СВО. Карта боевых действий 8 августа 2022 года
В этом году весна к нам в Россию пришла пораньше… В феврале после указа президента о признании народных республик Донбасса так мы возрадовались, так возрадовались! Восемь лет ждали этого дня! В 2014 году весна пришла к нам из Крыма, когда он вернулся в родную гавань, в Россию-матушку, а нынче весна пришла из Донбасса… Но Украина еще пуще взялась бомбить народные республики, и 24 февраля Владимир Владимирович Путин вынужден был отдать приказ о начале специальной военной операции на Украине. На радостях я звонил близким и дальним.
Мне было давно понятно, что воевать с фашистской бандеровской Украиной, со всем содомским Западом нам когда-нибудь придется. Рано или поздно придется…
Большинство моих знакомых тоже обрадовались Донбасской весне, но некоторые растерялись. Один батюшка не разделил со мной радость: «Сергей Антонович, а я за мир». Я, понятно, возмутился: «А я не за мир?! А Путин не за мир?! Мы больше, чем кто-либо на земле, за мир, но нас прижали к стенке». Но батюшка свое, что у него на Украине близкие живут… Потом позвонили из одной школы, мол, у них мнения разделились: некоторые тоже за мир. Попросили меня выступить перед учениками и учителями, разъяснить смысл операции. Человек сорок собрали. Лучше бы, конечно, всех – в этой спецоперации решается судьба нашего народа, нашего государства, может, судьба всего мира. Но, хорошо хоть так. В некоторых учреждениях либеральные руководители даже осмелились угрожать сотрудникам: «Кто поддержит спецоперацию, того уволим».
С детства мой любимый фильм – «Александр Невский», где русские громили немецких псов-рыцарей, любимая книга – «За землю Русскую»… Уже много лет я смотрю замечательные политические передачи «Вечер с Владимиром Соловьевым» и «Бесогон» Никиты Михалкова, потому в политике подкован, как говориться, что надо… Рассказал, как Запад за тридцать лет превратил Украину в русофобское государство, сделал из нее таран для удара по России. Мы долго терпели. Терпели издевательства над русскими, которых больше половины на Украине. Да я и украинцев, как Путин, тоже считаю русскими, только заразившимися западной гнилью. Терпели мы, когда они фактически запретили русский язык. Терпели гонения на Русскую Православную Церковь. Терпели восьмилетнюю войну на Донбассе. В общем, терпели мы, терпели, но когда НАТО начало строить военные базы рядом с нашими границами, а Украина заявила свои претензии на атомное оружие, тогда нам просто некуда стало отступать. Если бы американцы разместили свои атомные ракеты на Украине, тогда мы, даже имея гиперзвуковое оружие, потеряли бы над ними свое превосходство. Тогда никто не мог бы гарантировать, что они не ударят по нам, как говорится, из всех стволов. Они никогда особо не заморачивались, сколько человек убьют. Ни в Хиросиме и Нагасаки, где от сброшенных ими атомных бомб погибло несколько сот тысяч человек! Ни во Вьетнаме, ни в Югославии, ни в Ливии, ни в Ираке. И еще много где…
Тогда мы, желая решить все по мирному, в декабре 2021 года предложили НАТО отодвинуть свои ракетные базы на безопасное расстояние от наших границ. Им оставалось сделать всего один шаг, чтобы приставить нож к нашему горлу. Тут-то все и началось. Вместо мирного решения Запад попытался устроить в Казахстане, у наших южных границ, государственный переворот. На Украине создали мощную военную группировку на границе с Донбассом. В начале марта планировали напасть на народные республики. Владимир Владимирович Путин, имея хороший опыт дворовых Ленинградских драк, как-то сказал: «Я знаю, если драка неизбежна, бить надо первым». И он ударил первым. Опередил врага буквально на несколько дней. Если бы мы опоздали, то «укропы», превосходя войска народных республик в несколько раз, просто уничтожили бы Донбасс. И через некоторое время, почувствовав свою безнаказанность, они бы вторглись в Крым, напрямую начали бы с нами войну… На нашей территории война была бы намного страшнее, намного ужаснее.
Теперь большинство граждан нашей страны знают то, о чем я рассказывал в школе. Слава Богу, политические передачи Владимира Соловьева передвинули с ночного времени на вечернее, а «Бесогон» Никиты Михалкова стали показывать по два-три раза на «России-24» и на «России-1». Раньше вообще надолго закрывали… Слава Богу! А то население смотрело детективы, всякие шоу о поганой жизни звезд кино и эстрады, всякие убаюкивающие сериалы о новых русских, которые тоже плачут…
Когда я в школе разъяснял, почему позиция «мы за мир» пахнет предательством, неожиданно вспомнил одного мальчишку из моего родного села Мухоршибирь. Рассказал. Мать этого мальчишки вела разгульный образ жизни. Однажды один мужик в его присутствии матерным словом обозвал ее. Мальчишка двенадцати лет с кулаками бросился на здоровенного мужика. Тот, конечно, отшвырнул его, как котенка; мальчишка заплакал от бессилия. С тех пор я стал его уважать. Я бы, наверное, не смог так бесстрашно защищать честь матери. Конечно, мальчишка этот вырос в очень хорошего человека. А тот мужик ведь правду сказал. Сегодня нашу Родину-мать поливают помоями, втаптывают в грязь, да просто хотят уничтожить, а «мирные» люди призывают нас ходить рядом, глядеть на это и униженно лепетать, что мы за мир. Это погано! Это предательство! Мать этого мальчишки заслуживала бранных слов – но он бросился ее защищать, а у нас – Святая Русь!..
Сначала я прямо назвал прекрасного мальчишку по имени и фамилии, но потом понял: может, на меня он не кинется с кулаками, но ему будет очень больно, что я опозорю его мать на всю страну. Убрал я его имя. Хотя он-то очень заслуживает добрых слов; но маму его выставлять в нехорошем свете не буду. Надежно он ее защитил!
Учителя, которым за пятьдесят, слушали меня очень внимательно, а те, что по моложе, призадумались. И ученики тоже призадумались… Одна молодая учительница обронила: «Спасибо вам за свет».
И в этой школе, и после в других местах я рассказывал, что у хороших людей – всегда хорошие образы, а у плохих – всегда плохие. У украинских нацистов на площадях городов, в интернете, по телевидению призывают «Москаляку на гиляку (русских на ножи)»; на видеороликах известная украинская актриса играет роль патриотки, которая отсекает серпом голову русскому морскому пехотинцу, а совсем маленькая девочка, недавно начавшая говорить, наученная взрослыми, кричит: «Я буду резать русьню (русских)». У них в кадре добивают связанных русских военнопленных, которым перерезали горло… Образы ненависти просто страшные, нечеловеческие. Превзошли немецких фашистов!
А наши солдаты выносят на руках с поля боя раненного украинца, брошенного своими однополчанами умирать! А наш солдат носит в кармане конфеты, чтобы угощать ребятишек в освобожденных от нацистов городах и селах! Но, пожалуй, главный наш образ по иронии судьбы сняли и выложили в интернет сами «укропы». В одном селе на Харьковщине старушка обозналась, приняла украинских нацистов за русских солдат-освободителей, вышла на дорогу встречать их с развернутым красным флагом. Укропы, решив поиздеваться, спросили: «Ждала нас?» Она радостно закивала головой: «Ждала, ждала. Молилась за вас, за Путина…» Они протянули ей сумку с продуктами. Она отказалась: «Не надо, вам нужнее!» Вот она, благородная великая русская душа во всей своей красе! Нацисты все-таки всучили ей в руку сумку и прокричали: «Слава Украине!» Тогда она поняла, что перед ней фашисты, но не испугалась, а вернула сумку с продуктами, поставила у их ног: «Не надо мне! Отдайте знамя!» Они же, бросив его на землю, стали топтать ногами. Старушка попыталась усовестить их: «Под этим знаменем мои деды с фашистами воевали, а вы его топчете!»
Наш русский образ – эта старушка с развернутым красным знаменем, не испугавшаяся врагов, отдавшая им назад их продукты! А у них, у укропов, другой образ – солдат, издевающийся над старушкой, солдат, топчущий красное знамя нашей общей победы. Они ведь не только наше знамя топтали, они свое топтали. Скорее всего, их деды тоже под этим знаменем громили фашистскую нечисть. Сами себя укропы этим видео разоблачили. Им бы надо его сразу стереть, а они его сами в интернет выложили. Ничего уже не понимают человеческого! Совсем с ума сошли!
Конечно, это знамя наши патриоты подняли с земли, вознесли на высоту. Его превратили в образ нынешней Родины-матери! Конечно, ярче всего это получилось у Никиты Сергеевича Михалкова. Он преобразил его из видео в снимок. За спиной нашей русской старушки, нашей Родины-матери, над ее головой полетели у него гуси. Не знаю, читал ли Михалков мои повести «Лето 2020 от рождества Христова» и «Год белой сирени»? У меня там русские люди ждут перелетных птиц, считают гусиные косяки, над ними пролетевшие; обладают они великим даром – видеть перелетных птиц на небе. Скорее всего, Никита Сергеевич меня не читал. Кто я такой! Кто меня знает! Просто он сам видит птиц на небе, и тоже весной ведет счет гусиным косякам и журавлиным клиньям, пролетевшим над головой. Читал он или не читал мои повестушечки – не важно; важно, что по-режиссерски точно и глубоко Никита Сергеевич вмонтировал над старушкой летящих гусей. Конечно, мне было бы приятно, если бы читал и, таким образом, откликнулся на моих гусей летящих… Эти гуси не только наши с ним, но всех русских людей. Они летят над нашей Родиной! Михалков их увидел и, вольно или невольно, перекликнулся гусями со мной, со всем русским народом!
* * *
Идет война – молиться мы стали прилежнее. Как-то в храме Воскресения Господня в селе Яковцево о. Виктор, увидав, что мы с женой не исповедовались, не причащались, подозвал нас после Литургии: «Вы – люди преклонного возраста, не очень здоровые, вам достаточно перед причастием и один день попоститься, чтобы причащаться каждое воскресенье, каждый праздник». Где-то я читал, что в первые века все христиане, придя в храм, обязательно причащались. И мы теперь, как наши славные единоверцы, исповедуемся и причащаемся каждое воскресенье и в праздники. Раньше причащались не каждый месяц.
Однажды Великим постом поехали утром на Литургию. Возле деревни Беглицево Марина вдруг говорит: «Мне холодно. Включи подогрев сиденья». Включил, а ее всю трясет. Даже лицо тряслось. Что делать? Назад в Борисоглеб ехать, в скорую помощь? Это километров десять, а вперед, до храма, километра четыре. Решил ехать вперед – в храм, там исповедуемся, причастимся, и все будет слава Богу. Так и вышло. Дома все же собрался вызвать врача, но Марина наотрез отказалась, мол, просто отлежится несколько дней. Попила парацетамол – температура спала. Но через неделю жену опять затрясло. Тут уж я вызвал скорую. Врач прямо сказала: «Состояние тяжелое. В Москву везти нельзя. Надо срочно ложиться в больницу». Больница наша построена, наверное, в семидесятых годах прошлого века… Конечно, условия, мягко сказать, оставляют желать лучшего. Марина моя, всегда заботящаяся о других, сразу кидающаяся всем помогать, за себя просить не умеет. Видимо, она думает, что все люди такие, как она; а они, к сожалению, не такие. Дня три жена мучилась на кровати с тонким клеенчатым матрасом, мерзла под одним одеялом. Потом все же не выдержала: «Посмотри, на чем я сплю…» Я, не поняв намека, ответил, мол, что поделаешь, здесь такие условия. Марина потерпела еще день-другой и прямо пожаловалась: «Ночью из меня жизнь утекает. Я замерзаю». Тут до меня дошло, что жена говорит, что сил терпеть у нее уже нет, что у нее воспаление легких. Сразу мы с дочкой зашевелились, поняли, что на врачей надеяться нечего, надо самим действовать. Привезла дочка в больницу теплое одеяло, ортопедический матрас. Почувствовав заботу близких, Мариша ожила, заулыбалась: «Теперь я готова лежать здесь сколько угодно».
Нервов в больнице пришлось потратить немало. Здесь сразу заявили, дескать, наша московская медицинская страховка не подходит, обязательно нужно перестраховаться на ярославскую. Я им возразил: «Мы же не с американской, а с нашей, российской. Нам потом в Москве долечиваться, значит, опять надо страховку менять?.. А если мы где-нибудь в Ивановской области окажемся – опять нам страховку менять прикажете?..» В общем, пришлось поскандалить. Больничное руководство все же мудро смирилось – отвязалось от нас с этой страховкой. Простите меня, дурака отсталого, я вообще не понимаю: зачем они нужны, эти страховки? Просто высчитывайте деньги у работающих (не такая уж эта большая сумма для работающего человека) и лечите всех людей в стране. Не люблю мудреж. Сегодня жизнь – сплошной мудреж. Ну, уж если без этой страховки никак не обойтись, то пусть будет одна, лучше государственная, страховая компания. Зачем нам частные? Разве это нормально, разве по-человечески на здоровье людей бизнес делать? А множество страховых компаний превратили медицину в бизнес. При советской власти в больницах не спрашивали, откуда ты, не спрашивали страховку, просто лечили всех заболевших. Разве это плохо? Это, скажу вам, по-человечески!..
Уже потом, выйдя из больницы, жена показала мне распухший палец: «Надо же так умудриться кровь взять, что палец до сих пор болит?» Я попытался оправдать больничных работников: «Ты видела, в каких условиях они работают. Ты неделю там полежала и вздрагиваешь от воспоминаний, а у них там вся жизнь проходит, и зарплата, конечно, нищенская. Не захочешь, а очерствеешь сердцем». Правда, тут же вспомнил медсестру Свету, непридуманную героиню моего рассказ «Алеша и Света». Придется еще раз о ней вкратце рассказать.
Здоровье у меня давно неважнецкое – раза два в год я ездил в Борисоглебскую поликлинику на уколы, на капельницы. Эти процедуры меня просто измучивали. Втыкание иглы в вену – это просто издевательство. Медсестры ворчали, мол, вены у меня тугие, тонкие. Я виновато терпел. А Света, когда я пришел к ней в первый раз, услышав, что у меня вены плохие, ласково погладила руку и успокоила: «Веночки у вас хорошие». Так ввела иглу, что я и не почувствовал. К концу курса благодарно подумал: «Вот кому-то замечательная жена достанется». Спросил: «Света, жених у тебя есть?» Она вся засияла от счастья: «Есть. В армии служит. Сто пятьдесят три дня ему до приказа осталось». Я просто возрадовался за нее: «Надо же так любить, чтобы считать дни до демобилизации жениха!» И потом, приходя в поликлинику, или встретив Свету где-нибудь на улице, я вместо здравствуй всегда спрашивал: «Сколько еще дней осталось?» Она радостно: «Шестьдесят два… Тридцать один…» Так что я вместе со Светой ждал ее Вовку из армии. Потом долго ее не видел и немножко переживал: а вдруг Вовка, придя, завихрился – девушки солдат любят. Наконец, оказавшись в поликлинике, осторожно спросил Свету: «Дни уже не считаешь?» Она снова рассиялась: «Я теперь недели считаю.» Я понял: она беременна, и все у них с Вовкой слава Богу…
Так вот напомнил я Марише про Свету, про ее маму Олю, тоже медсестру Борисоглебской поликлиники, тоже очень внимательную, ласковую (наверное, и она «дни считала»). Я знаю: и хорошее, и плохое, нами сотворенное, в детях всегда повторяется. Потому, если ты действительно любишь своих детей, желаешь им счастья, не совершай злых, плохих поступков, а совершай только хорошие, добрые… Это будет верным залогом счастья твоих детей.
Мариша перестала поминать работников больницы недобрым словом… Но, положа руку на сердце, я знаю: та медсестра, изуродовавшая жене палец, «дни считать» не способна и поэтому она не будет счастлива! А Света со своим Вовкой счастлива! Верю, сегодня, во время спецоперации на Украине, у нас в стране много «Свет», считающих дни до возвращения любимых, до победы. Сегодня перекличка этих «Свет» с нашей Борисоглебской Светой! Я их всех спрашиваю: «Сколько дней до возвращения любимых осталось? Сколько дней до нашей победы?» «Светы» знают…
* * *
Целую неделю я ездил каждый день в Борисоглебскую больницу. На обратном пути, на Кунидовке, въезжая после крутого поворота на горку, видел на горизонте, посередине дороги, верхушку старого тополя возле нашего дома. Это Мариша углядела, что наш тополь видно аж из Борисоглеба. С тех пор я еще больше полюбил его. Однажды какой-то недалекий человек внушил жене, что тополь может от ветра и от старости упасть на крышу нашего дома. Я не согласился спиливать тополь. Но после очередной страшной грозы, когда у соседей сломало старую ветлу, я сдался. Чтобы не видеть смерть нашего тополя, сами отправились в Борисоглеб. Часа через три въехали на горку на Кунидовке и глазам своим не поверили: в конце дороги незыблемо высится наш родной тополь. Мы даже подумали, что он нам приблазнился на нервной почве и сейчас исчезнет, но тополь не исчезал. Подъехали к дому. Пильщики понуро курили на крыльце. Старший встал и сказал: «Он нам не по силам…»
Мы были счастливы. Конечно, не по силам! Наш тополь, единственное дерево, видное из Борисоглеба в конце дороги. Мы с ним вместе больше двадцати лет прожили.
Едучи из больницы от Мариши, я каждый раз вспоминал эту историю, с нежностью глядел на тополь и еще вспомнил. Однажды жена даже прибегла к помощи нашего тополя. Почувствовав, что у меня в сердце вспыхнула нежность к одной прекрасной женщине (сердцу, как известно, не прикажешь), моя мудрая половина не стала скандалить, предъявлять свои законные права на меня, но вдруг заявила: «Сережа, наш тополь не только с Кунидовки видно, но даже из монастыря от храма Бориса и Глеба». Я ей, мол, ну и хорошо, но навряд ли… Мариша же упрямо стояла на своем и настояла, чтобы тотчас, словно речь шла о жизни и смерти, мы бы съездили в монастырь. Стоя за алтарной частью храма Бориса и Глеба, напротив старой-старой плакучей березы, я, честно сказать, не понял: наш ли это тополь виднеется на горизонте поверх стен. Слишком далеко, и зрения не хватит. Зато я почувствовал, что хотела сказать мне Мариша. Мол, со мной, а не с той прекрасной женщиной, ты увидел наш тополь с Кунидовки и даже из монастыря, очень далеко тебе со мной видно! И я согласился! «Да, наверное, это наш тополь…» С того дня Мариша моя успокоилась: наша семья под сенью нашего тополя!
И каждый день я видел на дороге из Борисоглеба в наше Старово-Смолино людей с лыжными палками, занимающихся финской ходьбой. Раньше я с жалостью думал: лучше бы вы, друзья-подруги, на огороде, в саду работали; и для себя, и для страны больше бы проку было. А тут вдруг понял: крестьяне наши (за исключением южных плодородных земель Кубани, Ставрополья, Воронежа, Ростова…) перестали чувствовать себя кормильцами. Почти все продовольствие мы покупаем в Турции, Америке, Европе!.. Крестьяне наших центральных, северных, сибирских губерний перестали чувствовать свою нужность стране. Раньше крестьянство было столпом государства, не только в материальном смысле, но и в духовном.
Крестьяне, христиане – это синонимы. Они являлись хранителями русских традиций, обычаев, языка. Моя бабушка Нина (Анисья) знала тысячи пословиц и поговорок. Перестали крестьяне быть кормильцами, ощутили свою ненужность и… взяли в руки, вместо лопаты, лыжные палки. Чтобы взять в руки вместо лопаты лыжные палки крестьянин должен совсем потерять к себе уважение. Себя он должен потерять… И люди в стране престали уважать крестьян. Действительно, а за что их уважать? Они уже не кормильцы… И сами крестьяне потеряли к себе уважение – они не кормильцы, не хранители. Уважение друг к другу, к самим себе в стране нашей утратилось. Крестьяне теперь не кормят, рабочие не одевают, техникой не снабжают! За что нам друг друга и себя уважать? Не за что. Только айтишники друг друга и себя уважают выше меры. Они, действительно, сегодня востребованы. У нас чуть ли не поговоркой стало, что каждый второй айтишник – гений. История человечества показала: гениев много не бывает. Несколько на одну нацию, а у многих народов их вообще нет, гениев-то. А у нас каждый второй айтишник – гений. Смех, да и только. Какие традиции, обычаи хранят айтишники? Никаких! У них нет традиций и обычаев. Какой у них язык? Птичий? Нет, не будем птиц обижать, их Соломон премудрый называет «дочерьми пения». У айтишников язык технический, а не человеческий. Но нас, русских, Бог не забыл. Благодаря санкциям Запада нам теперь придется самим себя кормить, одевать, техникой снабжать. Сегодня у нас есть все шансы, все возможности не просто выполнить задачу импортозамещения, но вернуть гражданам нашей страны, взявшим в руки оружие, взявшим в руки лопаты, вставшим к станку, уважение друг к другу, к самим себе. Это несравнимо важнее импортозамещения!
Спецоперация на Украине подарила нам большие возможности не только уничтожить фашизм, утихомирить содомский Запад, но вернуть себе утраченные уважение и нужность. Без них жить невозможно, с ними можно горы свернуть. Простите меня, люди добрые, но я не хочу, чтобы спецоперация закончилась быстро. Я всей душой жажду, чтобы мы успели освободить Россию от сетей, пут западного образования, западной масс-культуры… Много от чего нам нужно освободиться… Слава Богу, наши враги – Запад – сами предоставили нам все возможности для освобождения, для настоящего человеческого развития.
Худа без добра не бывает…
* * *
После недели лечения в Борисоглебской больнице особых улучшений у жены я не заметил и обратился к старому товарищу Сан Санычу (Костливцеву), много лет лечившему наши позвоночники. Сан Саныч настоящий профессионал. Он врач в третьем поколении! А дочь его, Катюша, – врач в четвертом поколении. Это великое дело! Они уважают других и самих себя. После моего рассказа о Марише, Сан Саныч засомневался в диагнозе и порекомендовал сделать в Ярославле мрт, катэ и узи почек. И оказался прав. В Ярославле нас просто ошарашили: никакого воспаления легких нет и в помине, а есть инсульт. Прямо из клиники увезли Маришу на скорой помощи в городскую больницу. Там, на наше счастье, тоже настоящий врач попался, Игорь Олегович Степанов. Около шестидесяти ему; то есть вырос и учился при Советской власти. А в Борисоглебской больнице лечила Маришу молоденькая врач, родившаяся, наверное, в конце 80-ых годов. Их, бедных, уже ничему толком не учили – ни в школе, ни в институте. Со Степановым же мы друг друга с полуслова понимали. Давно такого умного человека не встречал. Сан Саныч подтвердил мое мнение: «Это лучший в Ярославле врач в этой области». За неделю мою Маришу поставили на ноги, какая-то маленькая мгиома в голове осталась. Потому дома мы с Маришей взялись читать молитвенное правильце, мною составленное, о ней и еще о нескольких болящих. Когда-то мой друг, тяжко болящий о. Иоанн (Макаров), услышав, как я молюсь о его здравии при втирании ему мази, удивился: «Ты что, только за меня молишься? Надо за всех». С тех пор в молитве за болящих я всегда добавляю: «…и всех болящих православных». Надеюсь, по нашим молитвам мгиома в голове у Мариши как-то рассосется или хотя бы замрет… Никогда в жизни я столько не молился, как в этот Великий пост. Конечно, продолжил каждое воскресенье причащаться в храме села Яковцево. Храм удивительно светлый, люди очень простые, очень душевные. О. Виктор – скромный батюшка. Думая о нем, я сказал знакомому игумену: «Где скромность – там благодать!»
Правда, сначала я сказал о. Виктору, мол, дара красноречия у него нет, а потом устыдился своих поспешных слов. Однажды на проповеди о. Виктор, говоря об Иудином предательстве, признался, что много лет ему было невдомек, как Иуда смог предать Господа. Ведь он – один из двенадцати апостолов, он ходил за Ним, внимал Его глаголам, чудеса Его видел, за одним столом с Ним вкушал, хлеб вместе с Ним преломлял, улыбался Ему?! Как он мог? Не мог о. Виктор это понять, вместить. А глядя на нынешней Запад, ополчившийся на нас войной, вдруг уразумел. Иуда, узнав, что Христос пришел не царствовать на земле, не подарить евреям земное процветание, а пришел добровольно отдать свою жизнь за всех людей, Иуда разочаровался в Учителе; очень ему не нравилось, что Христос призывает раздавать богатство нищим. Апостол Иоанн Богослов не случайно отметил, что у Иуды был ящик для сбора денег. В общем, Иуда разочаровался в Иисусе Христе и решил хоть материальную пользу через него получить. Решил предать Господа за тридцать серебряников! Как на Западе говорят: «Ничего личного, просто бизнес». О҆ Генри гениально описал в одном рассказе, как разбойник, убивая своего раненного сообщника, оставшегося без лошади, оправдался перед ним: «Боливар не выдержит двоих». Дескать, извиняй, приятель – ничего личного: просто лошадь моя не выдержит двоих, и награбленных денег для двоих маловато, а одному мне в самый раз. Ничего личного, просто Боливар не выдержит двоих. Ничего личного, просто деньги для меня важнее всего, даже твоей жизни…
О. Виктор подытожил: «Вот и у Иуды ничего личного, просто бизнес. У Запада это Иудино предательство в крови сидит. Бизнес, материальное – для западных людей важнее всего. Запад – прямой наследник Иуды! Потому они и от Христа ушли, сами этого не заметив. Продали Христа, как Иуда, даже не заметив. Ничего личного, просто бизнес. Запад – Иуда». От себя добавлю: «Украина предала нас, своих братьев, ради кружевных трусиков, ради безвиза… И Христа она предала. Украина – Иуда! Кто-то из пророков сказал: “Когда к вам течет богатство, не прилагайте к нему сердца”. А Иуда и Запад, и Украина приложили, и ушли от Христа!..»
Когда Мариша еще лежала в больнице, о. Виктор как-то на исповеди, прочитав мои, все повторяющиеся, грехи, ничего не сказал, не наложил никаких наказаний, но, свернув в несколько рядов мою исповедь, разрывая бумагу, никак, якобы, не мог разорвать ее и, поглядев мне в глаза, молвил всего одно слово: «Крепкая». Я понял: да, крепко я в грехах погряз, и трудно ему отпустить мне эти грехи, но о. Виктор отпустил. Он хорошо помнил, что у меня жена в больнице, что мне и без того тяжело, и пожалел, помилосердствовал, взял часть моей тяжести на себя.
* * *
Наша дочь Нина тоже прибилась с детьми к храму в Яковцево, к о. Виктору. Однажды приехала со старшей дочкой Дашей. Даша учится у нас в Москве на филфаке и, надеемся, будет ходить теми же дорогами, что мы с Маришей. Даша исповедовалась, но причащаться не стала. Не готовилась. Я похвалил ее, мол, молодец, что исповедовалась, но жаль, что не причастилась: «Ты сегодня похожа на человека, который гуляет возле прекрасного сада, вдыхает его благоухание, но внутрь не заходит – яблочек сладких не поест». Нина, как всегда, вступилась за дочь: «А если сад чужой?» Я: «Божий сад для тех, кто исповедовался – свой. Все, кто исповедовался, и кому священник отпустил грехи, могут зайти в Божий сад, могут причаститься». Дочь прикусила язык. Я знаю! Все, кто веруют во Христа, но в церковь не ходят – это гуляющие рядом с садом, но сладчайших яблок они не отведают…
* * *
Когда Мариша путешествовала по больницам, я места себе не находил. Воспринимал все очень обостренно. Переслал по интернету мою новую повестушечку «Год белой сирени» двум писателям, которых воспринимал как близких. Ждал отзывов неделю, другую, третью. Не выдержал, сам позвонил. Одна нехотя призналась, мол, ничего нового не увидела. Другой сначала растерялся, мол, ты же мастер, чего тебе еще говорить. Потом у него все же вырвалось, дескать, эта моя повесть «рассыпуха», то есть бессюжетная; а он, я знаю, такие не любит. Очень они меня расстроили. Просто попинали лежачего. Я даже засомневался: может, правда потерял чутье, талант, уже не соображаю, что делаю. Позвонил моей мухоршибирской землячке, моему задушевному другу Маше Петровой. Не успел рот открыть, она, тонкая душа, вместо здравствуй, сразу обрадовала, упредила мой вопрос: «Перечитываю “Год белой сирени” и, наверное, еще буду перечитывать. Не могу оторваться». Я ей: «А мне некоторые говорят, что здесь ничего нового, что это “рассыпуха”». Маша спокойно: «Бедные, как мне их жалко». Потом еще люди, мною уважаемые, говорили, что «Год белой сирени» – это лучшее, что я написал… И я понял, почему те двое не оценили мое произведение. Дело в мировоззрении. Наткнулись они на слова «ковиддиссидент», «антиваксеры», «Путин», «Михалков», и сразу сердце зажало. С зажатым окаменелым сердцем они читали. И сразу ослепли, оглохли – не увидели мою лирику, не оценили мою философию. Мой друг поэт Евгений Юшин, всегда прямо говорящий правду и потому потерявший немало друзей, прочитав «Год белой сирени», выразился кратко, но емко: «У тебя поэзия перетекает в мудрость, а мудрость – в поэзию».
Сказать про «Год белой сирени» рассыпуха! Это совершенно не понимать мое творчество! Я жанр никогда не выбираю – его подсказывает, его дает мне сама наша стремительная эпоха. Сегодня не время толстых придуманных романов с витиеватыми сюжетами. Сегодня время непридуманной короткой прозы, родившейся из нажитого потом и кровью. У меня не камешки на ладони, не фантазии свободного ума, не старческие мемуары. У меня – сама прожитая жизнь. Крепче сюжета не бывает. Неужели моя прекрасная жизнь – «рассыпуха»?! Мой сюжет – работа, жизнь моей души. Я двигаюсь по путям моей души.
Да, конечно, пишу я все о том же. Когда я окрестился, то сразу написал о своем крещении рассказ «Кедри Ливанстии». С тех пор я везде нахожу, вижу на земле Божественный свет. Свет снега, свет золотых листьев, свет солнцеликих одуванчиков, свет человеков. Я везде ищу свет. И везде его нахожу. Свет – это отражение Бога на земле. Я ищу на земле отражения Бога!..
Великий врач физиолог Павлов перед кончиной попросил своих учеников не слезы бесполезные лить, а делом заниматься – записывать, как он умирает. Бог подарил ему такую возможность. Он не внезапно, не во сне умер, а в сознании. Передавал ученикам: «Сейчас у меня онемела правая нога… теперь я не могу открыть глаза…» Ученики плакали и записывали, как к их учителю приходит смерть. Я же, с тех пор как окрестился, пишу только о том, как был мертв и ожил, как ожил вернувшийся к Отцу блудный сын, пишу только о том, как я оживаю. Один у меня сюжет – оживание моей души. А тот писатель сказал: рассыпуха. Не из гордыни, а из понимания, я думаю, надеюсь, я верю, перед кончиной Господь подарит мне возможность увидеть здесь на земле неземной свет вечной жизни. И я расскажу об этом свете, уже неземном, тем, кто будет у моей постели. Врачу Павлову, лечившему нашу плоть, Бог подарил возможность рассказать, как она умирает; а мне, православному писателю, рассказывающему, как оживает душа, подарит возможность рассказать, как я увидел свет неземной вечной жизни. Даст возможность увидеть не смерть, а бессмертие...
Маша Петрова и Женя Юшин утешили меня. А тех двоих мне просто жалко. Права Маша: имея уши, не слышат, имея глаза, не видят. С зажатым окаменелым сердцем читают…
* * *
Я родился 6 апреля 1951 года, в 17 часов, двадцать с чем-то минут. Не помню точно, то ли 26, то ли 27. Мама говорила, а я забыл. До крещения, до сорока лет, я не придавал никакого значения дате 6 апреля и цифре 17 часов двадцать с чем-то минут. Наверное, я вообще тогда мало чему в моей жизни придавал значение… А когда окрестился, потом воцерковился, уразумел: я родился промыслительно. Накануне Благовещенья! На другой день архангел Гавриил возвестил Деве Марии, что она родит Сына Божьего! Я родился не утром, не в обед, а именно в шестом часу вечера, когда уже шла Всенощная, когда уже началось празднование Благовещенья! Значит, про меня можно сказать, что я благовестник Христов. Но почему я родился не седьмого апреля в день самого Благовещенья? Думаю, чтобы совсем не загордился, гордыня у меня и так непомерная. Сегодня скажу, например, кому-нибудь, что я благовестник Христов и засомневаюсь, что все-таки не совсем благовестник. Вот если бы седьмого апреля родился, тогда бы полное право имел так себя называть. Оберегает меня Господь от гордыни. Вроде бы и благовестник, но в то же время не совсем благовестник. То есть все-таки сам я себя так называть не могу. Вот если люди. Тогда, несомненно, благовестник Христов…
В этом году, может, впервые за тридцать девять лет совместной жизни с Маришей, отмечал день рождения один!.. Жена лежала в больнице. Зато поздравило меня около тридцати человек! Обычно человек восемь-десять. Конечно, все знали про мое горе. Особенно тронула сердце Наталья Петровна Генералова. Удивительно талантливый человек. Она – главный редактор Полного собрания сочинений А.А. Фета и И.С. Тургенева. Ее коллеги по Пушкинскому дому в Питере шутят: «Когда Наталья Петровна не может прочитать какое-то место в рукописи стихов Фета, то дописывает за него». Конечно, это добрая, уважительная шутка, но стихи у нее замечательные.
Художнику
Сергею Щербакову
Пускай метель гудит в апреле
И снег валит не понарошку,
Но солнце греет в самом деле
И глянет изредка в окошко.
Пусть где-то мины и снаряды
Взрывают мира хромосомы,
Но кто-то должен с нами рядом
Шагнуть в небесные хоромы.
Но кто-то должен ждать весенних
Цветов, расслышать гомон птичий,
И в августе по воскресеньям
Березам косы плесть девичьи
Но кто-то должен верить свято,
Свечу затеплить под иконой,
За нас молиться пред закатом
И на заре перед Николой.
6 апреля 2022 г.
Наталья Петровна еще пишет восхитительные новеллы о природе. Наверное, и за Тургенева она дописывает. Шучу, но я уверен, сам великий певец природы Михаил Пришвин принял бы Генералову в собратья по художеству. Она с полным правом могла назвать свое стихотворение не «Художнику», а «Художник художнику».
А какая чудная переписка у Натальи Петровны с моей Мариной Ивановной! Я иногда прошу жену перечитать мне их письма. Верю: когда-нибудь благодарные потомки будут читать эту переписку и восхищаться, как же мы прекрасно жили в такое грозное время…
* * *
Конечно, каждый вечер смотрел по «России – 1» и по «России – 24» вести с фронтов Украины. Вскоре я понял, командование наше не ожидало встретить такое упорное сопротивление, не ожидало, что не только фашисты из нац. батальонов ненавидят русских, но почти все, вставшие в строй. Командование наше не представляло, насколько промыли мозги украинскому населению за тридцать лет. Пожалуй, это никто не мог представить! Но меня наше медленное продвижение вперед не тревожит. Я верю, мы победим. Не тревожат меня наши солдаты, не тревожит наш народ, а вот некоторые руководители даже меня заставляют волноваться. Зачем-то какие-то переговоры с Украиной замутили? Я не дипломат, может, я чего-то не понимаю, чего-то не знаю, но я вижу, народу нашему это очень не нравится. Не нравится слушать всякие заявления, что мы не собираемся оккупировать Украину, менять ее режим. Насчет оккупации, если вдуматься, все верно – мы не оккупируем, мы освобождаем Украину от фашистов и содомского Запада. А вот если мы не поменяем режим, тогда не имело смысла затевать спецоперацию. Тогда, как русские говорят, овчинка не стоит выделки. Мудрый наш народ отлично это понимает.
Еще у нас некоторые, приближенные к руководству, по словам самого президента, «гонят пургу». Про таких моя бабушка Нина говорила: «Наговорят семь верст до небес, и все лесом». Такие люди еще любят приговаривать: «Я же не ястреб». Я знаю, кто так приговаривает, он либо либерал, либо нерешительный. В любом случае подобные люди ненадежные. Сейчас такое время, когда нельзя мямлить, нельзя вилять. Иначе проиграем. На Украине мы отодвигаем от наших границ не Украинскую армию, но мы отодвигаем третью мировую войну, Апокалипсис отодвигаем. Если победим, то человечество еще поживет на Земле… Народ наш решительный, умный, мужественный! Учитесь, господа правители, у народа, старайтесь идти с ним в ногу, и тогда мы победим.
Народ – это люди способные преобразиться из «я» в «мы», жить не только для себя, для своего брюха, но для других людей, для страны. В «мы» становишься ты таким большим «я»! В тебе миллионы, в тебе весь твой народ! В «мы» каждый человек становится великим. Становится не просто частицей чего-то большого, но становится его величеством народом. Люди, способные преобразиться в «мы» – великие. Спросите, что чувствовали воины, ходившие в атаку на врага, люди, прошедшие в бессмертном полку Девятого мая. Они ответят, что ничего подобного, а вернее –бесподобного, они не чувствовали никогда в жизни!
Кто способен умалиться – себя забыть ради других, тот становится большим. Где-то я читал, или сам сообразил, не помню теперь, но я часто говорю: «Забудь себя, и все вспомнят тебя, а будешь только себя помнить – никто тебя не вспомнит, а если и вспомнят, то не добрым словом, лучше бы не вспоминали». Правда, у самого это плохо получается. Себя забыть невероятно трудно…
Способность человека преобразиться в народ – это единственная возможность стать больше, чем ты есть. Других возможностей у человека нет. А когда человек пыжится, раздуёт свое «я», тогда становится похож на раздувшуюся страшную жабу, думающую, что она краше, больше всех на свете. Поглядите на наших либералов, на западных руководителей. Жабы раздувшиеся!
Очень я печалюсь, когда слышу речи некоторых наших руководителей; лучше бы уж молчали. Слава Богу, есть у нас Никита Сергеевич Михалков. В своем «Бесогоне» он ясно и просто все растолковывает про сегодняшнюю жизнь. И еще хорошо все растолковывают эксперты передачи «Вечер с Владимиром Соловьевым». Когда народ наш заволновался, почувствовав нерешительность некоторых руководителей страны, тогда соловьевский эксперт, умница Сергей Михеев очень точно все сформулировал для успокоения народа: «Цели и задачи спецоперации будут определяться ходом самой операции». И народ успокоился: конечно, во всем надо исходить из сил, средств и возможностей. А как иначе! Конечно, лучше бы кто-то из правителей сказал это народу, а не мямлил, мол, мы не собираемся менять режим. Но, слава Богу, слово путное, мудрое сказано. Так подхватите его, правители! Народу нашему нужно доверять, нужно слушать его.
Народ наш почему так воодушевился спецоперацией? Потому что ему уже невмоготу жить просто потребителем, невмоготу прозябать. Он почувствовал, что мы можем начать жить высокими, большими смыслами. Некоторые руководители этого не понимают, а то и побаиваются народного воодушевления – они же не ястребы. Народ хочет жить, а не существовать. Об этом его великая печаль, его великая тревога. Беспокоится он, как бы у него не отняли настоящую большую жизнь. Народу очень не нравится, когда он видит, что хотят обойтись без него. Внушают, дескать, живите спокойно, как жили, а солдаты и генералы все там сделают. Без вас все сделают. А народ жаждет душой, духом участвовать в этой войне. Он не хочет жить, как жил раньше. Он знает: без него победы не будет. Народ устал жить безучастно. Отсюда такое воодушевление, такой душевный подъем, такая горячая поддержка Президента, нашедшего в себе мужество начать спецоперацию…
Не обманите ожиданий своего великого народа, правители! Цена обмана – наше поражение! Без народа эту войну не выиграть!
* * *
Шестого апреля, в мой день рождения, умер Владимир Вольфович Жириновский. Одна знакомая позвонила: «Как вы относитесь к Жириновскому? Его уже чуть ли не пророком объявляют?» При его жизни я относился к нему несколько скептически; я не понимал, даже удивлялся, за что его так любит наш мудрый народ? Поэтому вопрос застал меня врасплох. Начал я говорить общими фразами, но вспомнил лесопилку в глухом лесу и развевающееся над ней синее знамя с желтыми буквами ЛДПР и меня охватило какое-то вдохновение: «Да, Жириновский ошибался, даже глупости делал, он даже страдал немного фарисейством: всех спрашивал, привились ли они от ковида, и хвастался, что сам привился восемь раз. По моему разумению, потому и умер именно от ковида… Но Жириновский явился ярчайшей крупной личностью Русского мира. Даже недостатки делали его еще ярче, живее. Василий Теркин тоже не самый идеальный герой, но без него тоскливо бы жилось в окопе, на фронте. Так и без Жириновского. В начале 90-х и в начале 2000-х годов Владимир Вольфович, фильмы «Брат» и «Брат – 2» Алексея Балабанова, газеты «День» и «Завтра» Александра Проханова были глотком русского воздуха. Без них мы бы задохнулись тогда в гнилом либеральном угаре. Жириновский не пророчествовал, он смело выражал чаяния русского народа, свои чаяния; он не пророчествовал, он рассказывал свою и народную мечту. Потому многие его слова сегодня сбываются. Владимир Вольфович был для нас, как дрожжи для теста. Он-то как раз хотел творить жизнь вместе с русским народом. И народ его любил. Представьте картинку. Густой лес, маленькая лесопилка, а над ней, как мне сегодня кажется, огромное синее полотнище с желтыми буквами ЛДПР…» Моя знакомая выслушала меня и больше ничего не сказала…
* * *
В самые тяжелые дни очень меня утешили передачи Владимира Соловьева. Я видел: есть люди, со мною единомышленные, единодушные со мною. Нередко, разговаривая с женой, я высказывал свои взгляды на сегодняшние события. Глядь, вечером Сергей Михеев в «Вечере с Владимиром Соловьевым» высказывает те же взгляды на всю страну, или великолепная Маргарита Симоньян, говоря о недостатках нынешнего прогресса, говорит о нем совсем в моем ключе. Жена моя даже иногда сетовала, что я пишу очень медленно, что радио для меня теперь закрыто. Я ее успокаивал: «Неважно, кто первый скажет; важно, чтобы кто-то сказал и все услышали; а тут люди, которых я очень уважаю…»
В детстве, если я кому-то давал кличку, она крепко прилипала. Иногда до конца жизни. В пионерском лагере «Хилок» одного толстого мальчишку все дразнили, обзывали жирным. Он сильно обижался; как-то обратился ко мне за защитой: «Сережа, чего они меня обзывают? Я ведь не жирный, я просто коренастый. Скажи им». Я, сделав понимающее лицо, обратился к его обидчикам: «Ребята, чего вы зря Жору обижаете. Никакой он не жирный, он просто в пузе коренастый». Все так и покатились, а Жора чуть не кинулся на меня с кулаками. Потом его частенько поддевали, мол, Жора не жирный, он просто в пузе коренастый… Мне стало его жалко, и я попросил ребят больше не издеваться над ним.
В школе, за партой впереди меня сидел Вовка Андриевский. Шея у него была тогда тонкая, слабая, с золотистым пушком, и я назвал его Птенчиком. Все стали звать Вовку Птенчиком. Начатое в детстве, как мне кажется, продолжилось в старости. Закольцевалось. Великий Божий закон закольцевания. Впервые я услышал о нем в молодости от моего старшего друга, замечательного писателя и человека Геннадия Клепикова. Прочитав очередной мой рассказ, он сказал: «Если твой герой в начале выходит с крыльца своего дома, то в конце он должен вернуться на это крыльцо». В старости я узнал, как Бог все закольцевал. Из земли мы созданы – в землю и уйдем, снова превратимся в персть земную. Из-за женщины, Евы, совершившей первородный грех, мы, люди, пали, были прокляты Богом, но и возстали, грех Евин искупили благодаря женщине, Богородице. От женщины наше падение и от женщины наше возстание. Так закольцевал Бог! Он во всем – в жизни, в литературе, в искусстве этот Божий закон закольцевания!..
Назвал я в «Лете 2020 от рождества Христова» очень симпатичного мне журналиста, автора замечательной телепередачи «Москва. Кремль. Путин» Павла Зарубина «милейшим Пашей» и почему-то думаю, что за глаза, про себя, многие его знакомые, начиная с Владимира Владимировича Путина, стали называть его «милейшим Пашей», во всяком случае, стали говорить «Павел» так ласково, что слышится «милейший Паша». Министр иностранных дел Сергей Лавров как-то даже вслух назвал его «Пашей». Думаю, про себя добавил: «милейший». Дело в том, что Павел Зарубин – правда, «милейший Паша». Все это видят. Лучше про него не скажешь…
В том же «Лете 2020…» назвал я Маргариту Симоньян великолепной Маргаритой и, думаю, многие знакомые стали за глаза ее так называть. Однажды во время передачи Владимир Соловьев, когда Маргарита по какому-то поводу обронила: «Я же не английская королева», – через паузу возразил: «Ты лучше». Мне послышалось, что про себя он сказал: «ты же Маргарита великолепная». Дело не во мне, а в том, что она и вправду великолепная Маргарита. Точнее о ней не скажешь. Дело не во мне, а в том, что это Божий закон закольцевания. Он во всем… В детстве мои прозвища прилипали; и сегодня, в старости, я вижу главные черты в людях.
В «Лете 2020…» привел я присловье Рубика-джана из моего любимого фильма «Мимино»: «Я вам один умный вещь скажу, только вы не обижайтесь», – и соловьевский эксперт очень острого ума Дмитрий Куликов в своей телепередаче «Кто против» неожиданно обратился к надоевшему ему своей глупостью либералу: «Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся». Конечно, может просто Куликов тоже любит фильм «Мимино», не один же я такой умный и тонкий. Если бы был один, то мне бы так горько стало, так печально, так одиноко, не приведи Бог. Но эксперт из передачи Куликова «Кто против» Араик Степанян, горячий, чистосердечный, по характеру похожий на порывистого апостола Петра (вспомните, как Петр пошел по воде навстречу Христу…), подтвердил мои фантазии, однажды решительно сказав: «Кто роет яму России, тот сам в нее упадет». В своем «Лете 2020 от рождества Христова» я цитирую Соломона премудрого: «Кто роет яму другому, тот сам в нее упадет». Потом Мария Захарова, говоря об американцах, творчески переработала Соломона: «Плели, плели сеть для других, потом сами в нее попались». А горячий Араик Степанян ушел еще дальше: «Кто роет яму России, тот сам в нее упадет» Мы с Маришей просто покатились от смеха. И потом, услышав эту мысль (ее несколько раз повторяли в рекламе о передаче – очень она, видимо, Куликову понравилась), мы с женой радостно смеялись.
Но, как приговаривают соловьевские эксперты: «Вообще-то я о другом». Скорее всего, мы просто мыслим одинаково с этими людьми, читаем с ними одни книги, смотрим одни фильмы. Скорее всего, так. Уверяю вас, я не из гордыни (хотя, конечно, она у меня есть, как у всякого творческого человека), ищу везде свой след, отклики на мои писания. Просто я с детства большой фантазер. Очень я люблю фантазировать по поводу и без повода. А пишу я непридуманную прозу. Куда же фантазию мою девать? Вот я и сочиняю всякие небылицы. Мечтаю я. Жириновский мечтал, мечтал, и мечты его многие сбылись…Его даже пророком назвали. Думаю, все пророки были мечтателями… Без мечты будущего не увидишь… Потому и Жириновский все-таки пророк…
* * *
Никогда в жизни я не молился так усердно, как во время этого Великого поста, во время болезни Мариши. По многолетнему обычаю, читал за болящих акафист святителю Николаю. Однажды начал читать его, еще не открыв книгу, и узнал, что я почти выучил акафист наизусть. И уразумел, что духовные и художественно совершенные тексты, прочитав внимательно несколько раз, можно выучить наизусть, как стихи Пушкина, Есенина, Рубцова, Юшина. Надо только хорошо понимать написанное. И еще надо собрать все силы в середину лба (это я, кажется, вычитал у кого-то из святых): напрячь лоб и все выльется из вас как плавная река. Попробовал так прочитать 26-й псалом Давидов «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся…» и прочитал. Правда, потом мне ни разу не удавалось без подглядывания. Так сильно сосредоточиться я больше не смог. Наверное, самое трудное в жизни – не рассеяться, надолго сосредоточиться. Думаю, у святых главное – почти непрерывная сосредоточенность на Боге. Главная способность святых – сосредоточенность. Я теперь точно знаю, если по-настоящему сосредоточиться, собрать все силы в середину лба, можно большущие тексты прозы, читаные несколько раз, рассказать наизусть. И понял, что я человек очень рассеянный – больше ни разу не прочитал 26-й псалом наизусть…
Читая акафист, я однажды открыл для себя изначальный смысл строчки «яко тобою насладишася света». Это о трех воеводах, молившихся в темнице святителю Николаю, чтобы он спас их от смертной казни. И Николай спас. Явился царю во сне, сказал, что воеводы не виновны, и устрашил его. Утром царь помиловал их, выпустил из темницы на волю. Я всегда понимал эту строчку так. Мол, благодаря заступничеству угодника Божия, приговоренные к смерти насладились Божественным светом. Ведь произошло чудо Божье! Все так и есть, но теперь понимаю: автор акафиста просто сказал, что, выйдя из темницы, воеводы несказанно обрадовались солнечному свету. Уже не чаяли его увидеть. Эта простая точность – обрадовались, увидев солнечный свет – настолько потом преобразилась в образ чудесного Божественного света, что все перестали видеть саму картинку: три человека вышли из темницы и увидели солнечный свет… Думаю, прекрасные образы возникают из простого точного слова, изображения. Вышли из темницы и увидели солнечный свет. Такое это счастье! Такое это чудо! И преобразился простой солнечный свет в Божественное чудо! Чем изначально он и являлся. Бог сотворил солнце!..
И еще про солнце и про точное слово, из которого рождаются образы. В очередной раз зашел в монастырскую лавку за хлебом, а продавец Катюша, очень милая девушка (я зову ее «маковым цветом» – она не румяная, а именно щеки ее горят маковым цветом) – на этот раз тусклая, хмурая. В общем, никакой не «маков цвет». Весело говорю: «Катюша, весна на дворе». Она безрадостно: «У кого весна, а у кого и нет». Я, в ответ, мои умные слова: «Не гнись: кто гнется, того еще сильнее гнет… Когда плохо, всегда говори себе: “Ну-ка, распрямись, нечего поддаваться. Господи, помоги мне”. Мне всегда это помогает». Катюша наконец-то улыбнулась; сразу щеки вновь загорелись маковым цветом. С тех пор, когда прихожу в лавку, всегда спрашиваю: «Катюша, весна на дворе?» Она весело отвечает: «Весна». Говорю: «Ну вот это совсем другое дело. Я теперь буду звать тебя Катюша-весна». Она: «А когда лето придет?» – «Тогда буду звать Катюша-лето. В общем, когда мне будет грустно, мне иногда тоже бывает очень грустно, буду заходить к тебе в лавку – весну или лето повидать. И зимой так буду тебя звать, и осенью». Растолковал Катюше: для того, чтобы тебе везде было светло, надо самому стать солнцем. То есть всегда ласково и радостно всех и все встречать, как Серафим Саровский; тогда тебе и в пещере будет светло. Святым и в пещерах было светло. В ком солнца нет, тому и в Крыму в жаркий день и в Божьем храме на Пасху будет темно. Ласково, нежно к людям относись, люби их, и солнце в тебе загорится. Любовь – главное чудо, которое человек может сотворить. Согревать живых своей любовью – это большее чудо, чем мертвых оживлять, чем по водáм ходить. Именно это Бог внушил Макарию Великому, когда сказал ему, что две простые женщины превзошли его в духовном подвиге. Они просто, живя в одном доме, крутясь на одной кухне, за двадцать лет ни разу не поругались, не сказали друг другу ни одного грубого слова. Без любви это невозможно. Они просто имели любовь между собою… Большие подвиги – в затворе жить, мало есть, мало спать, много поклонов бить – могут дать великие способности: по водам ходить, мертвых оживлять. Потому они очень опасны – они могут надмевать. Большие подвиги, как правило, все видят; а любовь – она чаще незаметна, не видна, как не виден, не заметен Бог, хотя Он самый большой на свете. И любовь превыше всего на свете, но чаще ее не видим… От больших подвигов можно в гордыню впасть, как впал даже Макарий Великий, иначе он бы не спросил Бога: есть ли на земле кто-то еще, подобные подвиги творящий? Хотя Макарий Великий не сам впал в гордыню, но Вседержитель хотел именно через него показать людям, что любовь превыше всех подвигов. Моя бабушка Нина частенько говорила: «Непослушных (она называла их неслухами) бес по лбу бьет, а у смирных и шишки от Бога». Так что Макарий не из гордыни, но по Божьему велению попросил: «Есть ли кто-то еще на земле, подобные подвиги творящий?»
Любить друг друга никогда не надмевает. Если надмевает, значит, это не любовь. От любви в гордыню не впадают. Любовь – самый безопасный подвиг, но зато и самый трудный. За двадцать лет ни разу не поругались, ни одного грубого слова не сказали! Потому две женщины превзошли самого Макария Великого…
Не знаю как других, но меня с тех пор Катюша встречает радостной улыбкой и расцветает маковым цветом. Превратилась она в Катюшу-весну и в Катюшу-лето…
* * *
Наконец-то закончились наши страдания; привезли мы с Ниной Маришу домой. Когда она переступила порог, я сразу ей наше надежное присловье Рубика-джана из фильма «Мимино»: «Мариша, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся... Теперь мы будем жить правильно. Каждый час отрываться от работы и делать зарядку. Если устанешь, то будешь лежать…» Присовокупил специально для нее мною придуманное: «Больше, чем Бог положил, никто на земле не прожил; а вот меньше очень многие прожили. Большая часть человечества… Если ты не хочешь оказаться среди этого большинства, то будешь исполнять, что врачами нам завещано». Не все мои умные мысли действуют на мою жену, но я их все повторяю и повторяю. Мариша часто забывает перекреститься перед едой и часто страшно давится. И я придумал для нее и повторяю уже много лет: «Если перекрестишься, то не подавишься; а если подавишься, то не до смерти; а если до смерти, то в рай попадешь». Про рай потом убрал. Это уже перебор. Это один Бог знает, да и не хочу я, чтобы Мариша меня покинула…
Обычно, когда подаю ей стакан воды, она протягивает за ним руку, а я свою руку убираю в сторону – жду, пока перекрестится, прежде чем пить. Иногда жена недовольно: «Можно просто стакан поставить?» Я тихо возражаю: «Эх, не понимаешь ты». Теперь она отвечает: «Уже понимаю».
В последние годы жена стала часто запинаться и очень тяжело падать. Я сочинил для нее предостережение: «Ковры, углы, порожки и немножко поднимать ножки…» После приезда из больницы я все эти свои присказки повторяю с огромным удовольствием. Этим как-бы говорю жене: «Ты вернулась – слава Богу. Ты жива – какое счастье!» Здоровье ее все лучше, а я, видимо, сильно перенапрягся в этот Великий пост. Такая слабость, что так бы все спал и спал. Но, главное, зрение мое в правом глазу совсем упало. Надо бы хрусталик поменять, но Мариша еще не совсем оправилась. Потом «Перекличку» взялся писать – некогда мне. Но о глазе все же думал, думал и думал. Какие-то я совсем прописные истины к старости начал понимать, которые все люди, наверное, с детства знают. Человеческий глаз смотрит вблизи, смотрит вдаль земли, смотрит на бездонное небо. Вблизи он смотрит всегда, больше всего; а вот вдаль земли и на бездонное небо смотрит очень редко. Особенно сегодня. От этого глаз начинает хуже видеть, начинает слепнуть. Люди умственного труда, компьютерщики, теперь еще вся молодежь, смотрящая в крохотный экран своих гаджетов, смартфонов, имеют нынче плохое зрение. И понял я, что душа человеческая, как глаз, когда думает, беспокоится только о себе – смотрит вблизь, а когда думает, заботится о других – смотрит вдаль земли, а когда думает о Боге – смотрит на бездонное небо. И если душа человеческая заботится только о себе, а о других и о Боге не думает, она слепнет, как глаз, смотрящий только вблизи…
Во время болезни Мариши и после ее приезда стал я часто задумываться о смерти и о времени… Верить в смерть – это не просто обманывать, обкрадывать себя, это отнимать у себя жизнь, данную Творцом! Люди не в Бога не верят – они сами отнимают у себя жизнь! И на том, и на этом свете отнимают. Без Бога чисто не проживешь. Без Бога не до порога. Без Бога все позволено. По мне – так если бы даже Бога не было, все равно лучше жить по-божьи, как будто Он есть. А я знаю: Бог есть. Не случайно мой друг Женя Юшин написал:
Сергею Щербакову
Нельзя сказать: он верит в Бога.
Он знает: Бог, конечно, есть.
Как это поле и дорога,
Нательный крест.
Как мамы нежная улыбка,
Ее рука
И как младенец в легкой зыбке,
И облака.
Как звезд мерцание, как песня,
Как снег и смех,
И колокольный звон воскресный,
И человек.
Жизнь – вот она! Все живущие ее видят. А смерть где? Кто ее видел? Никто! Значит, смерти нет. Смерть никто не видел, а жизнь все видели. Никто не видел, что за гробом. Только святые видели загробную жизнь, но кто из безбожных им поверит? Никто.
Жизнь наша фактически состоит только из настоящего времени, а его почти нет. Как в песне поется: «Есть только миг между прошлым и будущим. Именно он называется жизнь». Настоящее время даже не в секундах измеряется, а в каких-то долях секунды. Где границы его измерения? Кто из человеков их знает? Никто. Настоящее время эфемерно, его почти нет. Оно мгновенно превращается в прошлое, либо грезится в бесконечном будущем. Прошлое только в памяти, а будущее только в воображении. Настоящее время – это тончайшая грань (тоньше ничего на свете нет), граница между прошлым и будущим. Ее почти невозможно уловить, но без нее нет ни прошлого, ни будущего. Так и Бог – настолько тончайшая грань, настолько тончайшая субстанция, что Его редко-редко кто может увидеть, но без Него нет ничего. Нет жизни! Без Него пустота и темнота… Бог и есть самое настоящее. Бог – это настоящее. Настоящее и Бог – одно и то же. Вместо слова Бог можно говорить «Настоящий». Бог потому настоящее, что Его почти никто не видел… Настоящее неимоверно трудно увидеть, уловить… Прошлого много, будущего бесконечность, но без настоящего их нет! Так и людей без Бога нет.
* * *
Марише становилось все лучше, и начали мы выезжать на прогулки по нашим прекрасным Борисоглебским дорогам. Нет, конечно, само полотно дороги, то, что под ногами, под колесами, чаще просто ужасное. Всю душу вытрясет, зато вокруг – красота средней русской полосы, милее которой нет ничего на свете. У нас из Борисоглеба пять дорог, но всего две, по которым можно ездить, не опасаясь за здоровье и за машину: в Ростов и в деревню Ляхово. Однажды едем в Ляхово, наслаждаемся солнцем, юной зеленью деревьев, травы. На солнышке каждого хорошо видно. Каждую травинку, каждый листочек – потому на солнышке так много красоты. А в ненастье все серо, в одно безликое все сливается. Хотя великий русский писатель Евгений Иванович Носов так здорово его описывает. Носов – певец ненастья! И рассказы у него зачастую грустные-грустные. «Холмы, холмы…». Так он назвал русское ненастье 90-х годов прошлого века…
Люблю глядеть на вспаханное поле. Обычно белые стаи чаек важно по нему расхаживают. Пируют. Столько там всяких червячков, жучков из-под земли плуг вывернул… В этот раз на чаек полюбоваться долго не пришлось. Глядим, прямо на пашне лежит серая собака. Лежит и не шевелится. Непонятно: мертвая или живая. Опечалились. Решили на обратном пути остановиться, подойти посмотреть. На обратном пути подъезжаем, а рядом с серой собакой, в двух шагах от нее, еще одна, черная, вытянулась. Ничего понять не можем. Что это за собачий мор? Выхожу я из машины, хлопнул дверью. Серая собака лениво, не вставая, приподняла недоуменно голову. За ней черная точно так же приподняла голову. Мы обрадовались: живы собаки. Я, фантазер, тут же рассказал Марише, как было дело. Серая прибежала и легла понежиться на теплой мягкой пашне, а черная, потеряв своего дружбана (что они – большие друзья, любой дурак сразу бы понял), пошла искать. По запаху нашла и тоже улеглась понежиться на теплой и мягкой пашне, как на перине. Два друга разнежились на пахотной перине! Так им было хорошо, что они недовольно подняли головы, мол, кто тут мешает нам наслаждаться. Мариша, частенько высмеивающая мои фантазии, на этот раз согласилась, что, скорее всего, так все и было. Каждому дураку понятно, эти собаки – большие друзья…
* * *
Жена собралась в Москву в клинику Бурденко на обследование своей мгиомы. Я позвонил нашей внучке Даше – проинструктировать, как себя вести с бабушкой. Даша большая аккуратистка. В квартире нашей, где она живет с начала ковидной пандемии, у нее идеальный порядок. Когда Мариша, еще до болезни, съездила в Москву, то приехала рассерженная, мол, Даша ее заставила по квартире ходить чуть ли не на цыпочках. Объяснил я Даше, что она хозяйка квартиры, когда нас нет, а когда мы приезжаем, тогда мы – хозяева, а она – помощник. Даша в ответ, мол, я старалась освободить бабушку от уборки квартиры, от мытья посуды, старалась, чтобы ей приятнее жилось в чистоте и покое. Видя, что она не понимает, я рассказал про мою родную бабушку Анисью. Мы звали ее бабой Ниной. В последние годы жизни она жила у нас с мамой. Я, как Даша, тоже старался освободить ее от всех забот, мол, ты наработалась за свою жизнь, теперь отдохни. Баба Нина – крестьянка, одна воспитавшая восьмерых детей, делавшая любую мужскую работу. В нашем Мухоршибири люди ее поэтому звали не Анисьей, а Анисимом!.. Потому я посчитал своей святой обязанностью освободить ее от всех домашних хлопот и был даже этим горд. А баба Нина однажды ночью встала с кровати, села на пол и завыла: «Сдвинулось, все сдвинулось». Уже не помню теперь, сразу я все понял или гораздо позднее. Что я не мытье посуды, не варку супа, отнял у бабы Нины, я отнял у нее жизнь. Для нее жизнь – это работа, это чувство своей нужности, полезности. Однажды смотрю, баба Нина разложила на подоконнике рядом с цветами мокрую тряпку и что-то в нее завернула. Спросил, мол, чего ты тут колдуешь? Она не обиделась, но поправила: «Семечки от яблок. Ты весной их посади в садике под окном. А когда я умру они вырастут, и ты в теньке под яблонями вспомнишь меня, вредную старуху». Я, по младости, высказал, конечно, большое сомнение, что из этих семечек вырастут яблони. Предложил просто купить саженцы, но баба Нина не согласилась, дескать, это простота, которая хуже воровства, и продолжала мочить тряпку, пока семечки не проросли. Весной я посадил их, а она из окна смотрела на меня. Когда баба Нина умерла, я вспомнил про семечки, пошел посмотреть. Пусто! С горечью подумал: погибли. Теперь же, на склоне лет, понимаю: семечки бабушкины выросли в яблони, раз я о них и о бабе Нине моей любимой частенько вспоминаю. Выросли из ее семечек яблоньки, и я под их сенью вспоминаю бабу Нину… Вижу я, как она благодарно смотрит на меня из окна…
Даша у нас девочка очень умная, но я на всякий случай все-таки растолковал ей смысл моего рассказа. Дескать, заботиться о старших надо так, чтобы не выталкивать их из жизни, чтобы для них подольше, до самой смерти, ничего не сдвинулось. Думаю, Даша поняла. Люди, чувствующие свою нужность, живут гораздо дольше. Во всяком случае, счастливее живут. Моя мама прожила 87 лет. Сломав шейку бедра, она лет десять пролежала в кровати и уже ничем не могла помочь нашей старшей сестре Галке, у которой жила, уйдя на пенсию. Мама не могла мочить яблочные семечки в прямом смысле, но в образном она тоже их прорастила. Мама вспомнила и своими больными руками (случайно задев ими за что-то, она невольно ойкала от боли), записала для нас, своих детей, пословицы и поговорки, которые знала баба Нина. Почти пятьсот вспомнила. Баба Нина не просто говорила сплошь пословицами да поговорками, но она их творчески перерабатывала. Например, к известной пословице «в сорок пять баба ягодка опять», она добавила: «которую голодные птицы и зимой не клюют». Шутница была великая.
И еще мама записала свою жизнь, описала крестьянский быт нашего челдонского села Мухоршибирь. Так что мамины семечки тоже выросли яблоньками. Все, что я сотворил, это все из маминых семечек выросло, и из бабы Нининых. С гордостью часто вспоминаю. Как-то одна наша родственница взялась меня ругать. Справедливо ругать. Я частенько тогда выпивал, любил подраться с парнями... Баба Нина резко ее осадила: «Ты, кума, язык-то попридержи… Сережка наш большим начальником будет». И уже примирительно добавила: «Сама знаешь, жизнь прожить – не поле перейти, да пока поле-то перейдешь, сколько раз споткнешься». Про то, что на поле «сколько раз споткнешься», я никогда не слышал; только потом, в нашем Старово-Смолино, от тети Лиды Матвеевой.
Наверно, я стал большим начальником – тысячи людей читают мои творения и слушают по радио. И даже сегодня, через пятьдесят лет, с особой теплотой вспоминаю, как бабушка меня защищала…
Потом, возвратившись из Москвы, жена рассказала, как они с Дашей жили душа в душу. Даша и меня заставляет подтянуться, не дает расслабиться. Мое Евангелие, купленное в конце 80-х годов, стало рассыпаться, и я попросил Дашу купить в Москве в Сретенском монастыре новое. Мне надо именно на церковно-славянском и на русском языках. Попросил два экземпляра. Второй решил подарить ей, но не сказал об этом. Когда она выполнила мое поручение, я признался: «Дашунь, второй экземпляр я хочу подарить тебе, но с одним условием: каждый день читать хотя бы по главе. Я тоже буду». Раньше я читал Евангелие по настроению, а с той поры – каждый день… Иначе Даша тоже имеет полное право читать когда захочется…
Недавно, объясняя Даше смысл операции на Украине, и почему народ так ею воодушевился, еще раз вспомнил бабу Нину. Мол, народ наш, чувствуя свою ненужность, свое прозябание, тоже вскоре бы завыл: «Сдвинулось, все сдвинулось». А тут общее большое дело, а тут настоящая жизнь! Все начало становиться на свои места! На ладные места!
* * *
Два раза звонили с радио «Радонеж», мол, давно вы у нас не были. Лет пятнадцать я сотрудничал с ними. За это время директор, Е.К. Никифоров, кажется, безо всяких причин, отлучал меня пару раз на год-два. В последний раз – в начале пандемии и до сего дня. Правда, он вообще странный человек: то запрещал сотрудничать со мной, то в глаза мне говорил, что мои передачи называют лучшими… Мне-то причина ясна: он – либерал, а я – патриот, государственник. Думая оскорбить, они называли меня «путинцем», а я отвечал словами Рамзана Кадырова: «Да, я пехотинец Путина и горжусь этим». Но по-человечески мне очень грустно. В детстве я чуть не каждый день сидел на широком подоконнике нашего деревенского дома, смотрел, кто идет по улице, и слушал по радио литературные передачи и классическую музыку. Смотрел я на улицу и слушал радио. Потом как-то так вышло, что почти все мои произведения прозвучали по радио. Радио я люблю не меньше, чем свое литературное (бумажное) творчество. Думаю, в голосе душа высказывается, выказывается… Голос нельзя увидеть, как дух. Голос бестелесен, нематериален, но жизнь чувствуется, осязается больше в голосе, чем в том, что видишь глазами. Чем в плоти. Ушами дух осязаешь! Голос – это невидимая Божественность! Плоть материальна, а голос духовен. И Бог чаще является голосом! Но Богу, видимо, угодно, чтобы закончилось мое радийное творчество?.. Я это принимаю, но все же грущу. Эта была прекрасная эпоха моей жизни! Радио ушло из моей жизни.
Последние годы я по вечерам смотрю по телевизору политические передачи. Не утверждаю, но мне думается, священники, призывающие свою паству не интересоваться политикой, не правы. Сегодня мы вступили в схватку с содомским Западом, и мы, как граждане России, как православные, просто обязаны знать и понимать, что происходит в стране и за рубежом. Вспомните русских святых. Преподобный Сергий откладывал свое монашеское делание и шел мирить князей. Сергий, как в телевизоре, видел, что происходит на Куликовом поле. Святой мученик Гермоген призывал православных подняться на защиту Отечества и отдал за него жизнь. Преподобный Иринарх, затворник Борисоглебский, видел своими духовными очами, что происходит с войском князя Пожарского… Когда Россия-матушка сражалась с врагами, русские святые принимали в сражениях самое горячее участие. Они жили со своим народом! А мы их потомки. Или нет?
Я регулярно смотрю по «России – 1» и «России – 24» политические передачи «Вечер с Владимиром Соловьевым», «Бесогон» Никиты Сергеевича Михалкова, фильмы Андрея Кондрашова, репортажи замечательных военкоров Саши Сладкова и Жени Поддубного. Называю их Сашей и Женей не из фамильярности, но они стали для меня близкими людьми… Правда, и на этих каналах кое-что меня огорчает. К примеру, эксперты, журналисты нередко пеняют, что Запад умело ведет пропаганду, а мы, дескать, сильно от него в этом отстаем. Мне удивительно, что умные, хорошие люди не понимают: нам не нужна никакая пропаганда, и незачем нам в этом с ними состязаться. Нам надо просто начать говорить всю правду. Многие годы мы ее утаивали, замалчивали. Именно поэтому нам сегодня так трудно тягаться с Западом в информационной войне, а не только из-за их богатого опыта и оснащения. Надо было сразу, дальновидно, после Великой Отечественной рассказывать на весь мир, что не Гитлер, не Германия с нами воевали, а вся Европа. Слава Богу, сейчас прямо говорим, что с нами не Украина воюет, а весь Запад. Поэтому нашим потомкам будет легче воевать с Западом…
Теперь нашей правде труднее верить – ведь мы нашим молчанием помогали вранью. Мы даже сами создавали мифы, например, о Франции, якобы героически сражавшейся с немецкими нацистами, и потому, дескать, она включена в число стран победителей. Это неправда: больше французов воевало на стороне Гитлера. Сегодня эта неправда против нас обернулась. Сегодня она с нами хорошо воюет! Не в силе Бог, а в правде! Пришло время правды! Если мы опять будем что-то замалчивать, утаивать, говорить не всю правду, то проиграем Западу!.. Надо просто говорить всю правду, и мы победим.
Наши журналисты, политологи часто удивляются, возмущаются, мол, «укропы» бездумно, бессистемно, бесцельно зачем-то обстреливают мирные города. Нет, дорогие мои, совсем не бездумно, а очень даже продуманно, очень даже целенаправленно. У них такая война! Они воют не на поле боя с нашими солдатами, а воюют они с мирным населением. Наверняка америкашки поганые их этому научили, что надо побольше разрушить городов и поселков, убить побольше гражданских людей. Нанести этим огромный ущерб России и народным республикам Донбасса, деморализовать население. Надеются, что народ восстанет против Путина, что мы потом надорвемся восстанавливать Украину. Экономика-то, дескать, у нас не такая мощная, как в США. Только фашисты и американцы так жестоко уничтожали мирные города. Но те-то хоть чужие народы уничтожали, а эти, «укропы» – своих: русских, украинцев. У них война такая! Очень даже продуманная, системная, зверская война! Наши медленно продвигаются вперед, потому что хотят сохранить жизни не только своим солдатам, но и мирному населению. А «укропы» воюют с мирным населением.
* * *
Один из тех, кто сегодня говорит всю правду, Никита Сергеевич Михалков. Его отец написал гимн России, а Никита его поет от всей души со всем народом. С него берите пример, журналисты, политологи. Очень много дает уму и сердцу авторская передача Михалкова «Бесогон». Недавно указом президента Никите Сергеевичу присвоили звание Героя Труда России. Очень это отрадно. Это вселяет надежду, что все у нас в стране будет ладно, по справедливости. Слава Богу, наконец-то и русских патриотов правители вспомнили, а не шоу-тусовку, не либеральных паразитов, именующих себя культурной «элитой». Ныне большинство из них свалило за рубеж. Воздух в стране чище будет, а то от их так называемого творчества уже смердило содомской вонью. Власти наши все пытались их задобрить деньгами, всякими премиями и званиями. Забыли правители наши русскую пословицу: «Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит». Сколько сейчас этих волков в Израиле, в Прибалтике, Грузии!.. Поливают оттуда грязью свою Родину. Слава Богу, наградили, наконец, многоуважаемого Никиту Сергеевича Михалкова. Но это, надеюсь, только первый шаг. Еще много у нас достойных патриотов, граждан. Замечательный православный писатель Владимир Николаевич Крупин; прозаик, публицист, поэт, отдавший все силы на алтарь Отечества Александр Андреевич Проханов; поэт Геннадий Викторович Иванов – бессменный первый секретарь нашего героического Союза Писателей России; поэт Евгений Юшин, два десятка лет возглавлявший «Молодую гвардию». Журнал не боялся даже в самые лихие 90-е годы говорить о русском народе (тогда слово русский сделали ругательным); тот же Владимир Соловьев, его блестящие эксперты Сергей Михеев, Дмитрий Куликов… Много у нас достойных людей, обделенных вниманием властей. Конечно, они-то и без денег, без наград и званий будут честно служить Родине до последнего вздоха, но справедливость уже вопиет к нашим правителям! И люди эти замечательные станут известны своему народу. Их станут читать, смотреть, слушать. Не Улицких с Быковыми да Акуниными, а настоящих, радеющих за свою Державу художников. Сколько тогда пользы они принесут нашему народу. К примеру, тиражи книг одного из лучших современных русских поэтов Евгения Юшина – двести экземпляров. У прозаиков русских тиражи книг – чаще всего тысяча экземпляров! А у Улицкой, Быкова, Акунина и прочей либеральной тусовки – десятки, сотни тысяч. И в телевизоре они все время торчат…
Когда Владимир Соловьев, обращаясь к своему эксперту Сергею Михееву, предоставляет ему слово: «Сергей Александрович…», – тот нередко отвечает по-военному четко, словно в строю на солдатской перекличке: «Я!» Отрывисто, по-военному четко. И другой блестящий эксперт Дмитрий Евстафьев иногда заканчивает свою речь по-военному четко: «Дмитрий Евстафьев доклад закончил». Все эти люди в одном строю граждан, патриотов России, в Бессмертном полку. В нашем строю не только солдаты Великой Отечественной, не только солдаты, сражающиеся с украинскими нацистами, с содомским Западом, но в нашем строю – святой воин Александр Невский, Преподобный Сергий Радонежский, святой мученик Гермоген, преподобный Иринарх, затворник Борисоглебский… Думаю, об Иринархе далеко не все знают. Я о нем не раз писал, но тиражи моих книг мизерные (обычно тысяча экземпляров за мои деньги) и по радио «Радонеж» (его только на средних волнах в старых приемниках можно поймать) по нескольку десятков тысяч человек могли мои передачи услышать!.. А преподобный Иринарх почти четыре десятка лет просидел в затворе в железных веригах, в стене Борисоглебского мужского на реке Устье монастыря. Когда князя Дмитрия Пожарского ранил наемный убийца, князь долго не мог оправиться, выздороветь, и войско – от безделья, от неопределенности – разгулялось, начало разбредаться. А преподобный Иринарх в своей келье провидел духовными очами, что творится в Ярославле, и послал Пожарскому гонца. Тот сразу превозмог свою немощь, прискакал к святому в монастырь. Иринарх благословил его своим крестом и велел тотчас, не мешкая, идти на Москву. Пожарский засомневался, дескать, отче, войск мало осталось, и те не в лучшем воинском духе, но преподобный твердо уверил: «Когда дойдешь до Москвы, войск будет еще больше, чем было, и дух будет какой надо. Иди, и ты победишь». Князь послушался святого и победил поляков, освободил Россию от иноземцев… Кто знает, как бы пошла история России, если бы не любовь преподобного Иринарха к своему православному Отечеству! У нас преподобного Иринарха даже не все православные знают!..
В нашем строю Александр Суворов, Михаил Кутузов… Молодые, кто не знает эти славные имена, поищите хотя бы в интернете. Нас всех не счесть! Кто еще готов встать в наш строй? Отзовись. А все эти Галкины, Пугачевы, Акунины, Быковы и всякие Дуди, Собчаки встали в строй к Гитлеру, Геббельсу, Бандере и Шухевичу, ко всем этим ублюдкам нацистам, убивающим связанных русских военнопленных. В одном они с ними строю! А наш Бессмертный полк ведет старушка с красным знаменем, над которой летят перелетные птицы!..
* * *
На Пасху позвонил поздравить один знакомый полковник: «Сергей Антонович, прочитал в интернете ваши, как вы их хорошо называете, повестушечки “Лето 2020 от рождества Христова” и “Год белой сирени”. Читал в день по две-три главы. Не потому, что не интересно, но хотелось мне все пережить, понять до самой глубины. Спасибо вам большое». Рассказал, что его очень опечалило, что мало кто из молодежи понимает суть нашей спецоперации на Украине. Пошел он в местный отдел народного образования, предложил проводить с учениками беседы на эту тему в своей воинской части. Уже охватили почти все 9–10 классы местных школ.
Я опять порадовался. Все бы у нас так, не ожидая указаний сверху (их, к сожалению, пока нет), каждый на своем месте участвовали в войне… Тогда никто нас не победит.
Через недельку мой полковник перезвонил: «Сергей Антонович, я хорошо вас знаю, вашу прозу, знаю, что вы напишете о спецоперации. Очень прошу мое имя не упоминать. Я ведь не для этого… Да и человек я военный. Понимаете?» Я понял и пообещал имя его не называть. Вот такие скромные, мудрые воины в нашем строю! Зато один московский священник, считающий себя большим патриотом, узнав, что я пишу о спецоперации на Украине (хотя я просто пишу о нашей русской жизни), возмущенно взялся рассказывать, что военные люди (священник даже показал рукой на плечо, где погоны) говорили ему, как много было просчетов командования в начале военных действий. Я возразил, мол, нельзя сеять панику, а офицерам негоже языком болтать. Лучше бы они свои размышления командованию докладывали. Для этого, правда, мужество требуется. За это можно и по шапке получить. Лучше бы они, как мой друг полковник, разъясняли народу суть происходящего. Мой друг ни слова не сказал о верховном командовании, хотя чин у него немалый и в войсках служит серьезных.
* * *
В начале мая вышел погулять по нашей деревеньке Старово-Смолино. Вскоре голова закружилась от благоухания зеленых клейких листочков дерев. Аромат юности! Моим старым сединам он силы обновил. Слышу над головой гусиный гомон. Четыре отставшие от своего косяка гуся. Все перелетные птицы, пролетая надо мной, подают голос. Словно знают, что я их перекрещу и помолюсь, чтобы они долетели до Родины. Словно просят о них помолиться. Словно и они тоже знают: «Без Бога не до порога».
На небе двойная радуга. У нас в Борисоглебе часто на небе двойные радуги. Что еще для счастья нужно! Мы здесь, говоря словами моего любимого святителя Феофана, Затворника Вышенского, не живем, а райствуем. Один свой рассказ я так и назвал «В Борисоглебском раю». «Чего еще не хватает нам?» – как обычно, воскликнул про себя и вспомнил: кукушку нынче не слышал. Уже май, а она не кукует? Сразу пришло на ум гениальное название одного рассказа «В мае, в мае куковала кукушка…» Его написал немецкий писатель. Кажется, Борхерт?.. О том, как вернулись на родину, по домам побежденные немецкие солдаты. Сегодня все идет к тому, что, в который уже раз, они пойдут на нас войной и вновь вернутся в свои дома, побежденные нами, когда будет куковать кукушка. И снова они почувствуют себя брошенными кукушатами. А может, и совсем уже не вернутся – если ядерная война начнется? «А нашей русской победной кукушке пора закуковать» – подумал я, и сразу она прокуковала три раза. Мол, все в порядке, не печалься, я здесь. Чудесные у нас края! Райские!
Навстречу по дороге двое мальчишек лет тринадцати. Один наш деревенский – Антоша Пескарев, а второго я в первый раз увидел. Антоша, как всегда, как сын хороших родителей, первым поздоровался со мной. Второй тоже поздоровался. Я вдруг почувствовал, он не только сын хороших родителей, но он меня знает. Спросил: «Ты меня знаешь?» Мальчишка: «Знаю». – «Ты откуда будешь?» – «Из Андреевского». (Это центральная усадьба нашего колхоза «Новый путь».) Я догадался: «Конечно, я не раз в вашей школе выступал». Он: «Нет, я вас в интернете читал. Вы хорошие повести пишете». Так я обрадовался: мальчишка тринадцати лет читает русскую прозу, и она ему нравится. Значит, не все поколения молодых у нас потеряны! Спросил, как его зовут. Он ответил четко, словно на военной перекличке (невольно вспомнил я, что у них в школе кадетский корпус): «Дмитрий Разиков». Тоже встал в наш строй!.. Одним воином в нашем строю прибыло!..
Март – август 2022
д. Старово-Смолино