К 65-летию вывода советских войск из Маньчжурии

После блистательного разгрома в августе 1945 г. Красной Армией миллионной Квантунской группировки японцев создавалось впечатление, что советская оккупация Маньчжурии будет долгой. Однако в марте 1946 г. советским руководством было принято решение о незамедлительном выводе оккупационных войск из Маньчжурии. Дальневосточная ветвь русской эмиграции отреагировала на это неоднозначно. Ее позиция складывалась под влиянием сложной гаммы впечатлений, накопленных с августа 1945 г. по апрель 1946 г., равно как и тревожных прогнозов на ближайшее будущее.

Маньчжурия встретила победителей с ликованием. Конечно же, были среди эмигрантов семьи, которые ни при каких обстоятельствах не хотели вновь соприкоснуться с большевиками (особенно те, кто в конце 20-х – начале 30-х годов с риском для жизни бежали из СССР). И все же, в массе своей русское население Маньчжурии расценивало победу советских войск как долгожданное освобождение от страшного режима японской оккупации, становившегося с каждым годом все более репрессивным. Эти чувства своей паствы разделяло и духовенство Харбинской и Маньчжурской епархии, также претерпевшее от произвола японских властей. Еще за два месяца до вступления советских войск во всех церквах епархии началось богослужебное поминовение имени Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия.

Весть о том, что вечером 18 августа 1945 г., в канун праздника Преображения Господня, на харбинском аэродроме был высажен десант Красной Армии, с быстротой молнии разнеслась по городу. На следующее утро тысячи празднично одетых людей (многие с цветами) стали стихийно собираться на центральной - Соборной площади, терпеливо ожидая прибытия советских воинов. Не испугал собравшихся даже сильный ливень.  «Наконец - как пишет очевидец - к собору быстро подходит автомобиль и выходит ... офицер, настоящий русский офицер с золотыми погонами. Трудно забыть это первое “ура” по адресу этого первого русского офицера. Многие плакали. Совершенно незнакомые люди поздравляли друг друга. […] В соборе в это время совершался торжественный благодарственный молебен по случаю освобождения нас от японского ига»[1]. Возглавлявшему богослужение архиепископу (позже митрополиту) Нестору (Анисимову), носившему тогда титул Камчатского, сослужили два викария Харбинской епархии: Димитрий (Вознесенский) архиепископ Хайларский и Ювеналий (Килин) епископ Цицикарский. Смертельно больной правящий архиерей митрополит Мелетий (Заборовский) не смог принять участия в этом торжестве. Над городом разносился неумолчный, как на Пасху, звон колоколов всех харбинских церквей.  И это в то время как в городе находился еще не сдавшийся на милость победителя 40-тысячный японский гарнизон, многие солдаты и офицеры которого не могли смириться с поражением и были готовы продолжать борьбу.

Высадившийся на харбинском аэродроме советский десант во главе с подполковником И.Н. Забелиным был малочисленным и без помощи отрядов самообороны русской харбинской молодежи (ШОХ – штаб обороны Харбина) не смог бы выполнить поставленных перед ним задач. По этому поводу Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, командовавший 1-м Дальневосточным фронтом, который наносил главный удар по японским войскам в Маньчжурии, в своих воспоминаниях пишет, что «харбинская молодежь активно помогала советским войскам. Вооружившись, она взяла под охрану к нашему прибытию средства связи и другие государственные учреждения. Конечно, 120 наших десантников в огромном городе не могли много сделать»[2].

Рис 1 Советские войска маршируют по Соборной площади Харбина.

4 сентября 1945 г. на Соборной площади состоялся многотысячный митинг и парад частей харбинского гарнизона. В числе приветствовавших русских воинов-освободителей был архиепископ Нестор. В своей искренней, яркой и эмоциональной речи Владыка в частности сказал: «Поистине наша Отчизна Россия есть жилище героев! Да пребудет наша Русь всегда под благодатным Покровом Божиим. Да будет могучая, великая Отчизна наша достойно прославляема всеми народами мира в их славных сказаниях, песнях народных и гимнах торжественных! Слава тебе, наша Родина-Мать, и поклон тебе земной от нас беззаветно любящих  тебя русских людей – твоих детей, отныне вошедших в единую родную нераздельную великую русскую семью. Слава тебе, Великий Водитель нашей Матери-России, давший ей недосягаемую мощь, величие и заслуженный покой!»[3]

Патриотическим порывом были охвачены все слои русского населения Харбина, включая ветеранов Гражданской войны. На параде советских войск в ознаменование Победы СССР над Японией, проведенном в Харбине 16 сентября 1945 г. по специальному указу Верховного Главнокомандующего,  произошло знаменательное событие. Приведем описание его по рассказу присутствовавшего на параде секретаря Приморского крайкома ВКП(б) Н. М. Пегова, с сохранением лексики, типичной для советского партийного деятеля:　''Утром в назначенный день парада и демонстрации к нашему командованию явилась делегация белоэмигрантского офицерства и просила разрешения выйти на демонстрацию в русской военной офицерской форме при всех имеющихся регалиях, на что им было дано согласие... Мимо трибуны, где мы находились, шли дряхлые старики, многие из которых, опираясь на костыли, были увешаны георгиевскими крестами и медалями. Эта толпа когда-то бравых офицеров русской армии медленно двигалась по площади, приветствуя стоящих на трибунах. Вслед за ними шли русские гражданские люди. В своё время покинувшие Родину и доживающие свой век на чужбине. Среди них много молодёжи. Вся эта разношерстная публика организованно прошла перед трибуной. Зрелище, должен заметить, редкое, исключительное''.[4] Однако к чувствам радости и гордости за свою Родину, победившую в самой кровопролитной в истории человечества войне, у русских эмигрантов примешивались горечь и разочарование.

Вслед за армейскими частями в Маньчжурию вошли подразделения контрразведки СМЕРШ (сокращение от «Смерть шпионам!»), не подчинявшиеся военному командованию. Еще продолжались торжественные митинги, приемы, встречи, концерты и другие официальные мероприятия, а СМЕРШ в Харбине и других городах и весях Маньчжурии уже начал массовые аресты. Шла «охота» за активными участникам Белого движения, а также лицами, которых праведно или  неправедно обвиняли в сотрудничестве с японцами. Большинство арестованных, даже по советским меркам, были совершенно невиновными людьми. Как верно заметил Л. М. Маркизов, сам находившийся в течение 10 лет в лагерях, «каково оказалось «качество» работы СМЕРШа, видно по результатам: подавляющее большинство «вывезенных» лет через 10-12 были реабилитированы «за отсутствием в их действиях состава преступления», кое-кто посмертно»[5].

Об истинном масштабе репрессий (в некоторых изданиях преуменьшаемом, а в других -  непомерно преувеличиваемом) можно судить из следующих данных, ставших доступными только в последние годы. В докладной записке от 27 февраля 1946 года начальника ГУКР «СМЕРШ» (ген.-полк. В. С. Абакумова) в НКО СССР (тов. Сталину) говорилось, что органами «СМЕРШ» Забайкальско-Амурского, Приморского и Дальневосточного военных округов на территории Маньчжурии и Кореи, занятой советскими войсками, на 25 февраля 1946 года было арестовано: сотрудников и агентов японских разведывательных и контрразведывательных органов – 5921 человек; руководящих и активных участников белогвардейских и других вражеских организаций, а также изменников Родине – 2824 человек[6]. Данные о национальном составе арестованных и месте их проживания в документе не приводятся. По-видимому, подавляющую часть первой категории арестованных составляли японцы. Большую часть второй категории, несомненно, составляли русские жители Маньчжурии. Среди арестованных был и единственный харбинский священник – протоиерей Владимир Светлов. Почему был арестован именно он, до настоящего времени остается загадкой.

Разумеется, все эти репрессивные меры произвели на харбинцев тягостное впечатление, посеяв в душах тысяч людей страх и неуверенность в завтрашнем дне. Впрочем, русские жители края научились отличать солдат от карателей и суждение об одних не переносили на других. Подтверждением сказанному служит то, что взаимоотношения эмигрантского населения с советскими солдатами и офицерами в целом складывались весьма дружелюбно. Несмотря на строжайшие запреты политорганов, пытавшихся свести к минимуму контакты военнослужащих с «местными русскими» («белобандитами», «семеновцами»), такие встречи носили массовый характер. Казалось, в дальнейшем взаимное дружелюбие будет только нарастать.

Решение о выводе советских войск, принятое в марте 1946 г., прозвучало как «гром средь ясного неба». Оно оказалось неожиданным даже для армейского командования. Бывший военный комендант Мукдена, а затем и Харбина генерал-майор А. И. Ковтун-Станкевич в своих воспоминаниях пишет: «Такое распоряжение нас несколько удивило. Ведь 5 марта маршал Р. Я. Малиновский, приехавший в Мукден, в разговоре со мной сказал, чтобы я получше устраивался, так как мне предстоит длительное пребывание в Маньчжурии. И вдруг 9 марта получаем приказ срочно покинуть Мукден и отправиться всем составом комендатуры в Харбин. Истинная причина столь неожиданного изменения обстановки стала известна несколько позже. Она заключалась в следующем: чанкайшисты хотели, чтобы их воинские части вошли во все пункты, где расположены наши войска. Они намеревались использовать нас как своего рода щит, прикрывающий их от Народно - освободительной армии Китая, иными словами, рассчитывали укрепить свою власть, опираясь на мощь Советской Армии»[7].

14 апреля 1946 г. из Чанчуня в Харбин эвакуировались также и войска Забайкальского фронта во главе с маршалом Р. Я Малиновским. Сразу же началась работа по подготовке к выводу из Харбина на родину огромного воинского контингента.

В нашем повествовании мы остановимся на четырех эпизодах апреля 1946 г., опираясь на воспоминания харбинцев старшего поколения, харбинскую прессу и фотографии из семейных архивов. Воспроизводим с благодарностью также фотоснимки последнего парада советских войск в Харбине, любезно предоставленные дочерью прославленного маршала Натальей Родионовной Малиновской.

Вердикт истории

19 апреля в Харбине состоялось торжественное собрание по случаю вывода советских войск из Маньчжурии. О времени и месте его проведения было объявлено заранее. В газете «Русское Слово» - органе «прогрессивной русской общественности» - было опубликовано следующее извещение: «19 апреля 1946 г. в 6 часов вечера ВОЕННОЕ КОМАНДОВАНИЕ СОВЕТСКИМИ войсками в Маньчжурии устраивает собрание русской интеллигенции г. Харбина, посвященное возвращению частей Красной Армии на Родину. Собрание состоится в Харбинском Доме Красной Армии (здании Железнодорожного собрания – Авт.). Вход по пригласительным билетам. За билетами представителям организаций и учреждений обращаться в Общество Советских граждан. По окончании собрания присутствующие будут обеспечены автотранспортом»[8].

Получил приглашение для участия в этом собрании и Временно Управляющий Восточно-Азиатским Митрополичьим Округом архиепископ Харбинский и Восточно-Азиатский Нестор. Поскольку день  проведения собрания совпал со Страстной пятницей – самым скорбным днем церковного года, в который вспоминают распятие и смерть Иисуса Христа, владыка Нестор не счел возможным принять участие в светском мероприятии. В этот день он возглавил в Кафедральном соборе печальное и проникновенное богослужение – вечерню с выносом Плащаницы. Епархию на собрании представлял настоятель Градо-Харбинского Свято-Николаевского кафедрального собора протоиерей о. Леонид Викторов (позже архиепископ Никандр) – бывший военный священник колчаковской армии, участник трагического «Ледяного похода» через озеро Байкал, а затем Главный военный священник Земской Приамурской Рати.

Рис. 2 Протоиерей о. Леонид Викторов и протодиакон о. Симеон Коростелев

Собрание проводилось в соответствии с советским ритуалом, который был еще в диковинку для харбинцев. В начале собрания «человек из зала» - студент Харбинского Политехнического Института  Широколобов  зачитал длинный список представителей военного командования во главе с маршалом Р. Я. Малиновским, советских официальных организаций, а также харбинских общественных деятелей и предложил избрать их в президиум. В конце собрания было предложено направить, обязательное в те годы, приветственное письмо тов. Сталину. Аплодисменты зала должны были означать полное согласие с этими предложениями. В целом атмосфера в зале была торжественной, приподнятой и дружелюбной. Перед началом и в перерыве собрания играл военный духовой оркестр.

От имени советского командования с докладом выступил начальник политического управления Забайкальского фронта генерал-лейтенант К. А. Зыков. Много теплых и лестных слов уходящей армии сказали харбинцы – рабочий «Дальвнештранса» Жмудь, помощник начальника станции КЧЖД Камарницкий, настоятель Кафедрального собора протоиерей о. Леонид Викторов, работница АО «Чурин» Зверева и представитель издательства «Русское слово» Колбин.

Все ждали выступления Р. Я. Малиновского, имя которого было чрезвычайно популярно среди харбинцев. Харбинская газета «Русское Слово» так описывала выступление маршала: «В наступившей тишине мягко и внушительно звучит мерная, неторопливая речь прославленного полководца. Просто, но как-то глубоко проникновенно говорит Маршал Малиновский. Зал настороженно, боясь пропустить хоть одно слово, следит за его рассказом»[9]. Начал свое выступление маршал такими словами: «Товарищи! Вы дожили до того дня, когда получили право, а мы возможность называть Вас товарищами».

В ходе выступления маршал сказал ключевую фразу, которая запомнилась многим, а затем в течение последующих лет была предметом ожесточенных споров харбинцев всех поколений: «Мы в гражданской войне боролись и дрались друг с другом, каждый за свою идею. Сейчас вы можете убедиться – кто был прав» (Выделено нами – Авт.). Маршал говорил твердо и убежденно, однако без какого-либо злорадства, поэтому слова его не вызвали отторжения в зале. Часть харбинцев (особенно молодежь) соглашались со словами Родиона Яковлевича и бурно им аплодировали. Можно только догадываться, какую реакцию вызвали эти слова в душах ветеранов гражданской войны, оставшихся верными идеалам «Белого дела».

Прошло более полувека со времени описываемых событий. Россия изменилась до неузнаваемости. Новая страна, быть может, не в полной мере соответствует былым чаяньям старой русской эмиграции. Но, все же…  Гордо реет над седым Московским Кремлем бело-сине-красное знамя, расправил над страной свои крылья Двуглавый орел, восстановлены  иконы на Спасской и Никольской башнях Кремля, сияют золотом кресты над Храмом Христа Спасителя и тысячами других, восставших из руин, церквей по всей Святой Руси.  Канонизированы в лике святых Царственные мученики и тысячи других новомучеников, убитых богоборческой властью. Торжественно перезахоронены под сводами  Петропавловского собора Санкт-Петербурга останки Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны и Великого Князя Кирилла Владимировича. Возвращаются из небытия имена героев-белогвардейцев. Обретен в ограде харбинской Свято-Иверской церкви и с подобающими почестями перевезен из Харбина в Москву прах генерала Владимира Оскаровича Каппеля. Памятник на его могиле является точной копией харбинского. Место нового упокоения героя находится на кладбище московского Донского монастыря  рядом с могилами генерала Антона Ивановича Деникина и русского философа Ивана Александровича Ильина. Учреждена высшая награда Петропавловской и Камчатской епархии – медаль Апостола Камчатки митрополита Нестора трех степеней. Да разве все перечислишь? Россия медленно, но верно встает с колен, укрепляя свое экономическое могущество и уважение мирового сообщества. Можно только сожалеть, что харбинцы старшего поколения не дожили до этих дней.

Так кто же оказался прав? История вынесла свой вердикт. Не в силе Бог, а в правде!

Щедрость маршала

20 апреля 1946 г. архиепископ Нестор нанес визит вежливости Маршалу Советского Союза Р. Я. Малиновскому, находившемуся в Харбине в связи с выводом контингента советских войск из Маньчжурии.

По воспоминаниям присутствовавшего на встрече К. А. Караулова, личного секретаря Владыки, началась она сухо и подчеркнуто официально. Р. Я. Малиновский и владыка Нестор обменялись, положенными в таких случаях, протокольными выступлениями. Маршал выглядел утомленным и хмурым. Изменить обстановку помог случай.

Как известно, в годы Великой Отечественной войны Верховным Главнокомандующим был издан приказ, согласно которому военным и гражданским лицам разрешалось носить награды, полученные ими в ходе войны 1914 – 1918 гг. и, в том числе, царские ордена, но только боевые, «с мечами». Владыка, готовясь к встрече с маршалом, надел, помимо церковных регалий, свои боевые награды – наперсный Крест на Георгиевской ленте, а также ордена Святой Анны 3-й и 2-й степеней, Святого Владимира 4-й степени - все с мечами и бантами. Как пишет он в своих воспоминаниях, «этот легендарный герой Ве­ликой Отечественной войны, увидев мои боевые ордена и знаки отличия, заинтересовался, когда и при каких об­стоятельствах меня ими наградили, и со вниманием выслушал мой рассказ, затем подтвердил декрет, сказав: «Вы имеете право достойно носить все эти боевые награды»».[10]

Маршал Р. Я. Малиновский не понаслышке знал высокую цену наградам, полученным владыкой Нестором – они давались только за исключительное личное мужество, проявленное в боевых условиях. Сам он, движимый патриотическими чувствами, 16-летним мальчишкой в самом начале войны сбежал на фронт и был принят добровольцем в 256-й Елисаветградский пехотный полк 64-ой пехотной дивизии, где служил сперва подносчиком патронов, а потом пулеметчиком. В сентябре 1915 г. за мужество, проявленное в боях под Сувалками, получил свою первую боевую награду - Георгиевский крест 4-й степени.

После краткого обмена воспоминаниями о местах службы и сражениях, в которых довелось принять участие, беседа двух Георгиевских кавалеров стала носить дружеский характер. Маршал оживился, шутил, расспрашивал о жизни харбинцев. Вместо запланированных двадцати минут беседа продолжалась более двух часов.

Владыка Нестор поделился с маршалом наболевшим. В те годы в Харбине существовал ряд благотворительных организаций - Дом Милосердия (на ул. Баталионной в Модягоу), Приют-Убежище им. митрополита Мефодия (в Корпусном Городке), Серафимовский приют (на ул. Офицерской в ограде Иверской церкви), Ольгинский приют (на ул. Почтовой при женском Богородице-Владимирском монастыре), Русский Дом (в Славянском городке), а также небольшие приюты при церковных приходах в других районах города (Чинхэ, Московские казармы и др.). В общей сложности, на попечении этих организаций находилось около 1000 детей, стариков и инвалидов. Существовали они, главным образом, благодаря добровольным пожертвованиям харбинских предпринимателей.

В период войны многие компании разорились, а их владельцы покинули территорию Китая. Большинство харбинских приютов оказались без средств существования. Тарелочные сборы в харбинских церквах не могли компенсировать пожертвований предпринимателей. Между тем, по обстоятельствам военного времени, возникла острая необходимость создания новых приютов и, в частности, епархиального дома-приюта для престарелого заштатного духовенства, а также для вдов и детей-сирот духовного звания. Первые шаги в этом направлении были уже предприняты архиепископом Нестором. Новый приют предполагалось назвать именем  почившего 6 апреля 1946 г. митрополита Мелетия (Заборовского), бывшего в течение 15 лет правящим архипастырем Харбинской епархии и оставившего по себе добрую память.

В период советской оккупации все военные коменданты Харбина охотно шли навстречу просьбам архиепископа Нестора, оказывая разовую продовольственную помощь приютам. Теперь же, в связи с принятым решением о выводе советских войск из Маньчжурии и ожидавшимся расширением гражданской войны в Китае, судьба благотворительных учреждений была под угрозой полного краха. Маршал внимательно выслушал Владыку и пообещал подумать о том, как помочь приютам.

Спустя несколько дней на территорию «Дома Милосердия» заехала колонна военных грузовиков. Машины были с верхом нагружены мешками с мукой и крупами (рис, чумиза, гаолян, гречка), бочками с растительным (соевым) маслом, коробками с медикаментами, ящиками с консервами, тюками с армейским сукном, обувью, а также с нижним шерстяным и хлопчатобумажным бельем. Тут же заместителем Военного коменданта г. Харбина подполковником И. Н. Кравченко, сопровождавшим колонну, и Управляющим Домом Милосердия К. А. Карауловым был подписан соответствующий «Акт приема-передачи».

Владыка Нестор не скрывал своего удовлетворения результатами встречи с маршалом Р. Я. Малиновским. В письме к Святейшему Патриарху Алексию он писал: «Такое отношение Представителя высшей Советской власти ко мне — служителю Церкви Божией и являющемуся представителем Вашего Святейшества на Дальнем Востоке, вызвало в сердцах верующих проявление искреннего восторга и произвело весьма отрадное и благотворное на всех впечатление»[11].

Харбину и харбинцам, можно сказать, повезло – передел власти между «маоцзедуновцами» и «чанкайшистами» не сопровождался военными действиями в городе, хотя многие другие тяготы гражданской войны в Китае (безработица, трудности с продуктами питания и т. п.) не обошли стороной и их. Предоставленной маршалом щедрой помощи, при ее бережном хранении и рачительном использовании, оказалось вполне достаточно для того, чтобы сотни харбинских детей, стариков и инвалидов в течение  последующих самых трудных  3 – 4 лет не остались без попечения. Разбросанные впоследствии по всему миру, бывшие воспитанники харбинских приютов, возможно, и не догадывались, что самой своей жизнью обязаны Маршалу Советского Союза.

Последний парад

21 апреля 1946 г. харбинцы праздновали Светлое Христово Воскресение. По случайному стечению обстоятельств, в тот же день состоялось историческое событие, ныне почти забытое, – последний парад советских войск в г. Харбине.

Рис. 3 Архиепископ Нестор и Маршал Р. Я. Малиновский на митинге в Харбине  21 апреля 1946 г. За спиной у Владыки слева – К. А. Караулов, справа – протодиакон о. Николай Лобас.

В канун Пасхальных торжеств многие верующие харбинцы были встревожены тем, что посещение храма в Святую ночь окажется невозможным из-за действовавшего в Харбине с 23.00 до 5.00 по местному времени комендантского часа.

Следует заметить, что военные власти в течение всего периода оккупации Маньчжурии советскими войсками неизменно проявляли подчеркнутую доброжелательность и толерантность к запросам местного населения, как русского, так и китайского. Начало этому положил первый начальник гарнизона и военный комендант города Харбина генерал-полковник А.П. Белобородов, издавший свой «Приказ № 1» от 21 августа 1945 года, приятно удививший харбинцев своей гуманностью. Так, в п.4 приказа говорилось: «Богослужение в храмах и молитвенных домах отправляется беспрепятственно»[12]. Было ли это частью хорошо продуманной политики «кнута и пряника» или попыткой военных дистанцироваться от действий СМЕРШ, проводившего в августе – декабре 1945 г. массовые аресты русских эмигрантов, в настоящее время сказать трудно. Многие харбинцы старшего поколения, приводя убедительные доводы, склонялись ко второй версии. Так или иначе, но и на этот раз военные пошли навстречу верующим.

Рис. 4 Архиепископ Нестор и Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский на митинге в Харбине  21 апреля 1946 г.

Архиепископ Нестор в письме Святейшему Патриарху Алексию писал: «В городе Харбине, ввиду особого послевоенного положения и по обстоятельствам переходного времени, ночное передвижение было ограничено, что, при наступлении праздника Св. Пасхи, вызывало известное беспокойство верующих людей о возможности побывать у светлой заутрени. На мое отношение по этому поводу к военному командованию Красной армии последовал опубликованный приказ военного коменданта города Харбина разрешить и обезопасить для русских верующих людей беспрепятственное передвижение по улицам гор. Харбина на все время праздничных богослужений, начиная со Страстного Четверга 18-го до 22 апреля включительно, что так же радостно было воспринято верующими, как акт проявления доброго расположения к нуждам верующего населения со стороны представителей высшего военного командования, и все храмы г. Харбина оказались переполненными верующими в Святую ночь. Пасхальное богослужение я совершал в нашем кафедральном соборе. За Литургией по установленному мною порядку было прочитано святое Евангелие на 12 языках»[13].

21 апреля на Соборной площади Харбина состоялся грандиозный митинг и парад советских войск, на котором присутствовало до 200 тыс. харбинцев – как русских, так и китайцев. Инициаторами проведения митинга были китайские («чанкайшистские») власти, еще не потерявшие надежды на поддержку СССР: Харбинское муниципальное правительство при содействии Сунзянского провинциального правительства, Общество Китайско-Советской дружбы и Торгово-промышленная палата.

На центральной трибуне, сооруженной на Соборной площади перед входом в отель «Нью-Харбин» (здание «Кондо»), украшенной огромными портретами генералиссимуса И. В. Сталина и генералиссимуса Чан-Кайши, находились представители советского командования, харбинской общественности, а также китайской военной и гражданской администрации города.  Выступили: от советского командования - Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский, от общественности Харбина – архиепископ Нестор.

Рис 5 Митинг в Харбине  21 апреля 1946 г. Выступает Маршал Р. Я. Малиновский

Об этом событии Владыка Нестор писал так: «В кафедральном соборе мною в сослужении всего харбинского духовенства при переполненном храме в 1 час 30 минут дня был отслужен краткий пасхальный молебен, за которым мною было зачитано обращение к пастве, по случаю ухода частей Красной армии и провозглашено соответствующее многолетие. По окончании молебна на соборной площади состоялся общегородской митинг и парад уходящих частей Красной армии.

На митинге мною был зачитан прощальный адрес Непобедимой Русской Красной армии (Выделено нами – Авт.) и передан Маршалу Малиновскому в красиво оформленной папке с изображением Александра Невского».[14]

Рис.6 Митинг в Харбине  21 апреля 1946 г. Выступает архиепископ Нестор.

С Соборной площади парадным строем, под гремевший над городом несмолкающий пасхальный звон колоколов всех  харбинских церквей, войска отправлялись на Центральный вокзал, где их ждали на погрузку эшелоны.

Неисповедимы пути Господни! Красную Армию православный Харбин встретил в 1945 г. в праздник Преображения Господня и проводил в 1946 г. в день Св. Пасхи молебнами, многолетиями и торжественным трезвоном. Где еще случалась такое?

Подарок коменданта

Вывод советских войск из Маньчжурии проводился ударными темпами и близился к завершению. Последними -  28 апреля - должны были отправиться два эшелона с личным составом и имуществом советской военной комендатуры.

27 апреля 1946 г. архиепископ Нестор нанес официальный прощальный визит военному коменданту г. Харбина генерал-майору Андрею Игнатьевичу Ковтун-Станкевичу. Прощание было теплым. Владыка поблагодарил коменданта за доброе отношение к православным харбинцам и щедрую помощь советского военного командования благотворительным организациям города.

Рис. 7 Военный комендант г. Харбина генерал-майор А. И. Ковтун-Станкевич.

По воспоминаниям присутствовавшего при разговоре личного секретаря архиепископа К. А. Караулова, в конце встречи генерал сказал:

-  Владыка! Трудно предвидеть, что может произойти в Харбине после нашего ухода. Давайте, мы выдадим Вам для самозащиты пистолет.

- Что Вы, Андрей Игнатьевич! – ответил Владыка - Я священнослужитель и мне запрещено иметь оружие.

 - Тогда, давайте, выдадим его Вашему помощнику, ему ведь не запрещено - предложил генерал, указав на К. А. Караулова. Тут же он дал соответствующее указание своему заместителю подполковнику И. Н. Кравченко.

Заместитель коменданта пригласил Кирилла Александровича в соседнюю комнату, где на длинном столе лежала груда оружия, в основном, японского.

- Выбирай – сказал подполковник.

- Мне бы русский пистолет, ТТ, например – попросил К. А. Караулов.

- Нет  у меня советского – ответил И. Н. Кравченко – давай, я тебе подарю свой «Кольт». С ним я прошел всю войну, и он ни разу не давал осечки.

 Тут же было отпечатано   «УДОСТОВЕРЕНИЕ», текст которого гласил:

«Настоящее выдано Кириллу Александровичу КАРАУЛОВУ в том, что ему действительно подарен Советской Военной Комендатурой г. Харбина пистолет «КОЛЬТ» № 497191 и разрешается хранение и ношение этого пистолета.

Изъятию не подлежит.

СОВЕТСКИЙ ВОЕННЫЙ КОМЕНДАНТ

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР

/Ковтун-Станкевич/».

Перед словами «СОВЕТСКИЙ ВОЕННЫЙ КОМЕНДАНТ» И. Н. Кравченко красным карандашом поставил «Зам.» и лихо расписался.

Рис.8 Удостоверение, выданное Советской Военной Комендатурой

К. А. Караулову, к счастью, в течение двух лет так и не пришлось воспользоваться этим пистолетом. Однако …

Ранним солнечным утром 14 июня 1948 г. подворье «Дома Милосердия» по ул. Баталионной, 24 было внезапно занято вооруженными китайскими солдатами («палудинами»). Владыку Нестора, к тому времени митрополита Харбинского и Маньчжурского, Патриаршего Экзарха по Восточной Азии, взяли под стражу и увезли в неизвестном направлении. В помещениях подворья начался многочасовый повальный обыск, проводившийся под руководством офицеров Особого отдела. Во время обыска всех насельников подворья «Дома Милосердия» (около 70 человек) согнали в Скорбященскую церковь[15].

Ускользнул из-под охраны лишь четырехлетний сын К. А. Караулова Александр (Алик). Обежав всю территорию Подворья, он вернулся в церковь и с детской наивностью закричал: «Мама! У нас дома «ходи» уборку делают!». Это шел обыск в квартире Карауловых. Был найден пистолет, что по тем временам могло грозить большими неприятностями. Выручило «УДОСТОВЕРЕНИЕ». Несмотря на грозную надпись «Изъятию не полежит», пистолет все же изъяли.

Этот, казалось бы, малозначительный эпизод с пистолетом со всей очевидностью демонстрирует состояние беспокойства, царившее в умах, как советского командования, так и русских харбинцев в преддверии непрогнозируемых событий, которые могли произойти в Маньчжурии после вывода советских войск.

Русские старожилы Маньчжурии с тревогой вспоминали эксцессы боксерского восстания, а также ожесточенность, с которой сводили счеты друг с другом китайские маршалы в 20-е годы (чего стоила, например, печально знаменитая резня в Ханькоу). Нередко в этих столкновениях амбиций то одна, то другая из сторон вымещала свою ярость на иностранцах.

После ухода советской армии из Маньчжурии в канун решающей схватки между «маодзедуновцами» и «чанкайшистами», русские вновь попадали в ситуацию, ничего хорошего не сулившую. Поэтому в апреле 1946 г., без сожаления расставаясь с подразделениями СМЕРШ, харбинцы с восхищением и грустью взирали на покидающих город русских воинов, не скрывая добрых чувств к избавителям от японского владычества. Уходили свои – по крови, по языку, по принадлежности к славным русским воинским традициям. С особой искренностью и силой прозвучали в эти апрельские дни слова, от имени всех харбинцев произнесенные протоиереем о. Леонидом Викторовым: «Что же сказать вам в момент разлуки. Только принести сердечную благодарность. Вы, доблестные бойцы и командиры Красной Армии, возвеличили нашу Родину на такую высоту, на какой она никогда не стояла. Передайте родной стороне земной поклон. Да живет в веках вознесенная вами Отчизна»[16].