Предисловие к публикации на сайте книги «Я НЕБО» Иван Соловья (Лукина)
О СУДЬБЕ И ПОСЛЕДНЕМ ДНЕ ЖИЗНИ ИВАНА ЛУКИНА
История жизни сына включает в себя две взаимозависимые составляющие: творческую – Ивана Соловья (такой псевдоним Ваня выбрал себе на первом курсе Литературного института), и армейскую – гвардии матроса 810-й отдельной гвардейской бригады морской пехоты Ивана Лукина.
Донбасс и война в его жизни могли и не появиться без творчества.
В 2015 году я проводил в столичной библиотеке «Просвещение трудящихся» на Шаболовке телемосты с Новороссией. Ваня активно помогал мне. Документальные фильмы, фотовыставки, вечера памяти погибших военкоров, деятелей культуры и мирных жителей не могли оставить равнодушным талантливого подростка. Да и судьба будто специально подбрасывала ему сюжеты на эту тему. В марте 2017 года по дороге в Крыпецкий монастырь он встретился со своим ровесником-добровольцем, возвращавшимся после контузии домой в Псков. Эта встреча не только породила в сыне желание уехать сражаться на Донбасс, но и стала поводом для стихотворения «Баллада о Скрипаче».
Я долго думал, как представить читателям книгу сына. И в итоге решил, что лучше всего сделать подборку отзывов о нём – поэте и воине, о его жизни и смерти на войне и о его творчестве.
В моей книге «Мариупольская эпопея» есть рассказ спецназовца с позывным «Фугас» о последнем дне жизни сына. Спецназовцы называли его «Ваня-пулемётчик» во время разведрейда на «Азовсталь» и обороны в окружении в мариупольском Доме Павлова. Я почти два года собирал по крупицам подробности боевых буден, начиная с 24 февраля до дня гибели – 14 марта 2022 года. Лишь в декабре 2023 года прояснилось многое. Ниже сокращенный рассказ спецназовца «Фугаса» (Полный вариант можно прочитать здесь: https://naslednick.ru/media/photo/photo_9505.html).
«В 4.30 утром 13.03 получили задачу тремя группами СпН и ротой морской пехоты выдвинуться в район завода «Азовсталь» с целью разблокировать мост через реку Кальмиус. Первоначально задачи занять пятиэтажное здание общежития не было. Это была наиболее выгодная позиция для работы корректировщика и снайперов. После того, как заняли здание (Комм. Б.Л.: общежитие «Азовстали» – «Дом Павлова», ул. Гравёрная, д. 2) я с командиром отряда и добровольно вызвавшимся морпехом, разведчиком-пулемётчиком – Вашим Ваней – выдвинулись в район моста для изучения обстановки. Обнаружили, что мост заблокирован грузовыми автомобилями (предположительно заминированными). Под мостом обнаружили ротный опорный пункт «Азова», плюс – два танка. Командир принял решение занять оборону в здании общежития и выйти на связь с командующим группировкой. Около полудня противник открыл по нам первый огонь из миномётов и РПГ, уничтожив наши БТР и автомобили «Тайфун» и «Рысь»... Через час вступили в бой несколько его танков. Два из них били из-за моста, два выехали со стороны города и один блуждающий, постоянно меняющий позиции возле здания общежития.
В 13.30 командир спецназа «Грач» поставил задачу уничтожить блуждающий танк. В группу вошли: я, лейтенант Ваня Фролов, сержант Витя Бобров и единственный, кто согласился из морпехов – это Ваш Ваня. Остальные морпехи заняли фойе первого этажа, а «Струна» с пятью бойцами – на третьем расположились. Выдвинулись мимо частного сектора на пересечение улиц с целью поймать танк. По пути, около частного дома, по нам открыли огонь с противоположной улицы. Мы отстрелялись и заскочили во двор, стали пытаться открыть дверь. Вышел хозяин. Пока Ваня Фролов досматривал хозяина, я решил досмотреть дом. Зашёл и практически в упор по мне очередь. Не знаю, как я увернулся, но дверь была, как решето. Ваш Ваня начал стрелять через разбитое стекло. В доме, как оказалось, сидело двое «Азовцев». Они успели выпрыгнуть в другое окно.
Начали общаться с хозяином, и вдруг Ваня говорит мне: «Посмотри ему в глаза». Я посмотрел, а там просто пустота. Зрачки крутились как волчки. Под препаратами он был, всё время смеялся во время допроса и не реагировал на боль.
В это время по нам начал работать РПГ и пулемёт. Снаряд от РПГ разорвался между мной и Фроловым Ваней. Никого не зацепило, лишь меня контузило. Я упал, и Ваш Ваня оттащил меня в сторону. Практически одновременно с этим выехал на прямую наводку танк. От нас до него было метров 35–40. Ваня Фролов и танк выстрелили одновременно. Танк выстрелил чуть выше нас, а Ваня чиркнул танк по броне. Танк отработал по нам из пулемёта (мы в это время лежали за бордюрами) и стал уезжать. Впоследствии подтверждено его уничтожение.
Ваня Фролов принял решение: нашей группе вернуться в дом. Перед домом был сквозной проход. Нас заметили и открыли по нам огонь из пулемётов. Не знаю почему, но наших на этой стороне дома не было... никто нас не прикрывал. Прорваться сквозь пулемётчика тоже не получалось. Ваня Ваш тогда принял решение заглушить вражеский пулемёт огнём своего пулемёта, чтобы мы проскочили. И знаете, как в кино, стоя в полный рост, с рук скосил его. Достать его можно было только стоя.
Мы перебежали, прикрыли Ваню. После этого он сказал: «Пацаны, я с вами до последнего...» Они с Витей заняли оборону на третьем этаже. Примерно часа через два танк пожёг 4 и 5 этажи. Командир принял решение ворваться на завод «Азовсталь» и попытаться закрепиться на нём. Я, ваш Ваня и Витя были первыми, кто из наших войск зашли на завод. Зашли и закрепились.
Командир по рации сказал нам: «Встретить группу поддержки и возвращаться». В 18.00 противник окружил и заблокировал разведотряд в общежитии. Мы выставили растяжки и начали оборону. До конца дня Ваш Ваня был с нашей 2 группой СпН.
Вечером «Азов» предпринял попытку штурма. Мы отбились. Примерно часа в три ночи следующего дня командование поставило нам задачу скрытно сесть в машины и попытаться вырваться из окружения. По словам командования в воздухе висела наша большая птица с тепловизором, и вокруг никого не было. В 4.10 стали выдвигаться к бронетехнике. Тогда не вся наша техника была сожжена. Выдвинулись... И в 4.20, как только наши расселись на броню, начался ад...
Ваш Ваня, Ваня Фролов и Витя Бобров были на одном БТР. Так и погибли, прикрывая наш отход в здание. Ответным огнём были уничтожены два снайпера и гранатомётчик на недострое. После боя доложено о невозможности самостоятельного выхода из района дислокации».
12 марта 2024 г.
ОТЗЫВЫ О КНИГЕ «Я НЕБО» ИВАНА СОЛОВЬЯ (ЛУКИНА)
Шестикрылый Соловей…
Читать эту книгу мне привелось ночью. Не спалось, и я открыл страницу. Это было опрометчиво, потому что стало вовсе не до сна. Но это было и правильно – темень за окном при включенном тусклом свете в комнате очень настраивала на восприятие того духовного вещества – соприкосновения в ином смысле Света и Тьмы, – которое полнило творчество писателя, совсем молодого человека. Трудно сказать, каким было бы это восприятие, если бы я не знал, что Иван погиб, не дожив до двадцати четырёх. Но я это знал. Довелось и видеть Ивана, когда он был ещё старшеклассником. Спортивный парень с гитарой и очень внимательными глазами.
Я знал, что воин Иван Лукин пал смертью храбрых в бою. И читая его стихи, где часто и остро проглядывает лик смерти, думал, что это написано после боя: выплеснулись ещё бьющиеся во всём существе чувства. И вдруг перелистываю страницу и вижу дату. Или узнаю её из последующих комментариев отца, Бориса Лукина. Стихи написаны задолго до начала боевых действий. Гибель скрипача на фронте. «По зиме тянет красная, неясная синь – то расплакались пули и осколки мин».
Жуть берёт. Что это? Предчувствие скорых битв и собственной близкой кончины?
А потом стал читать прозу. Рассказ «Письмо». Очень точный, сдержанное повествование о мальчике, который написал письмо маме, полагая, что она после автокатастрофы находится в больнице – так объяснил отец, оберегая и желая подготовить сына. Мама не выжила.
В тексте поражает и притягивает описанное заботливое, мужественное отношение мальчика, переживающего трагедию, к младшей сестре. К отцу, которого со всей очевидностью очень любит и почитает. Нарушенный внешними причинами добрый семейный лад.
И кажется, что мальчик с ангельским именем Серафим не в силах перенести потерю мамы, также бесконечно любимой и связующей всё, самый смысл жизни. Но Серафим без тени возможной истерии и спутанности, будто глядя на всё с небес под опекой Господа, приходит к глубинному выводу – смерть имеет такие же права, как и жизнь. Это веха движения жизни.
К этому выводу пришёл молодой человек, писатель, которому было всего семнадцать…
…Как-то был у меня в эфире радиопередачи «Национальный герой» генерал Александр Чубаров, который признавался, что в семнадцать лет бредил войной. То есть, как юный Иван Лукин (Соловей) приходил к выводу, что жизнь и смерть есть правомерные вехи в движении бытия, так и будущий орденоносный генерал признавал войну в жизни, не менее важной, нежели мир. Всё это мне не близко, и пишу я через сопротивление в существе моём, но это – выношенная человеческими сердцами – правда. У Ивана есть строки о том, что среди воинов, на войне, он обретает себя.
Как человек, воспитанный на соцреализме, ищу для завершения своего отклика оптимистическую ноту.
И она есть – это сама книга Ивана, назвавшего себя в художественном рассказе, на мой взгляд, точнее, чем Соловей – Серафим. Так и просится добавить – Шестикрылый. Есть слово – есть жизнь.
Владимир Карпов (Москва) – прозаик
Такая хрупкая жизнь
Я хочу сказать об Иване Лукине – отроке. Это был 2009 год.
На Конкурс «Поклонимся Великим тем годам…» за подписью «Иван Лукин, ученик 5 класса» были присланы эссе, этюд и стихотворение.
Это были необыкновенно искренние и западающие в душу сочинения, написанные 11-летним ребёнком, настоящие, без какого-либо родительского вмешательства. Они были по-иному образны. По-иному, в отличие от всего, представленного на Конкурс. Каждая деталь, каждая строка были живыми, что я, даже и сейчас перечитывая, задыхаюсь от любви, которая в них живёт!
Уже тогда можно было бы сказать: «Он на всё смотрел и со стороны, и изнутри». А это подтверждение, прежде всего, что в нём пустил корни талант художника.
А стихотворение Ивана Лукина «Жизнь – это хрупкая чашечка» стояло за гранью всего, что мы испытывали в своей жизни, мы – профессиональные литераторы, члены жюри. Мы его повторяли потом в назидание не раз сами себе.
* * *
Жизнь – это хрупкая чашечка,
сделанная из фарфора.
В ней и хранится душа.
Эта чашечка
может разбиться или потеряться.
Берегите её.
Прячьте подальше от ветра и чужой руки.
Полина Рожнова (Москва) – поэт
Голос Новороссии
Что может быть лучше для увековечения памяти поэта, писателя, воина, как не выход книги его произведений. Жизнь человеческая – миг, а положенные на бумагу мысли и смыслы, живут, если не вечно, то намного дольше отведённого человеку века, и заставляют задумываться грядущие поколения о смысле жизни.
Мирослав Руденко (Донецк) – публицист, историк, поэт,
в разные годы государственный деятель непризнанной ДНР, член правительства Донецкой Народной Республики
В нём жила вера
Стихи внезапно или даже трагически ушедшего из жизни поэта всегда читаешь несколько внимательней, чем поэта здравствующего. Происходит это даже невольно. Хотя бы просто потому, что ты знаешь, что он ничего уже не добавит к сказанному, что это всё, что позволил ему произнести Промысел Божий.
Меня поразило, что Иван Лукин с юных лет задумывался о своем отношении с Богом, в нём жила вера. Если бы я читал стихи Ивана Лукина при жизни, то подумал, что это интересные юношеские поиски. Но сегодня судьба Ивана даёт другой ракурс для рассмотрения его произведений – определяю это как размышления о любви и смерти. Это то, чем занимается настоящая литература.
Это не просто исповедь, передо мной жизнь человека, по собственной потребности взявшего на себя служение Родине.
Иван Лукин часто лаконичен, но в этом его творческая задача – придать стихам предельную ёмкость, правдивость и точность.
На мой взгляд, именно это соединение лаконизма и постоянного духовного поиска делает его стихи и актуальными для современников и во все времена. У человека будет болеть душа, во все времена люди будут осмысливать прошлое, чтобы увидеть будущее, во все времена будут спрашивать себя, что мы значим в вечности.
Иван Лукин был честен перед вечностью.
Андрей Попов (Сыктывкар) – поэт, переводчик
Отстаивая своё…
Мне кажется, что Иван не совсем вписался в ту богемную жизнь – литературно-актёрскую, в которой оказался. Он был другой. Не в ногу шёл со сверстниками из этой среды. Причиной тому, возможно, были плоды родительского воспитания – и золотая медаль в лицее, и участие в молодёжной сборной Московской области по водному поло, и любимые книги, и многое другое. Он был элементарно всё детство и юность загружен, как говорится, под самую завязку. Да и ранняя смерть матери – это тоже потеря части некой защитной оболочки.
И вот, столкнувшись с реалиями, Иван такую жизнь не захотел принимать, не захотел вписываться, а, наоборот, решил отстаивать своё. И псевдоним «Соловей» – это уже вызов. Решение идти служить Родине – тоже говорящий поступок. Думаю, Иван хотел сформироваться как настоящий мужчина, чтобы противостоять натиску мнимых ценностей. Он хотел, как сам писал: бояться одного Бога.
Константин Смородин (Саранск) – главный редактор журнала «Странник», народный писатель Республики Мордовия
Читатель всё поймёт
Если земной путь Ивана Соловья завершен, для него остались позади все терзания и духовный поиск, то нам только предстоит знакомиться с наследием, которое он оставил после себя. А оно достаточно масштабное. И книга «Я – НЕБО» подтверждает это.
Книга наполнена фотографиями, композиция её замечательна и разнообразием жанров. Каждый читатель может найти здесь то, что ему по душе: поэзия, проза, зарисовки, публицистика, киносценарий, дневники, письма. По фото, по лицу человека, не общаясь с ним, можно уже многое сказать. Просто посмотрите, каким был в мирной жизни писатель и актёр Иван Соловей, а на войне поэт-воин Иван Лукин, и всё поймёте.
Эпистолярный жанр сейчас практически утрачен, все перешли на короткие сообщения и послания. А в этой книге, благодаря сохранившейся переписке, есть возможность посмотреть и понять всю глубину отношений между отцом и сыном.
Андрей Авраменко (Луганск, Воронеж) –
прозаик, журналист, публицист
Достойный мемориал
Сыновей у меня не было и уже не будет. Поэтому вряд ли могу до той же самой глубины пережить чувства Бориса Лукина, сын которого погиб в Мариуполе, прикрывая отход своих товарищей. Это был собственный выбор Ивана, который на третьем курсе Литинститута взял академический отпуск и ушел в 2020 году служить в морской пехоте, совсем скоро подписав контракт. Но как минимум отчасти он сделал этот выбор потому, что отец передал ему родовую мужскую традицию деда и прадеда, что прошли Великую Отечественную на боевом и трудовом фронтах, традицию – службы Родине...
Может быть поэтому, читая книгу, составленную Борисом из произведений, писем и дневников сына, продолжал сопереживать, но рацио всё-таки не отключал.
…Думал, что может сейчас эта книга. Да, она свидетельствует, как начинал свой творческий взлет талантливый парень – человек своего времени и поколения, разве что из той его части, которая пытается глубже других задумываться о жизни. Но взлет оборвался в самом начале.
Думал, способна ли история Ивана Соловья, переведенная в текст (или, скажем, кино – почему бы нет?), оказаться чем-то большим, нежели только достойным мемориалом?
С одной стороны, как напоминание, что даже самые молодые годы – отнюдь не разминка перед стартом, который когда-то еще грядет. С другой – как пример короткой жизни молодого человека, который осознанно принял решение и, когда пришло время, ответил за него этой самой жизнью. И тем продолжил цепочку таких примеров, которая сегодня памятна если не всем, то, хочется надеяться, многим из теперь уже более чем 80-летней давности отечественной истории. Да и менее давней истории тоже. Без пафоса и лишних высоких слов, а просто: сказал – и сделал.
Андрей Расторгуев (Екатеринбург) –
поэт, кандидат исторических наук
Искренность вечности
Юности не свойственна безупречность техники. Юности свойственна искренность. И, как бы молод не был поэт, если он поэт, то обязательно, сам того не осознавая, провидец. В судьбах мира и в своей единственной, своей неповторимой личной судьбе.
О своём детстве, не скрытом за художественным вымыслом, Иван Соловей пишет в Рождественских воспоминаниях: «по воскресеньям и большим праздникам мы ходили на службы всей нашей семьёй: мама, папа, я и сёстры»; «тогда была жива мама, тогда я многого не знал, тогда я так искренно верил в Бога»; «семья сделала моё детство таким уютным, таким тёплым, таким светлым».
Вообще-то, на материале книги можно говорить о воспитании патриотизма, становлении характера, выборе профессии и другом, не менее важном. Однако, разве важное в основе своей не предопределяется семьёй, любовью и верой?
Из переписки отца с сыном понятно, что помимо родственности, их объединяла преданность литературному творчеству, литературе. Отцу было просто между домашними новостями сообщить сыну, какой работой занят, что прочитал, и послать своё новое стихотворение. А в ответ получить, после обстоятельного описания казармы и характеристики командира отделения, детальный анализ недавно прочитанной книги. Для них это, наверняка, было естественно, потому что сформировалось само собой, постепенно, с взрослением сына. Но счастливая возможность такого общения даётся не всем родителям. И детям. Плюсом и ментальная настроенность друг на друга. Я верю, что отец в своих снах действительно был вместе с сыном в том мариупольском доме Павлова и потому знал, что там происходило, ещё до встречи с сослуживцами Ивана.
Соглашаюсь с Сергеем Арутюновым, что «утешать отца, потерявшего сына, бессмысленно». Утешение в такой утрате невозможно. Разве что со временем научиться жить с болью? Утешения нет, но есть награда – за то, какого сына воспитал.
Наталья Ахпашева (Абакан) –
поэт, журналист, переводчик, учёный
Саму книгу читайте здесь:
Лукин И.Б. (Иван Соловей) Я НЕБО. Избранное. – М., 2024.