На фото: 22 июня 1941 года. Ленинград

Начало войны

Когда мне случается бывать на Петроградской стороне моего родного города, да еще недалеко от Князь-Владимирского собора, я стараюсь обязательно пройти по улице Блохина. Неспешным шагом иду я по ней, то ли от Большого проспекта, то ли от переулка Нестерова, постепенно приближаясь к старинному красивому зданию с куполом наверху. И останавливаюсь у входа в него под изящным металлическим навесом. За этой дверью находятся и живут своей привычной жизнью хорошо знакомые мне учебные аудитории 77-й средней школы.

 Когда-то, много лет назад, мне довелось учиться в этой школе. Это было очень давно. Весной 1941 года вместе с моими друзьями-одноклассниками я окончил здесь седьмой класс. С тех пор вокруг мало что изменилось. Так же, как и раньше, в годы нашей учебы, выглядит большой сквер с ухоженными дорожками. В те далекие годы мы успевали поиграть здесь на большой перемене в «казаки-разбойники». Все так же шумят трамваи и автобусы, бегущие по проспекту Добролюбова. Спешат на уроки мальчишки и девчонки. Хлопает, как и прежде, входная дверь. Словом, живет наша родная «Alma mater».

А тогда, в мае 1941 года, все мы, ребята седьмого класса, сдали экзамены и в полном составе перешли в следующий, восьмой класс. Началась пора каникул. Расставаясь на лето, никому из нас и в голову не могло прийти, что нам уже никогда не придется здесь вместе учиться. Никто из нас в те майские дни и представить себе не мог, что до начала страшной войны 1941-45 годов осталось меньше одного месяца.

Почти все мои друзья одноклассники разъехались на лето кто куда. Нам с моей сестрой Ладой (она окончила в тот год четвертый класс), никуда уехать не удалось. Родители наши тем летом работали. Пришлось нам подыскивать себе летние занятия в городе.

Но обстановка и дома, и там, где нам доводилось бывать, несмотря на летнее время, была тогда какой-то хмурой, напряженной. И вызвано это было той тревожной информаций о военных событиях в Европе, которая ежедневно передавалась по радио, в газетах, обсуждалась знакомыми нам людьми.

В тот год мне исполнилось 14 лет. Благодаря отцу, я много чего знал о событиях в мире. Знал, что в 1933 году к власти в Германии пришли фашисты во главе с их лидером Гитлером. Знал, как под разными предлогами они сумели захватить или подчинить себе практически все европейские страны.

 На большой карте Европы, которая висела у нас дома, я видел эти страны. И видел, как германская угроза постепенно подошла к нашим западным границам. В 1941 году две армии стояли уже лицом к лицу. И опасность этого противостояния тогда понимали многие. Несмотря на то, что между нашим государством и Германией был подписан пакт о ненападении, больших надежд не приносило. Многим было известно, что с поляками у Германии семь лет назад также был подписан пакт. И что стало с Польшей?

Поэтому никого в тот 1941 год не удивляло, что несколько неожиданно руководство страны, используя все средства массовой информации, начало призывать жителей страны готовиться к возможной войне. Практически все фильмы, которые мне за прошедший год удалось посмотреть, рассказывали либо о жизни нашей армии, либо о начале будущей войны. Все это изменяло обстановку и нашей повседневной жизни.

На улицах нашего Петроградского района шло обучение работников предприятий применению средств противовоздушной и противохимической защиты. Всем нам, и родителям, и детям, были выданы противогазы на случай химического нападения. Мы должны были постоянно носить их с собой.

Подготовка к войне коснулась и занятий в школе. В 1940-1941 году в расписание старших классов (начиная с седьмого) были включены уроки военного дела. Преподаватели, а это были командиры Красной армии, обучали нас пользованию армейскими картами, основам ведения разведки, обращению с винтовкой, с гранатами. Учили определять типы своих и германских самолетов, танков, умению от них укрыться. Также обучались делать перевязки при различных типах ранений. И мы постепенно свыкались с тем, что война неизбежна.

 Ночная канонада

Вот в такой обстановке проходили июньские тревожные дни 1941 года. Подошла ночь на 22 июня. Когда я вижу сейчас на календаре эту дату, в памяти возникает наша с сестрой комната на улице Съезжинская, что на Петроградской стороне, и завешенное шторой окно. Без такой шторы в белые ночи заснуть было трудно. В ту ночь, все мы крепко спали. Следующий день был воскресеньем и у каждого были на него свои виды и планы.

 Проснулся я ранним утром от необычного грохота-гула. Он проникал в комнату из-за плотной шторы. Судя по повторяющимся глухим перекатам, источник этого грохота был довольно далеко. И мне показалось вначале, что это раскаты грома. Решил, что приближается сильная гроза.

 Меня это огорчило. В этот воскресный день мне предстояло дежурить на выездном спектакле Ленинградского Театра юного зрителя. Он должен был состояться в летнем кинотеатре на Елагиных островах. Тогда была такая форма взаимодействия делегатов школ с детским театром. А тревога моя была связана с тем, что летний кинотеатр не имел крыши. И в дождь спектакль мог не состояться.

Я посмотрел на стенные часы. Было ровно 5 часов утра. Грохот, похожий на гром, не стихал. Я подошел к окну и отдернул штору. То, что я увидел, было неожиданно. В лицо брызнуло раннее утреннее солнце, и я увидел совершенно чистое, голубое небо. Между тем далекий гром не прекращался. В душе начала накапливаться тревога, и даже страх. То, что я слышал, не было похоже на грозу. Это было что-то другое. Только собрался я будить родителей, как грохот прекратился. Резко и сразу. И полная тишина! Подождав немного и посмотрев еще раз в окно на ясное, солнечное небо, я решил родителей не будить. Утром будет больше возможностей выяснить, что это был за грохот. Но утром родители моих страхов не приняли. Они сочли, что я слышал громовые раскаты, которые звучали где то очень далеко. И точка! Спорить с ними я не стал и отправился на трамвае на Елагины (Кировские) острова.

Неожиданно, на остановке «Барочная», громкоговорители, установленные на доме рядом с трамвайной остановкой, вдруг заговорили. Это было необычно. Установленные по всему городу громкоговорители относились к системе противовоздушной обороны и с тех пор, как окончилась так называемая финская война, постоянно молчали. Теперь же пассажиры трамвая и те, кто стоял на остановке, услышали, что в 12 часов будет передано важное Правительственное сообщение.

 Доехав на трамвае до конечной остановки и перейдя мост, ведущий на Кировские острова, я увидел в парке, возле столба с такими же, как на «Барочной», громкоговорителями, большое число людей. Подойдя ближе, узнал, что выступает Председатель Советского Правительства В.М. Молотов. Что он только что сообщил о нападении в 4 часа утра вооруженных сил Германии на нашу страну. Сообщил он также и о налете немецких бомбардировщиков на Севастополь, Киев, Минск и наш город, Ленинград. Говорил он о мерах, которые должны быть приняты в связи с началом военных действий. Но главным для всех было то, что началась та страшная война, о которой мы все столько времени говорили.

И для меня стало ясным, от чего я проснулся сегодня ранним утром. Я оказался невольным свидетелем первых залпов этой самой войны. Как я узнал позже, стреляли орудия Кронштадта и военных кораблей, заблаговременно вышедших в Финский залив. Они успели встать на боевое дежурство, остановили и повернули назад немецкие бомбардировщики. Ни один из них в тот первый день войны в Ленинград не прорвался. Таким же образом было встречено нападение авиации и на Севастополь. Отечественный флот в ту ночь продемонстрировал образцовую подготовку к ведению военных действий. А Киев и Минск жестоко бомбили.

Приехав домой, я застал маму, которая плакала. Отец и сестра с утра уехали в Удельный парк, на прогулку. И, судя по всему, еще ничего не знал.

 Между тем, время войны начало свой отсчет.

В нашей школе военный госпиталь

Уже на следующий день, утром 23 июня, к нам домой прибежали две девочки из шестого класса и сообщили, что мою маму – заведующую школьной библиотеки и меня – старшеклассника, вызывают в школу. В здании школы размещают военный госпиталь. Поэтому все парты, классные доски, библиотеку, учебные пособия необходимо было перевезти в другую школу, на улице Зверинская.

К зданию нашей школы подъехало большое число конных подвод. Они заполнили всю улицу Блохина. Часть подвод, с участием профессиональных грузчиков, начала перевозить парты и мебель. А собравшимся школьникам было поручено перевозить учебные пособия, школьную библиотеку и другой инвентарь.

Проходя тогда по улице Блохина вместе с подводами, мы видели, что в скверике, который находится перед нашей школой, рабочие одного из предприятий нашего района, копали глубокие траншеи, сооружали землянки и широкие площадки. В дальнейшем, как позже стало известно, здесь разместилась зенитная батарея.

К вечеру вся мебель школы, инвентарь, учебные пособия и книги были перевезены. В школу начал въезжать военный госпиталь.

Школа выезжает в Новгородскую область

 Прошла первая неделя войны. В городе ежедневно объявлялись «Воздушные тревоги», звучали сирены, но немецкие самолеты до города не долетали. Тем не менее, город готовился к воздушному нападению. В скверах и на набережных появились первые зенитные батареи, прожекторы. Памятники начали обкладывать мешками с песком или прятать в укрытиях. Первые группы горожан отправились за город, в сторону Луги на строительство оборонных сооружений.

Началось создание народного ополчения. Один из таких пунктов находился рядом с домом, где жила наша семья. На небольшой площади, образовавшейся на пересечении улиц Съезжинская и Пушкарская, прямо под открытым небом стояли столы, и шла запись добровольцев в ополчение. Желающих было много. Тут же формировались отряды, тут же вручалось оружие. Сформированные группы уходили с площади строем.

О том, что происходит в зоне боевых действий, мы не имели никакого представления. По радио несколько раз в день передавались военные сводки. Но, слушая эти сводки, понять, где ведутся военные действия, было невозможно. Лишь иногда сообщалось, какие города оставила Красная армия. Это давало основание делать вывод, что наши войска отходят. Подтверждали это и появившиеся в городе беженцы.

 На восьмой день войны, 29 июня, неожиданно для всех нас, школьников и родителей, пришло распоряжение городского отдела народного образования: вывезти всех учеников, находящихся в данный момент в городе, в сопровождении педагогов в сельскую местность, спасая их от вполне вероятных бомбардировок. Этим распоряжением нашей школе было предписано выехать в деревню «Каменный остров» Боровичского района Новгородской области. Подобные же распоряжения, с указанием других пунктов назначения, получили и другие школы города. Адресами эвакуации стали сельские населенные пункты Новгородской и Псковской областей.

 Как мы узнали позже, это был не единственный вариант эвакуации. Был организован отъезд какой-то части ленинградских детей в города, которые находятся на востоке Европейской части страны: в Приуралье и на Волге. Туда по железной дороге было эвакуировано немало детей. Они организованно, без родителей, но с представителями городского отдела образования, выезжали из Ленинграда пассажирскими поездами до начала полной блокады города. Основной же вариант эвакуации, ориентированный на отъезд детей-школьников в Псковскую и Новгородскую области, предполагал эвакуацию значительно большего числа детей.

 Родителям учеников нашей школы, которые согласились на отъезд детей (кстати, таких родителей оказалось не так уж много) было сказано, что их дети будут размещены в деревне Каменный Остров Боровичского района Новгородской области.

Состоялось формирование групп. За каждой был закреплен педагог. Моей маме, которая была заведующей библиотеки нашей школы, Евгении Васильевне, показалось, что эвакуация в сельскую местность – разумное решение. И она выразила готовность, несмотря на свою инвалидность (она ходила с палочкой) выехать в качестве руководителя одной из таких групп школьников. Мы с сестрой оказались в ее группе.

В назначенный день, в установленное время на Витебский вокзал был подан состав из двухосных грузовых вагонов, оборудованных нарами из досок. В каждом из них разместилось по две группы с преподавателями. Группы включали в себя до 15 человек.

Отправились мы по железнодорожной магистрали, идущей в сторону Москвы поздно вечером. А ранним утром эшелон уже прибыл в город Боровичи. Отсюда нам предстояло добираться до предназначенной нам деревни. Кроме нас в эшелоне прибыли ученики еще нескольких школ Петроградского района. Все шло строго по плану.

 После небольшого ожидания нас повели кормить в местную столовую. А затем нам объявили, что каждую школу ждут колхозные подводы. Мы быстро нашли «своих» возчиков, погрузили на телеги нехитрый багаж, посадили младших ребят. На подводы сели и некоторые наши учителя, которые были постарше. Состоялась перекличка – все оказались на месте. И мы двинулись в путь. В северную часть района.

 Часа через четыре в одной из деревень нас напоили молоком и дали по куску свежего ржаного хлеба. И опять в путь. Так мы шли очень долго, до темна. Наконец свернули с тракта в большую деревню, где нам предстояло переночевать. Нас хотели покормить, но есть мы уже не могли. Во всем теле была страшная усталость. Ребята жаловались на боль в ногах. Нас отвели в здание местного клуба. Там мы, буквально, рухнули на пол и тут же уснули.

Проспали часов двенадцать. Утром аппетит был волчий. И наш поход продолжился. Надо было добраться до деревни Каменный Остров до темноты. Уже смеркалось, когда мы до нее дошли (и доехали). Это был конечный пункт нашего перехода. Радость по поводу того, что мы достигли финиша, позволила забыть об усталости. Между тем, прошагали (и проехали) мы за два дня более 30 километров.

Деревня «Каменный остров» расположилась на небольшой возвышенности, среди лесов и лугов, в глухом «новгородском углу». Встретила она нас дружелюбно. Всех учеников поселили в здании большой сельской школы. На полу лежали набитые сеном матрасы. Там же разместилась и наша кухня-столовая. Учителя разместились в домах сельских жителей. Но по очереди ночевали в школе, вместе с ребятами.

Жизнь наладилась быстро. Днем ходили на прополку колхозных огородов, зарабатывали овощи. Собирали хворост для кухни, а заодно землянику. Занимались спортом, организовывали соревнования. К вечеру, как правило, учителя шли в здание школы и общались со своими группами. Ну чем не пионер-лагерь!

За зданием школы начинался еловый лес, в который от села шла поросшая травой грунтовая дорога. По обеим ее сторонам цвел розовый Иван-чай, жужжали пчелы. Ничто не напоминало о войне. И мы уверовали в то, что нам-таки удалось уехать подальше от угрозы военных действий. Но скоро эта уверенность у нас исчезла.

Над деревней немецкий бомбардировщик

Четыре дня спустя, когда наш лагерь начал жить по установленному распорядку, я решил «до подъема» совершить прогулку вокруг деревни. Встал без четверти семь и пошел к лесу по той самой поросшей травой и Иван-чаем грунтовой дороге, что начиналась за школой. И вдруг, уже почти дойдя до лесного массива, услышал мощный гул авиационных моторов. Я начал крутить головой и увидел приближающийся ко мне на небольшой высоте огромный самолет темно-зеленого цвета. Он летел передо мной над лесом очень низко, не выше полутора десятков метров, едва не задевая верхушки деревьев. Я отчетливо смог разглядеть его фюзеляж с большим черно-белым крестом. Через стекла кабин были хорошо видны головы пилотов в шлемах. Поскольку изображение немецких самолетов мы изучали в школе на уроках военного дела, я без труда узнал в пролетавшей громадине средний немецкий бомбардировщик «Юнкерс -57». Вернувшись, я рассказал об этой неожиданной встрече своей маме, и всем нашим преподавателям. Это их страшно встревожило. Но как поступать в такой ситуации – никто не знал. Сообщили в сельсовет. Но там уже о «Юнкерсе» знали и сообщили куда следует.

Теперь я стал специально вставать ежедневно без четверти семь. Благо я жил в доме, где снимала комнату моя мать и никого не тревожил. Одевался и шел на лесную дорогу, чтобы наблюдать полет обнаруженного мною «диверсанта». Говорить ребятам о моих утренних походах и о самолете мне запретили. А, может быть, зря?

Местные жители, которые, как оказалось, уже во всем разобрались, рассказали педагогам, что этот Юнкерс уже много дней летает бомбить Рыбинскую железнодорожную линию, которая ведет в Ленинград. Эта линия проходит почти параллельно Октябрьской железной дороге, по которой мы сюда приехали, но севернее. Говорили, что самолет после бомбежек возвращается другим маршрутом, значительно западнее нашей деревни. И там, на лес, в болота сбрасывает неиспользованные бомбы. Вот такой нам преподнесла судьба первый сюрприз!

Каждый раз, выходя утром к лесу, я надеялся, что Юнкерс не пролетит, что его, наконец, подбили. Но он нагло летал, как по расписанию. А поскольку держался малой высоты, не боялся быть сбитым.

Между тем, в деревне все чаще стали появляться отцы ребятишек, которые жили в нашем лагере. Они забирали их и увозили в Ленинград. О причинах такого решения они предпочитали отмалчиваться. А судя по разговорам учителей, которые они вели между собой, у них тоже нарастало беспокойство за нашу безопасность. Мне, как сыну одного из преподавателей, доводилось это слышать. По слухам, которые начали до них доходить, немцы двигались не на Ленинград, а в обход Ленинграда. Причем они охватывали с юга и город, и нас, эвакуированных школьников. Но слухи – это слухи, и им доверять было нельзя.

 Подтверждение того, что это действительно так, мы получили очень скоро. 24 июля к нам в деревню неожиданно приехал мой отец – Гвидон Романович. Педагогический областной институт, в котором он работал, закрыли. И его приняли на работу в нашу 77-ю школу, направив к нам в деревню Каменный Остров в качестве педагога. В это тревожное время он, естественно, хотел быть с нами. В армию его не брали. Ему был 51 год и у него был только один глаз.

 Добирался он до нас непросто. Поезд довез его только до станции Окуловка. Дальше железнодорожное сообщение было прервано. И отцу пришлось добираться до города Боровичи, а затем и до нашей деревни на попутных машинах, но в большей степени пешком. Так ему пришлось преодолеть 60 километров. От него мы узнали, что немцы «перерезали» Октябрьскую железную дорогу, по которой мы приехали из Ленинграда. Перерезали недалеко от станции Бологое. Дорога перестала функционировать. Путь для нас назад, по Октябрьской железной дороге, был закрыт.

По пути к нам отец видел, как бегут, спасаясь от наступающих германских войск, школьники, размещенные в деревнях южнее Октябрьской железной дороги. Встретились ему даже воспитанники детского сада с воспитателями, которые добрались до железной дороги, спасаясь от немецких мотоциклистов, и теперь шли по шпалам к Окуловке, чтобы вернуться в Ленинград. Из разговоров с воспитателями этих детей отец узнал, что в Южной части Новгородской области часть ленинградских школ уже оказались на территории, занятой немцами.

 Добравшись до нас, отец подробно передал нашему директору и учителям все, что он видел и слышал. Это вызвало большой переполох. Худшие предположения подтвердились. И тогда директор школы – Ольга Ивановна отправилась в соседнюю деревню, где находился сельсовет, чтобы связаться по телефону с городским отделом народного образования Ленинграда. Вернувшись, она рассказала моим родителям, как она общалась с этим отделом. Сначала ее, как она и ожидала до этого, сотрудник Ленинградского городского отдела народного образования обругал и обвинил в паникерстве и распространении ложных слухов. Но когда она, выдержав паузу, подробно пересказала все то, что сообщил ей наш отец, на том конце провода замолчали, задумались и обещали позвонить через два часа. Ольга Ивановна прождала у телефона в сельсовете пять часов. Там уже все ушли с работы. И вот позвонил телефон, и из Ленинграда поступила команда: возвращаться в город, но не через г. Боровичи и не через станцию Окуловка, а северным путем – по Рыбинской железнодорожной линии со станции Хвойная. Туда, через два дня, 26 июля к 19 часам вечера подойдет эшелон из товарных вагонов. Этот состав предназначался для того, чтобы отвезти всех питерских детей и педагогов из Боровичского района в Ленинград.

Радости не было пределов. Ведь немыслимо было представить себе, что нас ожидало в этой деревне дальше. В тот же вечер работники сельсовета оповестили об отъезде все ленинградские школы, находящиеся в Боровичском районе. На сборы были даны одни сутки. Председатели колхозов, где жили ленинградские школьники, без разговоров выделили подводы, дали продукты на дорогу и мы в назначенный день направились на станцию Хвойная.

Расстояние до станции Хвойная от нашего «Каменного острова» в 16 километров мы преодолели на этот раз за семь часов. И еще засветло добрались до железной дороги. Порожний состав стоял на боковом пути и ждал нас. Там же нас ждал и начальник эшелона. Мы разместились в таких же, как и при отъезде из Ленинграда, грузовых вагонах и стали ждать, когда прибудут остальные школы. Ждать пришлось до глубокой ночи. Некоторые школы жили в деревнях, расположенных от станции дальше нас и добирались из последних сил.

Станция Мга. Август 1941 года

Через зону военных действий

Размещением школ в вагонах руководил начальник эшелона, который затем сопровождал нас до самого Ленинграда. Сразу же после окончания посадки он назначил старших по каждому вагону. Затем собрал их и провел инструктаж о требованиях к пассажирам при следовании по зоне военных действий. Вот так теперь назывался предстоящий нам путь. В нашем вагоне старшим был назначен наш отец, и он рассказал нам об этих требованиях.

Следовало знать: если поезд дает протяжный гудок и останавливается, необходимо быстро покинуть вагоны и бежать подальше от железнодорожного полотна. Такая команда подавалась в том случае, если была вероятность бомбежки поезда. При взрыве где-то рядом бомбы или снаряда, надо было упасть на землю лицом вниз и закрыть голову руками. Затем следует добежать до воронки от разорвавшейся бомбы и спрятаться в нее. Второй раз в одно и то же место бомбы, по мнению военных, не попадают.

Если на поезд совершили налет истребители, паровоз подает короткие гудки и максимально ускоряет ход. Пассажиры должны, в этом случае, прямо в вагоне спрятаться под своими вещами. Можно под нарами или под какими-то другими предметами. Ну и далее, в таком же духе… Было, однако, даже такое требование: не допустить проезда в вагоне посторонних людей. Ими могли оказаться немецкие разведчики, пытающиеся таким путем проникнуть в Ленинград.

Ранним утром, 27 июля, когда еще мы все спали, поезд тихо тронулся с места в сторону Питера. Началось путешествие по местам, которые, судя по содержанию инструктажа, спокойной поездки нам не обещали. Сначала скорость поезда была приличной. Колеса ритмично постукивали на стыках и способствовали хорошему сну. Но вот движение стало все более замедляться. Казалось, поезд вот-вот остановится. Мы открыли широкую вагонную дверь и обомлели.

 Все пространство от железнодорожной колеи до лесопосадок, что тянулись вдоль путей, было изуродовано воронками от взрывов и утыкано огромным числом неразорвавшихся авиационных бомб разного размера и разной окраски (голубой, желтой и даже розовой). Некоторые из этих бомб торчали прямо рядом с торцами шпал. Между неразорвавшимися бомбами высились горы развороченной взрывами земли. Это было пугающее зрелище. Ехали мы молча. Бомбовое пространство тянулось на расстоянии трех-четырех километров. Было такое впечатление, что мы едем через склад боеприпасов. Потом уже, когда мы пришли в себя, мы удивились столь большому количеству бракованных бомб у немцев, которые не взорвались. Но причину этого мы так и не узнали.

Какое-то время мы ехали в тишине и без приключений. Поезд держал приличную скорость. Мы позавтракали из тех запасов, что были приготовлены нашей школьной поварихой в дорогу. Появилось хорошее настроение, начали шутить. Но, начиная с какого-то разъезда, начались бесчисленные и длительные остановки. Наш директор Ольга Ивановна с каждой станции или разъезда, где нас не пропускали, звонила диспетчеру в Ленинград, требуя увезти детей из опасной зоны. Ничего не помогало.

Мы подолгу ждали, пока пройдут встречные эшелоны. Рыбинская дорога была одноколейной. И по ней никогда не ходило столько поездов, сколько скопилось на ограничивающих ее станциях. Особенно продолжительными были стоянки, когда мимо нас один за другим шли ремонтные поезда к местам, где эту дорогу бомбили. И мы хорошо понимали, что без их работы мы вообще не уедем никуда. И поминали их добрым словом, когда ход нашего поезда на перегоне замедлялся, и он бережно перевозил нас через только что засыпанные воронки от разорвавшихся авиабомб. Простаивая длительное время на этих остановках, мы натащили на нары большие охапки травы. Спать стало мягче. Но шел уже четвертый день путешествия. Горячая еда кончилась. Приносили только горячую воду.

На следующий день, после очередной ночной стоянки нас опять выпустили с разъезда. Ехали быстро. Это радовало. Но вскоре радость сменилась испугом. Паровоз начал не только ускорять ход, но стал давать частые тревожные гудки. Следовало понимать, что появилась воздушная угроза. Я стоял посреди вагона напротив открытых дверей. Но самолетов не видел. «Истребители!» – вдруг хором заорали ребята, сидящие на полу у левой по ходу двери, и стали показывать, куда-то вперед.

Я подошел к ним и увидел, что навстречу к нам, параллельно эшелону, почти рядом, летит друг за другом пара, истребителей-мессершмидтов. По правилам необходимо было куда-то прятаться. Но мы буквально остолбенели, не двигаясь, как завороженные. Я смотрел в упор на две стремительно приближающиеся боевые машины. Все застыли за нами, успев только встать с нар. Истребители пролетели мимо нас так низко, что нам были отчетливо видны лица пилотов. И я на всю жизнь запомнил взгляд этого человека, немецкого летчика, который вел первую машину. Мы встретились с ним глазами. Его очки были подняты на лоб, а кабина открыта и он смотрел на меня. Это была доля секунды. Но я запомнил этот взгляд на всю жизнь. Далее, выглянув, мы увидели, что вторая, ведомая машина начала делать правый разворот, судя по всему (а это нам рассказывали в школе), чтобы зайти поезду в хвост.

 Кто понимал, что это значит, почувствовал непреодолимый страх. Что же? Конец? А чего еще можно было ожидать от двух боевых германских ассов, имеющих очевидное задание – парализовать железнодорожное сообщение на Рыбинкой линии? Почему бы им было не воспользоваться возможностью безнаказанно разделаться с еще одним эшелоном?

Но тут случилось что-то невероятное и до сих пор для меня необъяснимое. Командир звена – пилот первой машины два раза резко качнул крыльями. Дорога на этом участке была прямой, и нам самолеты были видны далеко. Второй пилот прервал разворот и пристроился к командиру в хвост. И они улетели.

 Мы долго не могли говорить. Живы! Остались живы! Ведь если бы истребитель выполнил задуманное и прошелся над поездом с хвоста до локомотива, расстреливая нас через крыши вагонов из четырех пулеметов и одной скорострельной пушки, нас бы некому было хоронить. Как страшный фильм помню до сих пор эти секунды. Для нас все это прошло в одно мгновение. Перебирая в памяти увиденное, мы продолжали движение в сторону Ленинграда.

Минут через тридцать поезд прибыл на станцию Теребутинец. Вот тут-то железнодорожная ситуация «на нас отдохнула». Окончательно придя в себя после налета истребителей, мы простояли на этой станции более трех суток. Отец пришел с совещания вагонных старост и сообщил, что далеко впереди немецкие самолеты бомбят станцию Будогощь. Поэтому разрешено пропускать только восстановительные поезда туда и эшелоны с оборудованием заводов из Питера обратно, в сторону Рыбинска.

Мы болтались по станции, лежали на вагонных нарах. У нас окончилась последняя выдача черствого хлеба с чаем. Мы выпили воду даже в станционном колодце. Ведро приходило снизу с грязью. Ходили за водой в лесок, к ручьям. Потом кипятили ее в вагоне-кухне.

Мимо нас, без остановки, шло большое число поездов со шпалами, рельсам, щебенкой и путейцами, которые сидели прямо на платформах. Еще большее число поездов шло им навстречу, из Ленинграда. Длинные составы везли на платформах станки, мостовые краны, электродвигатели, котлы, турбины. Перевозилось оборудование больших и малых заводов на восток, подальше от линии фронта. Но в эшелонах переезжала не только техника. В вагонах ехали работники этих заводов с семьями. Помню – гармошка даже играла. Поезда-заводы шли непрерывным потоком. В каждом таком составе была платформа с зенитной установкой, которая предназначалась для защиты от авиации. Именно за этими поездами, в первую очередь, и охотились воздушные рейдеры Вермахта.

За три дня, проведенных в Теребутинце, мы измаялись невероятно. Как шутил потом мой отец: «натеребутинились досыта». Но как-то поутру, внезапно, прозвучал длинный свисток паровоза и эшелон двинулся дальше. И мы относительно быстро добрались до разъезда, который находился перед той самой станцией – станцией Будогощь, которую все время бомбили.

 И…. нас опять остановили! И не только остановили. Была дана команда «покинуть вагоны и уйти в лес, не менее чем на 200 метров от путей». К станции приближались бомбардировщики. У эшелона остались только старшие по вагонам, в том числе и наш отец. Естественно, что мы очень переживали за него. Наблюдали за ним издалека, с опушки леса. Бомбардировщики шли сравнительно невысоко. Три машины клином. К счастью, для нас это обошлось испугом. Бомбардировщики прошли, но не стали тратить боеприпасы на отдельно стоящий эшелон. Зато полной мерой ударили вновь по ст. Будогощь, которая представляла собой важный железнодорожный объект. Мы отчетливо слышали эти разрывы и выстрелы зениток.

Через пару часов, когда начало темнеть, мы вернулись в вагоны, уже более ни на что хорошее не рассчитывая. Правда, вода на этом разъезде была. И были несобранные в перелеске земляника и черника. Несмотря на сумерки, мы пошли ее собирать. Хотелось хоть чего-нибудь пожевать. И, неожиданно, ранним утром проснулись от длинного, обнадеживающего гудка нашего паровоза. Это означало, что нам разрешено продолжить движение дальше. Это было почти невероятно! Шел 8-й день нашего путешествия.

Станция Будогощь, которую мы теперь проезжали с черепашьей скоростью, представляла собой зрелище, о котором можно сказать: «нарочно не придумаешь». При въезде, за входным светофором вверх колесами лежал паровоз. Справа и слева валялись разбитые вагоны. Огромные провалы в насыпи, по которой шел наш состав, были заложены шпальными клетками и по ним были проложены новые рельсы. А старые рельсы валялись вокруг, свернутые как гигантские пружины. На станции не было живого места. Земля была изрыта воронками. У станционных зданий отсутствовали окна и крыши. Но кругом работали люди. Шло восстановление транспортного узла. Проехав станцию с очень тихой скоростью, эшелон помчался к Питеру уже без остановок.

К вечеру этого дня, 3 августа мы прибыли в Ленинград. Нас высадили из вагонов на станции Навалочная, недалеко от Волковского кладбища. Около путей нас встречало какое-то начальство. Мы тепло попрощались с Ольгой Ивановной Зубриковой. Мы благодарили ее за стойкость и неутомимость. Уже не помню, на чем мы ехали домой, на Петроградскую. Но так или иначе, восьмидневное путешествие с препятствиями, а до этого более чем месячный «круиз» вокруг города Боровичи, окончились. Его финальная часть не раз ставила нас на грань (об этом смело можно сказать) между жизнью и смертью. Восемь дней мы находились в «зоне боевых действий». И нам крупно повезло, коль скоро мы выбрались из этого «круиза» целыми и невредимыми. Мы просто как бы родились заново. Спасибо и низкий поклон всем тем, кто помог нам в этом.

 Наш родной город, как мы заметили по дороге домой, еще более ощетинился зенитными орудиями, ожидая налетов немецкой авиации. По пути домой мы заметили в небе много необычных предметов, похожих на воздушные шары в форме рыбы с хвостовым оперением. Это были аэростаты воздушного заграждения. Они появились над городом во время нашего отсутствия.

 На следующий день к нам пришли наши знакомые и друзья родителей. Нам нелегко было общаться с ними. Они, естественно, хотели поподробнее узнать ситуацию за пределами города. Потому что даже не представляли себе того, что мы видели своими глазами. А мы по законам военного времени не имели права сообщать что-то выходящее за рамки официальных сводок. Об этом папу, маму, да и всех преподавателей и всю нашу группу школьников строго предупредило встречавшее эшелон городское начальство. Но и не рассказывать о том, что мы видели, было бы нечестным по отношению к нашим знакомым и друзьям. Люди должны были знать, что угрожает городу. Что было делать? Рассказывали! Понемножку.

В свою очередь мы услышали ужасные истории о судьбе школ и школьников, оказавшихся в районах Псковской и южной части Новгородской областей. Они оказались на территории, которую заняли германские войска. После этого нас не покидало ощущение, что мы еще легко отделались, совершив свой «круиз» по Рыбинской железной дороге. И вновь оценили значение приезда к нам в деревню «Каменный остров» нашего отца. Информация, привезенная им, позволила спасти не только нас, но целый эшелон ленинградских школьников. Ведь школы в районе г. Боровичи находились в полном неведенье о военной ситуации. И, реально, не имели в перспективе никаких шансов на спасение. Уже через двенадцать дней после нашего возвращения, мы узнали, отправляясь с Московского вокзала, что Рыбинская железная дорога и примыкающий к ней Боровичский район уже находятся под контролем окружающих Ленинград германских войск.

 Отъезд в Северный Казахстан

Доехав домой, на Съезжинскую, наша семья оказалась перед двумя проблемами. В магазинах мы не смогли купить продукты, так как в городе была введена карточная система. А у нас, естественно, карточек не было. И нам пришлось в этот вечер обращаться за помощью к знакомым. Конечно, нас выручили. Покормили.

Вторая проблема была сложнее. Она заключалась в том, что родители, которые оба были во время эвакуации преподавателями 77-й школы, оказались в день прибытия в город безработными. Об этом их предупредил прямо на ст. Навалочная встречавший эшелон представитель Городского отдела народного образования. В день прибытия сообщение об увольнении получили все преподаватели 77-й школы, которые сопровождали детей в Боровичский район и обратно. С формальной точки зрения это было логично. Школа была официально закрыта. Миссия по эвакуации детей в деревню Каменный Остров завершена. Смущало лишь то, что прибывшим из эвакуации преподавателям необходимо было какое-то время, чтобы получить продовольственные карточки. Ну и определиться, где они будут дальше работать.

 На следующее утро отец отправился в администрацию Петроградского района. Там к нему отнеслись очень внимательно. Проблема карточек была решена сразу же. Затем ему и маме предложили места для трудоустройства, которые им могли бы подойти, учитывая их инвалидность. И как бы вскользь, между прочим, предложили другой вариант – выезд в эвакуацию в Северный Казахстан, по путевке Ленинградского городского совета. По словам работников райисполкома, отъезд в эвакуацию был среди ленинградцев не популярен. Поэтому и отцу они предлагали его просто для порядка. К их удивлению, отец отнесся к предложению более чем серьезно и попросил дать ему время, чтобы посоветоваться с супругой.

Дома решение было принято в тот же день. И на следующее утро в райисполкоме отцу вручили удостоверение, подтверждающее, что семья эвакуируется из Ленинграда по решению государственных органов власти. Вручили путевку на эшелон, отправляющийся 16 августа с Московского вокзала в 20.00 и разрешение на получение продовольствия и хлеба на 10 дней вперед.

Когда наши знакомые узнали о том, что мы эвакуируемся в Казахстан, они дружно стали отговаривать родителей от такого шага. Нас тогда это очень удивило. Доводы у знакомых были различны, и, следует сказать, по содержанию достаточно серьезны. Говорили, что если мы уедем, то можем потерять все имущество и свою квартиру. (К сожалению так, действительно, и случилось). Говорили о тяжелых условиях жизни в далеком Казахстане, о том, как трудно будет там устроиться. (Да, так и было. Но справились.) Пугали тяжелой, невероятно длинной дорогой на восток, да еще в военное время. (Это оказалось не так. Поездка в эшелоне была безопасной и обеспеченной всем необходимым). Наконец, некоторые наши знакомые утверждали, что войну в Ленинграде легче будет пережить, чем где-либо в другом, менее обустроенном месте. (Без комментариев!) Был даже такой довод!

 У нашей же семьи в противовес этому перед глазами стояли те восемь дней, которые мы только что провели на Рыбинской железной дороге, в «зоне боевых действий», в полуголодном состоянии. Там мы готовы были отдать за сохранение своих жизней не только квартиру. Там мы поняли, как выглядит война. И мы пытались объяснить это своим знакомым. Но они нас не слышали. А родители, будучи инвалидами, хорошо понимали, что в складывавшейся на их глазах военной обстановке вокруг города, они спастись не сумеют. И своих детей не спасут.

Мудрое решение было принято. Надо было собираться в дорогу. Правда, никто толком не знал, что нужно брать с собой в далекий Казахстан. На какой срок эвакуации следует рассчитывать. Можно ли будет что-то из вещей купить на месте. Наконец, сборы были завершены.

16 августа за два часа до отправления мы с вещами добрались до Московского вокзала. Эшелон стоял на путях, с которых, в мирное время отправлялись пассажирские поезда, и состоял из больших четырехосных грузовых вагонов. По своей длине он раза в три, если не больше, превышал длину обычного пассажирского поезда. Его первые вагоны находились значительно дальше того места, где оканчивался перрон.

 Мы приехали рано. И разместились в вагоне ближе к хвостовой части. Всего нар в вагоне было восемь, в два яруса. Наша мама, имея уже опыт поездок в эшелонах, постелила на доски одеяла и положила подушки. Вещи разместили под нарами. Между тем, ко времени отправления, эшелон был далеко не заполнен. Даже в нашей, хвостовой его части, которая находилась в пределах вокзала, не все места были заняты. Прошел час, потом два, но эшелон по-прежнему стоял на вокзале. И неожиданно в вагон начало входить большое число людей с вещами. Но это были не ленинградцы. Постепенно выяснилось, что идет посадка беженцев, добравшихся до Ленинграда из городов, где шли бои. Главным образом из Прибалтики. Нары быстро заполнились. Но поток беженцев не иссякал. Через некоторое время им пришлось занимать места на полу между нарами или возле широкой вагонной двери. Но они были рады и этому. Наконец, все пространство вагона было занято. Стало заметно теснее. Но мы не расстраивались по этому поводу. Начали знакомиться.

Отошел эшелон от вокзала лишь около 23-х часов. Двигался он небыстро, в полной темноте. К августу от белых ночей уже не осталось и следа. Длительное время путь проходил по пригородам. Но не было видно ни огонька. Стояла тишина. Лишь колеса постукивали на стыках

 Вдруг кто-то сказал – «Мга». Станция Мга. Скорость снизалась еще больше. В это время сквозь облака начала просвечиваться луна и, благодаря ей, все, кто стоял у полуоткрытой двери, увидели, что вокруг простирается большая железнодорожная станция, разгромленная так, что на всем ее пространстве не было ничего целого. На всем ее протяжении был лишь один целый, восстановленный на всем ее протяжении железнодорожный путь, по которому шел наш эшелон. В те дни этот путь оставался единственным средством сообщения нашего города с остальной страной

 Луна вновь ушла за облака. И постепенно набирая скорость, наш эшелон начал свое движение в сторону неведомого нам, далекого Северного Казахстана.

г. Всеволожск Ленинградской области