Беседа прозаика Александра Донских и доктора филологических наук Веры Харченко
Александр Донских: – Вера Константиновна, прежде всего, позвольте поздравить вас с недавним выходом в столичном издательстве «Ленанд» вашей новой книги – «Искусство рецензирования». Прочитал внимательно, некоторые главы даже с пристрастием и захотелось поговорить о роли, о значении, о судьбе рецензии в современном литературном процессе: что в помощь от неё читателю и автору, а что – увы, и такие мысли беспокоят – во вред, по крайней мере, не во благо. Вы с тревогой пишите, что «написание рецензий становится делом любительским, личным; более того, раздаются голоса, что жанр рецензий как жанр уходит, исчезает, растворяется». Лично меня вы убедили, что написание рецензии – искусство, то есть один из способов постижения и преобразования жизни, человека, общества. И само искусство, в свой черёд, не может не преображаться в нас, людях, и одновременно – само в себе, как, впрочем, любое возрастающее и укореняющееся явление мира сего. Может, всё же не исчезает и не растворяется, а... как бы правильно, точнее сказать?.. а исподволь подстраивается под какие-то новые, злободневные, но и, к сожалению, не всегда справедливые и даже не всегда разумные, не всегда целесообразные запросы общества. Поговорить хочется и нужно о многом, но сначала такой вопрос – интересно, что наработано другими исследователями рецензий? Признаться, раньше не встречал научных, литературоведческих работ подобной тематики.
Вера Харченко: – Вы не встречали, Александр Сергеевич, потому что их практически нет. Если и бытует что-то в научном обороте, то весьма единичное и неполное или же во второстепенной связке с другими темами. Увы, институт рецензирования постепенно становится «факультетом», а там, глядишь, и вовсе пропадёт.
– Интересно и ценно, что в своих размышлениях и выводах вы опирались на собственный опыт рецензента.
– Поначалу думала присмотреться и разобрать сделанное другими авторами рецензий, и в книге такая задумка отчасти отражена, но потом решила писать, отталкиваясь прежде всего от моего опыта. Показалось возможным и необходимым обобщить сам характер работы, выявить спорные стороны, более того, показать диалектику, то есть становление, развитие авторов литературных, научных и другого рода произведений. Неслучайно, на книги некоторых литераторов у меня написано по нескольку рецензий в разные годы. Прежде всего следует назвать Виктора Овчинникова и Наталью Гранцеву, Михаила Ростовцева и Дмитрия Маматова, Лилию Брутян и Александру Нагорную, Василия Белова и Иосифа Стернина, список можно продолжить. Однако большинство изданных рецензий относится к однократным, разовым откликам, оценкам, и они остро необходимы авторам, ожидаются ими нетерпеливо, – не правда ли?
– Несомненно, Вера Константиновна. Знаю по себе. Уверен, литераторам нужны и разовые, единичные отклики, и от разных рецензентов, и с похвалой, и – даже! – если хотите, с хулой. Нужен взгляд на творение под противоположным углом зрения, от оппонентов, или, как выразился мой пишущий товарищ, «от злыдней». В старых текстах, к слову, встречается любопытный синоним «оппоненту» – «возражатель», и оно, не могу не сказать, посмеиваясь, однокоренное несколько двусмысленному «разить». Что касаемо «злыдней», вспомнились слова из Антона Чехова, из «Палаты №6»: «На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость – негодованием, на мерзость – отвращением. По-моему, это, собственно, и называется жизнью». Необходимо учиться мудрости, и её школа у вдумчивых и ответственных людей, думаю, протяжённостью во всю жизнь. Но продолжим разговор о рецензии. В ней, уверен, нужен разговор без сюсюканий, поглаживаний, а – прямой, искренний, строгий, но всегда доброжелательный, конструктивный, чтобы не уничтожался, не выкорчёвывался творческий корешок в авторе чрезмерной хулой или, напротив, чрезмерной же похвалой. Важно, чтобы в пишущем человеке начала бороться мысль с мыслью, чувство с чувством, рождая верное и порой неожиданное понимание того, что и как им написано. Произведение живо и полно оживает тогда, когда им интересуются, говорят о нём, спорят. Рецензия может и должна поднимать к жизни лучшее.
– И здесь же ещё один немаловажный момент. В «Дневнике читателя» Вячеслава Пьецуха есть любопытное наблюдение: «...Другое дело, что общественное мнение легко обмануть, недаром во времена Пушкина самым читаемым автором был Алексей Кассиров, во времена Гоголя – Марлинский, Толстого – Крестовский, Чехова – Пшибышевский, Бунина – Мережковский, Платонова – Бубеннов. Впрочем, для настоящего писателя это не важно, кого больше читают, приключенцев или его, ему нет дела ни до популярности, ни до вечности, ни до читателя, ни до денег, и сочиняет он, собственно, потому, что ему донельзя нравится сочинять...» Академик Р.М. Фрумкина писала, что «у нас не изучают того, что все читают». И в этом факте, так скажем, таится большая проблема, если не беда филологии, в том числе рецензирования.
– Рецензия может запутать, какую-то часть общества, сформировать в читателях ложное мнение?
– Может. Но вряд ли надолго. Талантливый писатель всё равно пробьётся к большому читателю.
– Я с удовольствием немалого прока прочитал вашу новую книгу – поражает скрупулёзность, с которой вы исследовали явление «рецензия», и – щедрость, с которой представили свой большой, неутомимый личный опыт написания отзывов в течение почти полувека. В каждой главе что-то новое и порой неожиданное находишь, нередко сквозит и только народившаяся, и застарелая ваша обеспокоенность тем, какими путями идёт современная русская литература. В главе о структуре рецензии вы печалитесь и досадуете о «размывании» жанра рецензии. В главе «По желанию или по разнарядке» вы пришли к выводу об объекте рецензирования, что – «на всё воля Божья», что преобладает «привязанность к тому, что ты делаешь». В главе «Цитаты и другие голоса в рецензиях» убедительна смелость вашего ответа на самой себе заданный вопрос «чем отличается наше русскоязычное общение?» – «Обилием цитат!». В нашей беседе мы не подтвердим ли эту мысль?! В главе «Живые и мёртвые» метко подмечено, что живым писателям рецензии «нужны как воздух, хотя частотны признания, что я, мол, не читаю отзывов на мои книги». Без ложной скромности подтверждаю: воистину «нужны как воздух». Другой раз отрезвляют, бывает – воскрыляют, но всегда открывают дверку или даже целую дверь в будущность твоего творчества, твоей работы в литературе. Вижу, что ваша книга написана с увлечением, даже азартно. И вопрос сам собой напросился: что вас вело и ведёт, вдохновляя, подталкивая к работе рецензента?
– Для меня было важно в молодости, так сказать, на заре моей научной, аналитической деятельности осознать и принять вот что: когда пишешь рецензии, учишься читать книги, и подчеркну – по-настоящему читать. Сначала у меня была привычка – конспектировать то, что читаю, но не так, как заставляли в институте, а проще и надёжнее – для себя. Понравилось что-то – выпишу, потом ещё и ещё, и так далее. Мама говорила мне про одного человека: «Просто он каждую книгу читает как учебник». Слова запомнились. Например, в одном из произведений Павла Проскурина есть мысль о том, что переубедить старого человека очень трудно, порой невозможно. Он сросся со своей идеей, своим пониманием жизни, мира в целом, и поменять мысль, понимание – значит, нередко, сломать личность. Действительно, в книге всегда есть нечто, важное именно для тебя. И словно бы в параллель – я стала писать рецензии. Сначала, конечно, по просьбе, по заданию, а потом даже стихийно, по собственному желанию, по склонности, можно сказать, души и разума. В рецензировании я вижу надёжные возможности для саморазвития, самопознания.
– Знаю, вами написано много – сотни! – откликов. Вы, будучи доктором наук, профессором, руководителем кафедры и диссертационных работ, хотя и погружены в науку, немало сделали и делаете в языкознании и филологии, остаётесь увлечённым и преданным рецензентом книг. И ваше «Искусство рецензирования» я воспринимаю как манифест и призыв к тем творческим силам страны, которые могли бы вступить в ряды рецензентов, ныне весьма редкие, неустойные, а порой и маловразумительные. Действительно, жанр погибает, становясь, как вы метко выразились, «факультетом». «Факультетом ненужных вещей» - так? И вновь не обойтись без вечного русского вопроса: что делать?
– Однажды мне попалось высказывание одного писателя, что сейчас рецензий будто бы нет, что этот жанр уходит, исчезает, и «человек XXI века находится в неведении о вселенной книг: что читать, что ценно?» Однако нужно признать, что незнание, неполное знание настоящего момента бытовало всегда. В XIX веке был Белинский, в начале XX – влияние идей и исследований Михаила Владиславлева. Толстые журналы печатали целые подборки отзывов, обзоров, крупных статей. Впрочем, и сейчас многое что не утеряно и живёт, развивается, находит последователей, соработников. Сейчас трудятся А. Немзер, Л. Анненский, О. Балла, М. Эпштейн, много не назову имен. Но великое большинство книг остаётся подчас без оценок. Литература требует гораздо более пристального, широкого, но и глубокого проникновения и внимания. Важно учитывать, что Россия издавна являлась страной литературоцентричной. А потому нужно через просвещение возвращаться к культурным, историческим корням, всячески поднимать престиж книги, чтения, особенно детского чтения, чтения в школе, помогать на государственном уровне нашим, несмотря ни на что, всё ещё замечательным словесным искусствам, творческим объединениям разного уровня и направления, субсидировать издание книг, чтобы они стоили дешевле, были доступны народным массам.
– Чего только ещё необходимо сделать! И, уверен, будет сделано, потому что Россия на подъёме, воодушевлена. Тяжело, но обретает свой единственный и уникальный, но извечно нелёгкий путь. Россия может и должна стать державой культуры!
– Дай-то бог!
– Хочется затронуть ещё несколько важных тем из вашей книги. Скажите, правомерно ли говорить о дисциплине рецензирования?
– Бесспорно. Продолжая ваши высказывания о сути рецензирования, отмечу, что дисциплина рецензирования заключается в некоей сдержанности, в гармонии. Не должно быть ни гиперкритики, ни гипокритики, то есть ни очернения, ни восхваления печатного издания. Дисциплина нужна, кроме того, в стремлении продемонстрировать факты из самой книги, те самые, о которых ведётся речь. То есть желательно показывать книгу, а не только рассказывать о ней.
– Были у вас отрицательные рецензии? В книге о них нет сведений.
– И да, и нет. Я ведь «свободный художник», и если мне не понравилась книга, то и писать о ней я не буду. Недавно один человек прислал мне свою вторую книгу, но в отличие от первой, о которой я написала рецензию, она была явно недоработана, и я не стала откликаться. Но были и другие примеры. Когда-то мне подарили сборник стихов одного ленинградского поэта. Стихи поначалу мне не приглянулись, однако, начав писать отклик, я вчиталась в строки, и, знаете, стихи пришлись по вкусу. Рецензия, полагаю, прекрасным образом воспитывает, направляет, как надо читать произведение. И для меня нередко, к примеру, стихи – всё равно что человек: его кровь, его мысли, его чувства, вся его живая жизнь. Поэтический язык особый, и здесь отношение к нему должно быть соответствующим. Правда, в том случае, если стихи талантливы, проработаны и не вызывают отторжения.
– В вашей книге и в ваших рецензиях я встретил немало юмористических, шутливых блёсток. Редкое явление для рецензий и рецензентов, чаще натыкаешься на язвительность с немалой долей высокомерия и фальши.
– Если встречается у автора какой-нибудь смешной фрагмент, почему бы его не озвучить. Так, к примеру, получилось с книгой Шона Байтелла «Дневник книгопродавца». В ней представлена такая зарисовка: молодая женщина расставляет книги, и у неё классический текст о странствиях Одиссея оказался в рубрике «Рыболовство». «Они какое-то время плыли на корабле. И как ты думаешь, что они ели? Рыбу!». Замечаю, что по-настоящему смешного в живой жизни у нас становится маловато, юмор – только из телевизора, радио, интернета, и потому лишняя весёлая цитата никогда не помешает.
– Вы откликаетесь и на научные труды.
– Да, мне интересно писать рецензии, например, на далёкие от меня знания в области филологии. Недавно я писала отзыв на монографию А.А. Кретова по системной русской силлабологии – теории слогоделения, и многое что узнала благодаря такому прицельному прочтению. Еще была рецензия на монографию С.Б. Кураша по метафоре в русском и белорусском языках, но это уже в русле моих давних интересов. А вообще писать рецензии можно – и нужно! – на книги различных жанров, стилей, дискурсов, направлений. Например, прислали мне книгу В.В. Щеулина «В поисках истины». Читаю и прихожу к выводу, что текст... трактат. Целый, настоящий, классический трактат! Редкое явление. Именно как трактат и разобрала книгу. На Василия Щеулина, к слову, у меня была еще одна публикация – «В.В. Щеулин как художник». Я описывала пять картин, которые висят в моём кабинете. А почему бы нет, если человек с детства занимался, причем профессионально, живописью? Я смотрю на его полотна и удивляюсь: написать такое в 82 года, и написать замечательно, краски гармонируют, сюжет, натура живёт! Увы, у нас в стране пока еще сдержанное отношение к разносторонним людям: если ты лингвист, доктор филологических наук, прославившийся своими трудами по теории сложных предложений, то как можешь быть при этом ещё и живописцем? Надо защищать и продвигать к людям любой положительный, несущий добро и красоту талант! Редко кто способен написать трактат и к тому же быть художником.
– Помогает ли вам как филологу и языковеду написание рецензий, тем более по темам и областям знаний, что называется, диаметрально противоположным?
– Помогает, существенно! Дело в том, что у нас сейчас немало публикаций по теории языковой личности, но парадоксально, что сами филологи боятся обращаться к другим жанрам, другим формам, другим направлениям, хотя каждый жанр, каждое направление не только обогащает твой стиль, но и выводит на новые колеи поиска, исследования. Например, – на внутрителесные ощущения. Когда я рецензировала монографию А.В. Нагорной «Дискурс невыразимого: вербалика внутрителесных ощущений», написанную на материале английского языка, мне пришла в голову одна мысль, которую я сначала отвергла. Нельзя ли проверить эти телесные ощущения на материале русского языка, в частности, на фактах детской речи? И получилась статья. Таким же толчком послужила монография Е.А. Скоробогатовой о поэтике в грамматическом строе. Да и вообще отрецензированные книги занимают особое место во внутреннем фонде, поэтому время, потраченное на чтение и отзыв, сторицей возвращается к тебе и служит ещё и ещё.
– В главе «Драматургия рецензий» вы затронули весьма интересную и важную тему – почему я пишу именно об этом произведении? Не секрет, рецензию можно писать – строчить, если хотите, – что называется, на автомате. А вы говорите в своей книге о драме написания!
– Для иллюстрации остановлюсь на одном примере рецензионной драмы, которая, к слову, иной раз начинается для меня ещё до написания отзыва. Знаю, вы читали «Из афганского дневника» Николая Лутюка. И знаете, сколь жёстко автора упрекали. В том, в сём. Несправедливо, считаю. Мне захотелось защитить право литератора писать о том, что пережито, о том, чем запомнился, скажем, Афган. Вспоминаю, как в плацкартном вагоне на боковой полке спал мой сын, я вставала и поправляла ему одеяло. Женщина, которая с нами ехала, вздохнула и сказала: «Как же мы бережём своих мальчиков... а потом они гибнут на войне». Я остро почувствовала и поняла её печаль, её трагедию. И этот случай послужил толчком к написанию отклика на книгу «Из афганского дневника», в которой многое что высвечено ярко и честно: и подвиги, и смешное, и трагичное, и женская доля ждать вдали своего ушедшего на войну мужа, и сны после войны, долгие, мучительные. Во всём замечательная книга!
– В главе «Новое, новшество» вы констатируете важное и бесспорное правило: «Рецензии пишутся для обнаружения и закрепления того нового, что есть в книгах». Согласен, но признаюсь: я как читатель в отчаянии – в каких книгах современных авторов, по крайней мере последних пятнадцати – двадцати лет, можно встретить то, что вы назвали «новым»? Наверно, я плохой, по крайней мере, невнимательный читатель. Знаете, то и дело сталкиваешься с односторонностью, какой-то припылённостью или затуманенностью взгляда авторов на современную российскую жизнь, действительность, некоторые откровенно переписывают на свой лад западные яркие образцы литературы, заимствуют идеи, идеалы, мерки, сюжеты. Ощущение, что русскую словесность додавливают депрессивные «Петровы в гриппе и вокруг него» и всевозможные развлекательные жанры. Нужно, впрочем, оговориться: «Петровы...» небесталанное произведение, и дивишься, отчего даровитый, опытный, в сущности, честный автор не хочет посмотреть на жизнь шире, пристальнее, потеснить в своей голове и груди тусклость, бескрылость бытия. Однако, читая и перечитывая классиков, особенно русских, советских, и зарубежных, старинных, – что-то новое, неожиданное, встряхивающее мысли и чувства непременно встретишь, и вновь захочется чистой, солнечной, родной жизни с высоким небом. Что не говорили бы мы о себе, о своей стране, о её народе, о её непростой истории, но хорошей жизни встречаешь вокруг немало. Я жду прорыва.
– Да, наша классика неисчерпаема! В октябре этого года состоится конференция в Липецке на тему «Роман Достоевского «Бесы» в контексте духовной традиции и «большого времени» русской культуры». Готовясь к конференции, я вновь, вновь чувствую и вижу – сколько нового открывает нам перечитывание романа! Получается, Достоевский – наш современник еще в большей степени, чем ранее.
– Снова хочу вернуться к главе «Драматургия рецензий»: в ней заданы непростые вопросы. Например, почему «сохраняется некоторая недооценка современных писателей второго ряда». Проблема для литераторов и читателей, конечно, животрепещущая, однако хочется высказаться в таком духе: собственно, а кто из пишущих нынче первого, кто второго, кто какого-нибудь другого ряда? Всё, известно, течёт, всё, слава богу, изменяется. Сегодня человек красуется в этих самых первых, а то и – в великих, весь украшен пёрышками премий, похвальных листов, появляется на экранах, высокое начальство пожимает ему руку, а завтра зачастую – «Ау, где вы, наш гений?». Хотя, случается, продолжает печататься, выходить на публику. В этом смысле для меня показательна – но всё же отчасти – и заразительна судьба американского писателя Германа Мелвилла. В молодые годы он много печатался, о нём говорили. Опубликовался даже в Англии, а у американских литераторов, по крайней мере позапрошлого века, выйти в Лондоне означало окончательное и бесповоротное признание, увеличение тиражей, а значит, доходов. Однако к сорока двум годам у Мелвилла – ни доходов, ни книг, даже с трудом изданный «Моби Дик» не разошёлся, был решительно отвергнут и читателями, и критиками. Чтобы прокормить семью, писатель устроился в портовую таможню Нью-Йорка, стал специалистом по овечьей шерсти и до самой смерти не напечатал ни одной строчки. За тридцать лет написал... написал один-единственный стих. Посвящённый – начальнику-юбиляру. Никто не предлагал переиздаться, показать что-нибудь новое. Почти что полное забвение (но что-то, есть сведения, всё же печаталось и писалось им). Умер. А лет, кажется, через десять был переиздан – говорят, едва ли не случайно – «Моби Дик». И диво случилось: и читатели, и критики мало-помалу разобрались, что же было подарено человечеству портовым клерком Германом Мелвиллом. А помните хотя и скоротечную, но всё же путаницу из русской литературы, – об Александре Пушкине и Дмитрии Веневитинове? Некоторые, так скажем, авторитетные современники этих поэтов Веневитинова ставили выше Пушкина. Чего только, оказывается, не бывает, когда заблудишься всего-то в трёх соснах. Мнение, высказанное вслух, да другой раз громко, напористо, наверное, тоже рецензия. Как думаете?
– В какой-то смысле, да – тоже рецензия, отзыв. И нам важно собирать подобные сведения, анализировать, вдумываться. Вспоминается разговор на кафедре во время перерыва между занятиями. Кого из современных русских поэтов можно рекомендовать учащимся германских школ? Законный вопрос! И высказывались мнения, что хорошая современная поэзия не для школы. Гениальный поэт Борис Рыжий, – но его же страшно давать в школе! И Вера Павлова – куда уж?! И тот же Дмитрий Быков, Денис Новиков, и ещё можно назвать ряд громких имён, – они же не воспитатели! Поэтому остаётся, выходит, только Евгений Евтушенко. То есть поэт, проверенный временем. Впрочем, любой, проверенный временем. И действительно: кто первый, кто второй – путаница у современников может возникать немалая. В таких ситуациях и коллизиях рецензия может и должна играть не последнюю роль. Хотя... хотя – кто знает! Судьба подвластна ли людям?
– У нас немало современных первоклассных поэтов, могут только по Сибири назвать пятерых – семерых, но они столь нежно и высоко любят Россию, что ни германцы, ни другие продвинутые европейцы, похоже, уже не способны их понять и оценить. Человечество планеты Земля, подозреваю, живёт в нескольких мирах реальности, скорее, самообмана.
– Я тоже могла бы назвать несколько стоящих современных имён, от изучения творчества которых будет только польза школьникам, будь они, неважно, жителями Европы или России, однако кто будет слушать нас?
– Грустно. Думаю о том же. В конце нашей беседы, Вера Константиновна, хочу вернуться к нашей общей мысли, высказанной выше, о том, что рецензия может на какое-то время запутать общество, сформировать в читателях ложное мнение. В недавнем интервью газете «Культура» председатель Союза писателей России прозаик Николай Иванов не без горечи подметил, что сегодня «...есть навязанная издательствами литература, есть быстрое чтиво, которое издаётся ради денег. Есть премиальная литература, которую никто никогда не читал до конца, но авторов награждают, пишут о них, а вот книги – не читают. Все эти книжные рейтинги, премии отражают издательскую деятельность, а не литературную...» Николай Фёдорович живёт в Москве и находится в гуще писательских событий, борется как офицер за идеалы русской литературы, но и я, из моего далёкого далека, «из глубины сибирских руд», начинаю примечать и тревожиться (а как бороться – пока не знаю), что немалая доля так называемых престижных литературных премий мало-помалу превратилась, говоря военным языком, в спецотряд по нейтрализации русской литературы как таковой. Некоторые премии, где в начальниках, в жюри, в экспертах верховодят люди малопонятных взглядов и ощущений, – такие, знаете, глобальненькие рецензии, с помощью которых обществу стали навязывать сомнительные, чуждые, а то и тёмные идеи и взгляды, лжегероев, лжеисторию, не правду, а кривду. Неужели цель у этих людей изжить или как-то переиначить традиционную русскую литературу, подменить её эрзацем? Действуют дерзко, громко, государственные средства по-хозяйски привлекают. Иной раз думаешь: заговорщики они, что ли? Или сами мы – не понятно что такое? Наверное, такие, в которых можно впихнуть всё, что кому заблагорассудится. Что думать, что думать, если реально видишь, что литературная жизнь в стране глохнет, хорошая книга не может пробиться к читателю? А самих читателей сколько на всю страну? В действительной жизни с новыми из них не сталкиваешься годами. Что, что думать?
– Я тоже многое что недопонимаю в современном литературном и издательском процессе. Но верю, что всё достойное, несмотря ни на какие преграды, пробьётся к жизни. Верю, что у русской литературы и отечественного художественного книгоиздания по-прежнему большое будущее.
– Вы планируете еще написать рецензии, или это дело не терпит планов?
– Скорее, второе. Я не отказываюсь откликаться на книги, но и наперёд не знаешь, какая книга тебя ждёт. Задача филологии сейчас очень серьёзная: искать неизвестное в известном, выявлять не выявленное, заражать людей в наш век, когда чтение становится едва ли не устаревающим хобби, странным желание прочитать книгу. Во мне больше оптимизма.
– Во мне, кажется, тоже. Что ж, дел много и у писателей, я это чувствую кожей всё острее и острее, и у рецензентов. Пожелаем же друг другу успехов в захватывающем, благородном и великом деле служения нашей литературе, которая в большинстве была и всё ещё остаётся искусством искренности. Того же искусства искренности ждём и от рецензий, отзывов, в каком бы виде они себя не являли – текстами, речами, премиями, неважно.