На илл.: Памятник А.И. Солженицыну во Владивостоке
О национальной идее, более точно – государственной идеологии, призванной сплотить, объединить и мобилизовать все слои населения России, говорят уже давно. Но до сих пор на официальном уровне ее так и не сформулировали. И дело не только в запрете на государственную идеологию, установленным в ст. 13 Российской Конституции, которого, кстати, нет в основных законах других стран. Когда возникает необходимость в обходе конституционных норм, российских руководителей это не останавливает, примеров тут немало. Несостоятельность и даже абсурдность такого запрета давно всем очевидна. Без идеологических функций ни одно государство существовать не может. В России просто они осуществляются не так открыто и публично, преобладают завуалированные методы обработки умов. Олигархические группировки и их представители в российских политических кругах не очень-то заинтересованы в публично-официальной демонстрации своих подлинных целей и ориентиров. Слишком уж неприглядны они для большинства населения страны, как ни маскируй их «патриотичными» заявлениями и «высокодуховными» фразами. Неплохо это выражено в известном четверостишии:
Тоска и жажда идеала
Россию нынче обуяла.
Что б чист, и свеж, душой дышал
Но денег делать не мешал.
Но времена меняются. В период русофобского натиска коллективного Запада и проведения военной операции на Украине, настала пора уже официально и открыто вводить государственную идеологию и интенсивно обрабатывать ею население, начиная еще со школьной скамьи. Но тут возникают острые и неприятные для властей коллизии,
Есть только две идеологии: буржуазная и социалистическая. И тот, кто уходит от одной, неизбежно переходит к другой. Социалистическая не подходит российской правящей элите. Она и пришла к власти на гребне борьбы с ней и до сих пор всячески отмежёвывается от социализма и советского прошлого, в котором для людей производились якобы только галоши. Но и идеологию капитализма, который, по словам нашего главы государства, зашел в тупик, тоже афишировать нельзя. Это неизбежно вызовет отторжение большинства российского общества с его устоявшимся левонастроенным менталитетом. Казалось бы, совместить несовместимое невозможно. Но поиск, однако, идет, причем на самом высоком уровне. Его ключевая установка «не мешать делать деньги» уже определена. Но свою роль играет и остальное, второстепенное, призванное замаскировать эту суть.
Особое пристрастие уделяется Ивану Александровичу Ильину, идеологу белого движения, философу, писателю и публицисту еще с царских времен. Его основополагающая идея о «Божьей благодати», которая неизбежно должна снизойти на подлинных русских патриотов, чей священный долг «укреплять свой дух в Божьих веяниях и зовах», похоже, стала вдохновляющим ориентиром для нынешних кремлёвских политиков. Они как бы не замечают, что Ильин при всем его религиозном фанатизме не без основания считается приверженцем «русского фашизма», по сути своей не отличающимся от «классического» итальянского и немецкого. Гитлер, симпатии к которому Ильин не утратил до конца своих дней* (*мнение автора. – Ред.), открыто афишировал свое стремлении захватить жизненное пространство на Востоке, превратив славянские народы и, прежде всего, русский народ, в рабов высшей «арийской расы».
В то же время Ильин умудрялся сочетать все это со своей идеей «Великой России», акцентируя внимание на угрожающей ей опасности расчленения и подавления со стороны внешних сил. Самой опасной тогда для нее внешней силой был гитлеровский режим.
Постигнуть логику такого двуличия невозможно. Тем более, что там, в Германии, на русского философа и публициста посматривали сверху вниз как представителя неполноценной славянской расы, вынудив даже переехать в Швейцарию, где он, при всех оговорках, продолжал пропагандировать свою коллаборационистскую позицию. Соратники и единомышленники Ильина из белого движения и бывшего царского офицерства помогали немецкой армии и эсэсовским частям уже не словом, а делом, участвуя в боевых действиях против Красной Армии и партизанского движения. Видные деятели этого якобы «российского освободительного движения», включая генерала Власова и белоказачьего атамана Краснова были повешены после войны как изменники и предатели своей Родины.
Трудно понять, почему идеи Ильина высоко оценивает нынешнее российского руководство. Такое же недоумение возникает и в связи с резким и вполне справедливым осуждением Бандеры, Шухевича и др. Почему одних, хотя бы и «чужих», предателей осуждают, а к своим предателям относятся с сочувствием и пониманием? Поистине, правая рука не знает, что делает левая… Но бог с ней, с элементарной логикой. Откуда все-таки у кремлевских политиков уверенность, что люди в нашей стране, еще помнящие, что такое фашизм, воспримут идеологические постулаты его приспешников?!
Впрочем, это касается лишь большинства простых людей. Российской олигархии идеологический настрой видного теоретика и деятеля белого движения вполне импонирует. Она, как и Ильин, готова смириться со своим подчиненным положением в мировом раскладе капиталистических сил, уступив первенство и доминирующее положение англо-саксонским финансово-промышленных кругам. Ну а для признания ими своего, пускай второстепенного, но все-таки удобного и комфортного места в этом раскладе, обеспечивать их коммерческие потребности и интересы, прежде всего в сырьевой сфере. За счет, естественно, обескровливания своей экономики и ограбления широких слоев населения своей страны. И все это на фоне призывов к общенациональному сплочению и солидарности всех классов и слоев, ярым сторонником чего и был Ильин. Надо отдать должное его провидческому дару: эти призывы прозвучали в стране, и уже на официальном уровне через несколько десятилетий.
Еще один патриот России и негласный соавтор тех, кто трудится над созданием государственной идеологии, это Александр Исаевич Солженицын, труды которого официально рекомендовано изучать даже в средней школе. Он в своем патриотическим порыве пошел ещё дальше, призывая американцев начать атомные бомбардировки Советского Союза. Правда, делал он это из ненависти к тогдашним советским порядкам и особенно к Сталину. Логика его подхода непостижима. Надо превратить в атомную пыль страну и ее народ, раз он приемлет советские порядки, которые сам Солженицын не приемлет.
Такой высокий духовный настрой пришелся по душе влиятельным силам на Западе, и на стойкого борца со «сталинизмом» и советской властью обратили благосклонное внимание. Но он и сам, обладая тонким нюхом на политическую конъюнктуру и незаурядными способностями к самопиару, стал преподносить себя не только как писателя и публициста, но и как крупного, планетарного мыслителя и общественного деятеля. Западные спецслужбы с их немалыми возможностями помогли ему разыграть роль великого «правдолюбца», «пророка» и даже «совести» не сломленной большевистским игом России. В ход была запущена козырная карта «страдальческо-мученической» жизни «правдолюбца» как узника сталинского ГУЛАГа. Правда, типичным его узником, выносившим все тяготы и лишения тюремной, а затем лагерной жизни, он не был. Занимал там «чистые» и спокойные должности – библиотекарь, учетчик, редактор лагерной газеты и т. п. Понятно, что получал их не просто так, а за реальные заслуги
Секретный осведомитель в лагерях ГУЛАГа, работавший под псевдонимом «Ветров», не отрицал своей работы. Его донесения о настроениях среди заключенных и особенно их возможных опасных действиях (бунты, волнения, побеги и т.п.), кстати говоря, изданные отдельной брошюрой, высоко ценились лагерными администрациями. Хотя в них подчас и возводилась напраслина на некоторых заключенных, что оборачивалось для них ужесточением условий пребывания или же продлением тюремных сроков. Прислужничество лагерным властям было небезопасно и потому доносчика, спасая от неминуемой расправы со стороны мстительных «зэков», постоянно переводили в другие места.
Широкий лагерный кругозор Солженицын сумел обратить в свою пользу, раздувая и нагнетая выдуманные ужасы в своем знаменитом «Архипелаге». Их лживость, а подчас нелепость и абсурдность, неоднократно и публично признавали бывшие непривилегированные узники лагерей. На это, однако, на Западе внимания не обращали. «Пророку» и «правдолюбцу» быстро «накрутили» мировую популярность, присудили даже Нобелевскую премию. Заслуги в разрушении Советского Союза, а затем подрыве и ослаблении уже новой, постсоветской России ценятся западными спецслужбами чрезвычайно высоко.
Свою, мягко говоря, неприглядную деятельность, всемирно известный нобелевский лауреат оправдывал просто и понятно: жить-то надо было. И здесь невольно возникает параллель с нынешними российскими олигархами. В их среде также постоянно практикуется ложь, обман и предательство своих же знакомых, друзей и соратников. Многие заработали миллиарды, следуя той же формуле успеха, что и Солженицын. Что же удивляться симпатиям к «пророку» в высшей «буржуйской» среде, а также щедрым дотациями на выпуск посвященных ему фильмов, книг, статей и другой медийной и печатной продукции. Да и не только в этой среде Солженицына превозносят как «правдолюбца» и «совесть России», и даже возводят памятники. Простому обывателю с его ограниченностью, безграмотностью и безразличием ко всему можно внушить что угодно, были бы деньги на пиар.
Антисоветские пассажи Солженицына, которого в советское время прямо и вполне справедливо называли «литературным власовцем», активно используются в попытках создания новой государственной идеологии. Российские политические верхи, однако, все больше привлекают другие аспекты его философских и публицистических откровений. Это, прежде всего, тяга к монархическому правлению царских времен,
Будучи ярым антикоммунистом и антисоветчиком, Солженицын стал выступать и против буржуазного либерализма, понимая его неприемлемость для широких кругов российского населения. Отсюда стремление выстраивать свою популярность на обращении к традициям раннекапиталистического прошлого с его феодальными пережитками. Вот тут как раз он и смыкается с кремлевскими политиками, также выступающими с антисоветских позиций и также начинающими под влиянием русофобской политики Запада сознавать ограниченность и неприемлемость буржуазного либерализма для развития российского государства. Российских руководителей, однако, как и Солженицына, интересуют не светлые, а темные стороны дореволюционного прошлого. Периоды, когда верхушечные буржуазно-помещичьи слои добивались подчинения и слепого послушания им широких народных «низов», за счет эксплуатации которых они и приобрели свои богатства. Параллели с прошлым нужны для оправдания настоящего. И потому кремлевские руководители самого высокого уровня не скрывают своих симпатий к российским самодержцам, особенно к Александру III, да и его наследнику Николаю II, который вообще объявлен церковью святым. То, что на его совести миллионы погибших людей в разрушительных для России войнах, они не учитывают.
В нынешней олигархической России сформулировать подлинно общенациональную государственную идеологию не удастся. В классовом обществе, разделенном жесткими социальными перегородками, это попросту невозможно. Сизифов труд, правда, здесь продолжается, но он закончится такой же, как у греческого прототипа, неудачей. По-настоящему объединяющую, сплачивающую и мобилизующую все слои общества идеологию можно создать только при социализме.