Рецензия на роман Д. Хрусталёва «Димитриада. Начало». СПб. : «Реноме», 2024
«Зачем былое ворошить»? – спросит очередной скептик. И как его не пожалеть, бедного и одноклеточного: он обречён на бытовое прозябание и не способен подняться над сиюминутными «мелочами жизни», заслоняющими его горизонт. Ему ведь неведомо таинственное и прекрасное чувство соприкосновения и со-проживания иных жизней в разных эпохах. Да, человек не может удлинить собственную жизнь, устремляясь в будущее, протянет сколько Богом отмерено. Но мысленно отматывая свиток времени назад, он способен погрузиться в прошлое. О радости познания истории и прорастания её в современность Лев Николаевич Гумилёв писал:
Нас всех прядёт судьбы веретено
В один узор; но разговор столетий
Стучит, как сердце, в сердце у меня;
Так я двухсердый, я не встречу смерти,
Живя в чужих словах чужого дня.
В прошлом – истоки сегодняшних забот и тревог; ещё и потому история всегда притягательна для каждого широко мыслящего человека. А уж переломные эпохи всегда привлекали повышенное внимание писателей, которые стремились к художественному осмыслению судьбоносных событий в меру своего разумения и с учётом тогдашних достижений исторической науки. Так, А.С. Пушкин вслед за Н.М. Карамзиным не сомневался: убийцей царевича Дмитрия является «злодей поневоле» Борис Годунов, расчищавший себе путь к трону. Хотя многие современные историки с великим русским поэтом не согласны.
Жизнь и смерть мальчика-царевича, последнего сына Грозного царя до сих пор будоражит умы любителей и знатоков русского средневековья. Это своеобразный исторический детектив/триллер. И к разгадке событий мая 1591 года каждый, кто размышлял об «углицком деле», подходит с собственной меркой. Как, собственно, и к тяжелейшему периоду русской истории конца XVI – начала XVII веков. Это время вызревания, начала, разрастания и всенародного преодоления Смуты, которая поставила было Российское государство на грань гибели. Верхи-то смирились с полураспадом державы и иностранным владычеством; но народ не всегда им покорствовал и «безмолвствовал», а спасал и спас Отечество. Хотя последствия Смуты преодолевались с трудом и ощущались почти целый век…
Одним из феноменов Смутного времени стало самозванчество. В школьном курсе истории упоминаются два Лжедмитрия, но всего их было восемь, не считая невесть откуда взявшихся «царевичей» Петра, Ильи и прочих. К сожалению, в наши дни под видом добротной исторической прозы читателю нередко предлагается «обманка». Её «выдают на-гора» тоже своего рода самозванцы – графоманы, заполонившие полки книжных магазинов легковесной продукцией в новомодном жанре «альтернативной» истории. Так, мне довелось прочесть роман о Григории Отрепьеве – попаданце из СССР! Парень-комсомолец, внезапно оказавшись в Москве XVII века, по воле автора упорно пытается «замутить» чуть ли не Октябрьскую революцию, ругается с косными боярами и наивно считает Марину Мнишек «нормальной девчонкой». Теперь каждую новую художественную книгу, трактующую исторические события, встречаешь не без опасения: чем на этот раз подивит автор? Порадует ли? Будет ли он следовать славной классической традиции, заложенной М.Н. Загоскиным, И.И. Лажечниковым, А.К. Толстым или уведёт читателя в буйные дебри своей фантазии под сомнительным девизом «я так вижу»?
Роман Дениса Хрусталёва «Димитриада. Начало» посвящён загадочной гибели царевича Дмитрия и последующим бурным событиям. Автор, историк по образованию, автор многих научных монографий, реконструирует события, используя разнообразные источники, в том числе следственное дело о гибели царевича, записки очевидцев, летописные известия…
Роман густо населён. Среди персонажей есть, например, ушлый англичанин Джером Горсей, который не только лоббирует интересы британской торговли, но и занимается шпионажем «под дипломатическим прикрытием», а также изо всех сил стремится поучаствовать в политической жизни «московитов». Интересно, что по воле автора одним из слуг зловредного резидента Горсея является некий Уилл – будущий Уильям Шекспир. Что ж, вероятно, Д. Хрусталёв исходит из того, что многие английские писатели работали на разведку. К примеру, Сомерсет Моэм. Но Шекспир?!! А почему нет? Как пел Булат Окуджава, «вымысел не есть обман» – если, добавлю я, авторское видение не противоречит известным науке историческим документам и прочим источникам.
У каждого из персонажей есть свой голос, и это многоголосье в единый хор не сливается. Вот ещё одно несомненное достоинство романа. Автор представляет своих героев, избегая социологических штампов и навязших в зубах стереотипов о «классовой борьбе» и т.п. А социальное происхождение – вовсе не мерило счастья. Вдовая царица Мария Нагая, мать несчастного царевича, является пешкой в руках отца и братьев – «бояр по кике». Клан Нагих исступлённо борется за власть, но у этих шумных глуповатых царицыных родичей для победы недостаёт ни средств, ни ресурсов, ни союзников. Они сильны лишь родством с царским домом и предсказуемо проигрывают «гонку за трон». Оно и к лучшему. Власть Нагие понимают только как средство пожить всласть.
Борис Годунов, их главный антагонист, напротив, умён, расчётлив и знает, куда поведёт государственный корабль. Кстати, умелый управленец Годунов и выдворяет Горсея восвояси, чем тот весьма недоволен. Но Годунова гложут чёрные мысли и сомнения, а достойных соратников у него нет. Какова степень вины боярина Бориса в углицком деле, мы из романа не узнаем. Автор, намеренно или нет, не раскрывает всех карт. Но есть ещё и родня Годунова, в частности, его деятельная и приземлённая жена – Мария Григорьевна (дочь Малюты Скуратова, он же Григорий Лукьянович Бельский). Эта наследница опричника, судя по всему, нравом пошла в покойного батюшку – а тот, как известно, остался в коллективной народной памяти олицетворением всего тёмного, теневого, злодейского, чего с избытком хватало в долгом царствовании Грозного. Именно Скуратова-дочь в рассматриваемом романе тайно или явно подталкивает убийц и прозрачно намекает: «Пошто золу ворошить, коли пожар прошёл»? Ведь, по её мнению, праведники побеждают на небе, а на грешной земле кто опередит врага, тот и прав. А для того, чтоб свалить Нагих, хороши все средства. Никакие угрызения совести или по Пушкину, «мальчики кровавые в глазах» не мешают ей жить. «Царевича быстро забудут до Страшного суда, а там замолить успеем», – почти мурлыкает зловещая «Малютовна». У неё всё предусмотрено, всё идёт по плану. Но до поры, до времени. Постепенно нарастающие слухи о настоящем, подлинном царевиче, который непременно вернётся забрать принадлежащий ему по праву трон вкупе с обстоятельствами непреодолимой силы и политическими интригами сведут Годунова в могилу и раздуют пожар Смуты. В числе первых ногибнут в этом пожаре непомерно расчётливая Мария Годунова и её сын – даровитый юноша Фёдор Годунов. Его просто жаль. Как многие исторические деятели разных эпох, юный Годунов поплатился головой за действия (и злодейства) своих старших родственников. Таким образом работает закон исторического возмездия – Господни мельницы мелют хоть и медленно, но верно.
А вот могущественный род популярных в народе бояр Романовых в романе практически не представлен. Но ведь дружные братья Романовы во главе со старшим – Фёдором Никитичем (двоюродным братом царя Фёдора Иоанновича, он же будущий патриарх Филарет и отец первого царя из новой династии) тоже активно противодействовали Годунову. Они нацеливались на трон, они, по некоторым сведениям, и взрастили с малых лет на своём московском подворье первого из Лжедмитриев, внушив ему мысль о якобы царском происхождении.
Итак, маленький мальчик-царевич, последний Рюрикович, неожиданно погибает. Если он был убит, то кто «заказчик»? Допустим, Мария Годунова при молчаливом попустительстве супруга. Или даже весь годуновский клан. Комиссия, посланная в Углич для расследования, приходит к выводу, что Дмитрий в припадке эпилепсии (падучей болезни) упал на ножик и «покололся». Автор приводит обширные выписки из следственного дела, но в противовес официальной версии показывает нам глазами углицкого мальца Юшки (будущего Лжедмитрия) саму сцену убийства. Мальчик, ставший невольным свидетелем злодейства, вынужденно бежит из родного города, в ходе скитаний встречает своего ровесника – купеческого сына Кузьму из Нижнего; поступает на службу к Горсею; чуть не уезжает с ним в Англию, но всё же остаётся на родине. Не из патриотических соображений. Юшка, сменивший имя на Митьку почёл за благо расстаться с «Еремеем», как прозвали Джерома Горсея в Московии, потому что не захотел оказывать хозяину сексуальные услуги. Да-да, автор сделал неприятного персонажа-англосакса ещё и педофилом!
Сыск по «углицкому делу» описан очень подробно. Номинальный глава следствия – хитрющий князь Василий Шуйский, который тоже спал и видел, как бы ему занять московский престол, согласно воле автора безропотно отступает на второй план и подчиняется своему помощнику Клешнину. Впрочем, возможно, «лукавый царедворец» (так назвал Шуйского Пушкин) хочет намеренным отстранением сохранить себе свободу рук на будущее? Тоже любопытный поворот сюжета! Особенно если знаешь, сколько раз Василий Шуйский принародно менял показания по «углицкому делу». Трон-то он займёт, но править не сможет, Смуту не усмирит и власть в конечном итоге утратит
В деле убиения царевича поучаствовали также ведьмы и колдуны, свободно жившие в Угличе и окрестностях. Они шастали вокруг до около царицыных палат, водили знакомство с доверенными слугами и служанками, снабжая их колдовским зельем и обучая магическим заклинаниям. Видимо, это был запасной вариант медленного, но верного сживания «царёнка» со свету. Комментировать не буду – мне об этом ничего не ведомо. Доверимся автору – дипломированному историку. Могло ли такое быть? Вполне. Известно, что даже Грозный вызывал во дворец колдунов и шаманов с Севера, чтоб те точно указали ему день и час смерти. А антропологи нашли в государевых останках яд, которым неизвестные злодеи долгие годы регулярно травили царя, чем и сократили его жизнь.
Д. Хрусталёв, чувствуется, прилежно и глубоко изучал описываемую им эпоху. Но, к сожалению, порой он прибегает к нарочитой модернизации, которая абсолютно не к месту. Приведу несколько примеров. Василиса Волохова (мамка царевича – кстати, она ведь была замужем, почему тогда «девка Волохова»?) «провела конкурс» (а может, тендер?); «презентация английских товаров»; «нос картошкой» и, наконец, «ядерный разрыв смеха» (!!!). Хотелось бы пожелать автору тщательнее работать над словом и без крайней нужды не осовременивать текст. Кто не желает ничего знать о прошлом, того такими нехитрыми приёмами в пространство исторического романа не заманишь; а поклонники музы Клио лишь досадливо поморщатся, сетуя на небрежность писателя.
Есть в рассматриваемой книге и досадные неточности. Откуда у Годунова чуб? Вряд ли конюший боярин и правитель Московского царства носил такую причёску – не запорожец. Или «куколь соседской бабы». Куколь – это часть монашеского облачения, головной убор схимонаха. Клобук патриарха также по традиции именуется куколем. Неужели таинственная «баба в куколе» по замыслу автора была феминисткой или, прости Господи, атеисткой? В XVII-то веке?!! Бабе, т.е., замужней женщине, пристало «в те поры» носить кику – головной убор, скрывающий волосы. Далее. «Поднимая троеперстие». До реформы Никона (утвердившей это самое троеперстие) оставалось ещё более полувека! А Стоглавый Собор 1551 года, наоборот, закрепил именно двоеперстие как единственно верную обрядовую норму.
Разводили ли кроликов в Угличе XVI века, судить не берусь. Надеюсь, что эти сведения – не постмодерновая «усмешка» над читателем. Достаточно «перемигивания» с А.С. Пушкиным (разговор с юродивой), М.А. Булгаковым («плащ с кровавым подбоем» у татарчонка) и даже Н. Добронравовым (ср. «На трибунах становится ти-ише» из известной всем людям старшего поколения и советского воспитания песни 1980 года и авторское «На трибунах (!!!) было тихо». Конечно! В футбол ведь наши предки не играли. Разве что Горсей мог бы обучить бытующей с XIV века в Англии «игре в ногомяч» охочую русскую молодёжь. Но у того, как мы знаем, был иной способ коротания досуга.)
Вообще замечу, что порой не автор владеет материалом, а материал подчиняет себе автора. И полёт свободной мысли уносит писателя далеко от магистральной темы романа – убийства царевича Дмитрия и появления будущих Лжедмитриев. Вот и Юшку «Митькой прозвали» (неспроста, ой неспроста!), и Михайло Молчанов уже на подходе… То ли ещё будет!
Мне показалось, что ни один из героев не близок авторскому сердцу. Кроме, возможно, девочки Ани, осиротевшей в дни поднятого братьями Нагими мятежа в Угличе. Тогдашняя фрондирующая «элита» (только ли тогдашняя?) готова была не то что один город – всю страну залить кровью, лишь бы прибрать к рукам высшую власть. Повторяю – хорошо, что этим высокородным недоумкам не удалось осуществить свои планы. Да и остальные персонажи сочувствия не вызывают. Некоторые просто отвратительны (к примеру, Горсей с характерными «ужимками и прыжками»), а мальчик-резонёр Кузьма (будущий Минин!) неимоверно положителен, рассудителен не по возрасту и просто скучен.
В целом же роман Д. Хрусталёва, несмотря на отдельные недочёты, как раз и является примером добротной исторической прозы нашего времени. Он основан на исторических источниках. И хотя порой возникает желание поспорить с автором, но главное – роман побуждает вдумчивого читателя к размышлениям о непростых исторических судьбах нашей страны, о катастрофах и их преодолении, о роли личности в истории, об ответственности элит перед народом и о многом другом. Так что благодарим! И конечно же, ждём продолжения «Димитриады» – ещё одной художественной версии событий Смутного времени!