, зелень пахла, помидоры безропотно распадались на разнеженные части. Водка возникла и смотрела на стол недвижимым, змеиным, ледяным приглядом». Или, наоборот: «Официант, прикативший суп, уже зачерпнувший в серебряный половник божественную, переливавшуюся в сиянии электрической лампы и светившую собственным фосфорическим светом жидкость (при свете этого супа можно было бы читать), – застыл на полувзмахе; другой, наливавший мне вино, пережившее две мировые войны и несколько гражданских, остановил ток жидкости…».
А вот боярский размах стола Никиты Михалкова, который и характеризует самого персонажа: «Обед был, в сущности, прост – но нельзя не оценить было насыщенность этой простоты: щи, гречневая каша, рыбка томлёная, пироги, свои соусы, водочки-наливочки». Автор опирается на животные инстинкты, первое, что двигает человеком – голод и похоть.
Вообще, описание трапезы в той или иной степени характеризует героев Захара Прилепина. Особенно Александра Захарченко – Батю. Он совершенно меняется в условиях быта: «Он сам приготовил плов: когда я приехал, ароматный чан уже дымился… Батя отлично готовил. Ему нравилось жить, готовить, стрелять, побеждать, смеяться, пить водку». Символично, что в тот день Батя накрывает праздничный стол, хотя никакого повода не было. Это последний день, когда герой видит Захарченко живым.
Другая сцена – приезд жены и детей Захара. Здесь Батя предстаёт перед читателями заботливым и искренним, проникшимся к чужим детям отцовской нежностью. Именно тогда он дарит одной из дочерей Захара мобильник, который остаётся единственным материальным напоминанием о друге.
Тема правды неоднократно всплывает на страницах романа. Герой шокирован глупым доносом, провозглашающим его чуть ли не врагом человечества. Автор стоит выше действующего героя, как бы уже осмыслив и пережив описываемое. Тем не менее, он не может сдержать негодования, вспоминая убийство «капитана с грустными глазами», которому подложила бомбу любовница, «дичайшей красоты баба». Вопрос «зачем?» остаётся без ответа. Ради денег – кажется слишком очевидным, абсурдным. Писатель оставляет послание героине, ломая границы литературного и реального мира, ставя читателя лицом к необратимости и ужасу не столько военных действий в Донецке, сколько бесчеловечности тех же «гражданских», которые за один час могут убить больше, чем весь батальон с его вылазками и обстрелами: «Привет, милая. Если ты читаешь эти строки (а ты читаешь эти строки) – знай, что тебя всё равно однажды найдут. Нас всех найдут. Мы дети Господа – и как мы можем потеряться, подумай сама. Он всех нас помнит поимённо, даже если ты сменила имя. Он раздаст всем долги».
Боль видна в строках, посвящённых смерти Александра Захарченко. Потеря друга оборачивается бессмыслицей войны. Рассуждая о Бате, автор знает, зачем тот жил, почему находил на всё силы. «Находил – на войну, на жену, на девок, на деток, на ярость, на убийство, на жалость, на прощение; он был огромный, как парус, – в него задувал ветер; он был из песни». Но главный вопрос остаётся без ответа: «На что находят силы убившие его?»
Книга становится неким посвящением Захарченко, первая же строка: «До Бати было рукой подать». Главное, на чём строится весь роман – дружба, пронизанная тоской, где «ни один огонёк не загорится».
На фото: Александр Захарченко (1976 - 2018)