От автора
Мне приснился сон. Очень яркий и запоминающийся. На пенсии, заметил, сны все чаще стали приходить. Потому, наверное, что меньше забот, а больше думок разных. Ночью же, в основном, всякая ерунда в голову лезет. Никакой тебе эротики. Так, фантасмагория сплошная. Левиафаны всякие и прочая чушь.
На этот раз ощущения были совсем реальные. Почти как у Веры Павловны из романа Н.Г. Чернышевского. Ничего общего, конечно, кроме вопроса, поставленного в названии книги «Что делать?».
Снилось же мне, будто сижу я с президентом Путиным в его персональном самолете. Помню даже, как там оказался. Вроде было какое-то гулянье в районе Тушино. Типа Дня города по случаю очередных выборов мэра. И тут среди многолюдья появился президент. Чуть ли не без охраны.
Народ, конечно, сразу его окружил. Руки тянут пожать. Мамки детишек подсовывают, чтобы погладил и слово ласковое сказал. Сам он приветливый такой, доброта лучезарная. Что-то говорит, на вопросы отвечает. Правда, не разобрать что, гудят все вокруг. Тут слышу, он спрашивает: «А кто хочет со мной на самолете полетать? Приглашаю».
Ясно дело, народ как ринется к аэроплану. Я и не думал даже лететь. Честно говоря, давно боюсь небесной высоты. Говорят, аэрофобия. А может потому, что запретили в самолетах спиртное подавать.
Раньше оно как было. Летишь, скажем, с Сахалина в первопрестольную девять часов, обязательно коньячка армянского бутылочку с собой прихватишь. Полбутылки примешь с шоколадкой вприкуску, и спишь часа четыре, пока на обед стюардесса не разбудит. За обедом – еще полбутылки. Глядишь – уже в столице. И не помню, чтобы кто-нибудь буянил, дебоширил в полете.
Как запрет наложили, так у меня сразу глубокое отвращение к самолетам возникло. И что удивительно – к коньяку тоже. С тех пор на дух его не переношу. Стал убежденным коньячным нигилистом и перешел на водку.
…Но тут меня закрутила толпа и понесла. Ног не переставлял, как внутри оказался. Очнулся – сижу в кресле аккурат напротив президента. Рядом с ним лицо больно знакомое соседствует. Вгляделся – так это мой старый соратник и бывший начальник по работе в президентской администрации. Я его по знаменитой царской бородке сразу признал. Подумал, зря свою накануне сбрил.
А президент тут, возьми и скажи: а вам борода шла.
Очень я удивился. Вспомнил сразу, что про него говорят, будто мысли чужие читать может.
Но ответил, что дело нехитрое – бороду отрастить… Хотел намекнуть, что есть дела поважнее, которые за неделю не решить. Президент невысказанный намек понял, стал расспрашивать, чем сейчас занимаюсь, какие творческие планы?
Ага, думаю, прокололся разведчик на «ключевом» слове – «творческие»! Откуда президенту знать, чем занимается один из бывших чиновников его многочисленной рати? Не такая фигура, чтобы быть удостоенной высочайшего внимания. Видимо, прослушку с телефона так и не сняли, и в моем «компе» по-прежнему шарят сыскари разные.
– Да так, – темню, – размышляю кое над чем.
– Название уже имеется?– улыбаясь, интересуется президент. Еще один «прокол» с его стороны.
Тут, не знаю почему, выпаливаю: «Полет с президентом»…
И вот незадача: на этом самом моменте сон внезапно прерывается.
Лежу в темноте. Лишь предутренний свет сереет между штор. На часах около пяти утра. Приснится же такое! Обидно стало, что даже поговорить, как следует, не удалось. Теперь только в «ящике» и увижу нашего гаранта. А ведь так хотелось неформально душу отвести. Случись встретиться наяву, вряд ли смог бы прямо высказать все, что накопилось. До сих пор помню его пронизывающий и недоверчивый взгляд в нашу первую встречу на Старой площади. Правда, потом, когда с докладами к нему заходил, он добрее смотрел. Но первую беседу уже никогда не забуду.
…Лежу себе, перевариваю сон и чувствую, что мысль какая-то скребется, мешает сосредоточиться, что-то подсказать пытается. Отловил мыслишку. – Чего надо?– спрашиваю. – А почему бы, – отвечает, – не продолжить свой сон на бумаге? В эпистолярном жанре?
Поначалу отмахнулся. Вон А. Минкин из «Московского комсомольца» сколько лет открытые письма президенту шлет через газету, иногда очень правильные вещи пишет, а толку?
Все же, после некоторого раздумья, решил – на самом деле, мысль-то хорошая, да и попытка не пытка.
Вот так и появились на свет предлагаемые читателю заметки, в которых, по авторским ощущениям, затронуты вопросы, волнующие россиян не меньше, а возможно, и больше, чем, скажем, внешние угрозы. Все-таки погода в доме главней всего. А все другое… Ну, и так далее, вместе с Ларисой Долиной.
Highle likely. С высокой вероятностью
…Санкции, запреты, ограничения…. Сколько всего свалилось на страну за последние годы! Горжусь (и одновременно поражаюсь) стойкостью соотечественников. Ну, ничего их не берет!
Пустившие корни на центральных телеканалах политологи и эксперты неустанно поднимают мой градус гордости и уровень патриотизма россиян. И ведь неплохо у них получается, судя по рейтингу президента. Не падает он, хоть лопнут от зависти враги наши.
Может статься, и действительно, лопнут, если и дальше будут действовать в такой же манере. Ведь бьют они по самому уязвимому месту русских (в широком смысле слова) – чувству справедливости. Очень обостренному чувству.
Согласно соцопросам, абсолютное большинство россиян считают претензии и обвинения в наш адрес, как минимум, несправедливыми. Прежде всего, потому, что они не подкреплены убедительными доказательствами. Пресловутое «дело Скрипалей», (Слышали? Даже английский городишко уже называют «Скрипалево»), газ «Новичок», «химические атаки» в Сирии и т.д. и т.п.
Высказывания премьера Великобритании Терезы Мэй, звучащие в переводе как: «С высокой долей вероятности» и «Почти наверняка» стали «почти» афоризмами, над которыми потешаются политологи.
Я тоже посмеивался над этим абсурдом, но в то же время переносил ситуацию на свою страну и думал о теле-ораторах: – Интересно, до смеху им бы было, если бы (не приведи Господь) российский судья выносил им приговор, руководствуясь подобной аргументацией?
У нас ведь, как говорят: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. 182-я статья УК РФ (об экстремизме) может в одночасье накрыть любого публичного человека. И не только. В предлагаемых автором очерках есть тому яркие примеры. Пока приведу лишь один из личного опыта.
Мою первую книгу под названием «Подножие российского олимпа. Штрихи к портрету современного чиновника» осудили и признали экстремистской, поместив, соответственно, в «черный список» Минюста. На суде выяснилось, что ни судьи, ни обвинитель прежде книжку в глаза не видели. К аргументам защиты они отнеслись с нескрываемым удивлением, но, тем не менее, немного посовещавшись, вынесли обвинительный вердикт.
Конечно, сравнивать две эти ситуации было бы, по меньшей мере, некорректно. Масштабы и задачи несоизмеримые. Но ведь и там, и тут цель-то одна – обвинить, не взирая, на доказательства и факты.
…Большинство россиян считают, что им повезло с главой государства. И каждые выборы президента увеличивают народную поддержку В. Путину. Его, действительно, за многие вещи стоит уважать. В том числе, и за то, что не позорит страну глупыми высказываниями, присущими некоторым ведущим лидерам «цивилизованного» западного мира. Танцует красиво. Не то, что его предшественник, или британская премьерша. Он никогда не позволит себе назвать кого-либо преступником без решения суда. Да и вообще, демонстративно воздерживается от оценки действий судебной власти, постоянно подчеркивая, что она у нас независимая.
Как юрист, он, безусловно, прав. Но так ли прав он, как признанный большинством лидер государства? Мне представляется, что этот вопрос в контексте самобытности нашей страны, ее многовековых традиций, ментальности и прочих особых качеств, очень даже небесспорный.
Вот пример с «постами, репостами» и «лайками» разными. Ведь до маразма дошли с ними. Судили и сажали, бог знает за что. Мальчишек и девчонок сопливых стали привлекать к уголовной ответственности.
Но стоило депутату и писателю Сергею Шаргунову на «прямой линии» донести про эти безобразия президенту, а тому в свою очередь высказать свое мнение, карательная машина вмиг затормозила. А там и Верховный суд принял постановление, в котором рекомендовал силовикам «отработать назад» уголовные дела.
Выходит, третья власть не так уж и независима от мнения главы государства. Более того, она очень чутко реагирует на каждый его (простите) чих. Другое дело, что президент у нас отменного здоровья и «бациллы» здравомыслия типа «шаргуновских» к нему редко залетают. А может, фильтры мощные вокруг стоят. Как знать!
И все же, по мнению политологов, в России странным образом сочетаются тотальное недоверие к разным бюрократическим структурам и, в целом, к политической системе и одновременно абсолютная вера в создателя этой системы – президента. Такой уж мы народ. Во все времена связывали последнюю надежду с «царем-батюшкой» или с генсеком (теперь с президентом), которые могут окоротить старых или новых «бояр».
Исследования показывают, многие россияне до сих пор считают, что если президент публично (например, на «прямой линии») озвучит заданный ему вопрос, то проблема, с большой долей вероятности, будет решена. Очереди на ежегодное общение с главой государства приобретают немыслимые размеры. Так, в 2017 году ему было задано более двух с половиной миллионов вопросов. Какая часть их получила решение, статистика скромно умалчивает.
У президента имеется специальное управление по работе с обращениями граждан и организаций. При нем приемная президента. Туда несет народ свои челобитные.
В свое время мне довелось в силу своих должностных обязанностей примерно раз в квартал «подменять президента» и вести прием населения.
Где-то читал, что бывший мэр Екатеринбурга Е. Ройзман такие приемы каждый день вел. Трудно поверить. Это, какие же нервы должны быть у человека! Ведь народ-то приходит самый разный. И откровенно сумасшедших попадается немало. Иной «шизик» настолько логичен и убедителен, что без подсказки его трудно с первого раза распознать. Их, правда, вычисляют и о них предупреждают. Но таких челобитчиков малая толика. В основном, в главную приемную страны народ стремится от безысходности, отчаяния. Как в последнюю инстанцию.
Кремлевская отчетность свидетельствует, людской поток на Старую площадь сокращается. Если 2015 году сюда поступило более миллиона жалоб, через два года их было около 900 тысяч. Основная часть претензий направлена традиционно на деятельность прокуратуры, судебных приставов и МВД.
Доверять приведенным цифрам можно, но осторожно. Примечательна деталь. В 17-м году собственно президентское управление рассмотрело только 19 процентов поступивших жалоб. Остальные переадресованы в другие ведомства.
Если задаться целью проследить, в чьи руки, в конечном счете, попадают петиции, то окажется, что их рассматривают те, на кого жалуются. То есть, президентское управление стало своеобразным филиалом главпочтамта: получило письмо и отправило на… адрес. Именно этим можно объяснить снижение количества жалоб. Между тем, само управление по работе с обращениями граждан за двадцать лет стало крупнейшим подразделением администрации президента, насчитывает более ста сотрудников.
В публикуемых заметках автор пытается понять, что происходит в системе отечественного правосудия по защите конституционных прав и свобод россиян.
«Отрицалы»
«Россия – страна правового нигилизма». Эти слова принадлежат нынешнему премьеру Д. Медведеву. Правда, сказаны они были десять лет назад, но, тем не менее, претендуют на то, чтобы в чем-нибудь быть отлитыми. Далее Медведев продолжил: «…таким уровнем пренебрежения к праву не может похвастаться ни одна европейская страна…».
Лично мне слово «нигилист» знакомо со школьной скамьи (то ли с девятого, то ли с десятого класса). Им обзывали Евгения Базарова – героя тургеневского романа «Отцы и дети». В утрированном виде суть его жизненной позиции заключалась в отрицании навязанных человеку правил бытия. Кем навязанных? Да хоть кем. Властью, обществом…
Еще раньше я познакомился с понятием «отрицалы». Так получилось, что детство и юность мои прошли в неблагоприятной (как выражаются педагоги) социальной среде.
Наш двор представлял собой большой квадрат, стороны которого, как крепостные стены защищали двухэтажные дома. Посередине был пустырь. Летом он использовался пацанами, как футбольное поле, зимой – как каток. Одни дома занимали семьи госслужащих, в других жили, кто придется.
Пацаны дружили меж собой, невзирая на социальное происхождение. Авторитетом пользовались те, у кого родственники (в основном, отцы и братья) побывали в местах лишения свободы. На Сахалине, прослывшем с чеховских времен островом-каторгой, таких семей было, если не через одну, то через две-три точно. Так что разговоры о житье на зонах были одной из излюбленных тем моих сверстников.
Особый интерес вызывали рассказы об «отрицалах» – зеках, которые враждовали с администрацией колоний, а на воле с правоохранительными органами. Как правило, в «отрицалах» ходили блатные и воры в законе. Они принципиально не работали ни в неволе, ни на свободе. Это, так сказать, идейные противники (точнее даже – враги) власти и установленных ею правил.
По нашим пацанским понятиям это были сильные и мужественные люди. Им хотелось подражать. И чего таить, многие мои дружки (и я в том числе) заранее решили, что если попадут на зону, то обязательно пойдут в «отрицалы».
В пятидесятые годы в большой моде была уголовная романтика. Павлик Морозов из школьного учебника в нее не вписывался. С возрастом отношение к ней, разумеется, изменилось. Стала преобладать другая позиция, утверждающая, что невозможно жить в обществе и быть независимым от него.
В общем, налицо два взаимоисключающих взгляда на жизнь, которые обречены существовать рядом ровно столько, сколько существует свободное общество. Слово «свободное» здесь ключевое.
…Более двадцати лет страной руководят два высокопрофессиональных юриста. Оба прекрасно разбираются в юриспруденции и понимают значимость общественного доверия к праву, опасность правового нигилизма. Он же, возьму на себя смелость утверждать, для власти гораздо опасней «пенсионных бунтов». Несостоявшиеся после двух туров выборы губернатора Приморья наглядный тому пример. Один из кандидатов коммунист Ищенко, честно признал, что за него голосовали не столько члены его партии, сколько противники проправительственной «Единой России». Условно говоря, «отрицалы».
Дело в том, что у основной массы правовых нигилистов нет вожаков – организаторов. Да и откуда им, собственно, взяться? Ведь правовой нигилизм – явление многоплановое. С бытовым еще можно бороться. Он идет от незнания законов. И хотя это не освобождает людей от ответственности, они, мягко говоря, не особенно рвутся овладевать юридическими знаниями. За кодексы берутся лишь тогда, когда жизнь заставляет.
Нельзя сказать, что государство в этом плане ничего не делает. Но воспитание правовой культуры – дело долговременное, требующее комплексного подхода и конкретных примеров. Таких же ярких, как о зековских «отрицалах», чтоб за душу брало, чтоб заставляло равняться на них.
Упомянутый выше Базаров был человеком образованным. Его нигилизм носил философский характер, сформированный на мировоззрении, отрицающем социальную роль права. Разумеется, и такие нигилисты у нас водятся. Но их мало.
Зато есть еще одна, очень значимая и многочисленная социальная группа, относящаяся к этому понятию. Она сосредоточена вокруг и около президентской фигуры. Ее можно объединить общим названием – чиновничество. Оно обряжается в разные одеяния: форменные мундиры, судебные мантии, цивильные костюмы… Оно обладает значительными властными полномочиями, влияет на принятие властных решений и, что очень важно, на формирование законодательства. И оно совсем не заинтересовано в изменении ситуации.
Названная группа формально активно взаимодействует с правом, являясь ее номинальным институтом. В действительности, она, используя статусное положение, реализует исключительно свои интересы. Ставшее устойчивым в новой России выражение «оборотни в погонах» в полной мере относится не только к коррумпированным полицейским, но и к прокурорам, следователям, региональным и федеральным чиновникам.
Власть обижается, когда ее упрекают в том, что она не ведет активной борьбы по очищению своих рядов. Примерами сыплет, пачками сажает «оборотней» всех мастей. Не только мелкота попадается ради показателей по борьбе с коррупцией. Пошла крупная «рыба»: губернаторы Сахалина (В. Хорошавин), Коми (В. Гайзер), Брянской (Н. Денин), Кировской (Н. Белых) областей…. Даже министра экономического развития страны А. Улюкаева заковали в наручники. Небывалый в современной истории случай. Потом еще один федеральный министр залетел на нары. Правда, уже в статусе бывшего.
Привлекают к уголовной ответственности и тех, кто сам прежде этим занимался. За решеткой генералы и другие высшие чины следственного комитета страны.
Словом, верховная власть и президент демонстрируют обществу, что неприкасаемых у нас нет. Нарушишь закон – иди на нары.
Так-то оно так. Только ведь, почему-то не поднимают эти «посадки» градус доверия людей к правоохранительной и судебной системам.
От полиции народ по-прежнему шарахается. Думаю, что весомую лепту в отношения между гражданами и их «защитниками» вносит телевидение. Заполонившие телеэкраны сериалы о «ментах» формируют у обывателя не просто страх, а ужас от происходящего в правоохранительных органах. По типу американских сценариев отечественные режиссеры выводят своих главных героев победителями. Но сколько им приходится претерпеть в борьбе с системой! В результате многочисленные «оборотни» повергнуты, а система остается прежней. Вместо отрубленных голов у дракона тут же вырастают новые, которые, осмотревшись и освоившись в обстановке, продолжают творить беспредел.
Обыватель, конечно, радуется и злорадствует, когда за решеткой оказываются высокопоставленные чины. Вместе с тем, мало у кого возникают иллюзии о торжестве справедливости. Ведь, за что привлечены к ответственности разные начальники? За взятки. А рядовой гражданин взятки не берет. Он их дает.
«Большие погоны» сами дела не возбуждают. Они просто дают либо указание, либо «отмашку» подчиненным. Те либо сами заносят наверх мзду, либо это делает напрямую заинтересованный заказчик. Так что, когда начальник «садится», то не факт, что за ним потянутся исполнители. Яркий пример тому ситуация в московском следственном управлении, где арестовали его руководителя генерала Н. Дрыманова.
Вот, если бы привлекали за нарушения законности при возбуждении уголовных дел, вынесении судебных решений, тогда бы народ поверил в справедливость.
С судами вообще интересная ситуация. Они, как утверждается, независимые. Но это по Конституции. В действительности, для юристов, постоянно имеющих с ними дело, давно известно под чьей «крышей» работает тот или иной судья. Кто-то очень «дружен» с прокуратурой, кто-то со следствием, кто-то с полицией. Ну, и само собой, с вышестоящим начальством.
Кроме пресловутой независимости судьи приобрели статус неприкасаемых. Они могут сплошь и рядом нарушать законность, выносить неправедные приговоры в отношении рядовых граждан, принимать решения в пользу денежных мешков – и с них никакого спросу.
Ради объективности следует сказать, что специалисты отмечают тенденцию, когда суды первой инстанции в регионах стали чаще выносить решения в пользу человека и против власти. Речь идет, главным образом, о делах бытовых, не связанных с крупным бизнесом либо политикой. Так и в советские времена суды таким же манером действовали. Бывало, что и гораздо смелее.
Мне как-то дважды пришлось судиться за газетную статью с большим, по местным меркам, чиновником – председателем партийной комиссии областного комитета КПСС. Все номенклатурные назначения (в том числе, и судей) через него проходили. Тем не менее, судебные решения были приняты в мою пользу.
Попробуйте сейчас судиться с высокопоставленным лицом. В лучшем случае в иске будет отказано. В худшем … тут много разных вариантов.
Сентябрь 2018