Валерий ЛАТЫНИН. Комкор Думенко

Комкор Думенко

«Думенко является одним из довольно видных деятелей Красной армии. Несмотря на полное отсутствие военного образования, Думенко имел несомненные природные способности в военном деле. Целый ряд его конных операций были удачными и победоносными. Его способности к маневру и к короткому удару признавало даже белое командование в своих донесениях. По своей идеологии Думенко относится к плеяде Мироновых, Григорьевых, Махно и прочих, которые в 19-м году пытались вести борьбу и против белых, и против красных»

 И. Смилга

  1. СЛАВА В НОЖНАХ

 

Впервые я услышал о нём в одном ряду с прославленными героями гражданской войны Подтёлковым, Ворошиловым, Будённым, Котовским, Пархоменко, Дундичем, Городовиковым от своего деда Латынина Алексея Кузьмича в 1968 году. Каждый мальчишка в стране, а тем более на юге России, в междуречье Маныча и Волги, где ковалась слава Первой Конной армии, произносил эти фамилии с восхищением. А вот Думенко на слуху не был. Дед же – бывший подтёлковец и будённовец, - не скрывая слёз, туманивших выцветшие глаза, тряс лоснившимся от множества листавших его рук журналом «Волга» с опубликованным в нём романом В. Карпенко «Красный генерал» и прокуренно басил: «Вот и дождались правды про Бориса Мокеевича. Сорок с лишним лет слава его в ножнах дремала, а не заржавела, вернулась к первоконникам. Мы ведь за него в мае 20-го года как вступались - парад в Ростове сорвали, под стены тюрьмы прихлынули. Будённый нас не пущал, заверял что всё обойдётся. Не послухали боевых товарищей, оговорщикам поверили. Такого героя загубили».

В ту пору я ещё не был знаком с трилогией С.М. Будённого «Пройденный путь». А если бы и узнал из воспоминаний командарма Первой Конной о его соратнике, то, наверное, усомнился в достоверности слов деда о геройстве Думенко. А впрочем, пусть скажут сами выдержки из 1-й книги «Пройденный путь».

«Во второй половине мая 1918 года белогвардейцы, расположенные в станицах Егорлыкской, Манычской, Мечетинской и Кагальницкой, повели наступление против Весёловского отряда Думенко. Весёловский отряд не выдержал натиска противника и стал отходить по левому берегу реки Маныч, на станицу Великокняжескую.

В Весёловском отряде отступление вызывало недовольство партизан. Люди не хотели уходить из своих насиженных мест, от своих хат и хуторов. Отступление они объясняли бездарностью Думенко.»

«На первых порах некоторые наши командиры, даже старшие, не всегда правильно разбирались в принципах использования в бою родов войск, в частности кавалерии. Были и такие, которые сознательно или несознательно препятствовали организации частей и соединений кавалерии.

В то время, будучи заместителем командира бригады, я мог ставить вопрос об организации кавалерийских соединений только через своих непосредственных начальников – Думенко и Шевкоплясова. Но эти люди, занимавшие значительные командные посты, не только не содействовали, но и в меру своих сил препятствовали развитию кавалерии».

«В ожидании новой директивы фронта Конармия приводила себя в порядок. В это время как-то ночью бойцы сторожевого охранения 11-й кавдивизии подобрали раздетого, обмороженного и тяжело раненного человека, пробиравшегося в направлении хутора Федулов. Раненого доставили в полевой штаб армии и доложили о нём нам с Климентом Ефремовичем. Оказалось, что раненый – коммунист Кравцов, служивший в Конармии и совсем недавно назначенный начальником связи корпуса Думенко. Кравцов расказал, что в корпусе Думенко тайно действует какая-то банда – хватает ночью активных коммунистов, расстреливает и трупы бросает в прорубь на Маныче. Так вот и он, не успел ещё по прибытии в корпус Думенко хорошенько ознакомиться с работой, как ночью был схвачен и с другими коммунистами уведён на Маныч. Бандиты долго водили их по льду Маныча, разыскивая прорубь. Но прорубь найти не удалось, так как был снегопад и лед занесло. Тогда, раздев коммунистов до нижнего белья, бандиты дали по ним залп и, считая всех убитыми, ушли… Среди погибших от рук бандитов - комиссар корпуса Миколадзе. Он, Кравцов, получив три пулевых ранения, случайно остался жив. К этому страшному рассказу Кравцов добавил, что штаб Думенко укомплектован бывшими офицерами, или взятыми в плен, или присланными из главного штаба Красной Армии, и упорно идёт слух, что Думенко намерен увести корпус к белым и только ждут для этого подходящего момента.

Решив немедленно арестовать Думенко, мы поехали утром в его штаб, расположенный в хуторе Верхне-Солёном, взяв с собой пятьдесят конармейцев и две пулеметные тачанки. К сожалению, Думенко мы не нашли. В хуторе Верхне-Солёном нам сообщили, что он где-то в пути на станицу Константиновскую, куда переезжает его штаб. Вернувшись к себе, мы послали Реввоенсовету фронта донесение о предательстве в корпусе Думенко. Дальнейшие события не позволили нам до конца разобраться в этом деле».

Эти строки писались не о каком-то малоизвестном человеке, чья жизнь и деятельность были сокрыты завесой незнания и слухов, а о бывшем непосредственном командире, с кем бок о бок пройдены тысячи боевых вёрст, у кого Семен Михайлович долгое время был заместителем или помощником, как тогда называлось, и в полку, и в бригаде, и в дивизии, кто не раз представлял его к наградам, кого командарм-9 Степин прочил после взятия Новочеркасска в командующие будущей 2-й Конной армии. Что это - суровая действительность? Желание не покривить душой перед историей, говоря тяжёлую правду о погибшем товарище? Или замаскированная нетерпимость, своего рода ревность к человеку, стоявшему у истоков красной кавалерии, стремление очернить его, принизить заслуги в создании рабоче-крестьянской Красной Армии на юге России и тем самым стяжать себе почетные лавры и славу «первой шашки» Республики?

Ответить на эти вопросы в полной мере ещё предстоит историкам и летописцам гражданской войны, ибо хрестоматийный глянец на портретах ряда полководцев до сих пор искажает истину, противоречивость и неоднозначность нашей отечественной истории. Даже реабилитация Бориса Мокеевича Думенко не дала полного выхода правде о судьбе этого легендарного человека. Слишком довлел в обществе авторитет тех, кому выгодно было умалчивание Думенко. Поэтому и второй исторический роман В. Карпенко о трагической судьбе комкора смог пробиться к читателям лишь через восемь лет после публикации 1-й книги.

Что же это был за человек, почему столько лет его заслуги умалчивались, а имевшие место и приписываемые ему недостатки раздувались? В поисках ответа на эти вопросы я обращался к архивным данным, документам, собранным старшим научным сотрудником ЦГАСА Т. Иллерицкой и подполковником юстиции в отставке Б. Беспаловым, к романам В. Карпенко и документальной повести Н. Старова, к военно-историческому очерку П. Назаренко, к статьям ученого В. Поликарпова и писателя-историка О. Михайлова, разыскал на Дону живых свидетелей боевой деятельности комкора, участников гражданской войны Алексея Федосьевича Терещенко и Петра Алексеевича Дербенёва, записал их рассказы, познакомился в Ростове-на-Дону с обществом думенковцев, которое возглавлял И. Войтов, изучил ряд других источников. Из сопоставления различных  мнений и суждений с документами, из анализа источников информации и побудительных мотивов, рождавших её, как зерно, отшелушенное от плевел, вставал передо мной образ Бориса Мокеевича Думенко - истинного народного полководца, одного из активных организаторов красной кавалерии, и с запоздалым прозрением становилась понятной и близкой радость и печаль моего деда. Радость от восстановленной справедливости, печаль от невосполнимой для истории утраты.

 

2. ЛАВРЫ И ТЕРНИИ

 

Отмеченный за службу Отечеству солдатскими «Георгиями», прошедший полный курс окопных университетов, вахмистр артиллерийской батареи Думенко ранней весной 1918 года возвратился домой в хутор Казачий Хомутец Сальского округа области Войска Донского. Мечтал получить землю от Советской власти, согласно ленинскому декрету, наконец-то зажить не униженным батраком, а хозяином-хлеборобом. Ой как наскучались по нему жена Марфа, дочка Муся (Маша), отец Мокей Анисимович, брат Ларион, сестра Пелагея. Новая справедливая жизнь грезилась им. Только работай, не ленись, и будет хлебушко, а с ним и достаток в хате. Вона подтёлковцы тряхнули как Новочеркасск, Ростов! Миронов на Верхнем Дону и Медведице порядок наводит.

Власть народная победно зашагала и по донским станицам и хуторам. Не всем она по сердцу. Зажиточные казаки пугают расказачиванием, принудительным трудом в коммунах, дележкой всего имущества и общим пользованием баб. Только народ этим вракам не верит, ему землю дай, справедливо – по числу едоков. Не надо у казаков отнимать, достаточно у кулаков излишки отрезать, угодья помещиков и коннозаводчиков разделить. Земля, земля! Сколько же из-за владения тобой вспыхивало войн?! Сколько твоих пахарей и жней пролили кровь и сложили головы во имя единственного права – свободно работать в поле и пользоваться плодами своего труда!..

Не доведётся и Борису Думенко вспахать свой надел, и брату его, и жене…. Недолго продержится Советская власть на Дону. Малоопытные и малообразованные её представители, особенно присланные из центра и других областей, расказачиванием, карательными мерами и иными притеснениями многовекового уклада местной жизни подорвут доверие к себе среди большинства населения, чем незамедлительно воспользуется зажиточное казачество, поднимая народ на борьбу за казачью автономию, добытую предками вместе с правом на землю в беспрерывных боях и походах. И закипит, заволнуется Область войска Донского от Хопра и Медведицы до Сала и Маныча. Начнут резко размежёвываться силы.

Выбор Думенко – с кем быть – решился сразу и без колебаний. Поднял таких же обездоленных, как и сам, односельчан против войсковой атаманской верхушки, местных богатеев–коннозаводчиков. У них и лошадей «позаимствовали». Оружие на первый случай добыли у споенных хуторянами белоказаков. Из казачинцев и соседей весёловцев быстро набралась сотня. Командиром избрали Думенко. Действовать приходилось по-партизански – кругом в основном белогвардейские гарнизоны. Исключение составляли только те сёла, где в большинстве жили переселенцы из других областей. Переодевшись в офицерскую форму, Думенко в сопровождении небольшого отряда объезжал окрестные поселения, устанавливал контакты с подразделениями самообороны, договаривался о взаимопомощи, проводил разведку сил противника. Тогда-то и повстречался он впервые, при не совсем обычных обстоятельствах, с Семёном Будённым.

Конники из отряда Будённого искали лошадей в степной экономии помещика Пешванова. Около дома управляющего увидели вооружённых людей. Спросили – кто такие? Те ответили, что из Весёловского краснопартизанского отряда, а их командир Думенко в доме с хозяином разговаривает. Будённый зашёл в дом и оторопел – за столом сидел казачий есаул. Семён выхватил наган: «Руки вверх!» А есаул в ответ: «Не валяй дурака, Думенко я – из Казачьего Хомутца».

… Белоказаки тем временем не дремали. В центре первого округа Области войска Донского станице Константиновской в марте восемнадцатого года Войсковой круг избрал новым атаманом генерала П.Н. Краснова. Начала спешно формироваться Донская армия. После неудачной экспедиции подтёлковцев на верхний Дон и падения Советской власти в Ростове и Новочеркасске сальские и манычские партизанские отряды оставались небольшими островками в половодье красновских войск. Думенко первым в своем округе стал собирать разрозненные отряды партизан в единую силу, стягивать её в кулак, способный оказать серьёзное сопротивление противнику.

ИЗ РАССКАЗА А.Ф. ТЕРЕЩЕНКО: «Весной восемнадцатого я вернулся с германского фронта домой в хутор Золотарёвский. Приехал ночью, на коне, при оружии. Жена несколько лет не видела, а встретив, не обрадовалась, запричитала: «Уходить тебе надоть. Атаман Кувиков лютуить в хуторе, мобилизуить всех фронтовиков в отряд, а кто отказывается, в холодную содют. Пастухов из Малой Орловки забил, скот забрал. Итить надоть в «пешванову» экономию, там дед и отец с Борисом Думенкой стакнулись. Али в Большую Орловку – там Ковалёв не пущаить кадетов в слободу».

Той же ночью побег я верхи в «пешвану», что в верстах четырёх от Малой Орловки. В хуторе Павлове чуть на юнкеров не наскочил, вовремя в балку съехал. Топали они по направлению к Большой Орловке, дюже злые, видать, кто-то им уже сыпанул перцу на хвост. От деда и отца узнал про Думенко, что это его отряд не дает покоя белякам в округе. Поехал я искать его в район станции Куберле. По дороге приманул тридцать хлопцев из Малой Орловки. Был среди них и Хохлунов, потом командиром эскадрона у нас стал. Не с пустыми руками к Борису Думенко пожаловали – при оружии, на конях. И служили под его рукой до передачи конной дивизии С.М. Буденному».

В начале июня в Куберле сальские и манычские партизанские отряды объединились в 3-й сводный крестьянский социалистический полк под командованием Григория Кирилловича Шевкоплясова. С этой поры все действия регулярной части Революционных войск Южной колонны Красной Армии будут отражены и запечатлены в боевых приказах и донесениях, в оперсводках, телеграммах и других документах, которые беспристрастно хранят сведения о Б.М. Думенко и его соратниках.

К вопросу о том, кто стоял у истоков формирования красной конницы на юге России. В приказе №3 по 3-му сводному крестьянскому социалистическому полку говориться: «… командиру 2-го батальона тов. Думенко предписывается … формировать из кавалерии бывших отрядов Думенко, Шевкоплясова, Гашунского 1-й эскадрон и назначить кандидатов на необходимые по штату должности». Через месяц, когда полк Шевкоплясова развернулся в 1-ю Донскую советскую стрелковую дивизию, Думенко назначается командиром кавалерийского полка, его заместителем – Будённый.

В это время растёт и крепнет слава краскома Думенко, катится по боевым порядкам, по колоннам беженцев, от заиленной степной речки Сал до красного Царицына и Москвы.

ИЗ РАССКАЗА А.Ф. ТЕРЕЩЕНКО: «Борис Думенко нравился бойцам своей сообразительностью и лихостью. Небольшой, но крепкий и жилистый, он с земли запрыгивал в седло. Рубил правой и левой рукой. Говорил мало, но живо, смачно и всегда прямо – будь то рядовой конник или командарм. Решения принимал быстро. Боем руководил не со стороны. Укажет, кому куда бить, куда выходить, и в самое пекло кидается. Под Чунусовской его в руку рубанули. Не вышел из боя пока кадетов не отогнали. С рукой на перевязи повёл полк на выручку Мартыно-Орловского отряда, когда к концу июля белоказаки кольцо вокруг партизан стянули.

После этого боя между Борисом Думенко и Семёном Будённым первая чёрная кошка пробежала. Нужно было вывозить раненых, а подвод не хватало. У Семёна в обозе жена ехала вместе со скарбом на нескольких подводах. Думенко распорядился барахло скинуть и погрузить раненых.  Стычка была скандальная, на виду у конников и беженцев».

Победа под Большой Мартыновской радостно всколыхнула части Красной Армии, оборонявшие подступы к Царицыну. Это была первая заметная победа красноармейцев над превосходившими силами противника на южном направлении. Командующий Южной группой войск К.Е. Ворошилов поблагодарил личный состав кавалерийского полка за успешную операцию и поставил полк в пример всем частям и соединениям.

В информационном бюллетене ВЦИК за август 1918 года сообщалось: «…особенной храбростью отличается полк под командой Думенко. С 1000 всадников он держит 80-вёрстный фронт».

После рейда по освобождению земляков-партизан кавалерийский полк был награждён Красным Знаменем и приказом Военного совета Северо-Кавказского военного округа переформирован в 1-ю Донскую советскую кавалерийскую бригаду. Командир и его помощник остались прежними.

В сентябре 18-го В.И. Ленин телеграфировал Роввоенсовету Царицынского фронта: «Передайте наш братский привет геройской команде и всем революционным войскам Царицынского фронта, самоотверженно борющимся за утверждение власти рабочих и крестьян. Передайте им, что Советская Россия с восхищением отмечает геройские подвиги революционных и коммунистических полков Худякова, Харченко и Колпакова, кавалерии Думенко и Булаткина, броневых поездов Алябьева, Военно-Волжской флотилии Золотарёва. Держите красные знамена высоко, несите их вперёд бесстрашно, искореняйте помещичье-генеральскую и кулацкую контрреволюцию беспощадно, покажите всему миру, что Социалистическая Россия непобедима».

Бригада Думенко почти не знала передышки. Как мобильному роду войск, коннице постоянно приходилось «затыкать бреши» в местах прорыва обороны стрелковых частей. К тому же вместе с донскими революционными полками к Царицыну тянулся восьмидесятитысячный отряд беженцев. Они тоже несколько раз подвергались нападению белоказаков, попадали в окружение, и конникам приходилось отбивать свои семьи у неприятеля. Семья Думенко осталась в родном хуторе. Комбриг долгое время не знал, каково пришлось жене, дочери и отцу.

ИЗ РАССКАЗА П.А. ДЕРБЕНЕВА: «Своими лихими налетами Думенко дюже насолил красновцам. За его голову сулили большие деньги. Да руки были коротки, чтобы достать казачинского конника. Зато на родных его всю злобу выместили. Мне дочь Думенко - Мария Борисовна рассказывала, как глумились над ее матерью и дедом. Мокея Анисимовича связанного водили по хутору, избивали, плевали в лицо, потом в тюрьму бросили. А Марфе и того хуже пришлось. Беременной она была, на последних месяцах уже. Только это не остановило красновскую контрразведку. Пытали ее, истязали, будто могла она сказать им что-то важное про мужа, секрет его непобедимости выдать.»

Первые симптомы будущей трагедии Бориса Думенко, как ни странно, наметились в момент расцвета его славы в боях за Царицын, под Абганерово и Гнилоаксайской. Там кавалерийская бригада под командованием бывшего вахмистра разобьёт части генералов Попова, Виноградова, Голубинцева. Там Думенко получит из рук Ворошилова именное оружие – шашку с надписью: «Храброму командиру Думенко – за Гнилоаксайскую», будет вместе с Будённым представлен для награждения орденом Красного Знамени. Но в это же время схлестнётся с Ворошиловым и Троцким. Ворошилову без обиняков скажет, что, прежде чем требовать наступления любой ценой, необходимо рассчитывать силы, обеспечить людей достаточным количеством оружия и боеприпасов, а то ведь можно войти в прорыв и не вернуться. На что командарм-10 резко напомнит, что пока он командует армией, а не Думенко.

Председателю РВС Республики комбриг вообще бросит в лицо такое, что все ахнут: дескать, Троцкий – дилетант в военных вопросах, неумный в суждениях о ведении боя, любой исход которого непременно окрашивается в красные тона, покрывается человеческими жизнями, и об этом необходимо всегда помнить.

Тогда судьба революции была в великой опасности, её из последних сил спасали такие бескомпромиссные борцы, как Думенко, и его дерзость стерпелась, зато не забылась, припомнилась ближе к концу войны, когда уже многие подумывали о победных лаврах. За слабое руководство войсками царицынского направления Троцкий в конце 1918 года отстранил Ворошилова от командования армией, по той же причине была расформирована Стальная дивизия Д.П. Жлобы, её кавалерия передана Думенко для сформирования сводной кавалерийской дивизии. Так под непосредственным руководством Б.М. Думенко родилась стратегическая конница Красной Армии.

В марте 19-го года в Царицын вновь прибыл Троцкий. В ряду других краскомов Думенко получил из его рук орден Красного Знамени № 5.

Вскоре Думенко назначают помощником начальника штаба 10-й армии по кавалерии. С этого момента он передал командование дивизией своему бывшему помощнику С.М. Будённому.

Во время весеннего наступления командарм А.И. Егоров поручает Думенко командование левой группой армии, куда входили две кавдивизии и три стрелковых соединения с войсковой конницей. Стремительный бросок красных полков практически деморализовал казачью армию Краснова, опрокинул конную группу генерала Мамонтова, погнал противника за Сал и Маныч, в солончаковые степи и калмыцкие пески.

О вкладе Думенко в успех общего наступления говорит телеграмма В.И. Ленина: «Передайте мой привет герою 10-й армии товарищу Думенко и его отважной кавалерии, покрывшей себя славой при освобождении Великокняжеской от цепей контрреволюции. Уверен, что подавление красновских и деникинских банд будет доведено до конца».

Однако отступавших красновцев мощно поддержали Добровольческая и Кавказская армии Деникина, почти в три раза численно превосходившие части 10-й армии. На их вооружении – аэропланы, бронепоезда, бронеавтомобили, большое количество артиллерии. Самый удобный и короткий путь к Царицыну – железнодорожная ветка, ведущая из кубанской станицы Тихорецкая. Её-то и поручили оборонять группе войск во главе с Думенко. В этой трагической ситуации у народного полководца был единственный резерв – личное мужество. И Думенко без устали бросается в самые горячие места боя. Рассредоточивает на опасных участках артиллерию и пулеметные тачанки (кстати, впервые они были применены в его кавалерийской бригаде), подбадривает красноармейцев словом и меткой стрельбой, отчаянно скрещивает шашку с врангелевскими рубаками. Как степной орёл летал он на своем скакуне по полю боя, пока вражеская пуля не сшибла его с коня. В этом же бою был серьёзно ранен и командарм Егоров. Его и Думенко увезли в госпитальную хирургическую клинику Саратова, где профессор С. Спасокукоцкий едва ли не чудом выходил красных командиров.

У Думенко запало простреленное лёгкое, плетью висела правая рука. Можно было сказать с чистым сердцем: «Хватит, отвоевался!».  Нашлась бы и в тыловых ведомствах подходящая служба. Кто-то другой, наверное, так бы и сделал, и жил бы спокойно при славе и авторитете.  Но только не Думенко. Не мыслил он себя без конницы, особенно в столь горький для Республики момент: сдан Царицын, белые на подступах к Саратову, Воронежу, Курску, Орлу… У Деникина рвутся на Москву конные корпуса Шкуро, Мамонтова, Улагая, Коновалова, Покровского, Топоркова… А что им противопоставить? Единственный корпус Будённого?.. Формировался еще один в Саранске Ф.К. Мироновым. Да недоразумение с ним вышло. Слишком медленно поступало пополнение, вооружение, боеприпасы, снаряжение. К тому же РВС Южного фронта направил туда группу политработников, которые в своё время участвовали в расказачивании на Дону. Казаки, призванные в корпус, не доверяли этим политкомам, те, в свою очередь, косились на комкора и его штаб. Чувствуя недоверие членов РВС корпуса и фронта, Миронов обратился за помощью в Казачий отдел ВЦИК. Не дождавшись ответа на своё письмо, он решил выступить на фронт самостоятельно, телеграфировав в штаб 9-й армии: « Прошу передать Южному фронту, что я, видя гибель революции и открытый саботаж с формированием корпуса, не могу больше находиться в бездействии, зная из писем, что он меня ждёт, выступаю с имеющимися у меня силами на жестокую борьбу с Деникиным и буржуазией».

РВС Южного фронта обвинил комкора в мятеже. Части Миронова были окружены конницей Будённого и разоружены. Миронов и десять его ближайших соратников были приговорены судом военного трибунала к расстрелу, но Президиум ВЦИК помиловал их. Таким образом, Миронову и многим другим командирам из народа был дан довольно прозрачный намёк – не зарывайтесь, помните, в чьих руках ваша жизнь и судьба.

Мог ли думать Борис Мокеевич Думенко, вернувшись в начале сентября в 10-ю армию и формируя по приказу командарма Клюева Леонида Лавровича новый конный корпус, что и его в скором времени постигнет горькая участь Миронова?

Наверняка думал. Ведь за полтора года изнуряющей страну гражданской войны, в которой он потерял семью, многих друзей и соратников, здоровье, мечта бедняков о реальном народовластии и справедливом переустройстве России не стала явью. Наоборот, породила множество сомнений в возможности своего воплощения. Только слепые не замечали, что на смену царскому самодержавию и помещичье-буржуазному произволу все более явно выдвигалась диктатура партийной олигархии – клана космополитических властолюбцев и их угодников. Надежд на возможность строительства обещанного марксистами земного рая для трудового люда оставалось всё меньше. И всё же хотелось верить в лучшее будущее.

Приказом №1102 по войскам 10-й армии в новый кавалерийский корпус предписывалось свести  ковбригады 37-й и 38-й стрелковых дивизий (командиры Текучев и Лысенко), а также кавбригаду Жлобы… Второй раз перекрещивались пути-дороги Дмитрия Жлобы с Борисом Думенко , и оба раза бывший организатор и начальник Стальной дивизии как бы ущемлялся высшим командованием. К тому же перед самым возвращением Думенко в строй Дмитрий Петрович получил весьма обнадёживающую телеграмму от комкора С.М. Будённого: «Комбригу Жлобе. х. Черемской. 1 сентября 1919 г. Для пользы общего дела войди в тесную связь с корпусом для совместных действий… При непосредственной близости смогу оказать поддержку в организации другого корпуса под твоей командой».

Такие посулы из ничего не рождаются и быстро не забываются. И хотя Думенко и не был лично замешан в служебных неприятностях Жлобы, червячок обиды - чем я хуже? – всё же подтачивал сознание комбрига, настраивая против нового командира корпуса.

Среди недоброжелателей Думенко оказался и комиссар 2-й Горской бригады Пескарёв. Прибывший к месту формирования корпуса Думенко застал его на станции Качалино за совместным с бойцами разграблением спирта из железнодорожных цистерн. Обругал крепко, грозил в другой раз под суд отдать. Позже к разряду обиженных примкнут начальник политотдела Ананьин – Думенко не дал согласия на его назначение комиссаром корпуса; начальник особого отдела Карташов – комкор сдерживал его  неистовое рвение в выискивании «врагов» в соединении, ведь пополнять части личным составом становилось всё труднее, приходилось привлекать и пленных, и заключённых из тюрем.

Сначала Пескарёв пустил наверх «утку», что Думенко как-то в приступе ярости сорвал с гимнастерки орден Красного Знамени и швырнул его в угол со словами: «Не надо мне его от жида Троцкого, с которым придётся ещё воевать», потом и другие обиженные стали «докладывать». И пошла двойная информация о делах корпуса: с одной стороны – боевые донесения и иные служебные документы, с другой – околоштабная нудистика – не так сказал, не того наградил, выдвинул недостойных, не принял строгих карательных мер, пособничает…

Думенко мало заботили подобные интриги. Он был создан для боя и мерой боя воздавал каждому своему бойцу и командиру. Поэтому храбрецы любили его, разносили из уст в уста легенды о боевом комкоре, а трусы и завистники боялись и ненавидели. Были таковые не только возле Думенко. В каждой части, соединении и объединении мерзавцев хватало. Кстати, доносили и «о полном разложении у Будённого». Только одни командиры имели иммунитет против оговорщиков и неистовых ревнителей, своевременно принимали контрмеры против них, а другие не предавали серьёзного значения подобному злословию, предпочитали открытый бой с врагами, а не закулисную междоусобную возню. Командир корпуса Думенко принадлежал к последним. В архивах нет документов, где бы он жаловался на своих недоброжелателей, требовал суда над ними. Есть свидетельства горячности Бориса Мокеевича – он мог обругать, наказать за нерадивость, за пассивное ведение боя, нарушение законности и дисциплины, но фискальство, очернительство – не по нему. Он весь остаток своих сил и здоровья отдавал приближению победного конца войны.

В приказе №174 войскам 10-й армии Юго-Восточного фронта отмечается, что «в бою у станицы Алексеевская 2 ноября 1919г. доблестными частями кавкорпуса Думенко одержана блестящая победа, взяты богатые трофеи: 1000 пленных, 50 пулеметов, 2 орудия, 500 подвод разного груза. От лица армии поздравляю молодой корпус с блестящей победой и приношу глубокую благодарность командиру корпуса тов. Думенко, всему комсоставу, политкомам и героям бойцам. Командира 3-й бригады тов. Лысенко, врид. командира тов. Трехсвоякова представляю к награждению орденом Красного Знамени, а полки 3-й бригады – к почётным знамёнам. Уверен, что доблестный корпус своими действиями разобьёт наголову белых бандитов и принесет не одну победу Советской Республике. Ура, красным героям!»

В бою в районе станицы Усть-Медведицкой конники Думенко схлестнулись с кавалерией генерала Голубинцева, опрокинули её. Сам Голубинцев был тяжело ранен. Затем думенковцы разбили под Урюпинской конные части и пехоту генерала Коновалова. Через семь дней пал город Калач-Воронежский. Первыми в него ворвались всадники Думенко. Они торопились на юг России, к Дону, Салу, Манычу…Домой, к родным очагам и нивам.

 Перешедший в оперативное подчинение 9-й армии корпус Думенко продолжал наращивать успехи. Каждый бой приближал его к столице Дона – Новочеркасску.

Третьего января 1920г. член Реввоенсовета 9-й армии А.Г. Белобородов направил телеграмму Ленину: «Вне всякой очереди. Предсовнаркома Ленину. Москва. Калач. 3 января 1920г. 14 час. Противник, с целью воспрепятствовать нашему наступлению, бросил против нас свою конницу в районе ст. Миллерово. Конницей Думенко противник разбит наголову, взято 4500 пленных и изрублен штаб 5-й дивизии противника».

К вечеру 7 января думенковцы совместно с другими войсками 9-й армии овладели Новочеркасском. Донская армия генерала Сидорина уничтожена. Пленено более 12 тысяч солдат и офицеров противника. Красноармейцы ликуют. Командарм-9 Стёпин поздравляет Думенко, других командиров и бойцов с блестящей победой. А комбриг Жлоба «по секрету» информирует прибывшего в конно-сводный корпус члена РВС 9-й армии Анисимова о готовности Думенко и его штаба… перейти на сторону белых. В реввоенсовет армии Белобородову, четыре дня назад сообщавшему Ленину о героических победах корпуса, летит телеграмма:

«Думенко - определенный Махно, не сегодня, так завтра он постарается повернуть штыки… Подтверждают Жлоба и другие … Считаю необходимым немедленно арестовать его при помощи Жлобы … Через некоторое время будет поздно, он наверняка выступит. Поговаривают о соединении с Будённым…»

Чёрные тучи сгустились над головой комкора и его ближайших сподвижников. Информация дошла до председателя РВСР. Печальная развязка могла наступить со дня на день.

В это время, как громоотвод, появился в корпусе новый военком Микеладзе. Он не пошёл на поводу у недоброжелателей. Предпочёл сам вникнуть в суть проблемы. И разобрался в истинных причинах конфронтации, предложив Белобородову убрать из корпуса некоторых непригодных политработников, заменить особый отдел, а также удалить кое-кого из штаба. Микеладзе понял «колючего», но справедливого Думенко, установил с ним отношения, способствовавшие успешной совместной работе.

В середине января 1920 года командарм-9 Стёпин и член РВС Белобородов обратились к командующему фронтом с просьбой:

«В силу сложившихся обстоятельств и ухудшения отношений, а также весь известный материал требует немедленного выделения бригады Жлобы из корпуса Думенко… Оставление вместе может создать тяжёлые последствия…»

Решения по этому вопросу принято не было. Желаемых изменений в корпусе не наступило. Невыносимая моральная обстановка накалилась до предела, когда вблизи расположения бригады Жлобы был найден зверски зарубленный Микеладзе. Не сообщая комкору о гибели политкома, Пескарёв отвозит труп в Новочеркасск и клевещет Белобородову, реввоенсовету Первой Конной армии, что комиссар убит «штабными Думенко».

Приказом по войскам 9-й армии назначается следственная комиссия, в состав которой вошли и первые недоброжелатели Думенко: Пескарёв и Карташов. Какое они сделали заключение, догадаться нетрудно. «Помог» им и Жлоба. В рапорте, адресованном командиру корпуса и командарму-9, он сообщил о критическом положении в его бригаде, которая всё время находится в авангарде, требовал справедливых распоряжений или смещения его с занимаемой должности. Думенко расценил поведение Жлобы как паническое, отстранил его от командования бригадой и возглавил её сам. Как показали дальнейшие события, отстранение Жлобы было воспринято как начало претворения плана измены со стороны Думенко. В то время, когда Думенко ведёт своих конников в наступление и занимает станицу Манычскую, Жлоба «висит» на телефоне, требуя незамедлительного ареста комкора.

В горячке тех дней сложно было определить, где правда, где ложь. К тому же командование, хорошо знавшее Думенко, сменилось в этот период. Вместо командующего фронтом В.И. Шорина 4 февраля вступил в должность М.Н. Тухачевский. 2-го февраля заболел и в конце месяца умер командарм – 9 А.К. Стёпин, его заменил И.П. Уборевич. Из прежних соратников оставались только командарм 1-й Конной и его реввоенсовет. Их отношение к Борису Мокеевичу понятно из цитированного уже отрывка книги С.М. Будённого. Памятуя об измене бывшего командующего 9-й армии Всеволодова, о расстреле в Пятигорске группы руководящих работников ЦИК Северо-Кавказской Республики и крайкома РКП (б) бывшим главнокомандующим Красной Армии Северного Кавказа Сорокиным, верховное командование поспешило навести «революционный порядок» в сводном конном корпусе. По указанию члена РВС Кавказского фронта И.Т. Смилги, согласованному с Троцким, в ночь на 23 февраля Белобородов и Карташов производят арест Думенко и его товарищей: Абрамова, Блехерта,  Колпакова, Шевкоплясова, Кравченко, Носова, Ямкового.

 

3.ПРИГОВОР   ТРИБУНАЛА    И   СУД   ИСТОРИИ

 

Об абсурдности обвинений в адрес Думенко и его штаба говорит даже тот факт, что никто из них не предпринял никакой попытки к сопротивлению. Все посчитали арест недоразумением, в котором скоро разберутся ответственные работники специальных органов. На защиту прославленного конника выступили бывший его командир А.И. Егоров – командующий Юго-Западным фронтом и член РВС И.В. Сталин. Они просили освободить комкора на их поручительство как способного организатора и командира кавчастей. В РВС Кавказского фронта им ответили отказом, сообщив, что якобы по словам члена РВС 1-й Конной Щаденко, Думенко сделал Будённому предложение о совместном выступлении против Советской власти. В ход была пущена очередная ложь … Клевета, вползшая в столь высокие инстанции, отравляла многие умы, негативно повлияла и на ход следствия и судебного разбирательства. Не находя доказательств антизаконной и контрреволюционной деятельности Думенко, председатель РВТ Кавказского фронта Зорин сообщил в РВТ Республики:

«…окончание следствия зависит от последующих показаний подсудимых по существу обвинения. Вероятно, придется вновь допрашивать Будённого, Жлобу и ряд политработников».

На что заместитель председателя РВТР Розенберг ответил недвусмысленной телеграммой: «Не отвлекаться слишком подробным выяснением всех деталей преступления. Если существенные черты выяснены – закончить следствие, ибо дело имеет высокообщественное значение. Со временем это теряется».

Выполняя указания Розенберга, Зорин потребовал от Жлобы, чтобы тот направил в РВТ для допроса только тех лиц, которые могут «дать сведения о противосоветской деятельности Думенко и его штаба».

Щаденко в показаниях следствию заявил, что Думенко ругал вышестоящее командование и Советскую власть и «эти нервности приходилось сглаживать награждением, чтобы так или иначе умерять его контрреволюционный дух».

В показаниях Ворошилова сказано, что, по словам Городовикова, какой-то красноармеец, бежавший из плена, рассказывал о том, что белые пленных будённовцев расстреливают, а думенковцев щадят. Указав на то, что у него нет улик против Думенко и его штаба, Ворошилов сделал следующий вывод: «Я считаю, что Думенко был игрушкой в руках ловких агентов Деникина и, в лучшем случае, наглых авантюристов. Сам он ничтожество».

ДЛЯ СПРАВКИ: в феврале 1920 года был арестован и в марте приговорен к расстрелу особоуполномоченный РВС 1-й конной, член Коммунистической партии с 1904 года, бывший начальник штаба 1-го Луганского социалистического отряда прославленный герой гражданской войны Александр Яковлевич Пархоменко. На все просьбы товарищей о смягчении участи осуждённого Ворошилов отвечал, что он не считает возможным вмешиваться в это дело, поскольку суд подчинён ему – Ворошилову.

Думенко до суда верил, что правда восторжествует. Он пишет телеграмму В.И. Ленину: «Я первый поднял Красное знамя борьбы за идеи трудового народа на Дону и Кубани. Создал не одну добровольческую часть … Не имея за собой преступления, горько и обидно как честным борцам-революционерам изнывать в сырой, холодной тюрьме. Во имя справедливости прошу Вас отозваться».

По распоряжению Зорина телеграмму Ленину не отправили, а подшили к делу.

Видя предвзятое отношение следователей, чудовищную ложь обвинений, Блехерт, Колпаков, Кравченко, Ямковой, Носов объявили голодовку. Скончался в тюрьме первый командир сальских и манычских партизан Григорий Кириллович Шевкоплясов, член Коммунистической партии с 1918 года, кавалер ордена Красного Знамени.

Для создания видимости справедливого решения судьбы комкора Думенко и его соратников судила их выездная сессия Реввоентрибунала Республики во главе с Розенбергом. Обвинителями выступили Белобородов и Колбановский. (Член партии с 1907 года Александр Григорьевич Белобородов особо известен тем, что, будучи председателем Уральского облисполкома, в июле 1918 года, подписал решение Совета о расстреле Николая II и его семьи; в апреле 1919 года руководил подавлением Вёшенского казачьего восстания;  а в 1920 году награждён орденом Красного Знамени за «ликвидацию» Думенко.., до сих пор везде пишут, что «за боевые заслуги»).

Защищали подсудимых Знаменский, Шик, Бышевский. Член РВС 10-й армии, будущий председатель Донисполкома Андрей Александрович Знаменский, несмотря на свою болезнь, пришел отстаивать Думенко, которого долгое время знал по совместной службе. Защитник Бышевский сразу же заявил, что слушание дела без присутствия свидетелей Будённого, Ворошилова, Щаденко, Лебедева (явился только командир ординарцев комкора Жуков, чуть было сам не попавший на скамью подсудимых за то, что встал на защиту Думенко) противозаконно.

Обвинитель Колбановский зло выкрикнул: «Мне не нужны никакие свидетели, ибо политкомы, Будённый дали показания, собственноручно написанные, и если Ворошилов написал что-либо, то отвечает за свои слова…»

Подсудимые отвергли все обвинения в контрреволюционной деятельности. Но по ходу суда они поняли, то их участь предрешена. Думенко бросил горький упрек: «Эх, граждане судьи. Неужели не понимаете: стреляли в комиссара – метили в меня … Нешто не ясно? Кончайте уж скорее … Добивайте».

Даже государственный обвинитель Белобородов признал, что любой пункт обвинения Думенко, взятый в отдельности, может быть опровергнут. Но всё же потребовал применить к подсудимым смертную казнь, так обосновывая решение:

 «…Мы теперь должны выбросить из нашей среды людей, наносящих колоссальный вред нашему делу, по существу, измену … К тому преступлению, которое было совершенно у кровавой черты, - единственно правильной, целесообразной мерой должна быть высшая мера наказания – расстрел. Пусть каждый военачальник, каждый командир действительно знает, что от Пролетарского Капитолия до Тарпейской скалы один только шаг, и шаг маленький».

11 мая 1920 года на окраине Ростова-на-Дону, в Кизитеринской балке, осужденные были расстреляны.

По иронии истории, а может быть, по  её суровому закону, большинство тех, кто клеветал на Думенко и его товарищей и вершил над ними неправый суд (Пескарёв, Жлоба, Смилга, Белобородов, Розенберг и многие другие),  в 1937-1938 году  сами оказались в тюремных застенках. Брошенный Троцким «карающий бумеранг», вернувшись через годы, поразил многих, слепо следовавших за Председателем РВСР.

…Время – строгий и объективный судья. Правда о Борисе Мокеевиче Думенко, 44 года ждавшая своего часа, стала достоянием народа. Заслуженный юрист РСФСР Борис Петрович Беспалов, тщательно изучив все документы по делу Думенко и его штаба, с чистым сердцем написал заключение: «Невиновен!» Не подтвердились обвинения в бандитизме и антисемитизме, поощрении мародерства и насилий, убийстве военкома Микеладзе и преследовании комиссаров и коммунистов. Не было в действительности и книжного Кравцова… По протесту Генерального  прокурора СССР Военная коллегия Верховного Суда СССР решением от 27 августа 1964 года приговор Реввоентрибунала Республики от 6 мая 1920 года отменила и дело Думенко прекратила за отсутствием состава преступления в действиях всех осужденных.

Не все с радостью восприняли эту реабилитацию и появившиеся затем в печати положительные публикации о деятельности Думенко. Выступил с известной критической статьей «Против искажения исторической правды» С.М. Будённый. Биограф Жлобы Т. Катречко обратился с жалобой в КГБ СССР. Нашлись и другие противники комкора. Но все их претензии были опровергнуты.

Памятник Б.М. Думенко в Волгодонске

И вернулся лихой красный генерал со своим штабом к народу, за счастье и светлое будущее которого он боролся до последнего вздоха.

 

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2020

Выпуск: 

5