Казаки. Станица Алексеевская, Хоперский округ

Говорят: пришла пора гражданам  задуматься о житье-бытье, то есть приспособить Конституцию страны к реалиям нынешнего века. Ну что ж, не секрет, что абсолютному большинству народа живется последние двадцать лет неважнецки. Даже можно сказать, что хуже с каждым годом. Все обещания кремлевских правителей насчет улучшений для общества в экономике, науке и культуре оказались пустой болтовней на фоне ускоренного обогащения кучки миллиардеров. В явности страдают многодетные семьи, простые труженики города и села, а также пенсионеры, прочие малообеспеченные слои населения, где, так называемый,  средний класс имеет доходы всего лишь чуть выше нищих пенсионеров. Сейчас тесный круг кремлевских правителей желает конституционно закрепить за собой привилегию усиленно богатеть впредь.

Зачем подрываются корни нашего трудолюбивого народа? Почему обрезаются ветви его роста? Почему поставлен вопрос о самом  существования его (как показывает честная демография) и с какой целью  народ  обязан именно сейчас выказывать нелогичную приязнь к узурпации власти кругом  господ, пожелавших свободно грабить национальные ресурсы  государства российского?

Думается, о нашей судьбе  никто в Кремле не задумывается. Ничего там не желают знать о «корнях и ветвях».  Поэтому приходится напоминать о некоторых, ничуть не лишних вещах.

Начну разговор  с тех фактов, что лично мне  известны. Русский народ имеет очень глубокие корни, происхождение тех или иных этнических групп бывает зачастую своеобразным. Мои предки по отцу, казаки, были  выходцами не только из нищих губерний России. Очень глубоки, например, у них кавказские корни. Один из моих очень давних родственников  пришел на Дон по некоторым признакам из Осетии. О нем мне рассказывал отец, но и сам я потом кое-что разузнал. Всего, пожалуй, не поведаешь. Но вот частичка  исследований, которые были проведены автором повествования.

  *  *  *

На Кавказе я бывал за свою жизнь не один раз и не два.

Именно что, со счета собьешься. Бывало ездил мальчишкой, когда родители брали с собой во время отпуска.

Потом случались командировки то газетные, то журнальные. Всякие.

Впечатлений  –  море. Впрочем, кто уезжал от кавказских гор без глубоких впечатлений, без воспоминаний о теплых морских водах и самшитовых рощах?

Не забудешь великолепных садовых груш и яблок. Будут стоять перед глазами  чайные плантации и бамбук дендрариев, заснеженные вершины и синева горных озер.

Кто что видел… тот затем  живописал тамошние прелести в устных рассказах.

Природа ведь настолько роскошная для  глаз среднерусского равнинного проживателя  –  не выразить обычными словами.

  На горы я поднимался и в пещеры спускался. Видел  окаменелые следы динозавров на сланцевых плитах. И скалу, к которой по преданию когда-то приковали Прометея.

Легенды, легенды.

Как-то раздобыл книжку грузинских сказок. Очень завлекательны волшебные истории о дэвах и о прекрасном герое Амиране. Но думал ли я, что моя семейная легенда тоже имеет отношение к горам Кавказа? Нет, и в голову такое не приходило. До поры до времени.

Недалеко от Кутаиси есть небольшое местечко Цхалтубо.  Там я провел однажды чуть не полный месяц. Вид на горы замечательный. Захочешь не только пройтись по улочкам  городка, но и забрести куда-нибудь подальше.

Было утро, я шел долиной местной реки-невелички.  Смотрю – есть проход из долины в какое-то село, а оттуда  уже в горное поднятие.

Когда поднялся на него, с вершины уж очень хорошо смотрелся Главный Кавказский хребет с белыми шапками на каменистых остроконечиях.

Когда видишь эту вздыбленную земную твердь, поневоле вспомнишь Лермонтовские стихи. Лучше него  кто сказал о  величии здешних вершин? Молодой поэт писал стихи романтические и в то же время настолько правдивые  – действительно сильно волнует тебя гранитная мощь, дикая  красота гор, где аспидная чернота дополняется снежной ослепительной белизной.

Вспомнилось мне, как он живописал горные вершины. Долины. В долине  реки  Валерик  он  однажды увидел себя умирающим.

«По капле кровь точилася моя». До чего пронзительные строчки. Какой у тебя, сопереживателя,  в душе… «в полдневный жар»… лед.

Стихотворение, полное крови и  предсмертной тоски. Погиб поэт на Кавказе. А его предвидение… тоска его жива, она вечная, потому что заставляет нас думать, сопереживать.

Здесь, в горах, приходят на ум мысли и о стихах Лермонтова, и о кровавых бурях в сообществе человеческом. Нет, я имею в виду не закон кровавой мести, хотя…

Почему бы и не сказать о нем.

Отец мой незадолго перед тем, как уйти из жизни,  поведал: когда-то в каменных ущельях Кавказа случилась драма.  В одном из селений погибла семья осетин. Не только  семья  – весь род был вырезан. А род – это не сотня,  порой тысяча людей.

Зачем было совершено ужасное кровопролитие? Кому понадобилось столь радикально сводить счеты со всеми этими  мужчинами и женщинами, со стариками и детьми? До сих пор разбираюсь.

Дело в том, что выжил в той резне один мальчишка.

Он был моим предком по отцовской линии. Не скрою, кое-какие факты касательно причин события у меня уже имеются. Но насколько они достоверные? Стопроцентной уверенности у меня пока нет.

Поэтому ни слова о домыслах.

Лучше расскажу, как убегал мальчишка от смерти.

Времена были царские. О том, чтобы мальчик из грузинского захолустья получил к моменту несчастья солидное образование, не может быть и речи. Хорошо, если умел немного читать и писать.

И поскольку говорю о фактах, скорее всего, бесспорных, должен заметить  –  уж что-что, а веру христианскую ему успели привить. И это важно. Почему?

Вам известно: ему пришлось спасаться бегством из родного дома. Тут, в горах, проживали единоверцы. Он мог бы к ним прибиться. Но они желали его погибели.

Не просто наказания он ждал от них, но  –  смерти. Не сомневался в их беспощадной жестокости. И как ему поступить в таком разе?

Он побежал через перевалы Главного Кавказского хребта в Северную Осетию. Там и язык родной, и единоверца, небось, не отринут. Надеялся получить убежище от преследователей, которые лишь крови жаждали.

Можно себе представить, как пробивался он сквозь снега, что лежат местами в высокогорье даже летними месяцами. По нынешним меркам из Грузии в Северную Осетию есть всего лишь два удобных пути. Я имею  в виду Военно-Осетинскую дорогу и Военно-Грузинскую.

Если он боялся преследователей, вряд ли выбрал удобства. Скорее всего, понадеялся на неудобства, на те горные тропки, где действительно  –  снега, снега, вечный лед.

Воочию видел каменную громадную мощь.

И вслед за поэтом имел право сказать: «Кавказ подо мною…».

   *  * *

В той вышине постоять и не окочуриться, не будучи хорошо экипированным альпинистом, снежным барсом,  –  дело не простое.

А пошел малец путем нахоженным  –  самая короткая дорога Военно-Грузинская.  Это вам не случайная тропка, а всамделишняя дорога древних воинов, где в отрогах гор и руины полузабытых крепостей, и те сторожевые башни, в которых тогда проживали… нет, не абреки, а люди знающие толк в военном деле.

Тут русские власти даже построили новую крепость, запиравшую проход. Тогда выходит, что здешние сторожевики пропустили беспрепятственно мальчонку.

Хотелось бы верить, что его в Дарьяльском ущелье пожалели, но… вряд ли была проявлена жалость…

Если я припомнил Лермонтова, то должен объяснить: он Грузию не миновал, побывал здесь в 1837 году.  Это год смерти Пушкина.

Помните, как откликнулся Лермонтов на гибель  поэта? Царских прихвостней он назвал «надменными потомками» и грозил им судом истории.

Он, суд истории, идет по сию пору. И о коварстве самодержавия будет сказано еще не одно слово.

Мальчишка надменным потомком царских родов не был, он проходил из Грузии в  Северную Осетию всего лишь. Но это была несомненная тропа храброго воина. Он  потом и стал им, воином.

А царизм в его судьбе, как во многих других случаях, тоже сыграл свою злобную роль.

Какова она была… если в доскональности… говорить трудно,  и все же пытаюсь понять, хоть прошло почти полтора века. Для начала придется вспомнить стихотворение Лермонтова:

  В глубокой теснине Дарьяла,

  Где роется Терек во мгле,

  Старинная башня стояла,

  Чернея на черной скале.

  В той башне высокой и тесной

  Царица Тамара жила:

  Прекрасна, как ангел небесный,

  Как демон, коварна и зла.

  И там сквозь туман полуночи

  Блистал огонек золотой,

  Кидался он путнику в очи,

  Манил он на отдых ночной.

  И слышался голос Тамары:

  Он весь был желанье и страсть,

  В нем были всесильные чары,

  Была непонятная власть.

  На голос невидимой пери

  Шел воин, кузнец и пастух;

  Пред ним отворялися двери,

  Встречал его мрачный евнух.

  На мягкой пуховой постели,

  В парчу и жемчуг убрана,

  Ждала она гостя… Шипели

  Пред нею два кубка вина.

  Сплетались горячие руки,

  Уста прилипали к устам,

  И странные дикие звуки

  Всю ночь раздавалися там.

  Как будто в ту башню пустую

  Сто юношей пылких и жен

  Сошлися на свадьбу ночную,

  На тризну больших похорон.

  Но только что утра сиянье

  Кидало свой луч по горам,

  Мгновенно и мрак и молчанье

  Опять воцарялися там.

  Лишь Терек в теснине Дарьяла,

  Гремя, нарушал тишину;

  Волна на волну набегала,

  Волна погоняла волну;

  И с плачем безгласное тело

  Спешили они унести;

  В окне тогда что-то белело,

  Звучало оттуда: прости.

  И было так нежно прощанье,

  Так сладко тот голос звучал,

  Как будто восторги свиданья

  И ласки любви обещал.

Хоть стихотворение датировано 1841 годом, это не означает: в свой приезд, в 1837 году, поручик Михаил Лермонтов не видел  башни, которая уже давным-давно числилась за хозяйкой, за царицей Тамарой.

К тому времени царицы не было на свете, а каменное могучее строение все еще стояло. О прежней легендарной хозяйке знали все: и грузины, и русские. Потом в рукописях поэта нашли рисунок сторожевой башни. Только вот долгое время никто не ведал, имеет ли набросок отношение именно к теснине Дарьяла.

Известный исследователь лермонтовского творчества Ираклий Андроников немало походил по горам прежде, чем  –  уже в двадцатом веке  –  обнаружил место, где стояла башня. Рисунок поэта был настолько привязан к местности, что мог сойти за своего рода картографический документ.

Нелишне теперь уразуметь кое-что дополнительно. Если поэт написал стихотворение в 1841 году, то вспоминал он башню 1837 года неслучайно. Чувствовал: сгущаются над головой тучи. Знал, что власть царей имеет множество способов для убийств хоть воина, кузнеца, пастуха, а хоть и  поэта.

Глубоким было лермонтовское понимание случая, приведшего Пушкина к смерти. Тут нет сомнений.

Но тогда что получается? Поведение Лермонтова накануне собственной гибели разительно перекликается именно что с широко известными его строчками: «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой».

Нелогичная вроде бы дуэль с Мартыновым… она была в русле того миропорядка, когда Лермонтову стала видной  –  начала ощущаться телом и дущой  –  коварная воля жестокого самодержавия  касательно жизни и смерти романтика, вольнолюбиво честного литератора.

К этому времени ему, думающему человеку, было изволено очень крепко печалиться в жандармствующей России, где «и вы, мундиры голубые, и ты, им преданный народ».

Нелогичная дуэль. Было у Лермонтова желание убить Мартынова? Такого желания, разумеется, не было, и он разрядил пистолет в воздух.

Однако Мартынов... хотел он убить поэта? Конечно, поэтому он выстрелил и попал точно в цель.

А кроме него... были желающие смерти Лермонтова? После дуэли пошли разговоры: здесь очень странные события. Налицо необходимость побыстрей доставить раненого поэта к врачам, но почему-то медленно, очень медленно продвигалась тележка, где лежал пострадавший. О нем явно не желали позаботиться. Истекающий кровью, он в пути должен был скончаться. И  – скончался.

Выходит, были те, кто желали гибели поэта. Самодержавие выказало коварное умельство. Ведь Лермонтов умер так, как было сказано в его стихотворении: «По капле кровь точилася моя».

По сути, высокие властвующие круги  –  «славы палачи»  – соизволили усмехнуться. Дескать, служил ты, мальчишка, слову и сошел в могилу с этими своими словами. Да, сунули известному поэту дурака. В то время как неглупый Мартынов прожил в царской России чуть не сотню лет, и как теперь нам обозначить всю историю с дуэлью?

То было долгое, особо умное убийство, когда желание приближенных царя соединилось с низкопоклонством кавказских местных кругов. Припомнили поручику Лермонтову его поэтическое высокоталантливое слово.

При таковских порядках нелогично поголовное изничтожение целого рода кавказских крестьян… нет, но почему это проявление злой воли вдруг должно глядеться событием напрочь невозможным?

Кровавое побоище, драма, о которой говорил мой отец, случилась в каменных теснинах уже после приезда Лермонтова в прекрасную Грузию. Наверное, на солидную толику времени позже. Но царскую  непреклонную волю я в этой драме усмотрел.

Думаю, что побоище было инспирировано. Либо власти потрафляли раздору между родами, либо просто организовали расправу впрямую.

Масштаб события уж очень неординарный  для кровной мести. Просто геноцид какой-то, а он все-таки не свойствен кавказцам, им благородство не чуждо, пусть и прислушивались  к закону кровной мести.

Что касается особо послушных, верных царизму людей, они  вряд ли пожалели  – то есть пропустили через Дарьяльское ущелье  –  парнишку, сбежавшего от жестокой расправы. Ни местное население, проживавшее в старинной башне или рядом с ней, ни царские солдаты, обитавшие в новой крепости и знавшие о неуклонно жестокой расправе,  не стали бы портить себе жизнь.

Закон кровной мести… лучше оставить его в стороне. Тот ведь уже в те времена не имел неограниченно широкого распространения. Тем более, в Грузии, имевшей глубокие христианские традиции проживания в заповедях  «Христос велел».

А он, как известно, верующим велел нечто отличное от кровной мести.

Итак, мой малолетний предок явился в Северную Осетию, пройдя снега и льды.

Приняли его там? Пожалели бродяжку-единоверца? Как уж с ним обошлись, домысливать не стану. Не приютили  – это будет и точно, и безо всяких околичностей.

Ты здесь лишний! Уходи!

Побродяжка и ушел. Поскольку не сомневался: после твердого кавказского слова могут последовать такие действия, что потом почешешься. Он был к тому времени человеком с горьким  опытом, этот «перекати поле».

Не отправился он к соседям северных осетин  – ни к ингушам, ни к балкарцам либо кабардинцам.

Если ничего хорошего тебе не светит у соплеменников, то и не надо испытывать  судьбу в родах более грозных. Он тогда еще не был сильным воином, а мальчишке воевать за место под солнцем куда как не просто.

Ноги привели его на Дон. К низовым казакам. Тут хоть и не соплеменники, однако, близкие по вере, и они должны понять его грустную историю.

Богатая казацкая верхушка в те времена уже верой и правдой служила царю. Нижний Дон знал толк в милостях самодержавия.

Воинские традиции здесь несомненно чтили, боевое ремесло знали в совершенстве и могли бы понять горькую долю парнишки, оставшегося без всех родичей, без родной Осетии. Могли бы принять, выкормить, выучить ратному делу.

Но когда рассказал он свою историю, смекнули хитрые станичники  –  тут видна железная царская рука. Как бы им тоже не попасть в немилость!

Получил малец от ворот поворот, хоть и властям его не выдали. Нашлись добрые люди, посоветовали уходить на север. Ступай, дескать, к верхним казакам.  Там примут.

Усть-Хоперский –  верхний  –  казачий округ был в Войске Донском самым бедным. Отличался вольнолюбием и свободомыслием, которое в российской столице отнюдь не приветствовалось.

Тут принимали и беглых каторжников, и мужиков, запаливших помещичьи усадьбы по причине нестерпимых надругательств со стороны богачей.

Весь этот северный край донских казаков и в годы Гражданской войны  отчаянно бил хоть белоказаков, хоть белогвардейцев. Милостей он от них не ждал, поскольку здешние люди на своей шкуре и сверх всякой меры испытали прелести  самодержавия.

Они-то и приняли в казачество отринутого осетинского мальчонку. Он у них  –  в одной из семей  –  вырос. Выкормили его, обучили ратоборству.

*  *  *

Вот что вышло из кавказской истории: один из моих предков по отцовской линии стал у казаков хуторским атаманом, погиб в 1913 году, в самом начале Первой мировой войны, а его сыновья бились уже с фашистами.

Крепко были покалечены, так изранены, что долго рассказывать, но все-таки  живыми пришли с фронта. Сейчас их нет на земле.

Всю историю поведал вам о царских милостях? Нет, конечно!  Разве осилишь многовековую громаду имперских тайных дел?

И когда слышу, как нахваливают путинцы кроваво умных тиранов, думаю: а люди, небось, немало еще порасскажут о подлостях высокой власти.

Нынче нам предписано молиться на миллиардеров.

Нас учат умиляться на мастеров где явной, где скрытой войны с российским народом, с другими народами.

Слышен в буднях российской жизни призыв: «Да здравствует теплый климат, и пусть всё потонет в новом библейском потопе, кроме гениальных вершин Кавказа!»

О горах потому необходимо сказать, что в преступлениях джугашвилизма видна тайная близость к царской охранке. Она видна тем сильней, чем больше граждане России ощущают близость нынешнего приблатненного Кремля к самодержавно-культовому правлению. Для моих современников как никогда последовательно раскрывается тайная сущность кремлевских горцев. Они, Сталин и Берия, ведь действовали не по отдельности, а в хитром тандеме.

Поэтому… по  всем вышеназванным причинам… мы  должны твердо сказать «нет» самодержавно-культовому правлению, его последователям, всем этим панам-провокаторам, которых кличут пан Жирик, пан Зюга и… впрочем, все их знают, в народной речи воздается им должным образом.

Что касается настоящей свободы слова, то она тогда правдива, когда стоит на правде жизни, когда в полной мере ответственно воспринимает знаки, подаваемые насущным социальным прогрессом.

Знаки подаются. Идут нескончаемой чередой. Они подаются также тем велением времени, что требует задуматься человечеству и дать серьезный, обмысленный ответ надвигающимся природным катаклизмам планеты.

Глава государства может сколько угодно вещать о своих благодеяниях, о благе для России касательно климатических пертурбаций. Однако... зачем россиянам библейский потоп, после которого лишь Кавказ будет стоять незыблемо? Нам нужна ответственная социалистическая власть в соответствии с ленинским НЭПом, вовсе не ушлые миллиардеры. Вовсе не деятели джугашвильско-бериевского пошиба с их нелояльностью и умением фабриковать фальшивки для уничтожения армейцев, чекистов, коммунистов, а потом и всего народа.