Вера Засулич | Фёдор Трепов
Вспышка истерического террора эпохи Александра Второго с огромным трудом, но была подавлена.
«Истерия от др.-греч hystera — «матка». В старых медицинских справочниках: «бешенство матки» — диагноз соответствующий ряду психических расстройств. Истерическим российский террор я назвал не в пику его героизаторам, а для привлечения внимания к феномену: громадной удельной доле женщин в террористических организациях России XIXвека.
В самом знаменитом террористическом списке: «Первомартовцы», убийцы Александра Второго — из шести приговоренных к повешенью, две женщины, Перовская и Гельфанд (помилована по беременности).
Найдите еще тогдашнюю корпорацию, социальную группу (армия, студенчество, контрабандисты, артисты…) — что бы треть была женщины.
Внушаемость, подражательность, низкая способность критического восприятия? Предложу может неожиданное сопоставление. Средневековые процессы над ведьмамии… ведьмаками. Здесь как раз подавляющая статистика заставила почти забыть, что в преследуемых были и мужчины, ведьмаки — но гораздо меньше! Не только пытками, но и подражанием, истеричными самооговорами, умножалось тогда число несчастных «ведьм»…
Два громких судебных процесса, и, главное, общественная на них реакция, во многом подорвали течение государственной жизни, свели к бессмыслице работу многих поколений. «Дело Засулич», 1878года и убийство Александра Второго 1881года. По первому делу я добавлю один новый акцент, но вначале, извините, порция известных фактов.
Вера Засулич, знакомая, сотрудница самого Сергея Нечаева (главного «беса» нашей истории). Потом в группе «Бунтарей-бакунистов» с помощью фальшивых царских манифестов (О, эти фэйки!) пыталась поднять крестьянское восстание в Чигиринском уезде Киевской губернии.
В июле 1877года после бунта в тюрьме петербургский губернатор Трепов приказал высечь непокорного арестанта Боголюбова, в январе 1878го, через полгода, Вера Засулич стреляет в губернатора.
Министр юстиции граф Пален, имея множество вполне законных вариантов вплоть до передачи дела Военному суду, отдает его суду присяжных. Председатель Петербургского окружного суда — 33-летний, знаменитый в будущем А.Ф.Кони…
Победоносцев: «Идти на суд присяжных с таким делом, посреди такого общества, как петербургское — не шуточное дело».
Адвокат Александров внушал и внушил присяжным: «сочувствие наказанному Боголюбову оправдывает террористку»… Оглашение вердикта оборвалось на словах: «Не винов...» — Крики радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы "Браво! Ура! Молодцы!". Обнимали друг друга, целовались, лезли через перила к Александрову и Засулич, поздравляли. Адвоката качали, а затем на руках вынесли из зала суда и пронесли до Литейной улицы. Когда Засулич вышла из дома предварительного заключения, она попала в объятия толпы. Под радостные крики ее подбрасывали вверх.
Русский юрист Н.И. Карабчевский: "Защита Веры Засулич сделала адвоката Александрова всемирно знаменитым. Речь его перевели на иностранные языки". Газеты Франции, Германии, Англии, США, Италии, всего цивилизованного мира в восторге: в России победили Закон и Гуманность,
Засулич, адвокат Александров председатель суда Кони — герои дня. На следующий день после освобождения приговор был опротестован, издан приказ об аресте Засулич, но она скрылась на конспиративной квартире и вскоре, чтобы избежать повторного ареста, тайно переправлена в Швецию. В 1880году Засулич в Париже. Сотрудничает с Плехановым, Лениным. Позже в редакции «Искры»...
Я предлагаю задуматься над тем, что все время казалось простым и естественным: переход Засулич на нелегальное положение, эмиграция в Европу... упреждая повторное рассмотрение ее Дела. Вроде все правильно, привычное тогдашнее коловращение: теракт, суд, эмиграция, подполье.
НО… ведь Европа и США тогда приветствовали — Торжество Закона в России! Каковое «Торжество»во всем мире предполагает рассмотрение дела в нескольких инстанциях. Чего, кажется, проще: районный суд решил, областной может перерешить, далее Верховный суд… Но Европа, вместе с нашими революционерами и либералами, получив нужное решение первой инстанции, Петербургского окружного суда… выкрадывает и укрывает Засулич, от последующих столь же законных судебных инстанций.
Вот картина, несколько утрирующая эту логику: выдавили европейские либералы нужное им решение на первой инстанции, вынесли под истеричные вопли на руках из здания суда адвоката и подсудимую, вывезли их подальше, и… — атомную бомбу на весь этот Петербург, что б там прокуратура не опротестовала, и что б «Торжество Закона» вышло уж точно — окончательным.
Смысл карикатуры: и бомба на Петербург и выкрадывание, укрывательство обвиняемой — факторы, одинаково нарушающие законное течение судебного дела.
В паре книг о причинах гибели Империи, в СМИ-статьях я рассматривал этот Судебно-Террористический, Философско-Истерический процесс. Рассказывал о нем в интервью. И поразительно (проверял): все 130лет(!)история засуличского дела именно с этой стороны до сих пор не рассматривалась…
А в 1878году на домашнем балу у графа Палена громадный успех имели принесенные им «с работы», т.е. вытащенные им из папки «Дела №…» фотокарточки «романтической преступницы, из-за любовника (Все дамы мгновенно родили эту версию) - чуть не застрелившей градоначальника».
Вот и министр Пален словил «свои 5минут славы».
Гляньте, читатели! Хоть не на балу у графа Палена, (вскоре после «Дела Засулич» уволенного), так в Интернете…
Вкусы бывают разные, но для Засулич они могут разниться от: типичная «серая мышка», до: длинноносая, тонкогубая записная уродина. Готовая иллюстрация в энциклопедию, статья «Сублимация». Но… тонкогубая уродина стала кумиром молодежи. Курсистки, гувернантки, наверно и модистки, мечтали повторить «подвиг Засулич». Теперь русских градоначальников можно было стрелять безнаказанно. Французских, немецких, английских… разумеется, нет. Их Закон «горячим сочувствием, толкнувшим на теракт…» не обойти, гильотины и виселицы в Европе как работали, так и работали.
А вот дикари получили в руки сразу две игрушки: многозарядный револьвер и Суд присяжных, теперь они точно разнесут свое государство.
Князь Мещерский, издатель журнала «Гражданин»: «Оправдание Засулич проходило будто в каком-то кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами, столь наглое торжество крамолы».
Перед своим увольнением министр юстиции Пален долго убеждал Кони уйти в отставку: уволить не мог! «Независимость суда» — еще одна игрушка. Но Кони не ушел, еще 20лет собирая лавры либерала, борца с самодержавием. Засулич умерла в 1919году, похоронена на Волковском кладбище, участок "Литераторские мостки", рядом с Плехановым. Позже на «Литераторских мостках», недалеко от могилы Засулич, перезахоронили прах Кони, перенесенный с Тихвинского кладбища Александро-Невской лавры.
Что ж, очищение территории Лавры можно, конечно, приветствовать, но… грустно все это, господа.
Истерия Философическая
Прошло три года, террор стал светской модой, и в 1881-м убили царя Александра Второго. Идет суд над террористами, и накануне вынесения приговора в Петербурге в зале Кредитного товарищества во время своей публичной лекции модный философ Владимир Соловьев, вдруг сказал о цареубийцах: «Царь должен простить. Если он христианин, он должен простить. Если он действительный вождь народа, он должен простить. Если государственная власть вступит на кровавый путь, мы отречемся от нее». Свидетели: «Невозможно передать, что творилось в зале. Какой-то массовый экстаз. Восторженная молодежь вынесла оратора на руках…»
Не думайте, что тот спич в зале Кредитного товарищества, была единичным всплеском: ну захотелось философу проехаться «на руках восторженной молодежи» метров тридцать от кафедры до гардероба, или чуть далее, по маршруту Засулич и её адвоката… Нет, вся многолетняя, даже удивительно, насколько еще неоцененная, работа Соловьева — это разрушение смысла русской государственности. Именно он протянул бикфордов шнур от эпохи терроризма, Нечаева, Засулич, их истеричных подражателей — прямо к двум последним царствования императорской России.
Громадное значение философа Соловьева как готовый, признанный факт, можно взять из работ его последователей: Бердяева, Булгакова, Франка, Андрея Белого, Блока… в общем тех, кто этому значению придавал другой, противоположный знак. Соловьев «стоял у истоков русского «духовного возрождения» начала ХХ века, «русского духовного ренессанса» (Н.Бердяев). В другом месте Бердяев этот «ренессанс» назвал «Серебряным веком».
В книгах я, конечно, разбирал это подробнее, здесь приведу лишь свой термин: «Мельхиоровый век».
Доказано, и «Сменовеховцами» особенно убедительно: тот «ренессанс» духовно подготовил катастрофу 1917года. Выяснение роли, влияния Соловьева — это зачеркивание одного «вдруг» в истории России, а именно: «Почему-то во время Русско-японской войны 1904-1905гг… вдруг оказалось, что значительная часть российской публики яростно болеет за японцев, аплодируя, передают каждое известие об их победах, постоянно преувеличивают потери русских войск, создавая определенное давление на правительство».
Откуда вдруг взялась сама прослойка российского общества энергично распространявшая эти ложные цифры? Это ж и вправду странно, особенно если сравнить с общественным мнением в России 1812го, или 1878годов (Русско-турецкая война). Всего за 25лет — такие вдруг радикальные изменения! Или почему в 1915-1917годах многие россияне стали вдруг желать поражения своей армии и действовать по принципу «Чем хуже — тем лучше»? — Это все вопросы к властителям дум «Серебряного века», «соловьевцам».
Историческая важность, действенность соловьевского ультиматума: Царь должен простить террористов, если он христианин и действительный вождь народа, иначе мы отречемся от него, — сконденсировалась, как в химической реакции, по формуле:
Желябов + Соловьев = Общественное мнение.
Сергей Кравчинский, о революционерах-террористах: «Он прекрасен, грозен, неотразимо обаятелен, так как соединяет в себе оба высочайшие типа человеческого величия: мученика и героя».
Л. Мирский, покушался на шефа жандармов Дрентельна — чтобы привлечь внимание любимой девушки, у которой «был чисто романтический восторг перед Кравчинским»,ранее зарезавшим среди бела дня на людной улице предшественника Дрентельна — Мезенцева».
Аполлинария Суслова, экс-пассия Достоевского а потом и Розанова, доказывала Федору Михайловичу, что за нанесенное ей когда-то мужчиной оскорбление — …не все ли равно, какой мужчина заплатит за надругательство надо мной.. Почему бы и не — сам царь? Как просто, подумай только, один жест, одно движение, и ты в сонме знаменитостей, гениев, великих людей, спасителей человечества.
Видите, еще за 80 лет до рождения термина PR, «Пиар», Аполлинария ухватила самую суть: все равно на ком сорвать старую обиду, но… если на царе, то ты еще и… в сонме знаменитостей, гениев... Английский термин marked people, дословно: «маркированные люди», пиарщики используют в смысле обозначения категории людей уже marked, отмеченных Обществом, Рынком (в данном случае это схоже: Общество = Рынок потребителей новостей). Войдя в какое угодно отношение marked people — можно и самой стать marked people, как Засулич и Соловьев. Как Марк Чепмен – убийца Джона Леннона…
Да, второй, наверно, каторгой была для Федора Михайловича эта феминист-террористка. В случае Пиар-Аполлинарии — это образ мыслей, характерный, но не ставший образом действий. А может, это моя психологическая гипотеза: вместо Царя она использовала как marked people — Достоевского, а потом и Василия Розанова. Тут вырастает еще интересный, полуабсурдный сюжет: Федор Михайлович — принял на себя психопатический удар Аполлинарии, тем самым грудью закрыл Царя. Вроде: «Жизнь за Царя»-2.
Колокольный Герцен: «Есть мгновения в жизни народов, в которые весь нравственный быт поколеблен, все нервы подняты и жизнь и своя жизнь человеку так мало стоит, что он делается убийцей».
Статистически зафиксированную волну самоубийств молодежи начала 20века В.М. Бехтерев объяснял как социальную болезнь, помимо угнетающего личность аффекта, связанного с процессами модернизации общества, силу примера и общее пессимистическое настроение умов.
Сборник «На помощь молодежи»(Киев, 1910): «…в молодом поколении растерянность и подавленность, ослабление воли к жизни, отчаянная разочарованность и гнетущее одиночество… Бывают в истории такие периоды и условия, когда разочаровываться жизнью становится особенно легко и удобно, а может быть и модно»(...)
Примеры Веры Засулич, Соловьева и его ошалевших слушателей, Пиар-Аполлинарии, Софьи Перовской, Каляевых, и прочих Л.Мирских… это переплетение психиатрии с политикой привлекало внимание не только корифея Бехтерева. По «истерическому террору», я добавлю пару замечаний.
Судебно-медицинский постскриптум
В случае Веры Засулич, какая деталь осталась, увы, недооцененной? Лично на мой взгляд в её «истории болезни» самое важное: полугодовой разрыв, интервал, между внешней Причиной(поводом) – и Поступком.
13июля 1877года губернатор Трепов приказал высечь непокорного арестанта Боголюбова. 24января 1878го Засулич стреляет в губернатора. Срок, по-моему, достаточный, что бы напрочь отбросить подхваченные общественным мнением басни адвоката Александрова о «благородном порыве», о том, что она вдруг «ощутила оскорбление арестанту – как себе лично».
Эти полгода – некий «инкубационный период» её болезни. «Заводилась», примерялась, примерно как Аполлинария Суслова примерялась всю жизнь. Интересная разница: Аполлинария все ж не выстрелила. По-моему, повлияло то, что имея таких слушателей, собеседников как Достоевский, Розанов, она — выговорилась, спустила напряжение на партнеров. А одинокой уродине Вере Засулич не так повезло. Или повезло?