На фото: М.А. Шолохов, И.П. Шухов, П.Н. Кузнецов. Алма-Ата, 15 сентября 1954 г.
В конце 2023 года московское издательство «Молодая гвардия» выпустило книгу Захара Прилепина с интригующим названием «Шолохов. Незаконный», которая уже в силу своего объёма – более тысячи страниц! – заняла особое место в необъятной художественной, мемуарной и литературно-критической Шолоховиане. Этот увесистый, насыщенный огромным количеством информации том читал я с полным вниманием и, должен признаться, не без пристрастия. А как иначе, если речь идёт о человеке, с которым на протяжении нескольких десятилетий перекликалась жизненная и литературная судьба моего отца – писателя Ивана Петровича Шухова. Поэтому в моей душе теплилась надежда – встретить среди великого множества персоналий и родное для меня имя. Скажу сразу – надежда, увы, не оправдалась, и это никак не позволяет мне занести подобное серьёзное упущение автору в плюс.
Как сказал персонаж одного из русских классиков, «без меня народ неполный». Так и здесь – сколько ни накручивай страниц, при этаком широкозахватном и в то же время выборочном, поверхностном подходе неполной, оскоплённой будет и панорама отечественной литературы советского периода нашей истории.
Этого времени Захар Прилепин, родившийся в 1975 году, можно сказать, фактически не застал: был совсем юным, когда тот период закончился и жизнь пошла по другому руслу. Посему в работе над столь масштабным, многотрудным биографическим повествованием о Михаиле Александровиче Шолохове автору пришлось в основном опираться на массив мемуарных и литературоведческих источников, перечень которых занимает несколько страниц в конце тома. Благо, что, по признанию Прилепина, огромную помощь оказали ему родные писателя – внук Александр Михайлович и дочь Светлана Михайловна. Многие дельные советы дал также литературовед Юрий Дворяшин…
Рассказав о беседе с 96-летней дочерью Шолохова, Прилепин сообщил, что она сделала по рукописи несколько замечаний, однако сути их, к сожалению, не раскрыл.
Есть и у меня собственные впечатления, размышления и замечания о прочитанном, которыми и хотелось бы здесь поделиться.
Уже на второй странице встретилось знакомое мне имя писателя Николая Корсунова, «товарища Шолохова по казахстанским его охотам», как пишет Прилепин. В своё время Корсунов жил в Уральске и возглавлял межобластное отделение Союза писателей Казахстана. Помню, когда-то, ещё в советские годы, летели мы с женой из Алма-Аты в Сочи и всю дорогу читали купленную в аэропорту небольшую книжку «Встречи с Шолоховым», написанную Николаем Корсуновым. Надо сказать, та книжка нас изрядно повеселила. Запомнились из неё некоторые курьёзные эпизоды. Например, история о том, как мемуарист послал в дар Шолохову свой новый роман и в ответ получил от Михаила Александровича письмо с таким пожеланием: «Если тебе, Коля, нужны деньги – купить жене отрез на платье, то ты лучше книг не пиши, а просто сообщи мне, и я тебе сразу же вышлю». Особенно комично, что автор повествует об этом эпизоде, наглядно раскрывающем характер их с Шолоховым взаимоотношений, без тени юмора, что называется, на полном серьёзе…
Повторю: при том, что у Прилепина фигурируют десятки имён шолоховских современников – литераторов, журналистов, режиссёров, артистов театра и кино, тех же самых, кто были в равной мере причастны и к Ивану Шухову, последний остаётся за рамками повествования, не будучи хотя бы просто упомянутым ни единого раза! Создаётся впечатление, что автор упорно выводит Шухова за скобки, хотя фактически делает это себе в ущерб, давая повод говорить о его, Прилепина, поспешности или – не хотелось бы думать – предвзятости.
Общих для обоих писателей фигур в книге столько, что затрудняешься, с кого начать. Правда, главной объединяющей фигурой был, бесспорно, Алексей Максимович Горький, которого по праву принято называть основоположником советской литературы. Оба молодые, но сразу же громко заявившие о себе в начале тридцатых годов своими первыми романами Михаил Шолохов и Иван Шухов были отмечены Горьким и включены в состав Оргкомитета по созыву Первого Всесоюзного съезда советских писателей и разработке Устава СП СССР. Так что творческий старт двух литературных дебютантов был, можно сказать, одновременным.
Вот что, вспоминая свою литературную молодость, писал Иван Петрович в 1975 году в статье «Обаяние личности». «С Шолоховым судьба свела меня в юности в 1927 году. Мы с ним встретились в журнале «Крестьянская молодёжь», где секретарём редакции работал Василий Кудашёв, один из самых близких друзей нашей юности. В этом журнале печатались «Донские рассказы» Михаила Александровича, здесь же были опубликованы и самые первые мои произведения. Все трое мы очень сблизились, сдружились… Тогда мы только начинали входить в литературу, но нас связывала общность жизненного материала и опыта: Шолохов – донской казак, я крепко связал себя с темой сибирского казачества в грозовые и прекрасные годы революции.
Кудашёв был выходцем из Воронежской области, и его роман «Последние мужики» тоже был посвящён переломному этапу в жизни русского крестьянства».
И – далее. «Приезжая в Москву, Шолохов останавливался у Кудашёва в его маленькой квартире в Камергерском переулке (сейчас – проезд МХАТа). Там не одну ночь провели мы в разговорах и спорах. Критики, анализируя мои романы «Горькая линия» и «Ненависть», нередко пишут о влиянии, оказанном на меня творчеством Шолохова. Должен сказать, что влияние это было. Влияние незаурядной и обаятельной личности Михаила Александровича, его творческой одержимости».
Можно сказать, с первых шагов творческий путь Шолохова и Шухова был осенён вниманием и заботой Горького. Приведу несколько выдержек из статей и выступлений Алексея Максимовича.
«Я думаю, что кое-что вы могли бы дать и о некоторых наших литературных достижениях. Таких, например, как книга Шухова «Ненависть». О ней следует рассказать. Интересная книга. Или книга Шолохова, вероятно, вам всем известная, – и о ней напечатать толковую рецензию». (Выступление на совещании редакторов политотдельских газет. Собр. соч. в 30 томах, т.27, с.69).
«Критика ещё не удосужилась сопоставить «Бруски» с «Ненавистью» Шухова и «Поднятой целиной» Шолохова». («Открытое письмо Серафимовичу». Собр. соч., т.27, с.149).
«…и критики, и литераторы обнаружили всё-таки недостаточное знакомство с современной литературой… говорили о двух основных произведениях на тему колхоза: о произведении Шолохова и произведении Панфёрова. Конечно, это основные произведения, кто это будет отрицать, но есть третье – Шухова «Ненависть» – тоже очень значительное произведение». (Речь на пленуме Правления Союза советских писателей 7 марта 1935 года. Собр. соч., т.27, с.420-421).
Удивительно: из выделенной Горьким литературной триады внимания Прилепина удостаивается – разумеется, кроме Шолохова, – только автор весьма слабого с художественной точки зрения романа «Бруски»… Хотя, как известно, Горький высоко ценил именно шуховский литературный талант, чему свидетельство – письма Алексея Максимовича Шухову: «Вы написали очень хорошую книгу, это – неоспоримо. Читая «Горькую линию», получаешь впечатление, что автор – человек даровитый, к делу своему относится вполне серьёзно, будучи казаком, находит в себе достаточно смелости и свободы, для того, чтоб изображать казаков с беспощадной и правдивой суровостью, вполне заслуженной ими… Вот это и есть подлинное, настоящее искусство, изображение жизни силою слова». «У Вас хорошее, здоровое, революционное дарование…»
Ещё один наглядный пример вольного обращения Прилепина с историческим материалом – «усекновение» абзаца из письма Горького Сталину от 2 августа 1934 года. Вот этот фрагмент. «Я не верю в искренность коммунизма Панфёрова, тоже малограмотного мужика, тоже хитрого, болезненно честолюбивого, но парня большой воли. Он очень деятельно борется против критического отношения к «Брускам», привлёк в качестве своего защитника Варейкиса, какой-то Гречишников выпустил о нём хвалебную книжку, в которой утверждается, что «познавательное значение «Брусков», без всякого преувеличения, огромно» и повторена фраза из статьи Васильковского: «Брусков» не заменяют и не могут заменить никакие, даже специальные исследования о коллективизации». Разумеется, в книжке этой нет ни слова о «Поднятой целине» Шолохова и о «Ненависти» Шухова. Вполне естественно, что на этих авторов неумеренное восхваление Панфёрова действует болезненно и вредно». («Два письма Сталину». Публикация доктора филологических наук В.С. Барахова. «Литературная газета», 10 марта 1993 года). Предпоследнюю фразу в этом тексте Прилепин обрывает многоточием, отсекая слова: «и о «Ненависти» Шухова».
Подобные манипуляции сложно чем-либо обосновать и оправдать.
Так же невозможно понять, почему на протяжении всего повествования, касаясь жизненной и творческой судьбы известных киноактёров Эммы Цесарской и Андрея Абрикосова, режиссёров Ивана Правова и Ольги Преображенской, причастных к экранизации шолоховских произведений, автор ни словом не упоминает о том, что все они тогда же сотрудничали и с Шуховым: в 1935 году на «Мосфильме» Правовым и Преображенской была снята художественная кинокартина «Вражьи тропы» по роману «Ненависть», в которой Цесарская и Абрикосов исполняли главные роли.
Съёмки проходили в Северном Казахстане, в окрестностях Борового. Цесарская сыграла роль батрачки Фешки. Судьба картины оказалась драматичной, так же, как судьба самой актрисы: её муж был арестован, она была на несколько лет отлучена от кинематографа, а фильм запрятан в архив и, как впоследствии выяснилось, остались от него всего лишь несколько частей да чудесная шуховская песня «Позарастали стёжки-дорожки», которая считается народной. Ещё – в архиве моего отца сохранилась фотография участников съёмочной группы: он снят рядом с режиссёром Ольгой Преображенской, Эммой Цесарской и другими актёрами.
Прилепин и в этом случае остаётся верен своей тактике: перечисляет все фильмы с участием Цесарской, включая проходные и не оставившие заметного следа. Все – за исключением «Вражьих троп»…
С особым интересом прочёл я главу о времени шестидесятых, в которой возникает ещё одна, знаковая, как принято говорить, фигура. Речь – об Александре Солженицыне, оставившем недобрый след как в судьбе Шолохова, так и в судьбе моего отца.
Приведу небольшой, но ёмкий, выразительный фрагмент. «17 декабря (1962-го) Шолохов, в числе нескольких иных писателей, был у Хрущёва на даче под Гагрой – в тот день он впервые увидел Александра Солженицына, 44-летнего начинающего писателя. Только что, в декабрьском номере «Нового мира», был опубликован его рассказ «Один день Ивана Денисовича», разом сделавший новичка знаменитым.
О Солженицыне Шолохов ещё не успел сложить чёткого мнения и по-казачьи с оценкой не торопился. Однако сам факт публикации рассказа, где в качестве главного героя выступал заключённый, посчитал безусловно полезным и важным.
Три дня спустя Шолохову в станицу Вёшенскую пришло заказное письмо с обратным уведомлением. Место отправки – Рязань.
«Глубокоуважаемый Михаил Александрович! Я очень сожалею, что вся обстановка встречи 17 декабря, совершенно для меня необычная, и то обстоятельство, что как раз перед Вами я был представлен Никите Сергеевичу, – помешали мне выразить моё неизменное чувство: как высоко я ценю автора бессмертного «Тихого Дона». От души хочется пожелать Вам успешного труда и для того прежде всего – здоровья. Ваш А. Солженицын».
Шолохов встречал на своём веку уже даже не сотни, а тысячи литераторов и не мог не отметить: какой хваткий паренёк; мельком встретились, а он тут же отписался, чтобы зафиксировать, – это я был (в «необычной» обстановке, так-то по тюрьмам всё, по лагерям), вот мой адрес, пишите, если что, и не хворайте».
(Пройдёт несколько лет, и тот самый «ценитель автора бессмертного «Тихого Дона», снедаемый жгучей завистью к могучему таланту, возведёт на Шолохова поклёп, запустив грязную сплетню о его, якобы, плагиате.)
Да, действительно, «хваткий паренёк»! Получив о нём впоследствии полное представление, Шолохов отзовётся так: «Какое-то болезненное бесстыдство!»
Осенью 1966 года Солженицын окончил первую часть романа «Раковый корпус» и намеревался опубликовать в «Новом мире». Одновременно отправил по экземпляру рукописи в ленинградскую «Звезду» и в казахстанский «Простор», главным редактором которого был в ту пору мой отец. Сопроводительное письмо И.П. Шухову, посланное Солженицыным из Рязани с просьбой о публикации, завершалось таким примечательным постскриптумом: «Большой неожиданностью было для меня (уже после выхода Ив. Денисовича) совпадение фамилии моего героя с Вашей. Простите! Но была неотвратимая потребность дать фамилию именно Шухов – и никакую другую!»
Ранее мне уже приходилось комментировать это фальшивое, неискреннее солженицынское послание. Повторю ещё раз. Нечиста, значит, была совесть сочинителя, если пришлось просить прощения за этакую хитрую подставу. Да и то – потому лишь просил, что надеялся напечататься в шуховском «Просторе», чья известность в стране была сопоставима с «Новым миром» Александра Твардовского. Но, якобы «неожиданно» обнаружив совпадение, циничный творец этой далеко не безобидной литературной мистификации – ни фамилии, ни хотя бы имени своего намозолившего всем глаза «Ивана Денисовича Шухова» так и не изменил. «Простите!» Но – дело-то сделано! Поистине – «болезненное бесстыдство»!
Очень досадно, что Шолохов одобрил публикацию солженицынского рассказа, не прочитав рукопись лично. Иначе, уверен, непременно обратил бы внимание на то самое совпадение имён, и тогда б подобная мистификация не состоялась…
Труд проделан Захаром Прилепиным поистине колоссальный. Однако, не обошлось без отдельных фактических ошибок и неточностей. Наиболее существенная среди них касается поэта Павла Васильева. Есть в книге такая фраза: «Ещё в 1934-м, после статьи Горького «О литературных забавах», где он прошёлся по Васильеву, Павла исключили из Союза писателей». Прилепин, к сожалению, повторяет здесь давнее, укоренившееся в отечественном литературоведении заблуждение. Дело в том, что речь там идёт не о Павле, а о его однофамильце, тоже поэте – Сергее Васильеве! Именно его называл Горький в той статье, которая была опубликована 14 июня 1934 года в «Правде». Об этом я подробно написал в статье «Загадка двух Васильевых», которая была напечатана в журнале «Сибирские огни». Прошло уже несколько лет, но, как ни странно, до сих пор ничего не сделано, чтобы исправить, наконец, эту серьёзнейшую ошибку.
Попутно упомяну: Павел Васильев, так же, как Шолохов, был другом юности моего отца; более того, они с Павлом состояли даже в родстве, будучи женаты на сёстрах Анучиных – Евгении и Галине…
Допускает автор и другие накладки, что свидетельствует о его поверхностном знании реалий ушедшей советской эпохи. Так, он пишет: «Почти одновременно с «Невой» вторая книга («Поднятой целины») публиковалась в журналах «Дон» и «Северный Казахстан». «Дон» – потому что это шолоховская вотчина, а «Северный Казахстан», потому что и там тоже он был своим, значимым, долгожданным и строил себе маленький, на двоих с Марией Петровной, домик». Здесь сразу две неточности: во-первых, журнал назывался иначе – «Советский Казахстан», а, во-вторых, домик строился не в Северном, а в Западном Казахстане. Последняя неточность повторена и в разделе «Основные даты жизни и творчества М.А. Шолохова».
Впрочем, как говорится, нельзя объять необъятное, и такие огрехи в столь всеохватном и подробном жизнеописании можно понять и простить. Так же, как и фрагментарность этих моих заметок, не претендующих на исчерпывающую характеристику. Просто – в заключение хочется ещё раз сказать о схожести жизненных судеб писателей-казаков – Шолохов был лишь чуть старше моего отца, – доброжелательно и заинтересованно следивших за творчеством друг друга. Михаил Александрович пережил Ивана Петровича на несколько лет. И, как мне рассказывали, в начале восьмидесятых, уже после кончины отца, секретарь Шолохова обращался в Госкомиздат Казахской ССР с просьбой от Михаила Александровича прислать ему в Вёшенскую последние издания книг Ивана Петровича – своего литературного собрата, ровесника и друга.
г. Алма-Ата