Илл.: Мария Николаевна Ермолова (3 [15] июля 1853, Москва – 12 марта 1928, Москва) – русская драматическая актриса Малого театра. 1885 г.

К 170-летию со дня рождения Марии Николаевны Ермоловой

Моей крестнице Марине Алексеевне Максаковой в день её 16-летия

«Она была солнцем, и на ней, как на солнце, были пятна, и она светила нам, как солнце. Вы были нашим солнцем и освещали нашу молодость, Марья Николаевна!»

Так писал петроградский литератор Влас Дорошевич в марте 1920 года в своём очерке к 50-летию творческой театральной деятельности известнейшей русской драматической актрисы Марии Николаевны Ермоловой, которой к тому времени шёл уже 67-й год. Она доигрывала последние свои роли, особенно запомнилась в пьесе Гнедича «Холопы» о временах императора Павла I, где исполнила заглавную роль дряхлой княгини, которая уже не встаёт с кресла-каталки, но сохраняет властность и манеры старой аристократки, фрондирующей императору. У Ермоловой в её творческой биографии много было таких ролей – властных, сильных женщин, бросающих вызов судьбе. И сама она внешне напоминала людей с такими характерами, такой она изображена художником Серовым на знаменитом портрете, относящемся к 1905 году. На фоне большого зеркала в серебряной раме, стоит высокая статная женщина в чёрном платье, ниспадающем складками на пол, с гордой осанкой и высоко поднятой головой. Настоящая хозяйка русской сцены! И не поверишь, что ещё дед её был крепостным крестьянином, тем же холопом у князя Волконского и был выучен по приказу барина играть на скрипке в княжеском домовом оркестре. А сын его, отец будущей великой актрисы, прослужил всю жизнь суфлёром в знаменитейшем русском Малом театре в Москве. И вот из такого, достаточно униженного сословия поднялась будущая звезда русской сцены! Впрочем, если бы она с младенчества, по сути, говорят, что с 3-х лет, не привыкла смотреть и слушать из той же суфлёрской будки своего отца все «взрослые» спектакли прославленного театра, не приучила себя переживать вместе с актёрами все драматические коллизии серьёзных пьес, а заодно и осваивать драматургический текст, то вряд ли бы в ней самой развился такой громадный талант. Можно представить себе, как маленькая девочка после очередного бдения под подмостками сцены, лежит ночью в своей кроватке и вместо детских снов вновь и вновь проигрывает в своей головке монологи Гамлета, обращённые к прекрасной Офелии: «Офелия, о нимфа, помяни меня в своих святых молитвах!..» А после сей герой падает мёртвым, пронзённым шпагой прямо перед суфлёрской будкой. Подвергать детскую психику такому испытанию, конечно, опасно и сейчас бы осуждалось, но это воспитало в девочке чувство сопричастности к странному и причудливому миру театра, где реальным становится то, что придумано автором и воплощено актёрами, где своя жизнь, свои законы, которые надо принять и пережить, как свою собственную судьбу.

Именно самой судьбой было предназначено ей служение искусству сцены. Её отец не имел возможности на свои скромные суфлёрские заработки содержать большую семью (у Марии были ещё две сестры) и потому обратился с нижайшей просьбой к директору Императорского театрального училища в Москве о приёме его дочери на обучение в этом заведении на казённый кошт. На что последовало милостивое соизволение, ведь отец Марии не только суфлёрствовал в театре, но и пытался сочинять водевили, которые даже ставились, но без всякого успеха. Однако в театральном училище юную воспитанницу даже не спрашивали, кем она хочет стать (а она стремилась всегда в драматические актрисы) и записали её в балетный класс – в кордебалет требовались юные феи. В то время театр не имел чётких границ в своём репертуаре, на одной и той же сцене ставились и драматургические и музыкальные спектакли с участием балета, но стать примой балета Марии Ермоловой было не суждено, она не имела тех блестящих физических данных, кои требуются для достижения успеха в этом деле. Она была угловатой, не очень красивой девушкой в ней чувствовалась природная крестьянская порода и знатоки балетного искусства пророчили ей в этом деле быть всегда «у воды», т.е. постоянно иметь место в задних рядах кордебалета, у декораций. Но драматический талант Ермоловой раскрылся рано, и кое-кто его заметил. Говорят, первая роль, что исполнила Мария, когда была ещё ученицей театрального училища, была эпизодическая роль самой Марины Мнишек из «Бориса Годунова» Пушкина, знаменитая сцена у фонтана, где молодой честолюбивый авантюрист Отрепьев, выдающий себя за царевича Дмитрия, объясняется в любви к «гордой полячке». Неожиданно для всех скромная, не очень красивая 16-летняя театральная ученица Мария преобразилась в гордую и высокомерную красавицу, панну Марину, которую современники сравнивали с беломраморной статуей за надменную холодную красоту. Будущую царицу всея Руси! Это преображение поразило тогда знатоков, Ермолову заметили в театре и стали держать, как-бы, в запасных на всякий непредвиденный случай. А в театре ведь всякое случается. Вот заболела вдруг накануне бенефиса известнейшая актриса Гликерия Федотова, что должна была в заглавной роли представлять героиню в роковой драме «Эмилия Галотти» немецкого драматурга Лессинга. Там героиня, которую враги-интриганы обвиняют в том, что она погубила своего жениха, знатного графа, дабы опровергнуть эти наветы, закалывается кинжалом, предпочитая смерть ради сохранения своей чести! Прима театра актриса Надежда Медведева, которая и проводила этот бенефис, чутьём угадала, кто может заменить болезненную красавицу Гликерию в этой роли. Молоденькая выпускница театрального училища! Так Мария Ермолова в свои 17 лет впервые исполнила главную роль.

«Мурашки забегали у меня по спине. Я вся вздрогнула. Тут было что-то особенное, сразу сказался громадный сценический темперамент. Многое было очень плохо... Но здесь было главное – талант, сила. И я сразу поняла, что судьба направила меня в нужную сторону», – писала Медведева впоследствии. Она и после будет помогать Ермоловой на заре её сценической деятельности.

Сама Ермолова, вспоминая этот свой дебют в заглавной роли, признавалась, что от волнения она просто не видела зала с многочисленной публикой. Её объял непреходящий ступор, но отступать было уже поздно. На сцену её буквально выпихнули толчком в спину и перед ней вместо зрительного зала маячило какое-то неопределённое пятно. Она играла не для публики, она переживала судьбу героини, как свою судьбу, она сама стала этой несчастной Эмилией и в самом деле погибала от удара кинжала, предпочитая смерть позору. Это был триумф! Публика неистовствовала, актрису вызывали 12 раз! Сама Мария уже ничего не соображала, была как в тумане, но всё выходила и выходила под гром аплодисментов, благодарила публику. Это был 1870 год и ровно 50 лет было отпущено великой актрисе, чтобы навсегда запечатлеть себя в искусстве и стать истинной царицей русского театра.

Конечно, отнюдь не сразу после этого феерического успеха юная актриса выдвинулась на первые роли в театре. Без неё были мастера. Она хорошо сыграла романтическую героиню? – хорошо, пусть и дальше играет таковых. И роли экзальтированных девушек стали её амплуа, но сценическая известность уже не оставляла Марию. Она вошла в лучшее театральное общество, о ней одобрительно отзывался великий актёр Малого сам кумир сцены Щепкин. Вместе с лучшими актёрами она бывала на встречах с передовой интеллигенцией, со студентами. Время-то в России было пореформенное, либеральные идеи кружились в головах возбуждённой молодёжи, особенно в чести были адвокаты, защитники на процессах, в том числе и политических. Это было близко и самой Ермоловой, как отмечали критики – в своих ролях она часто защищала своих героинь, даже если это были пустые, легкомысленные персонажи, но в каждом человеческом характере она искала истину, подлинные чувства, а не пустую театральную условность. Не маска, а душа – была её стихией. А в душе каждого человека таится ведь некая драма, и часто её не видно, бесталанный актёр ограничивается читкой, а идти в глубину, раскрывать характер своего героя – это требует особых душевных усилий, не все актёры способны на такое. Потому Марию Ермолову сразу так полюбила образованная молодёжь, ибо почувствовали искренность и полную самоотдачу в её творчестве.

И потому, хотя Мария Николаевна не славилась как красотка, но в неё влюблялись и весьма импозантные мужчины, и предлагали ей руку и сердце. Но ей полюбился именно молодой адвокат Николай Петрович Шубинский, выпускник Московского университета и уже замеченный в адвокатуре, его пригласил себе в помощники сам Фёдор Плевако – король русской судебной защиты, что бывало одним остроумным выступлением в суде мог решить судьбу подзащитного... Шубинский также был на виду, он был красив, высок, строен, красноречив и... кумир дам. Это было замечено за ним, но не остановило молодую актрису. В конце концов и вокруг неё – молодой и талантливой тоже крутилось много воздыхателей и потому она, зная, что вовсе не красива и не рассчитывала на любовь до гроба. Она писала своему жениху довольно откровенно:  «Я, конечно, не рассчитываю на бесконечную любовь до могилы, хотя эта могила наступила в сто лет, нет, это вздор, но я... Нет, мне кажется вы разлюбите меня скоро». Увы, это предсказание сбылось, но не скоро, у них успела родиться дочь Маргарита, они успели приобрести для своего семейного счастья роскошный особняк в центре Москвы, на Тверском бульваре в 22 комнаты, но счастья не было, популярный адвокат гулял напропалую с восторженными своими почитательницами и не скрывал этого от жены. Они не разводились только из-за дочери, которая всякий раз горько плакала, когда заходил разговор о разводе родителей и Мария Николаевна, скрепя сердце, формально оставалась в браке. Правда, она нашла отдушину для себя в отношениях с известным московским врачом Константином Павлиновым, платонический роман с которым продлился у неё до конца её дней и он, уже профессор и светило медицины, и сам старик закроет ей, 74-летней старушке, глаза... Это случится холодным мартовским днём 1928 года в двух оставшихся после революции в её владении комнатах, её бывшего особняка на Тверском... Эта странная любовь продлится у них более сорока лет.

Невозможно понять характер Марии Ермоловой, если не принять во внимание, что вся её личная жизнь была лишь ширмой её истинной жизни – на сцене. Она так воспитывалась с младенчества, это составляло её натуру. В жизни бытовой она могла быть замкнутой, строгой, чопорной дамой, рано потерявшей юную красоту и обаяние, но на сцене она совершенно преображалась, она обладала способностью полностью перевоплощаться в своих героинь, будь это хоть Катерина в «Грозе» Островского, которую она подняла от несчастной жертвы семейной драмы, до символа борьбы за женское равноправие, будь это хоть сама Жанна д'Арк из пьесы Шиллера. Везде её необыкновенный темперамент, страстная натура, сила чувств приковывали к себе внимание зрителей. Ермолова была словно создана для героических ролей, она понимала характеры таких женщин, основными чертами которых были сила и преданность своему делу и людям, и необыкновенное свободолюбие. Вершиной её творчества стала ключевая роль в пьесе испанского драматурга Лопе де Вега «Фуэнте овехуна» («Овечий источник»). Там она сыграла Лауренсию – молодую крестьянку, на которую покушается знатный владетель тех мест, некий командор Гомес. Этот феодал уже перепортил немало девушек и жён в местном селении с таким мирным названием – Овечий источник. И люди в этом селении живут мирные, довольно робкие крестьяне, которые и помыслить не могут восстать на своего сеньора. Но вот в день свадьбы Лауренсии с её возлюбленным Фрондосо, люди командора Гомеса похищают её прямо из родного дома. Но Лауренсия, девушка очень боевая и не робкого десятка, вырывается из рук сеньора и прибегает на сельский сход, где испуганные местные поселяне говорят, что пора уже покинуть своё селение, бежать как овцы куда глаза глядят от своего свирепого господина, они не имеют моральных сил бороться за свои права.

И тут на сцену театра, где актёры малых ролей изображают этот сход, выбегает Ермолова в роли Лауренсии. Она вся избита, покрыта синяками и ссадинами, в разорванной одежде, волосы её растрёпаны. Гневно обращается она к собравшимся мужчинам:

 

Дайте женщине дорогу на совет мужчин.

Ведь если голос я подать не вправе, –

В голос я могу рыдать. Узнаёте?..

 

Её отец Эстеван восклицает:

 

Дочь моя!

 

Лауренсия отвечает ему:

 

Меня ты больше дочерью не называй.

Почему? Причин довольно. Вот главнейшие из них:

Ты схватить меня позволил, ты не отомстил злодеям,

Подлецам не отплатил.

Не успел еще Фрондосо стать мне мужем,

Не ссылайся, что супруг, мол, за жену

Должен мстить, – ты мстить обязан.

Новобрачная в день свадьбы

Вплоть до наступленья ночи

Под защитою отцовской, а не мужней состоит...

 

А вы все?.. Меня при вас утащил Фернандо Гомес, –

Струсившие пастухи отдали овцу волкам!

Что со мной творил злодей! Мне к груди кинжал приставил,

Бранью осыпал, грозился, изощрялся в пытках – чтобы

Чистота моя сдалась мерзкой похоти его!..

 

Неужели вы – мужчины? Неужели вы отцы?

Неужели вы мужья? Видите мои вы муки,

И у вас от состраданья не разорвались сердца?

 

Овцы вы, а не мужчины. Знать, Фуэнте Овехуной,

Иль Источником Овечьим, названо село недаром.

Взять оружье надо мне!..

 

Зайцы – вот скорей вы кто! Дикари вы, не испанцы!

Трусы! Где вам защитить ваших жён от сластолюбцев?

Вам на поясе носить бы не мечи, а веретёна.

Бог свидетель, я добьюсь, – сами женщины отплатят

За мучительства злодеям, за бесчестье подлецам.

И побьют камнями вас, малодушные вы бабы,

Жалкие вы слизняки! Завтра мы на вас наденем

Наши юбки и чепцы, набелим вас, нарумяним!..

 

Мой Фрондосо!.. Порешил командор Фернандо Гомес,

Что на башенном зубце без суда его повесит.

А за ним – и вас всех тоже. Правильно, вам так и надо,

Бабам в облике мужском!..

 

Актриса так страстно произносила этот монолог, что зал замер, такой, похожей на разъярённую фурию актрису ещё не видели! Сельский сход на сцене театра разражается криками: «Смерть тирану! Смерть тирану!» Начинается восстание, замок командора взят штурмом, он сам убит, муж Лауренсии освобождён. Дальнейшее действие пьесы показывает, как приехавший подавлять восстание королевский судья допрашивает крестьян с пристрастием и с одним вопросом: кто конкретно поднял бунт? Но люди не выдают Лауренсию и на все вопросы, которые задаются под пыткой на дыбе (пытают даже маленьких детей!) отвечают: «Фуэнте овехуна!» То есть зачинщиков нет, весь народ этого селенья порешил так – истребить господина, изменить форму правления. И король вынужден пойти на уступки народу, он отнимает у феодала это селение и переводит его в свой домен, то есть в государственную собственность. Расприватизация, так сказать, произошла. Так, благодаря стойкости народа и призывам Лауренсии, совершается маленькая революция в одном селе. Невозможно даже описать, какой эффект производила эта пьеса и роль в ней Ермоловой на тогдашнее общество, прежде всего – на молодёжь! После спектакля толпа народа ожидала актрису у дверей театра. Её сажали в карету, выпрягали лошадей и люди сами везли карету с народной любимицей до её дома. При этом вокруг раздавалось: «Смерть тиранам! Смерть тиранам!» – рефреном со спектакля. Надо понимать, какой это был год – 1884. Только недавно был убит народовольцами император Александр II, народовольцы казнены. Александр Блок писал, вспоминая ту эпоху: «В те годы дальние, глухие в сердцах царили сон и мгла, Победоносцев над Россией простёр совиные крыла...» Победоносцев – обер-прокурор Синода, главный идеолог того времени, преследовал всякое вольное слово. А тут такое!.. Спектакль был запрещён властями, но этой своей ролью Мария Ермолова в общественном сознании переросла статус просто знаменитой актрисы, она стала символом общественного движения к революционным формам борьбы.

Большевики не забыли этих её заслуг и хотя у неё отобрали роскошный особняк в 22 комнаты на Тверском бульваре, но оставили ей две и в 1920 году присвоили ей первой звание Народной артистки республики! И вспомоществование положили выплачивать. На её чествовании в царской ложе Малого театра присутствовал сам Владимир Ильич... Но что ей было до всего этого? Болезни не позволяли ей больше выступать на сцене, она тихо доживала свой век в этих двух комнатах, где сейчас музей и вспоминала о своём бывшем муже, адвокате Шубинском, что сгинул где-то в эмиграции, о дочери, что осталась за границей... Сама она могла бы уехать из Советской России, как другой народный артист – Шаляпин, получивший это звание после неё, да вот не уехала, слишком она была русской актрисой, в России родилась, с русским народом и осталась. Навеки.