Игоря ШУМЕЙКО. «Водяные пути» и особый случай Амура

 

Карта исследований Амурской экспедиции Г.И. Невельского

Очерк из книги «Люди российских путей». Подробнее о книге здесь

Необходимое Географическое отступление

Справедливо говорят: Россия – не колониальная империя, вроде Испании, Португалии, Британии, Франции, Голландии. Подкрепляя это зримым образом: вот она, цельная, связная страна – единое живое тело, половина Евразии. Сравнить с рисунком тех колониальных империй: там клочок, сям клочок, тут прибрежная полоска, там анклав, тут точка захваченного порта…

Но двухсотлетний обман «единства, связности» российского государственного тела раскроют беспристрастные физические карты, на которых пунктиров государственных границ нет, зато есть границы вечные: оттенки синего-голубого: глубины озер, морей, океанов, рек… И незыблемые узоры оттенков коричневого цвета: горы.

Иртыш, Обь, Енисей пересекались русскими землепроходцами в едином порыве, в схожих условиях. Следующая на очереди великих рек — Лена, хоть и причисляется к «поперечным», являет собой несколько иной, очень интересный случай. До Якутска Лена идет на, Северо-Восток, словно вступая с землепроходцем в некую игру: «Вам на Восток? — Подвезу». И, в общем, подвозит на Восток, но «незаметно» уклоняясь и на Север. И доверившийся Лене, оказывается в итоге первой части путешествия, на 1000 километров восточнее, но и на 900 – севернее.

После Якутска, «игры кончены». Лена, врезавшись в Верхоянский хребет, резко поворачивает, сначала даже 200 километров на Запад, а потом — строго-строго на Север. В районе этого резкого поворота Лены, казаки и сделали остановку, словно говоря: «Дальше, красавица, нам не по пути, извиняй», и поставили Якутский острог…

Верхоянский хребет (и его отроги: Сунтар-Хаята и Джугджур) так мощно развернувшие течение Лены отделяет её от Тихого океана. Прошедшие, порой проползшие Джугджур и основали на берегу Охотск, далее — Петропавловск-Камчатский, и совсем уж далее — Новоархангельск (Аляска).

Вся связь их с Россией, соответственно наш выход к Тихому океану – горная, «санно-вьючная» тропинка Якутск-Охотск, 1261 километр, (цифру привожу исходя из проложенной лишь в наши дни трассы). Как в Охотске делали корабли? Лес, понятно, местный. А вот канаты приходилось в Якутске разрезать, якоря — распиливать и заново спаивать в Охотске (из-за чего они сильно теряли в прочности). Пушки не протащить. Меха, главный экспортный товар, вьюками везлись в Кяхту (китайцы извечно – главный покупатель) по 2 года, сильно теряя в качестве и цене. Но и это не все. Цена мехов в Кяхте — далеко вынесенном на север форпосте китайской торговли, была существенно ниже, чем в мировом торговом центре Гонконге. Говоря в современной терминологии: цена CIF-Кяхта была много ниже CIF-Кантон.

Вот в чем и был реальный «бизнес-план» экспедиции Крузенштерна-Лисянского, а то в учебниках повторяют лишь: «Первое российское кругосветное путешествие»! Главная задача была – не отметиться в «списке Магелланов», а наладить доставку мехов в Китай морским путем. Именно груз аляскинской пушнины на «Неве» Лисянского, привезенный в Кантон позволил, как ныне говорят: «отбить» расходы на экспедицию. На вырученные деньги закупили фарфор, шелк и чай, и Россия впервые получила чай и шелк не из переметных сумм конно-верблюжьих караванов, а как и положено европейской стране: из трюма корабля…

Но сроки! 4 августа 1803 года «Надежда», «Нева» вышли из Кронштадта, 7 августа 1806 года вернулись. Три года и три дня. Не былинные, сказочные «… тридцать лет и три года», но тоже малоподходящий темп для наступившего 19 века, когда Англия цепочкой колоний уже подобралась к этому региону…

На таком «честном слове» Россия держалась двести с лишним лет.

 

 Утерянный ключ к Дальнему Востоку возвращен Геннадием Невельским

 

Амур – единственная великая река, текущая в направлении исторического русского движения «встречь солнцу». Она давала и настоящий выход к океану. Но Приамурье освоенное Хабаровым, вскоре, по вине коррупционера Зиновьева (присланный для награждения Хабарова, он вымогал у него взятки, арестовал, увез в Москву) – было потеряно по Нерчинскому договору (1689)…

Но по великому счастью для России – еще двести лет Приамурье до времен Невельского оставалось… своеобразной «серой территорией». Манчжурия – родовое наследие правящей династии Цинь. Собственно китайцам – хань было запрещено появляться даже и на южном, манчжурском берегу Амура. На северном берегу жили дауры, гиляки, дючеры, и другие племена под номинальным управлением династии Цинь. Уникальный «буфер» меж двумя великими нациями в то время составлял более тысячи километров (в меридиональном направлении).

В Главе 3 будет подробнее освещена та эпоха. Англия и Франция, так сказать «НАТО XIX века», ведут Опиумные войны, громят Китай, врываясь в Янцзы, Хуанхэ, захватывая столицы. И правители династии Цинь справедливо посчитали: если на берега Тихого океана выйдет (не через Джугджурскую горную тропинку, а по-настоящему, с армией, флотом, артиллерией) Россия – она станет мощным противовесом «опиумным НАТО-вцам XIX века». Они, богдыханы, конечно не приглашали Россию прямо – взять Приамурье, но в том и была уникальность исторического момента, обеспечившая в итоге своеобразный «мировой рекорд»:

никогда в истории мировых цивилизаций ни ранее, ни позднее – столь огромные территории (Приамурье и Приморье) не передавались от державы – державе – без войны, даже без конфликта!

Своей геополитической нужностью Россия получила эти земли. (Своей Ненужностью могла бы их и потерять: речь о 1990-х годах, когда разрушительные, самоубийственные тенденции достигли пика и Северный Сахалин уже был отдан в концессию)…

Еще одним «историческим везением» России – был сам Амур, наверно, самая странная и загадочная из великих рек планеты.

Именно её, реки Амур «странности» и привели к тому, что Англия и Франция при всем их интересе к этому региону – не поспели, проиграли в «Амурской гонке» нашему Геннадию Невельскому.

Два вековых всемирных научных диспутов были связаны с Дальним Востоком. Это:

 1) Берингов пролив — или отсутствие оного;

2) Сахалин — остров или полуостров? — и связанная с этим проблема «устья Амура».

Что объединяло эти случаи? Долговременная актуальность тех спорных вопросов была связана с их, прошу прощения за два доморощенных термина:

 а) статусом «полу-открытости» этих участков планеты, и…

 б) определенной их включенностью, «вклиненностью» в фундаментальные мировоззренческие построения.

Ведь Берингов пролив был важен даже… с религиозной точки зрения! Тогда считалось, что если он, пролив, есть, и Азия отделена от Америки, то это будет главный удар по библейской картине мира: как после потопа потомки Ноя смогли бы пройти в заселенную, как выяснилось Америку? Если пролива нет, а есть перешеек — значит Библия права. (Так вкратце звучали доводы тогдашних споров. Только в наше время выяснилось, что перешеек все же был, см. «Беренгия»…)

Остается пояснить этот мимоходом здесь сформулированный мною «статус полу-открытости». Объект — как бы открыт, он вставлен в определенную теорию, в разработанную картину мироздания. Например, та самая «Терра Аустралис Инкогнита» (Неизвестная Южная Земля), по мнению ученых — должна была быть на Юге планеты, и по вычислениям «кабинетных географов», должна была быть примерно равна по размеру Европе + Азии + Северной Америке, для «уравновешивания Земли». Иначе «Земля опрокинулась бы». Таков был долгий диспут. Участвовали в нем, кстати и наши Яков Брюс и Семен Ремезов.

Второй пример «полуоткрытости». Великие Пирамиды в мамелюкском тогда Египте — европейцы их уже видели, знали достоверно их местоположение, очертания, но… близко еще не подходили, внутрь еще не забирались. Потому считали их, даже и в восемнадцатом веке — теми самыми зернохранилищами, где библейский Иосиф Прекрасный, запасал для фараона в «семь тучных лет» хлеб для последующих «семи тощих».

То есть: какой-нибудь там Новой Зеландии, реки Лимпопо, озера Титикака — нет, не открыты пока, но по поводу их – нет и никаких вопросов, споров! Нет тем для разговора.

Но вот Острова Пряностей, Индия — были. Были нужны. «Терра Аустралис Инкогнита» — тоже была нужна. Берингов Пролив был нужен борцам с католицизмом.

Тайна, стремление к ней движет не только сюжеты романов, но и экспедиции, караваны каравелл. Но Тайна, это же… неравномерность знания. Если нечто всем известно — это, конечно, не Тайна.

Но если Нечто — неизвестно абсолютно никому, это ведь тоже — НЕ Тайна…

Именно неравномерность знания, перепад, «разность потенциалов» — главный движитель «таинственности».

Вопросы: остров/полуостров Сахалин и есть/нет устье у Амура — тоже были из числа дискутируемых. Менее, правда, обсуждаемым, чем «Терра Аустралис Инкогнита», но тоже важным. В Татарское (ныне Японское) море первым из европейцев приплыл знаменитый Лаперуз в мае 1787 года, и после долгих безуспешных попыток обойти Сахалин с запада, расспросов туземцев, решил все же, что это — полуостров.

В 1785 году была отправлена в Тихий океан его экспедиция, в 1787 году поднявшись по Татарскому проливу на север до залива Де-Кастри, Лаперуз записал в своих отчетах: дальше морского пути нет! Повернув обратно, он обогнул Сахалин с юга, открыв пролив, названный его именем, и в августе 1787 года бросил якорь в Петропавловске-Камчатском. Русские, в ту пору дошедшие от Охотска до Камчатки, даже освоив уже Аляску – так же были пока незнакомы с Сахалином!

Из Петропавловска Лаперуз отправляет во Францию – сушей, через Сибирь офицера де-Лессепса, со всеми журналами и отчетами (и тем «приговором» Амуру и острову Сахалин). А сам решает идти в Южное полушарие, в феврале 1788 г. достигает Австралии. Потом исчезает навсегда. А во Франции в это время разгорается революция. Достоверно известны и уже не раз обыграны в литературе последние слова Людовика XVI взошедшего на помост гильотины 21января 1793года. Это было его обращение к палачу: «Ну что там, дружок, слышно новенького о нашем Лаперузе?»

В 1805 году наш Крузенштерн тоже лишь полу-обошел Сахалин с юга, а затем с севера, и подкрепляя наблюдения теми отчетами Лаперуза – тоже решил, что Сахалин — полуостров.

Моряков прошедших все океаны планеты в тех диких безлюдных местах западнее Сахалина, где сегодня ходят паромы и планируется прокладка моста или тунеля – останавливали гигантские песчаные отмели, боязнь потерять корабли.

Те же гигантские отмели, соединявшие по мнению Лаперуза и Крузенштерна Сахалин с материком, решали и «судьбу Амура». Можно сказать: «странную судьбу». Великая река, по их расчетам, не имела выраженного устья! Оба известных типа устья рек: лиман и дельта — не подходили для амурского случая. «На финише», по прикидкам Лаперуза река — просто терялась! Нет, закон «Сохранения материи» применительно к объему воды амурского стока – ими не отменялся (кстати, Справка. Сток Амура, не считая паводковых пиков: 11.400м³ в секунду!), но река, как ими считалось, полностью уходила в пески! Отчасти странно – к тому моменту все великие реки были открыты, исследованы, и нигде подобного «фокуса», исчезновения не было зафиксировано. Почему именно Амур посчитал Лаперуз единственным на планете исключением, его было уже не спросить – он сам исчез, бесследнее Амура.

Деталь, возможно уже психологического плана: на бескрайние песчаные отмели, что помешали путешественникам пройти-таки Татарский пролив насквозь – на них же «вешали» еще и «пропажу» Амура. Отчасти это было – весьма счастливое для России географическое недоразумение: непроходимость (отсутствие) Татарского пролива и устья Амура – резко снизила к ним интерес Англии…

Например, судоходность устьев Хуанхэ и Янцзы была им известна и… результат тоже хорошо известен: эти китайские реки стали главными стратегическими коммуникациями НАТОвцев XIXвека в Опиумных войнах, обеспечили вхождение флотов, взятие столицы, важнейших городов и… так же обеспечили тот факт, что до сих пор английские и французские музеи украшают экспонаты из захваченных тогда китайских сокровищ.

Могут возразить: экономический интерес Англии к Китаю, её план «посадить на иглу» (точнее то были опиумные курильни) 300 миллионов человек – и близко нельзя сопоставлять с актуальностью пустынного побережья Татарского пролива.

В экономическом измерении – да, устье Амура было тогда почти неактуально. Но в стратегическом, геополитическом измерении: лишить Россию (настоящего) выхода к Тихому океану, лишить самой возможности заведения Тихоокеанского флота, при том что одного, Черноморского флота Россия по результатам «Первой Логистической войны» уже была лишена… это и был бы главный приз Британии в «Великой игре»[1].

 

Уточнение. В действительности после Крузенштерна вопрос устья Амура исследовался еще один раз: ведомством Нессельроде (министерство иностранных дел) отправлен был бриг «Константин» под командой по­ручика Гаврилова. История вышла невнятная, просто даже темная. Вроде бы по­ручик Гаврилов доложил министру иностранных дел, что по некоторым причинам он не смог выполнить задания, но Нессельроде (на одной из Конференций я предложил ему определение: «Козырев первой половины XIX века») убедил Россию в том что…

Как пишет видный русский геополитик Евгений Вандам:

«Нессельроде доложил Го­сударю, что приказание Его Величества исполнено в точности, что исследования поручика Гаврилова еще раз доказали, что Сахалин – полуостров. Амур с моря недоступен, а следовательно, и река эта не имеет для России никакого значения… Вслед за этим Особый комитет под пред­седательством графа Нессельроде и с участием военного министра графа Чернышева, генерал-квартирмейстера Берга и др. постановил признать Амурский бассейн принадлежащим Китаю и отка­заться от него навсегда».

Вот в какую спорную и таинственную часть света предстояло войти великому русскому путейцу Невельскому.

Геннадий Иванович Невельской

Геннадий Иванович Невельской родился в Костромской губернии близ Солигалича. Отец: Иван Алексеевич Невельской (1774—1823) — потомственный морской офицер, из старинного костромского дворянского рода.

В 1829 году Геннадий Невельской поступил в Морской кадетский корпус, начальником которого и был в то время знаменитый мореплаватель адмирал И. Ф. Крузенштерн. Огромен был тогда интерес к походам Ф. Ф. Беллинсгаузена, и М. П. Лазарева, Ф. П. Врангеля, М. Н. Станюковича, Ф. П. Литке.

В Морском корпусе Невельской увлёкся географией Дальнего Востока, возможно тогда родились его первые сомнения в версиях Лаперуза и Крузенштерна.

Закончив в числе лучших Морской кадетский корпус, Невельской получает в 1832 году чин мичмана и становится л слушателем только что созданного Офицерского класса – будущая Военно-морская академия. В 1836 году ему присвоен чин лейтенанта флота, службу начинает в эскадре адмирала Федора Петровича Литке.

 

В 1847 году Невельской в чине капитан-лейтенанта отправляется в первую свою дальневосточную экспедицию. Летом 1849 года он открывает и устье Амура и пролив между материком и островом Сахалин, неизвестные ранее территории в низовьях Амура. В феврале 1850 года он произведен в капитаны 1 ранга и вскоре отправлен во вторую Дальневосточную экспедицию. С предписанием «не касаться устья Амура» – так как Приамурье было утрачено Россией по Нерчинскому договору (1689).

Но Невельской в прошлой экспедиции успешно разрешивший географическую неопределенность региона, теперь решает вопрос и его политической неопределенностью Приамурья: номинально то был китайский край, но без фактического присутствия Китая (в то время как раз переходящего в статус полу-колонии Британии. Фрнанции (см. Опиумные войны).

Поддержанный генерал-губернатором восточной Сибири Николаем Николаевичем Муравьевым, будущим графом Амурским, и вопреки предписанию Петербурга Невельской, основывает Николаевский пост (ныне город Николаевск-на-Амуре), подняв там российский флаг и объявив о суверенитете России над этими землями.

И тотчас в мае 1854 г. Муравьев организует первый «Амурский сплав»: русские войска и артиллерия доходят до моря, переправляются в Петропавловск-Камчатский в самый канун нападения англо-французского флота, обеспечив одну из главных сенсаций Крымской войны (и почти единственную благоприятную для России)! Как величайший позор британского флота было расценено поражение его десантной операции при Петропавловске-Камчатском.

Оборона Петропавловского порта на Камчатке

Утром 18 августа 1854года англо-французская эскадра вошла в Авачинскую бухту: 3 английских корабля: фрегат «Президент» (52 пушки), фрегат «Пайк» (44 пушки), пароход «Вираго» (10 пушек), и 3 французских: фрегат «Ля-Форт» (60 пушек), корвет «Евридика» (32 пушки), бриг «Облигадо» (18 пушек). Всего: 216 орудий, 2600 человек.

Десант союзников в 700 человек был разгромлен, потеряв знамя и почти половину отряда. Британская пресса:

– Это черное пятно, которое никогда не может быть смыто никакими водами океана...

– Борт одного русского фрегата и несколько береговых батарей оказались непобедимыми перед соединенными силами Англии и Франции, и две величайшие державы мира были разбиты и осмеяны небольшим русским поселением…

Увы, большинство наших описаний подвига защитников Петропавловска-Камчатского во главе с генерал-майором В. С. Завойко, совершенно упускают важнейшую часть – предысторию (и обеспечение!) этой победы.

Май 1854 года – первый Амурский сплав. 24 июля 1854 года транспорт «Двина» доставил из устья Амура в Петропавловск 350 солдат Сибирского линейного батальона, 2 бомбические пушки двухпудового калибра и 14 пушек 36-фунтового калибра. Прибывший военный инженер поручик Мровинский, сразу же возглавил строительство береговых батарей.

Успели чисто по-русски – за 3 недели до вторжения! Пришли по «несуществующему», непризнанному всем миром, но только что открытому путейцем Невельским – речному руслу!

 

 Заметки на путях сообщения России

 

В 2017г доклад автора этой книги на заседании Академии геополитических проблем посвященный «узким местам в геополитической конфигурации России», посвященный в том числе и той «нитке» на которой 200 лет держался российский Дальний Восток – предварялся несколькими публикациями в СМИ. И по одному пункту поступили опровержения, точнее – «дополнения». Автор-де не сообщил, что в Крымскую войну – Петропавловск-Камчатский несмотря на все описанные подвиги адмирала Невельского и генерал-майора В. С. Завойко: «все равно капитулировал».

Такие «опровержения» – пример неумения увидеть главную логику события.

Да, на следующий год после первого разгрома, в мае 1855 года англо-французский флот пришел на Камчатку вновь, теперь уже в составе: 12 кораблей, 5.000 матросов и солдат (количество кораблей, солдат – всё удвоено)… Но Петропавловск-Камчатский был пуст.

То есть, выражаясь точно – не капитулировал, а был заранее эвакуирован.

Все имущество, оставшиеся пушки, люди были погружены на суда и вывезены… Куда?!

Тут-то еще раз подтвердилась важность открытия Невельского. Еще один необходимый взгляд на карту: да, у России были тысячи километров Тихоокеанского побережья, от Берингова пролива до Камчатки, побережья Охотского моря, с тем самым поселком Охотск. Но Петропавловский гарнизон был эвакуирован именно в устье Амура, к поставленному Невельским посту Новониколаевск.

Прежний псевдо-выход к океану – как не годился для военных коммуникаций, подвоза подкреплений – так же не годился и для эвакуации.

Велик (был!) Дальний Восток, а отступать — некуда! Русская Аляска прикрыта одной бумажкой, договором о псевдо-аренде, весь азиатский берег — ледяная пустыня. Эвакуированные люди там погибнут и безо всяких английских десантов.

Отрицаемое учеными как факт устье Амура приняло суда с эвакуированным гарнизоном Петропавловска. Это, кроме прочего еще раз подтверждает обоснованность предложенного в Главе 1 – сущностного определения для Крымской Войны: «Первая Логистическая». При тогдашней Логистике в Европейской части России гарнизон Севастополя оказался без подвоза боеприпасов. А на Дальнем Востоке найденное Невельским и Муравьевым-Амурским решение позволило и защитить Петропавловск в 1854 году и благополучно его эвакуировать в 1855м. А что общее число наших сил в Сибири было так незначительно – это другой вопрос (и дальняя «заявка на Транссиб»). Впрочем и об эвакуации Петропавловска-Камчатского в 1855 году автор не умалчивал: в книге «Ближний Дальний Восток. Предчувствие судьбы» (2012, премия Александра Невского, одноименный документальный фильм режиссера Владимира Хотиненко, шел на телеканале Россия) – было рассказано о событиях 1855года. Газетный же формат не позволял включить еще и эпизод эвакуации. Но фактически он: дополнительное подтверждение сказанному о значении трудов адмирала Невельского.

Сплав переселенцев по Амуру, начало XX века

Хорошо, что ныне широко известен хотя бы тот факт его славной биографии, когда Особый Комитет (тот самый, нессельродовский, пустопорожний комитет, что ранее «закрыл» устье Амура) счёл инициативу Невельского «дерзостью, достойной разжалования в матросы, о чём и было доложено императору Николаю I. Но тот назвал поступок Невельского «молодецким, благородным и патриотическим», и наложил знаменитую резолюцию: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен».

Уже второй Амурский сплав обеспечил освоение Приамурья и к 1857—1858 гг. было образовано 28 первых казачьих поселений. Крестьян к 1892 г. в Приамурье было 31.000 душ, но затем процесс заселения ускорился.

16 мая 1858 г. начальник Невельского – генерал-губернатор Муравьев заключил с китайским правительством Айгунский трактат, по которому Амур до самого устья признан границей России с Китаем.

Но сами потрясающие «физические обстоятельства» подвига Невельского лучше раскрыть, представить – сквозь судьбу его супруги.

 

 Жена русского путейца

В 1850 году Геннадий Невельской отправляясь во вторую Дальневосточную экспедицию познакомился Екатериной Ельчаниновой. Прекрасные воспоминания о Жене русского путейца оставила ее подруга по Смольному институту Мария Угличанинова:

– Желающие подробнее познакомиться с присоедине­нием к России Приамурскаго и Приуссурийского края без единой капли русской крови, стоившим только не­сколько десятков тысяч рублей, могут прочитать запис­ки Геннадия Ивановича Невельскаго, изданные уже по­сле смерти этого в высшей степени честного, правдиво­го и слишком скромного по отношению к себе и своей жене человека, каким я узнала его впоследствии и каким, вероятно, помнят все лично его знавшие.

Я же рассказы об этой экспедиции слышала часто от самого Геннадия Ивановича, часто от моего знакомого по Костроме Ни­колая Константиновича Бошняка, бывшего под его на­чальством в этой экспедиции, который между прочим рассказывал, каким светлым и согревающим лучом была для них всех жена Геннадия Ивановича – Екатерина Ива­новна Невельская; как освещал и согревал этот луч тех диких гиляков, среди которых судьба ее забросила и где она провела много лет, терпя нужду, голод и холод. Он рассказывал, как она изучала их язык, чтобы пролить свет в их закоснелые сердца, как она ласкала и делилась с этими дикарями последним куском, желая снискать их доверие и любовь к ее мужу, которому они были так не­обходимы в его изысканиях. Да, этой женщиной, повторяю опять, должна гор­диться вся Россия и ей я хочу теперь посвятить несколь­ко своих личных воспоминаний.

В одно время со мною и в одном классе воспитыва­лись в Смольном две сестры Ельчаниновы… Младшая сестра, впоследствии Не­вельская, была сама радость и веселие и при большом уме была и собой очень хороша. Она была небольшого роста, блондинка, с правильными чертами лица и с пре­лестными большими голубыми глазами, имевшими ту особенность, что, когда лицо ее смеялось и голос звонко раздавался от смеха, они не изменяли своего вдумчиво­го выражения, придавая тем особую оригинальную пре­лесть. Круглые сироты, они после выпуска из Смольного были взяты их родным дядею Зариным, тогда иркутским губернатором, и вот здесь-то проездом через этот город и увидел ее Геннадий Иванович.

Ничего нет удивительного, что она произвела на него такое сильное впечатление, что он решился сделать ей предложение, не скрывая от нее тех опасностей и лише­ний, ей предстоящих, если она с ним отправится, и даже убеждая вместе с ее родными не пускаться в этот опас­ный путь.

Но молоденькая девятнадцатилетняя женщина про­никается удивлением и восторгом к этому невзрачному на вид человеку, проникается его духом и энергией и всюду хочет за ним следовать и делить с ним все опас­ности и лишения, которых она не могла и вообразить, но которые, по словам Бошняка, твердо и мужественно перенесла…

Она не жалела своих цветущих годов, прошедших в такой ужасной жизни, напротив, говорила, что была счастлива, что ее присутствие поддерживало бодрость и энергию ее мужа и всех участвовавших в этой экспе­диции, но не могла без слез говорить о своих душевных страданиях, когда на ее руках умирала крошка — дочь, для спасения которой нужно было молоко, а его не было; у них была одна только соленая рыба, которую не при­нимал желудок ребенка. Могила их ребенка была первою русскою могилой в этом крае.

Рассказывали также о душевных муках, пере­несенных ею, когда ее муж и другие участники этой экс­педиции отправлялись на изыскания, каждый порознь, в сопровождении неизвестных им дикарей. Это продол­жалось не день, не два, иногда недели. Поднимались ме­тели и вьюги, и она знала, каким опасностям они подвергались в этих пустынных тайгах, и ее саму, окруженную теми же дикарями, в их наскоро построенном холодном домике совсем заносило снегом. Но зато сколько было радости, говорила она, когда они все возвращались невредимыми; сколько слышала она рассказов о сделанных ими открытиях, о тех опас­ностях, которым иногда подвергались эти отважные, не­устрашимые и самоотверженные пионеры.

В 1894 году дочь Невельских, Вера Венд (литературный псевдоним – И.Ш.), издала в Па­риже книгу (об отце), посвятив ее Феликсу Фору, бывшему тогда морским ми­нистром. В этой книге, между прочим, есть несколько писем Екатерины Ивановны, писанных ею род­ным с дороги и по приезде в тот край, куда она отправи­лась со своим мужем из Иркутска через три недели после свадьбы. Желая познакомить русских женщин с характеристи­кой той, с которой французские женщины уже знакомы, я перевела эти письма и помещаю их в конце моей книги.

Читающие их увидят, сколько ума, благородства и вместе с этим сколько чувствуется силы воли и твердости характера в этой девятнадцатилетней женщине-ребенке. Она всегда могла бы возвратиться к своим родным, и, вероятно, ее муж для ее спокойствия был бы даже это­му рад, но у Екатерины Ивановны слова не разнились с делом(…)

 

Признайте же, как потрясает эта маленькая деталь в воспоминании Угличаниновой: «Могила их ребенка была первою русскою могилой в этом крае»!

Екатерина Невельская «была счастлива, что ее присутствие поддерживало бодрость и энергию ее мужа и всех участвовавших в этой экспе­диции», но она и сама была её полноправным участником! Екатерина Невельская — «дипломат», настоящий посланник русской культуры, среди туземцев гиляков (нивхов). Вспоминает её муж Геннадий Невельской:

– Екатерина Ивановна усаживала их (гиляков) в кружок на пол, около большой чашки с кашей или ча­ем, в единственной бывшей во флигеле у нас комнате, служившей и залом, и гостиной, и столовой. Они, наслаждаясь подобным уго­щением, весьма часто трепали хозяйку по плечу, посылая ее, то за тамчи (табак), то за чаем(...)

Понятно, отношение к туземцам шло от самой душевной природы Екатерины Ивановны, но все же, напомню: они с мужем стали еще и — первыми русскими дипломатами в Приамурском крае! Действовали и жили в… «серой зоне» (современный политический термин). Амур, когда-то потерянный русскими (По Нерчинскому договору 1689года), потом заброшенный и манчжурами, в новую эпоху вновь быстро становился в центр мирового геополитического соперничества.

«Сделанные Невельским открытия, – писал Н. Н. Муравьев, – неоценимы для России! Это заставляет нас безотлагательно приступить к занятию устья Амура, или оно с юга должно быть занято другими».

Император Николай I назвал поступок Невельского «молодецким», Но ведь до той государственной фразы «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен» – семь лет, вся политическая линия России на этом участке размером в треть Европы, отношения с туземцами в том числе — всё было сугубым творчеством, экспромтом супругов Невельских.

И даже за скупыми строчками справочника видны выразительные черты Великой Судьбы:

«Невельской был отправлен в 1850 году в экспедицию для занятия устья Амура. По дороге в Иркутске женился на Ельчаниновой Екатерине Ивановне и взял жену с собой в экспедицию».

Старшая дочь Екатерина родилась 1 июня 1853 года, умерла в 1854 году.

Это та самая малютка о которой упоминают сподвижник Невельского лейтенант Бошняк и Антон Павлович Чехов.

Екатерина Ивановна Невельская по счастью и сама оставила воспоминания. Яблоновый хребет, Джугджур отрезавшие Россию от Тихого океана – уже упоминались – с геополитических позиций. А вот как прошла её 18-летняя жена Невельского:

– Однажды нам пришлось переправляться вплавь через глубокую и быструю реку. Разразилась гроза; молния ос­лепляла нас, а сильные раскаты грома пугали лошадей. Они то и дело взвивались на дыбы. Дождь лил как из ведра. Ледяная вода текла без удержу по лицу, по рукам, по ногам. Тропинка, по кото­рой мы пробирались, была, кажется, опаснее всех предыдущих. Мы переезжали то по горным плоскостям, то через ледники, то вязли в снегу, то спускались с крутых скал по голым, почти отвес­ным обрывам и пробирались по узким и скользким дорожкам, заг­роможденным громадными каменными глыбами. Напуганная, из­зябшая, с нетерпением ожидала той минуты, когда, наконец, нам можно будет остановиться.

На мое несчастье, прошло еще немало времени, пока нашли место для отдыха. Оно оказалось под сводом из скал, нависших над углублением. Наскоро устроили там палат­ку. И эта жалкая яма показалась мне раем, когда перед огнем я мог­ла, наконец, просушить одежду и хоть немного обогреться. С каким наслаждением я расположилась, после стольких часов мучений, на моей походной кровати(…)

Антон Павлович Чехов в знаменитом «Острове Сахалине» крайне редко отступает вглубь истории от года своего путешествия (1890-го). Но случай жены Геннадия Невельского заметно поразил, потряс его:

– Жена Невельского, Екатерина Ивановна, когда ехала из Рос­сии к мужу, сделала верхом 1.100 верст в 23 дня, будучи больною, по топким болотам и диким гористым тайгам и ледникам охотского тракта…

Сподвижник Невельского, Н. К. Бошняк, открывший Императорскую гавань, рассказывает в своих записках:

 – На транспорте «Байкал» мы все вместе перешли в Аян и там пересели на слабый барк «Шелехов». Когда барк стал тонуть, никто не мог уговорить г-жу Невельскую первою съехать на берег. «Командир и офицеры съезжают послед­ними,— говорила она,— и я съеду с барка тогда, когда ни одной женщины и ребенка не останется на судне». Так она и поступила. Между тем, барк уже лежал на боку...

Часто находясь в обществе г-жи Невельской, он с товарищами не слыхал ни одной жалобы или упрека,— напротив, всегда замеча­лось в ней спокойное и гордое сознание того горького, но высокого положения, которое предназначило ей провидение. Она проводила зиму обыкновенно одна, так как мужчины были в командировках, в комнатах с 5° тепла. Когда в 1852 г. из Камчатки не пришли суда с провиантом, то все находились в более чем отчаянном поло­жении. Для грудных детей не было молока, больным не было свежей пищи, и несколько человек умерло от цинги. Невельская отда­ла свою единственную корову во всеобщее распоряжение; все, что было свежего, поступало в общую пользу. Обращалась она с тузем­цами просто и с таким вниманием, что это замечалось даже неоте­санными дикарями. А ей было тогда только 19 лет! (Лейт. Бошняк: «Экспедиция в Приамурском крае», «Морской сборник». 1859, II)…

 

Восемнадцати лет она встретила в Иркутске едущего на Амур офицера. Отпущено было ей 47 лет жизни, подвижничества и лишений. Которые, возможно и подкосили её крепкую природу: дети-то её, кроме первенца Екатерины (та, первая русская могила в Амурском крае) – дожили до лет очень преклонных.

Ольга, родилась в том же, 1854 году мать носила её, когда умерла первенец Екатерина. Муж Ольги (старший зять), офицер Соротхин напишет первую биографию тестя — свидетельство (косвенное) гармонии и понимания в семье. На следующий год после Ольги — родилась дочь Мария, потом дочь Александра, сын Николай.

 На неполных три года Екатерина Ивановна Невельская пережила мужа… Последним делом её жизни была подготовка и издание воспоминании мужа: «Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России 1849—1855».

Уверен (впрочем, легко проверяемо интернет-поисковиками): спросите любого россиянина о его ассоциациях, связанных со словами «Жены» и «Сибирь» — 90% скажут: «Жены декабристов». Никто не оспорит героизма княгинь Трубецкой и Волконской, но дико и нетерпимо, когда на этом и заканчивается ряд. Подвиг Жены русского путейца Екатерины Ивановны Невельской многогранен, велик последствиями: сохраненный российский Дальний Восток. И в числе первых его оценивших – Николай Муравьев, будущий граф Амурский в день великого российского приобретения написавший Геннадию Невельскому следующее письмо:

«Любезный Геннадий Иванович! Сегодня подписан трактат в Айгуне, Приамурский край утвержден за Рос­сией. Спешу уведомить Вас об этом знаменательном со­бытии. Отечество никогда Вас не забудет, как первого деятеля, создавшего основание, на котором воздвигну­то настоящее здание. Целую ручки Екатерины Иванов­ны, разделявшей наравне с Вами и со всеми Вашими до­стойными сотрудниками труды, лишения и опасности и поддерживавшей Вас в этом славном и трудном подвиге. Искренне обнимаю Вас, благодарю и еще поздравляю. Н.Н. Муравьев. Благовещенск. 16 мая 1858 года».

Это настоящий Гимн – супружеской чете русских путейцев… Кстати, отношения Муравьева и Невельского – еще и лучший пример отношений начальника и подчиненного, объединенных одним Великим делом. Все эти детали высокой судьбы складываются в прекрасный узор.

В СССР в 1986 году сняли художественный фильм о семейной паре наших покорителей Дальнего Востока: «Залив Счастья» — именно так назывался залив, где они провели первые годы своих Амурских экспедиций. Екатерину Невельскую там сыграла популярная актриса Ирина Мазуркевич.

 

Захоронение Геннадия Ивановича и Екатерины Ивановны Невельских на кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря (Санкт-Петербург). 2017 год.

 

Правнук Екатерины и Геннадия Невельских, Николай Владимирович Кукель-Краевский живет в России.

А Феликс Фор, морской ми­нистр, которому дочь Невельских посвятила свою парижскую книгу, позже стал президентом Франции.

 

 Университет имени Великого русского путейца

 

Глава Ассоциации вузов транспорта России, многолетний ректор, ныне президент крупнейшего транспортного ВУЗа страны Российского Университета Транспорта (МИИТ) профессор Борис Алексеевич Лёвин представляет транспортный Университет увековечивши его имя:

– История создания Морского университета имени Геннадия Невельского начинается с эпохи крупнейшего транспортного рывка в истории страны когда особенно остро встал вопрос подготовки кадров российских путейцев. 14 ноября 1890 г. во Владивостоке были открыты Александровские мореходные классы. А в 1902 г. на их базе сформировано Владивостокское Александровское мореходное училище. В 1926 г. оно было реорганизовано в Водный техникум Наркомата водного транспорта СССР.

 В 1944 г. техникум, к тому моменту называвшийся уже: Владивостокский морской техникум Наркомата Морского флота СССР, был реформирован. На его базе было создано Владивостокское высшее мореходное училище (ВВМУ). В 1965 г. оно получило новое название: Дальневосточное высшее инженерное морское училище с присвоением имени великого русского путейца – адмирала Г. И. Невельского.

В 2001 г. учебное заведение первым среди морских вузов стало университетом и получило нынешнее название – Морской государственный университет имени адмирала Г. И. Невельского. Его называют своей Alma-Mater огромное число российских моряков гражданского флота, работники практически всех важнейших портов России. Сегодня МГУ им. адм. Г.И. Невельского готовит специалистов всех профилей, необходимых морской транспортной системе, по естественно-научному, гуманитарному, техническому и морскому конвенционному направлениям.

[1] Принятое наименование противостояния России и Великобритании в Азии в XIXвеке.

 

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2020

Выпуск: 

6