М.А. Шолохов 10 декабря 1965 года во время вручения нобелевских премий в Большом Концертном зале Стокгольмской Ратуши
Как у себя дома
Мусир Иманкулович Айтасов – один из немногих ныне живущих в нашей области людей, кто близко был знаком с Шолоховым. Более сорока лет минуло с той поры, а память ветерана бережно сохраняет многое из того, что так или иначе связано с писателем, с его отдыхом в наших степных живописных местах, к которым он всегда питал особую любовь. Когда судьба впервые свела его с Михаилом Александровичем, он был еще достаточно молод, и лишь незадолго перед этим его назначили директором совхоза «Брликский» Фурмановского района. Я не один раз пытался разузнать у Айтасова подробности его самой первой встречи с Шолоховым, но, увы, ничего конкретного на этот счет не услышал. Почему – забыл или, может, причина в самом Шолохове? Скромный, державшийся всегда ровно со всеми, будь то большой начальник или простой человек, он совсем не производил на окружающих впечатление знаменитого писателя, удостоенного многих высоких званий и наград.
– Обычно мы уже заранее знали, когда к нам приезжают гости из станицы Вешенская, – вспоминает Мусир Иманкулович. – Соответствующую информацию об этом мы получали из Уральска, от кого-нибудь из обкомовских партийных работников. Сразу начинали готовить для них нашу совхозную гостиницу, рассчитанную на десять-двенадцать мест.
Тут я перебил рассказчика и заметил, что, по свидетельству хорошо знавших писателя людей, он не очень-то жаловал казенное жилье, предпочитая во время дальних поездок останавливаться дома у кого-нибудь из своих друзей и знакомых.
– В нашей гостинице ему жить нравилось, – сказал с некоторой категоричностью М.И. Айтасов. – Мы всегда помнили, кто наш постоялец, и, конечно, старались создать ему максимум удобств, насколько это было возможно в сельской глубинке. К услугам Михаила Александровича и его спутников была удобная гостиничная кухня. Правда, повар у вешенцев обычно был свой, который всюду сопровождал их. Гости, сколько я помню, приезжали к нам целой колонной, состоявшей из черной «Волги», «ГАЗ-69» и «ГАЗ-66» – вездехода. И еще было для них одно удобство. Гостиница имела свой огороженный двор, где вся эта техника свободно размещалась под надежным присмотром.
После того как вновь прибывшие успевали обжиться в отведенном для них помещении, дня через три-четыре молодой сельский руководитель приглашал Шолоховых в гости к себе домой. Он был одного возраста с их старшим сыном Александром, и Мария Петровна относилась к нему как к сыну. Не раз она, бывало, перед тем как всем разместиться за обеденным столом, шепотом просила радушного хозяина дома:
– Сынок, ты уж, прошу тебя, не принуждай Михаила Александровича к этому… – и показывала красноречивым жестом на стопку. – Ему пить нельзя. Он в эти дни неважно себя чувствует.
Мусир Айтасов ее успокаивал: мол, не беспокойтесь, все будет чин чином, посидим, пообщаемся... Иногда казалось, что Мария Петровна просто проявляла чрезмерную опеку над своим именитым мужем, знавшим меру в любом застолье. Живое и непосредственное общение с людьми – вот что было главное для Михаила Александровича в таких случаях. Он как художник слова вбирал в себя, накапливал все то, что ему щедро преподносила окружающая жизнь на отдыхе в Западном Казахстане.
Хорошо запомнилась Мусиру Иманкуловичу поездка с Шолоховым в Казталовский район в аул Саралжын, где писателю должны были торжественно вручить белую верблюдицу с верблюжонком. Накануне прибыл секретарь обкома партии по идеологии Б. Ж. Жумагалиев. Сидят вечером, чаевничают.
– Михаил Александрович, – обратился партийный работник из Уральска к писателю. – Нам завтра надо быть в Казталовском районе, там вас очень ждут, приготовили подарок.
– У меня есть хозяин, – ответил тот с улыбкой и глазами показывает на М.И. Айтасова. – Как он скажет.
– Поедем? – спросил Б.Ж. Жумагалиев директора совхоза.
– Конечно, поедем!
Путь предстоял неблизкий, километров с полтораста. Выехали с утра пораньше.
Предыстория дела тут такова. Ценный живой подарок выдающемуся писателю незадолго до этого сделало руководство Союза писателей Казахстана в лице Габита Мусрепова по случаю его 60-летия (1965 г.). Правда, сделано это было пока в устной форме в Москве на торжественном заседании в Колонном зале Дома Союзов. Лишь позже редких животных найдут в нашей Уральской области, в одном из хозяйств Казталовского района.
И вот наконец машины въезжают в Саралжын, а навстречу – масса народу, взрослых и детишек. Очень радостной и теплой выдалась встреча жителей далекого степного аула со всенародно любимым писателем. Гостей усадили в президиуме прямо тут же, под открытым небом. Когда к юбиляру подвели верблюда с верблюжонком, который тоже был белого цвета, он, растроганный, поблагодарил за дорогое преподношение и оказанное ему внимание. А затем, обращаясь ко всем собравшимся на площади, произнес:
– Прекрасные животные, без восхищения на них невозможно смотреть. Особенно на этого милого малыша. Но они любят простор, свободу, и я боюсь, что всего этого им будет не хватать у нас на Дону. Поэтому я хочу, чтобы они остались в привычной для них среде обитания. Свой подарок, с вашего позволения, я с удовольствием передам местной школе. Пусть ребята ухаживают за животными и помнят, что есть такой писатель Шолохов.
Писательский дар с благодарностью принял сам директор школы. Тот теплый летний день надолго запомнился Шолохову, и впоследствии он частенько с удовольствием вспоминал детали своей трогательной встречи со степняками.
Как-то Михаил Александрович попенял Мусиру Айтасову за то, что он редко бывает у него в гостинице.
– Я могу к вам заходить хоть каждый день, даже по нескольку раз, – ответил тот, – но не хочу утруждать вас, человека творческого, занятого своими важными делами.
Однако однажды Шолохов все-таки настоял на том, чтобы Айтасов заглянул к нему на чашку чая как-нибудь вечером. О том, какой разговор тогда состоялся между двумя людьми, явно питавшими симпатию друг к другу, теперь, по прошествии многих лет, рассказывает сам Мусир Иманкулович:
– Я об этом раньше почти никому не говорил. Знаете, кто правильно поймет, а кто и нет… Так вот, когда я пришел к Шолоховым в назначенное время, они уже ждали меня. Стол был накрыт. Выпили по чашке-другой. И вдруг Михаил Александрович каким-то доверительным тоном говорит мне: «Ты, Мусир, не директором же совхоза на этот свет появился, не всю жизнь тебе быть на этой должности. Надо расти. Как ты посмотришь на то, если я посодействую тебе в том, чтобы ты стал руководителем района, например, первым секретарем райкома партии?» К тому времени, то есть к моменту памятного для меня разговора с писателем, я уже лет шесть возглавлял совхоз – срок, в общем-то, приличный, но я вежливо отказался от предложения Михаила Александровича. Я поблагодарил его, сказал, что он меня уважает, раз делает такое лестное предложение. А если уважает, в полушутливой форме попытался я закончить разговор на эту довольно щекотливую тему, то у меня, мол, одна к нему просьба: не трогать меня с нынешней должности. Как мне показалось, – продолжал собеседник, – Шолохов был тогда удивлен таким моим категоричным ответом. Больше он, сколько бы мы потом ни встречались, не заводил разговора об этом.
Особо следует сказать о том, где застала М.А. Шолохова весть о присуждении ему Нобелевской премии за роман-эпопею «Тихий Дон». Многие знают, что это произошло во время пребывания писателя с родными и друзьями в нашей области, на лоне степной природы. Но мало кто назовет точное место, ставшее знаковым в творчестве великого русского мастера слова.
У М.И. Айтасова было взято за правило – на работу приходить с утра пораньше, часам к семи. И поэтому, когда в совхозной конторе где-то в восемь раздался телефонный звонок, трубку взял сам Мусир Иманкулович.
– Это Киссык-Камыш? – услышал он на том конце провода мужской голос.
– Да, это Киссык-Камыш, центральная усадьба совхоза «Брликский».
– Шолохов у вас?
– У нас.
– Чем он сейчас занимается? – продолжал настойчиво допытываться неизвестный.
– Он человек творческий, писатель, и скорее всего, занимается своим привычным делом.
В трубке на некоторое время возникла пауза, потом мужчина вежливо попросил:
– Запишите, пожалуйста, то, что я вам сейчас продиктую. «Сегодня, – начал он, – в пятнадцать часов по московскому времени будет объявлено о присуждении советскому писателю Шолохову Михаилу Александровичу Нобелевской премии».
Мусир Айтасов, взволнованный необычным сообщением, вскоре вышел на первого секретаря Фурмановского райкома партии К.М. Мендалиева. Тот в это время находился в соседнем совхозе «Жанаталапский» на партийном собрании его коллектива.
– Хорошо, – одобрительно отозвался он, выслушав совхозного руководителя. – Сделай так, возьми сейчас же у себя на почте чистый бланк правительственной телеграммы, заполни его текстом, только что полученным по телефону, и – ко мне к двенадцати! Пообедаем и отправимся вместе к Шолохову.
Шумную компанию бывалых охотников они без особого труда разыскали на привале возле степного озера Жалтыркуль, во владениях совхоза «Брликский». Стоял теплый, солнечный осенний день. В большой палатке с чудной импортной печкой в виде термоса посередине гостей принял сам Михаил Александрович. К.М. Мендалиев вручил приятно удивленному писателю телеграмму, якобы поступившую утром, пожелал ему больших творческих успехов, крепкого здоровья и долголетия.
– Ну, сынок, – сказал Михаил Александрович, посмотрев на стоящего рядом с ним сына, – я теперь богатый человек!
– С тебя, отец, причитается! – рассмеялся молодой человек.
Далее Шолохов поведал одну историю, связанную с визитом к нему иностранной делегации. Это было примерно годом раньше. Гости уже собирались в отъезд, когда кто-то из шведов робко, как бы невзначай поинтересовался у писателя:
– Как вы посмотрите на то, если Шведская академия присудит вам Нобелевскую премию?
Шолохов в ответ хитровато улыбнулся, сказав, что, когда ему присудят премию, тогда он и посмотрит. Иностранцы от души рассмеялись, с тем и отбыли к себе домой. Вскоре после этого визита Михаил Александрович проинформировал о мимолетном памятном разговоре с гостями из-за рубежа «своего лучшего друга» Л.И. Брежнева. Леонид Ильич был весьма краток:
– Если дадут Нобелевскую – не отказывайся.
Я не случайно так пристально заостряю внимание на том, что предшествовало событию, о котором вскоре узнает весь мир. Ранее премия присуждалась Борису Пастернаку, что вызвало буквально взрыв негодования в СССР. Как так, столь высокая награда и писателю-отщепенцу?! Одно время М.А. Шолохов даже всерьез подумывал отказаться от Нобелевки.
«Казах не женится на мерзлячке!»
Крепкие товарищеские отношения связывали М.А. Шолохова с Гапуром Рамазановым, местным охотником. Человек уже немолодой, пенсионер, Гапур был неизменным спутником писателя на охоте в степях. Раз с ними приключилась серьезная неприятность – они заблудились в песчаных барханах. Ночь. Куда ни глянь – беспросветная тьма. И ни одного признака человеческого жилья. Долго плутали, пока наконец не наткнулись на чабанскую точку. На шум мотора машины из домика вышла женщина, которой на вид было лет тридцать пять. Охотники спросили у нее, не подскажет ли она им дорогу на Киссык-Камыш. Женщина вызвалась помочь заблудившимся путникам и решительно зашагала впереди ГАЗика, освещаемая светом фар. Кончался октябрь, погода была ветреной, моросил мелкий холодный дождь, а незнакомка, уверенно ведшая их к невидимой цели, одета совсем легко, по-домашнему. Шолохов велел остановиться. «Она же простынет, кто ее будет лечить здесь, в барханах!» Гапур передал озабоченные слова писателя женщине. Она, конечно, не знала, кто сидел в машине, усмехнулась и попросила своего земляка:
– Передай ему, что казах не женится на мерзлячке!
Михаилу Александровичу, видимо, понравился ответ чабанской жены, и он, достав из кармана записную книжку, быстро сделал в ней соответствующую пометку.
Совхоз «Брликский» был достаточно крупным хозяйством в Фурмановском районе, направление животноводческое – овцы, крупный рогатый скот, лошади, верблюды.
М.А. Шолохов, будучи еще и депутатом Верховного Совета СССР, то и дело интересовался делами сельских тружеников, вникал в их повседневные заботы и трудности. Узнав от Мусира Иманкуловича, что «Брликский» далеко не первый год испытывает острую нужду в новой технике, он дошел до Москвы, до руководства соответствующих союзных ведомств, и вскоре совхоз получил в свое распоряжение десять новых грузовых и одну легковую машину. Селяне тоже не остались в долгу. По просьбе Шолохова они продали одному из совхозов Вешенского района Ростовской области пятьсот овец знаменитой едильбаевской породы. На хуторе Кружилин, где родился будущий писатель, за ценными животными был закреплен казах Шаймардан Жумашев.
До сих пор М.И. Айтасов с глубокой признательностью и почтением к памяти великого человека вспоминает, как он в свое время спас его от гнева местных партийных органов. Шестьдесят седьмой год выдался засушливым. Некоторые хозяйства района столкнулись с бескормицей, что было чревато массовым падежом скота. В «Брликском» положение с кормами было значительно лучше, и М.И. Айтасову велели поделиться ими с соседями, выделить для этого пятьдесят тысяч центнеров сена. «Пусть сами приедут и накосят сколько им надо», – распорядилось районное начальство. Айтасов заупрямился, заявив: «Косить на своих землях не позволю, а сена в требуемом количестве дам из имеющихся запасов». Своевольство молодому руководителю припомнят несколько позже, когда его, уже представленного к ордену Трудового Красного Знамени, лишат высокой награды. Все могло кончиться для него еще хуже, вплоть до снятия с должности, если бы его не взял под свою защиту М.А. Шолохов…
– Когда не стало нашего дорогого друга, – сказал М. И. Айтасов, завершая воспоминания об одном из самых ярких периодов своей жизни, – я летал прощаться с ним в Вешки в составе казахстанской делегации. В числе прочих запомнилось мне выступление кого-то из руководства Союза писателей страны. Оратор сказал, что Шолохов и его замечательнейшие творения – это все, без всякого сомнения, часть отечественной истории, и поставил знаменитого вешенца в один ряд с Львом Толстым и Максимом Горьким. А мне Михаил Александрович, как и многим землякам, навсегда запомнился другим – простым, скромным, отзывчивым, человеком из народа.