Редакция «Суждений» размещает на своих страницах русский перевод статьи польского историка с тем, чтобы наш читатель имел возможность ознакомиться как с общим мировоззрением современных нам поляков, так и с их воззрениями конкретно на события 1939 года. Сегодня, когда в воздухе носится призрак новой большой войны, особенно важно обратиться к анализу той ситуации, когда II Речь Посполитая volens nolens втянулась в конфликт (как выяснилось позже, глобального масштаба) и потерпела полную катастрофу. Что послужило причиной этой катастрофы? Уже заглавие статьи указывает на внешнюю причину – бездействие Франции. Как же это напоминает толкование нынешней ситуации на Украине!
Напомним еще одну любопытную деталь: на 1 сентября 1939 года Польша имела военные соглашения с Англией и Францией, которые, однако, носили секретный характер. И А. Гитлер, весьма вероятно, не совсем чётко представлял себе суть своих действий: думал, что на Польшу нападает, а развязал [по недоразумению?] Вторую мировую войну.
Позиция ближайших союзников Польши во время военной кампании 1939 г. уже много лет привлекает внимание историков. Отношение двух великих западных держав: Великобритании и Франции, и особенно той, второй, самого важного союзника Польши в межвоенный период, неразрывно связано с продолжающейся дискуссией на тему причин сентябрьской катастрофы. Внутренняя слабость Польши, гигантская диспропорция между военными потенциалами II Речи Посполитой и III Рейха, позиция командования и солдат во время военных действий в 1939 г., это один аспект проблемы. Другой, не менее важный, представляет внешняя обусловленность польской кампании 1939 г., при этом особенно важна позиция наших союзников, а говоря конкретнее, отсутствие эффективной помощи с их стороны во время одинокой борьбы Польши с III Рейхом, а потом с СССР. В значительном большинстве публикаций подчёркиваются польские аргументы и претензии. В этой статье я хотел бы рассмотреть проблему, с учётом польской позиции, с перспективы французской стороны, на основе дипломатических источников, находящихся на хранении в здании французского МИД на Quai d’Orsay и военной документации, собранной в Service Historique de la Defense в Венсенне в восточных предместьях Парижа, учитывая также научные публикации, как польские, так и французские.
Приступая к анализу проблемы, я хотел бы исходить из констатации, что польский оперативный план «Захуд (Запад)», разработанный в марте 1939 г., предполагал, что в случае агрессии со стороны III Рейха для обороны страны будут использованы главные силы Войска Польского (далее: ВП), развёрнутые по всей длине границы с Германией. Предусматривалось, что после того, как в приграничной битве будет нанесено противнику, как можно больше потерь, войска будут стоять в обороне до начала наступательных действий на западном фронте предварительно отмобилизованных вооружённых сил Франции. Наше убеждение в вооружённом выступлении Франции, а также Великобритании вытекало из содержания союзных договоров, подписанных с Францией 21 февраля 1921 г и 19 мая 1939 г., а также с Великобританией 25 августа 1939 г. Польское военно-политическое руководство построило военную стратегию на предположении о коалиционном характере будущей войны с Германией. Право на это давали военный союз с Францией и обязательства, принятые этой страной на случай немецкого нападения на Польшу, уточнённые во время штабных переговоров в мае 1939 г. В соответствии с военным протоколом, подписанным в Париже 19 мая 1939 г. генералом Морисом Гамеленом и генералом Тадеушем Каспшицким, в случае немецкого нападения на Польшу, французы должны были немедленно предпринять ограниченную военную акцию на суше и в воздухе, а начиная с 15 дня французской всеобщей мобилизации «начать наступление против Германии с участием преобладающей части своих войск» 1. Вступление в силу военного протокола от 19 мая французская сторона обусловила подписанием политического договора, а он, как известно, был заключён только 4 сентября, следовательно, уже во время войны с Германией. В результате в отношениях между союзниками возникла парадоксальная ситуация: французская сторона считала протокол, а, следовательно принятые обязательства, необязующим до момента заключения политического договора, а польская сторона считала его положения обязующими. Так или иначе, разница в интерпретации перестала быть актуальной после 4 сентября. Дополнительно дело осложняло то, что после майских переговоров Гамелен-Каспшицкий не только до начала войны, но и во время кампании в Польше в сентябре-октябре не состоялось уже никаких других штабных польско-французских переговоров.
20 августа 1939 г. с инициативой установления прямых контактов между двумя главными командованиями выступил генерал М. Гамелен, назначив генерала Луи Фори начальником французской военной миссии в Польше. Фори был в общих чертах уведомлен, что в случае немецкого нападения на Польшу она может рассчитывать на помощь Франции, но перед началом миссии в Варшаве он попросил уточнить, каковы будут размеры французского военного вмешательство и когда Польша может ожидать наступления своего союзника. В ответ он услышал от главнокомандующего французской армии знаменательные слова: «Il faut que la Pologne dure» (Нужно, чтобы Польша держалась) 2.
Здесь нужно поставить вопрос: почему Франция взяла на себя обязательства наступательного характера, если в штабных переговорах с британцами была согласована чисто оборонительная стратегия 3. По мнению известного французского историка Жана-Батиста Дюрозеля принятие французских обязательств в отношении Польши на случай немецкого нападения с военно-политической точки зрения «трудно объяснить» 4. В то же время британский исследователь Роберт Юнг считает, что раз поляки прекрасно знали, что Франция давно приняла оборонительную стратегию, то в том, что они серьёзно восприняли французские обязательства, должны винить только самих себя 5. Возможно и так.
Сам Гамелен, исходя из предположения, что военный протокол без политического договора не связывал французскую сторону, даёт в своих дневниках противоречивые объяснения. Сначала он утверждает, что в протоколах не были представлены наступательные действия с участием превосходящих французских сил, а потом, когда ВП было разбито, уже не было повода для начала наступления на Западе 6.
Все эти аргументы нужно считать увёртками. Польский Главный штаб (далее: ГШ) прекрасно знал, что перед подписанием майского протокола французское командование следовало оборонительной стратегии. Однако, у поляков было право считать, что подписание протокола от 19 мая означает отход Франции от прежней доктрины и переход к наступательной стратегии. Польское командование считало, что французское наступление на линию Зигфрида в момент, когда большая часть немецких сил будет занята на польском фронте, лежит в интересах Франции. Такого мнения придерживался генерал Вацлав Стахевич, начальник ГШ 7. Следовательно, можно со всей уверенностью принять, что генерал Тадеуш Каспшицкий, подписывая майский протокол, не действовал «наобум» 8. Ведь польский план обороны предполагал, что главные силы ВП должны удерживать немцев по всей длине линии фронта, составлявшей более 1 600 км, отступая только в случае необходимости до момента начала французского наступления на западном фронте.
Действия Франции на суше и действия Великобритании в воздухе на Западе должны были снизить давление на польский фронт и позволить главнокомандующему провести перегруппировку сил для контрнаступления. Можно предположить, что маршал Эдвард Рыдз-Смиглы испытывал опасения, что французские политики могут принять мирное предложение Гитлера после занятия им Гданьска, Поможа, Великой Польши и Верхней Силезии. По этой причине, помимо военных обязательств по вопросу сдерживания немцев на всём фронте, маршал Смиглый-Рыдз предпринял борьбу за западные территории Польши, вместо того чтобы без боя отступить за линию Вислы, как предлагали французы 9. Однако, он никогда не сомневался, подобно министру Юзефу Беку, в том, что Франция выполнит свои обязательства в отношении Польши.
25 августа, следовательно после подписания пакта Риббентроп-Молотов, у польского посла в Париже Юлиуша Лукашевича состоялась беседа с французским министром иностранных дел Жоржем Боннэ. Тот проинформировал польского дипломата о том, что Совет Министров на своём заседании высказался за соблюдение обязательств перед Польшей и готовность вступить в войну. Он подтвердил, что московский пакт ничего не изменил в отношениях между обоими государствами; в случае немецкого нападения на Польшу Третья Республика полна решимости выполнить все свои союзные обязательства. В тот же самый день Лукашевич беседовал с премьером Эдуардом Даладье, а также министрами: Анатолем де Монзи, Полем Рейно и Жоржем Манделем. Все они говорили одно и то же: вы можете на нас рассчитывать 10.
Первые известие о немецкой агрессии против Польши пришли в Париж в утренние часы 1 сентября. Посол Лукашевич в 9 часов утра нанёс визит министру Боннэ, сообщив ему о немецком нападении и решительно добиваясь немедленного выступления Франции, предусмотренного договорами. Боннэ подтвердил, что Польша может «полностью рассчитывать на лояльное выполнение Францией своих союзных обязательств» 11.
На заседании французского правительства 1 сентября было принято решение об объявлении во Франции всеобщей мобилизации, назначив её первым днём 2 сентября. Дата имела значение, поскольку от неё отсчитывались все договорные сроки: из неё следовало, что генеральное французское наступление начнётся 17 сентября.
1 сентября стало для французских политиков и военных последним днём, когда они надеялись, что Франция может избежать войны. Немецкое нападение решительно перечеркнуло эти расчёты. Разве что, эта начавшаяся война не могла коснуться границ Франции 12.
III Республика, прикрытая с востока могучими укреплениями Линии Мажино, на которую были потрачены миллиарды франков, стремилась к положительному для себя решению при использовании оборонительной стратегии. Эта стратегия вытекала из болезненных для Франции результатов Первой мировой войны. Гигантские потери в людях и материальный ущерб, понесённые в 1914–1918 годы действовали парализующее на политиков и военных. Они не могли повториться! А французские генералы по складу своего ума всё ещё находились в окопах позиционной войны, войны на истощение противника, где манёвр и наступление занимали последнее место в их оперативных расчётах. Панический страх обречь Францию на потери, подобные понесённым во время Первой мировой войны, парализовал политические и военные элиты на Сене. «Мы должны беречь французскую кровь», «не допустить до бойни французов» 13 – заявляли одни, а другие выражали при этом надежду, поддержанную мнением генерала Гамелена, что поляки задержат немцев, по крайней мере, на несколько месяцев.
Доходящие до Парижа сообщения об упорном сопротивлении поляков утверждали их в этом убеждении. По мнению одной части политиков Франция оказалась в безвыходной ситуации и несмотря на мнение, что «поляки не стоят» 14, чтобы выступать в их защиту, 3 сентября Франция объявила войну Германии. Декларация об объявлении войны появилась после нажима британского премьера Невила Чемберлена в беседе с Э. Даладье в ночь со 2 на 3 сентября и была опубликована через пять часов после объявления состояния войны с Германией Соединённым королевством Великобритании и Северной Ирландии. Примечательный факт, если учесть, что для Польши главным союзником была Франция. Впрочем, премьеру Франции впоследствии пришлось пожалеть об этом шаге. В беседе с одним из своих сотрудников, он высказал следующее:
Мне говорили, что Польша – это конь, хотя я был уверен, что она осёл, но, в конце концов, мы уселись на жабу 15.
На следующий день, 4 сентября, в Париже был подписан интерпретационный протокол к союзным договорам между Польшей и Францией, а 9 сентября договор о формировании на территории Франции польской дивизии. Подписанию этих документов сопутствовала пропагандистская цель: Франция выполнила свои союзнические обязательства по трактату, реально же, кроме демонстрационных вылазок патрулей на несколько километров вглубь Германии и разбрасывания листовок с французских бомбардировщиков, на западном фронте ничего не происходило. Чаще всего в сообщениях с фронта тогда повторялись слова: rien a signaler! (нечего сообщать!). Между Германией и Францией началась «странная война» – «drole de guerre», «funny war», «sitzkrieg».
Парижская пресса с удовлетворением отметила подписание договоров с Польшей. Собственно, с мая было известно, что «судьба Польши будет зависеть от конечного результата войны», и что как Великобритания, так и Франции не намеревались оказывать Польше военную поддержку 16.
Информацию о быстром продвижении в Польше немецкого «blitzkrieg`а» на Сене воспринимали с большим беспокойством и нервозностью. Ведь они рассчитывали на длительное сопротивление поляков. Правда, после заключения пакта Риббентроп-Молотов французы считались с возможностью советского вторжения в Польшу, но они не знали, когда русские нападут на поляков. Несмотря на это они очень рассчитывали на удержание восточного фронта до весны 1940 г. К этому времени они должны были вместе с британцами собрать силы, достаточные для решающей битвы с немцами. Это была главная цель войны. Считалось, что немцы после захвата всей Польши или её части выступят против Франции и тогда потребуются все силы. Следовательно, война будет долгой и тяжёлой и для достижения успеха всё нужно подчинить главным целям 17. Поэтому не надо «вмешиваться в польские дела, поскольку мы ничем не можем помочь побеждённой Польше» 18.
Окончательно польские надежды на реальную помощь Франции в неравном столкновении с Германией были перечёркнуты 12 сентября. До этого времени наш военный атташе в Париже полковник Войцех Фыда регулярно наносил визиты во французское Военное министерство, требуя военной помощи. Он делал это по ощущениям генерала Гамелена, так настойчиво, что, в конце концов, его перестали принимать.
12 сентября, за пять дней до агрессии СССР против Польши, в небольшой местности Аббвиль в Нормандии в 11 часов в первый раз собрался Верховный союзный совет (Conseil Supreme Interallie), франко-британский орган, состоящий из премьеров, главнокомандующих, начальников штабов и штабных работников. Целью конференции был обмен информацией о ближайших военных намерениях обоих государств. Диагноз военной ситуации был следующий: немцы сконцентрировали свои главные силы на Востоке и в быстрой компании разбили Польшу, которой нельзя помочь. На западе немецкие войска перешли к обороне. Ход действий на западном фронте представил генерал Гамелен, который исключил наступление на Линию Зигфрида и защищал оборонительную стратегию. Так же он отозвался о воздушных операциях. Длительную дискуссию вызвала оценка ситуации на польском фронте. Премьер Даладье пробовал найти признаки стабилизации; точку над i поставил Гамелен, который заявил, что судьба Польши предрешена, полякам уже нельзя помочь, а главной целью союзников является окончательный разгром Германии и выигрыш войны 19. «У меня было впечатление, - писал в своих мемуарах генерал М. Гамелен, – что мои выводы были приняты всеми с облегчением» 20.
Ни до, ни во время конференции, ни после её окончания союзная Польша не была проинформирована о принятых решениях. Когда планировалось создание Верховного союзного совета, согласились, что в нём должны участвовать премьеры, министры обороны, главнокомандующие, в крайнем случае, послы союзного государства. Когда позднее на Даунинг стрит и в Палате Общин раздались критические голоса из-за отсутствия польского посла в Аббвилле, никто не смог объяснить причину этого, но прецедент перешёл в правило: следующие заседания (ближайшее 22 сентября) официально имели характер британско-французских совещаний 21.
После совещания в Аббвилле польского союзника вообще перестали информировать о намерениях французов, о чём лучше всего свидетельствует телеграмма начальника польской военной миссии в Париже генерала Станислава Бурхардта-Букацкого маршалу Э. Смиглому-Рыдзу: «С тринадцатого сентября я уже вообще не могу попасть к генералу Гамелену» 22.
С этого времени то, что происходило в Москве, больше привлекало внимание французских политиков, чем происходившее в Варшаве. Всё время шло зондирование: какой может быть ближайшая реакция СССР. Пробовали выяснить, остаётся ли в силе после подписания пакта от 23 августа французско-советский договор о ненападении. На этот вопрос, несмотря на усиленные старания, не было получено однозначного положительного ответа 23. Разными каналами пытались узнать намерения русских. Опасались, что Москва стремится разорвать дипломатические отношения, чего Париж очень не хотел. Правда, советский посол в Париже Яков Суриц заверял, что немецко-советский договор не представляет помеху во франко-советских отношениях, но у него, наверное, были основания делать декларации такого типа.
Агрессия СССР против Польши 17 сентября не была для Франции полной неожиданностью. Французы считались с возможностью вступления СССР в Польшу уже 11 сентября. Ибо в этот день французский charge d` affaires в Москве Жан Паяр беседовал с Молотовым и его заместителем Владимиром Потёмкиным. Заявление народного комиссара иностранных дел: «бедное польское правительство, о котором не известно, что с ним будет дальше» 24, не оставляло ни тени сомнения в том, что СССР вступит в Польшу. Французы опасались, что этот факт вызовет разрыв Москвой дипломатических отношений. Существенным также был вопрос, что в действительности намеревается делать Сталин и что будет означать перемещение советской границы на запад. Опасения перед разрывом дипломатических отношений были частично выяснены в момент, когда послу Вацлаву Гжибовскому вручали ноту, в которой была представлена мотивация советского вторжения. В. Молотов добавил к ней короткое коммюнике, информирующее, что СССР объявляет проведение политики нейтралитета в отношениях с Францией 25. Французы пробовали продолжать зондировать: имеет ли акция, предпринятая СССР, цель защиты этнических меньшинств, как официально объясняли русские, или речь идёт о разделе Польши и фактически ликвидации её государственности. Об этом спрашивали Молотова в Москве и Сурица в Париже. Однозначного ответа получено не было.
В связи со вступление русских на территорию польского государства посол Лукашевич добивался от имени польского правительства реакции Франции в отношении СССР. Это требование противоречило намерениям французской стороны, которая хотела сохранить дипломатические отношения с Москвой. В ноте, приготовленной для польского правительства, мы читаем, что договоры, заключенные между Польшей и Францией, не предусматривают, что в случае советской агрессии против Польши Франция автоматически оказывается в состоянии войны с СССР. Договор от 4 сентября 1939 г. также не затронул этот вопрос. Следовательно, если бы Франция выступила оружно против СССР, ей бы пришлось денонсировать договор о ненападении, заключённый с этим государством 29 ноября 1932 г. 26. Далее в документе оказалась информация, что в связи с декларацией Молотова о нейтралитете СССР в отношении Франции, нет потребности в военной реакции со стороны Парижа.
Эта проблема вызвала многочисленные комментарии, как во французском парламенте, так и в прессе. Обдумывали, как согласовать понятие нейтралитета с военной акцией русских в Польше, как совместить желание сохранять дипломатические контакты между Францией и СССР с перспективой восстановления Польши, восточная часть которой была включена в СССР? Эти и другие вопросы и сомнения оставались без ответа.
Так или иначе, вступление русских означало для Франции падение Польши и конец восточного фронта. Это было высказано в нотах от 20 и 21 сентября. В ноте от 21 сентября мы читаем: «С этого дня сопротивление Польши можно считать закончившимся, восточного фронта уже не существует» 27. С этого момента всё внимание Франции концентрировалось на проектируемом фронте на Балканах. Франция закрыла этот этап союза с Польшей.
Автор монографии на эту тему Ян Чалович через много лет напишет:
«История этого союза представляет редкий случай такого яркого невыполнения договора одним из партнёров, причём вопреки собственным интересам. Это вместе с тем классический пример того, как посредством доведения до фикции военного договора, оба союзника были побеждены по очереди, и уделом того, кто первым бросил союзника, также стало поражение» 28.
Мудрые слова, передающие суть проблемы.
Пассивная позиция Франции в отношении польского союзника, позиция Франции, являвшейся в тогдашней Европе самой сильной военной державой на суше, вызвала удивление также на немецкой стороне, о чём писал генерал танковых войск Гейнц Гудериан 29:
«Мы были поражены тем, что французы не воспользовались этой возможностью. В то время невозможно было понять причины этой сдержанности».
Фельдмаршал Альфред Йодль, поднимая эту тему на Нюрнбергском процессе, заявил следующее:
«До 1939 г. мы, конечно, могли сами разбить Польшу. Но никогда, ни в 1938 г., ни в 1939 году – мы не смогли бы по-настоящему выдержать концентрированный совместный удар этих государств (Великобритании, Франции и Польши) и если мы не потерпели поражение еще в 1939 г. нужно приписать единственно тому, что во время польской кампании около 110 французских и британских дивизий оставались полностью пассивными против 23 немецких дивизий» 30.
«Что побудило Поляков принять эту неравную борьбу против немецкого вермахта? – спрашивает спустя годы бывший адъютант Адольфа Гитлера. И даёт следующий ответ, – они были убеждены в том, что франко-английские вооруженные силы сразу ударят на Западе, где, по сравнению с Восточным фронтом, стояли лишь немногочисленные немецкие части, готовые к бою» 31.
Также многие представители Великобритании и Франции не могли понять пассивную позицию своих правительств в то время, когда Польша в одиночку сражалась с превосходящими немецкими войсками, а с 17 сентября – также и советскими. Гарольд Макмиллан в своих мемуарах пишет, что общественное мнение в Великобритании, в том числе и часть депутатов Палаты общин, критически оценивала политическую и административную деятельность правительств обеих великих держав - союзников Польши. «В военных вопросах она была насколько нетерпелива, настолько и растеряна» 32.
Генерал, а затем президент Французской Республики Шарль де Голль, человек, который спас честь Франции во II мировой войне, так определил позицию своей страны по отношению к Польше в сентябре 1939 г.:
«Когда в сентябре 1939 г. французское правительство по примеру английского правительства решило вступить в войну, уже начавшуюся в Польше, у меня не было ни малейшего сомнения, что оно приняло это решение, поддавшись иллюзии, что Франции, несмотря на состояние войны, не придется вести серьезные бои. Как командующий танковыми войсками 5-й армии в Эльзасе я ничуть не удивился, увидев, как наши мобилизованные войска бездействовали, в то время как Польша была разбита в течение двух недель немецкими танковыми дивизиями и эскадрильями Люфтваффе. Когда силы противника были почти полностью задействованы над Вислой, мы не сделали в сущности ничего, кроме нескольких демонстраций, чтобы продвинуться к Рейну» 33.
Оценка французского государственного деятеля однозначно критична в адрес Франции. В свете вышеприведенных фактов и мнений трудно устоять перед впечатлением, что французы преднамеренно ввели в заблуждение союзника, не имея ни малейшего намерения прийти ему на помощь и выполнить тем самым свои военные обязательства. Франция, на которую поляки возлагали столько надежд, подвела по всей линии. И здесь мы можем прийти к заявлению, внешне парадоксальному: Польша, рассчитывая на помощь, преданная волей-неволей сама пришла с поддержкой к неблагодарному союзнику! Франция, не выполнив принятых обязательств, получила от покинутого союзника в подарок целых семь дополнительных месяцев мира! Известно, что основной целью осенней кампания Адольфа Гитлера была расправа с Францией, главным врагом III Рейха, что должно было произойти сразу после двухнедельного блицкрига в Польше. Только кампания против Польши длилась не две недели, а пять и, что самое важное, нанесла Германии столь тяжелые потери в военной технике и военных материалах, что Вермахт не смог, без пополнения вооружения и припасов, приступить к действиям против Франции. Гитлер был вынужден отложить свои намерения расправиться с главным врагом II Рейха до весны 1940 г. Таким образом, Польша, сражавшаяся в одиночестве, лишённая помощи, подарила тем, кто должен был принести ей эту помощь, дополнительные месяцы мира. Это было время, неиспользованное нашим союзником, за что французы заплатили в июне 1940 г. самую высокую цену.
Примечания:
1 Polskie Siły Zbrojne w II wojnie światowej (dalej: PSZ), t. 1: Kampania wrześniowa, cz. 1, Londyn 1951, s. 100.
2 L. Faury, La Pologne terrassee, „Revue Historique de L Armee” 1953, nr. 1, s. 134.
3 W.B.R. Neave-Hille, Franco-British Strategic Policy 1939 [w:] Les relations franco -britanniques de 1935 a 1939, Paris 1975, s. 338.
4 J.B. Duroselle, La Dedadence 1932–1939, Paris 1979, s. 460.
5 R. Young, In Command in France. French Foreign Policy and Military Planning 1933–1940, London 1979, s. 233.
6 M. Gamelin, Servir, t. 3, Paris 1946, s. 225.
7 W. Stachiewicz, Pisma, „Zeszyty Historyczne” 1979, nr 50, s. 280.
8 A.M. Cienciała, Polska w polityce brytyjskiej i francuskiej w 1939 r. Wola walki czy proba uniknięcia wojny, „Zeszyty Historyczne” 1986, z. 75, s. 181.
9 Tamże, s.181.
10 L. Moczulski, Wojna polska 1939, Warszawa 2009, s. 578.
11 J. Łukasiewicz, Dyplomata w Paryżu 1936–1939: wspomnienia i dokumenty Juliana Łukasiewicza, ambasadora Rzeczpospolitej Polskiej, oprac. W. Jędrzejewicz i H. Bułhak, Londyn 1989, s. 327.
12 M. Gmurczyk-Wrońska, Polska – niepotrzebny aliant Francji?, Warszawa 2003, s. 151.
13 R. Boyer de Sainte-Suzanne, Une politique etrangere. Le Quai d Orsay et Saint – John Perse
al’epreuve d’un regard. Journal novembre 1938 – juin 1940, oprac. H.I P. Levillain, Paris 2000, s. 76–78.
14 M. Gmurczyk-Wrońska, dz. cyt., s. 152.
15 Tamże.
16 Tamże, s. 153.
17 Service Historique de la Defense a Vincennes (dalej: SHD), Collaboration militaire avec la Pologne, 7N 3002
18 R. Boyer de Sainte-Suzanne, dz. cyt., s. 85.
1 Polskie Siły Zbrojne w II wojnie światowej (dalej: PSZ), t. 1: Kampania wrześniowa, cz. 1, Londyn 1951, s. 100.
2 L. Faury, La Pologne terrassee, „Revue Historique de L Armee” 1953, nr. 1, s. 134.
3 W.B.R. Neave-Hille, Franco-British Strategic Policy 1939 [w:] Les relations franco -britanniques de 1935 a 1939, Paris 1975, s. 338.
4 J.B. Duroselle, La Dedadence 1932–1939, Paris 1979, s. 460.
5 R. Young, In Command in France. French Foreign Policy and Military Planning 1933–1940, London 1979, s. 233.
6 M. Gamelin, Servir, t. 3, Paris 1946, s. 225.
7 W. Stachiewicz, Pisma, „Zeszyty Historyczne” 1979, nr 50, s. 280.
8 A.M. Cienciała, Polska w polityce brytyjskiej i francuskiej w 1939 r. Wola walki czy proba uniknięcia wojny, „Zeszyty Historyczne” 1986, z. 75, s. 181.
9 Tamże, s.181.
10 L. Moczulski, Wojna polska 1939, Warszawa 2009, s. 578.
11 J. Łukasiewicz, Dyplomata w Paryżu 1936–1939: wspomnienia i dokumenty Juliana Łukasiewicza, ambasadora Rzeczpospolitej Polskiej, oprac. W. Jędrzejewicz i H. Bułhak, Londyn 1989, s. 327.
12 M. Gmurczyk-Wrońska, Polska – niepotrzebny aliant Francji?, Warszawa 2003, s. 151.
13 R. Boyer de Sainte-Suzanne, Une politique etrangere. Le Quai d Orsay et Saint – John Perse
al’epreuve d’un regard. Journal novembre 1938 – juin 1940, oprac. H.I P. Levillain, Paris 2000, s. 76–78.
14 M. Gmurczyk-Wrońska, dz. cyt., s. 152.
15 Tamże.
16 Tamże, s. 153.
17 Service Historique de la Defense a Vincennes (dalej: SHD), Collaboration militaire avec la Pologne, 7N 3002
18 R. Boyer de Sainte-Suzanne, dz. cyt., s. 85.
19 Szczegółowy protokół z posiedzenia, patrz: F. Bedarida, La strategie secrete de la drole de guerre. Le Conseil Supreme Interallie. Septembre 1939–Avril 1940, Paris 1979, s. 79–115.
20 M. Gamelin, dz. cyt., s. 68.
21 L. Moczulski, dz. cyt., s. 803.
22 PSZ, t. 1, cz. 3, s. 8.
23 Dokumienty Wnieszniej Politiki SSSR, t. 22, Moskwa 1992, s. 7–8.
24 Documents Diplomatiques Francais 1939 (3 septembre – 31 decembre), t. 1, Bruxelles 2002, s. 62.
25 M. Gmurczyk-Wrońska, dz. cyt., s. 170.
26 Tamże, s. 172.
27 Archives du Ministere des Affaires Etrangeres a Paris (AMAE), Papiers 1940, Papiers Daladier, dossier 4.
28 J. Ciałowicz, Polsko-francuski sojusz wojskowy 1921–1939, Warszawa 1970, s. 399.
29 H. Guderian, Wspomnienia żołnierza, Warszawa 1958, s. 135.
30 J. Karski, Wielkie mocarstwa wobec Polski 1919–1945, Kraków 1989, s. 248.
31 N. von Below, Byłem adiutantem Hitlera 1937–1945, Warszawa 1990, s. 194.
32 M. Nurek, Polska w polityce Wielkiej Brytanii w latach 1936–1941, Warszawa 1983, s. 260.
33 Ch. de Gaulle, Pamiętniki wojenne. Apel 1940–1942, Warszawa 1962, s. 23.
Выходные данные первоисточника:
Tadeusz Panecki. Francja wobec Polski we wrześniu 1939 r. – prawdy i mity
Akademia Pedagogiki Specjalnej im. M. Grzegorzewskiej w Warszawie
в: Si vis pacem, para bellum: bezpieczeństwo i polityka Polski. Księga jubileuszowa ofiarowana profesorowi Tadeuszowi Dubickiemu, red. Robert Majzner, Wydawnictwo Akademii im. Jana Długosza, Częstochowa–Włocławek 2013 (Zeszyty Historyczne — Wyższa Szkoła Pedagogiczna w Częstochowie, z. 12), s.721–729.
Перевод с польского языка на русский А. Шашкина.