Илл.: Виктор Васнецов. Каменный век
Агрессивность – свойство, приобретенное человечеством в ходе Эволюции
По мере выделения из животного мира росла мужественность человека, в основе которой была его растущая агрессивность. Если в древнейшие времена охоты и собирательства человек вынужден был полагаться на волю случая (удалось найти пищу – поел), то после т.н. «грехопадения», то есть в период перехода к земледелию и скотоводству и формированию собственной среды обитания, он перестал рассчитывать на милость природы, – и всё чаще ситуацию своего жизнеобеспечения человек брал под собственный контроль. Так Homo sapiens оказался в новом, незнакомом, но всё ещё враждебном ему мире и, добывая «хлеб насущный» «в поте лица своего», он вынужден был противостоять этому миру, становясь всё более агрессивным. Так в ходе Великой Эволюции человек как вид стал обладать более высоким уровнем агрессии, чем другие живые существа. [Бескова И.А. Эволюция и сознание: новый взгляд. – М.: Изд-во «Индрик», 2002, с.71].
Поскольку ничто животное человеку не было чуждо, он не мог обходиться без агрессивных акций. Наши полудикие предки сдерживали свои агрессивные порывы всего лишь настолько, насколько этого требовали первобытные нормы жизни сородичей, однако непрестанная борьба с чужаками из других племен, убийство и ритуальное съедание последних (как правило, с целью приобретения силы и мужества тех, кого поедали), а также бытовой каннибализм были составной частью этих норм. Агрессивность как базовая внутренняя характеристика, лежащая в основе растущей мужественности, была непременной составляющей Эволюции человека.
Мы, представители современной цивилизации, частично избавились от былой первобытной агрессивности, однако взамен приобрели не только дружелюбие, но и неврозы.
Агрессивность с давних пор была и по сей день остается большой проблемой человечества.
Можно ли избавиться от агрессивности?
Август 2011 года.
Великобританию четыре дня сотрясали волны массовых грабежей, погромов, драк, хулиганства, поджогов автомобилей. В Лондоне, Манчестере, Бирмингеме и других городах молодые люди, средний возраст которых 15-17 лет, но среди них было немало детей 12-14 лет, были даже десятилетние, - по предварительному сговору через Интернет, не имея никаких определенных планов, толпами нападали на магазинчики и супермаркеты, били витрины, ломали все, что им попадало, опрокидывали и поджигали автомобили, автобусы, избивали хозяев магазинов. В течение четырех дней полиция (у английских полисменов кроме дубинок нет никакого оружия) не могла справиться с этими волнами дикого беспричинного насилия. Среди громил были не только люмпены, молодые люди из бедных кварталов; были дети из вполне обеспеченных семей, была даже олимпийская чемпионка. Причем громилы не предъявляли никому никаких требований – ни экономических, ни политических.
Думаю, эти погромы лишний раз свидетельствовали о том, что природа человека сверхагрессивна. Агрессивность не только присуща человеку, агрессивность – неотъемлемое биологическое свойство человека. Агрессивность способствовала его выживанию в ходе Эволюции, агрессивность - непременное, обязательное адаптивное качество, без которого и сегодня человек не может существовать.
Вероятно, какое-то количество агрессивной энергии в сообществах людей должно изливаться на неких «противников». Если «противник» другой народ, другое государство, тогда может начаться война. А если внешнего «противника» нет, то агрессия может излиться, например, на другие слои общества в своей стране. Тихая Англия, одна из самых благополучных стран мира, – тому пример.
Получается, будто без насилия, агрессии, человек существовать не может. Но так ли это?
Исторический путь развития человечества свидетельствует о том, что на нашей планете уровень агрессивности людей медленно-медленно все же снижается, а уровень миролюбия понемногу растет. Возникает вопрос: есть ли надежда на то, что в будущем (возможно, далеком будущем) человечество в большей мере, чем сегодня, сможет противостоять проявлениям агрессии и подавлять их превосходящими силами любви?
О тяге к войнам и стремлении к миру
Миролюбие – это стремление к миру и согласию, средство, при помощи которого можно противостоять агрессии и вражде. Миролюбие – это еще и установка на невраждебность. Открытость и твердое стремление человека к миру может сбить враждебность его противников.
За время своего существования наша цивилизация накопила опыт совместного проживания народов, на основании которого были разработаны принципы мирного сосуществования, закрепленные в Уставе ООН, принципы толерантности и огромное число разумных правил, деклараций и норм, направленных на сохранение мира между народами.
Человечеству известны также различные невраждебные способы организованного противостояния агрессии, в числе которых наиболее распространены: массовые протесты, демонстрации, марши и т.п.; публичные выступления против актов агрессии и несправедливости с трибун официальных органов, в СМИ; нейтралитет – отказ от вмешательства в чужие споры, конфликты и войны между странами; акции массового гражданского неповиновения, применяемые вместо актов возмездия; несотрудничество с агрессором; отказ от насилия (М. Ганди); непротивление злу насилием (движение толстовцев); помощь жертвам агрессии (гуманитарная помощь, помощь по линии общества Красного Креста, помощь организаций типа «Врачи без границ» и др.); поддержание паритета военных потенциалов с целью ядерного сдерживания (СССР и США в 1970–1980-е годы).
Общественный деятель Мохандус Карамчанд Ганди о ненасилии:
«Где бы ни возникла ссора, где бы вам ни противостоял оппонент, покоряйте его любовью. <…>
Нельзя сказать, что я не способен на гнев, например, но почти во всех случаях мне удается контролировать свои чувства. <…>
Ненасилие – это оружие сильных. У слабых это с легкостью может быть лицемерием. Страх и любовь – противоречащие понятия. Любовь безрассудно отдает, не задумываясь о том, что получает взамен. Любовь борется со всем миром, как с собой, и в конечном итоге властвует над всеми другими чувствами. <…>
Люди, открывшие для нас закон любви, были более великими учеными, чем любой из наших современных ученых» [Ганди. - http://www. gumer.info/bibliotek].
Таким образом, узаконены основные принципы, опробованы разнообразные способы противостояния агрессии. Остается главное – следовать им. Но странно, нескончаемые войны на протяжении всего исторически обозримого времени свидетельствует не о миролюбии, а о необычайно высокой агрессивности человечества. За последние 5,6 тысяч лет было около 14,5 тысяч больших и малых войн, в ходе которых погибло, умерло от ран, эпидемий и голода свыше 3,6 миллиардов человек [Новая Российская энциклопедия: В 12 т. – М.: Изд-во «Энциклопедия», 2003. – Т.4 (1), с. 143]. Как правило, к недолгим мирным передышкам народы приходили только после сильного кровопролития и потерь, чтобы передохнуть и набраться сил для новых войн. То есть миролюбие было вынужденный альтернативой привычной агрессивности. История нашей цивилизации – это история почти не прекращающихся войн.
Философ Фрэнсис Фукуяма справедливо считает, что тяга людей к конкуренции и соперничеству сохранялась во все времена, и пока нет оснований думать, что в будущем будет по-другому. «Общество, которому не угрожает конкуренция или агрессия, останавливается в развитии и перестает обновляться; индивиды, слишком склонные к доверию и сотрудничеству, становятся уязвимыми для более воинственных» [Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. – М.: Изд-во АСТ: ОАО «ЛЮКС», 2004,- с.143].
Со времен глубокой древности люди привыкли к войнам как средству решения спорных вопросов, а также как необходимому условию поддержания в мире порядка и средству здорового развития. Нужно признать, что как бы этому ни сопротивлялось наше пацифистское самосознание, вплоть до середины ХХ века военное противостояние и военные действия играли значительную роль в развитии человечества, являясь эффективным механизмом его Эволюции. Однако с появлением ядерного оружия войны стали нести в себе смертельную опасность всей цивилизации. Сегодня любое незначительное столкновение может перерасти в неуправляемый всемирный пожар и окончиться ядерной зимой.
Если верить эзотерическим преданиям, предыдущие цивилизации лемурийцев и атлантов значительно опережали нашу по своему интеллектуальному и техническому развитию, но погибли из-за вышедшей из-под контроля агрессивности. Следовательно, теоретически чтобы сегодня выжить, нам нужно не превышать некую критическую величину агрессивности.
К чему же пришла наша цивилизация? Ядерное сдерживание привело к значительной утрате такого механизма эволюционного регулирования, каким в течение тысячелетий был механизм войн. Сегодня люди воевать не перестали, локальные войны идут постоянно, но большой войны стараются избежать. Что ждет нас в будущем? Можно ли избавиться от войн вообще?
Поставим вопрос более прямо: возможна ли Эволюция человечества без войн? При всем своем миролюбии, мы вынуждены будем признать: в обозримом будущем, скорее всего, – нет! Человечество пока не в состоянии отказаться от таких механизмов развития, как военное противостояние и войны.
Мы отрицаем умом «тайную любовь к насилию», – признает психолог Ролло Мэй, – которая присутствует во всех нас в некоторой форме, и в то же время мы совершаем акты насилия. В начале любой войны мы постоянно демонизируем образ нашего врага, а затем, поскольку предстоит борьба с дьяволом, мы можем погрузиться в войну, не задавая себе всех трудных психологических и духовных вопросов, которые война ставит. Мы больше не сталкиваемся с осознанием того, что гибнут такие же люди, как мы [Мэй Р. Сила и невинность. – М.: Смысл, 2001, с. 199].
И, кроме того, вот еще что отмечено: войны ожесточают людей, но они и очищают. Войны – что-то вроде катарсиса. Подмечено, что многие мужчины одновременно любят и ненавидят войну. Несмотря на ужас, невыносимые тяготы, грязь, ненависть, многие солдаты находят войну единственным лирическим моментом своей жизни.
Каковы причины привлекательности войны? Ученые называют некоторые из них: привлекательность экстремальной ситуации (человек рискует всем в бою); воодушевляющее чувство боевого товарищества; в экстазе насилия присутствует атавистическое стремление к агрессии и разрушению (многие признают, что в страсти разрушения есть восторг); война разрушает индивидуальную ответственность, в воинской массе происходит деперсонализация личности отдельного солдата и его эго растворяется в сознании товарищей, индивидуальное «я» незаметно превращается в «мы», «мое» становится «нашим». Насилие возвращает в жизнь риск и вызов, и жизнь перестает быть пустой [Мэй Р. Сила и невинность. – М.: Смысл, 2001, с. 211-215].
Философ Фридрих Ницше о войне:
«Против войны можно сказать: она делает победителя глупым, побежденного – злобным. В пользу же войны можно сказать: в обоих этих действиях она варваризует людей и тем делает их более естественными.<…>
Доселе же нам неведомы иные средства, которые могли бы так сильно и верно, как всякая великая война, внушать слабеющим народам такую грубую походную энергию, такую глубинную безличную ненависть, такое хладнокровие убийцы со спокойной совестью, такой общий организованный пыл в уничтожении врага, такое гордое равнодушие к великим потерям, к своей собственной жизни и к жизни близких, такой глухой, подобный землетрясению, трепет души; пробивающиеся здесь ручьи и потоки, которые, правда, катят с собой камни и всякий сор и уничтожает поля нежных культур, позднее, при благоприятных обстоятельствах, с новой силой приводит во вращение механизмы духовной мастерской. Культура отнюдь не может обойтись без страстей, пороков и злобы» [Ницш Ф, Сочинения в 2 т. Т.1. - М.: Мысль, 1990, с. 433, 450].
Во все исторические времена было немало ярых поборников, которые достаточно убедительно отстаивали идеи необходимости войн. Мудрый Гераклит, утверждая, что «война есть отец всего», предупреждал, что борьба со злом невозможна без применения силы. Великий Георг Гегель был убежден, что войны сохраняют нравственное здоровье народов, подобно тому, как движение ветров не дает озеру сгнивать; войны предохраняют народы от гниения, которое непременно явилось бы следствием длительного мира. Военный теоретик и историк Карл фон Клаузевиц войну понимал как разновидность необходимой общественной деятельности, как общепринятый инструмент политики. Философ Фридрих Ницше полагал, что война - единственное средство, которое может внушить слабеющим народам грубую походную энергию, безличную ненависть, общий организованный пыл в уничтожении врага; войны, – утверждал он, – «совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему». Немецкий генерал Эрих Людендорф не без успеха пропагандировал идеи войны – как средства борьбы нации за выживание, в котором запрещенных приемов нет [Новая Российская энциклопедия: В 12 т. – М.: Изд-во «Энциклопедия», 2003. – Т.4 (1), с. 144].
По-видимому, на самом деле мы не можем избежать применения силы, не можем избавиться от необходимости «причинять боль миру» (М. Бубер). Отсутствие войн приводит к некоему очерствению и накоплению потенциальной агрессивной энергии, которая (это можно было заметить на протяжении послевоенной истории планеты) проявляется в накоплении отрицательных эмоций, росте враждебности и преступности.
Если многие философы, военные и общественные деятели оправдывали войны, то священники многих вероисповеданий всячески изощрялись в их благословлении и освящении.
Писатель Ярослав Гашек о войне и религии:
«Приготовления к отправке людей на тот свет производились всегда именем бога или другого высшего существа, созданного человеческой фантазией. <…>
Великая бойня – мировая война – также не обошлась без благословения священников. Полковые священники всех армий молились и служили обедни за победу тех, у кого состояли на содержании. <…>
Во всей Европе люди как скот, шли на бойню, куда их рядом с мясниками – императорами, королями, президентами и другими владыками и полководцами – гнали священнослужители всех вероисповеданий, благословляя их и принуждая к ложной присяге: «на суше, в воздухе, на море» и т. д. <…>
Полевую обедню служили дважды: когда часть отправлялась на фронт и потом на передовой, накануне кровавой бойни, перед тем, как вели на смерть.
Помню, однажды во время полевой обедни на позициях неприятельский аэроплан сбросил бомбу. Бомба угодила прямо в походный алтарь, и от нашего фельдкурата остались окровавленные клочья. Газеты писали о нем, как о мученике, а тем временем наши аэропланы старались таким же способом прославить неприятельских священников» [Гашек Я. Похождения бравого солдата Швейка. – М.: Изд-во «Художественная литература», 1967, с. 128-130].
Ситуация с войнами на планете пока складывается тупиковая. Чем больше прикладывается усилий для сдерживания агрессоров, тем больше накапливается неиспользованной агрессивной энергии, которая рано или поздно может рвануть и привести к уничтожению самого человечества.
В наше время после длительного агрессивного противостояния сильнейших держав мира и их взаимного сдерживания накопилась колоссальная потенциальная агрессивная энергия. Эта энергия готова вот-вот перейти в боевое состояние, она проявляется сегодня в виде локальных войн, единичных террористических актов. Что будет с планетой, если терроризм примет более масштабные формы? Возможно, массовый терроризм окажется пострашнее, чем третья мировая война.
Как же нам жить дальше, понимая, что однажды какая-нибудь малая война может незаметно стать большой и погубить нас всех? Всеми силами уходить от любых войн, или же мириться с их неизбежностью?
Пока ясно только то, что для предотвращения большой войны должны быть использованы все имеющиеся у человечества средства. Что касается природной «драчливости» людей (Мольтке Старший) и их непрекращающегося стремления решать спорные проблемы силовыми методами, то тут ничего не поделать: с природой не поспоришь, однако исторический опыт показывает, что энергию драчливости иногда можно с успехом «канализовать» в неагрессивные виды деятельности.
Каждый человек и каждое государство должны непоколебимо придерживаться принципов миролюбия и любой агрессии, любым воинственным действиям противопоставлять силы миролюбия. Как? Ответ пока один: строить международные отношения, опираясь на опыт мирного сосуществования народов, опыт ядерного сдерживания, опыт ненасильственной борьбы с агрессией, несмотря на то, что опыт этот совсем невелик. И всеми путями уходить от большой войны.
Подводя итог, Новая Российская энциклопедия сообщает: «Большинство исследователей признают, что война – один из основных видов общественной деятельности и, вероятно, она не исчезнет из человеческой жизни ни в ближайшей, ни в долгосрочной перспективе» [Новая Российская энциклопедия: В 12 т. – М.: Изд-во «Энциклопедия», 2003. – Т.4 (1), с. 145].
Трудно не верить такому авторитетному источнику.
Однако…
Верно ли, что человечество состоит из хищных и нехищных видов?
Наши соотечественники Б.Ф. Поршнев и Б.А. Диденко выдвинули гипотезу о возникновении в ходе Эволюции двух различных видов человечества: двух хищных и двух нехищных видов.
«Согласно гипотезе, в процессе антропогенеза сформировалось два хищных вида: суперанималы (сверхживотные) - потомки «первоубийц», «адельфофагов», и суггесторы (псевдолюди) – агрессивные и коварные приспособленцы …
Два нехищных вида характеризуются врожденным инстинктом неприятия насилия. Диффузный вид … - люди, легко поддающиеся внушению, «суггестии», и неоантропы – менее внушаемые люди, обладающие обостренной нравственностью …
Таким образом, согласно концепции врожденных видовых поведенческих различий в человеческом семействе, человечество представляет собой парадоксальное общежитие существ, несовместимо разных, от рождения наделенных диаметрально противоположными психогенетическими мотивационными поведенческими комплексами: стадным, точнее, общественным (подавляющее большинство) и хищным (несколько процентов)» [Из Интернета: Шенк В. На стадии адельфофагии].
Гипотеза о сосуществовании хищных и нехищных видов человечества чрезвычайно интересна. Однако поскольку взгляды Поршнева (и его ученика Диденко) не являются общепринятыми в науке, то пока неясно, что будет отвергнуто, а что принято.-
Ряд ученых уверенно заявляют о том, что в будущем человечество приложит более решительные меры к тому, чтобы значительно уменьшить уровень агрессивности в мире и добиться нейтрализации наиболее агрессивных (хищных) индивидов.
Выживает самый дружелюбный
Гипотезе Б.Ф. Поршнева–Б.А. Диденко о возникновении в процессе антропогенеза адельфофагии (поедания собратьев) и последующего разделения человечества на хищные и нехищные виды вполне соответствовало утверждение Чарльза Дарвина о том, что в ходе Эволюции «выживает самый приспособленный». Но насколько верным было это утверждение? – большой вопрос. В течение последних 150 лет версия «приспособленности» широко трактовалась как безальтернативность выживания самых сильных, безжалостных и потому самых агрессивных особей (данная версия лежала в основе всевозможных общественных движений, в том числе – фашистских). Многие специалисты на основании этой дарвиновской аксиомы и сегодня продолжают считать, что в ходе естественного отбора непременно должны побеждать самые сильные, а слабые естественно – погибать. Однако более широкие научные наблюдения показали, что это не совсем так.
В начале ХХ века к жизни стали пробиваться идеи о внутривидовой кооперации, сотрудничестве и взаимопомощи. Так, наш соотечественник социолог П.А. Кропоткин сформулировал «биосоциологический закон взаимной помощи», согласно которому и животные, и люди стремятся к объединению, общежитию и сотрудничеству. Вывод ученого таков: взаимопомощь и сотрудничество есть фактор Эволюции.
То есть на самом деле: Великая Эволюция выработала такой защитный механизм, как стремление живых организмов, в том числе людей, к кооперации, к объединению с себе подобными. Кооперация мотивирует не только биологическую активность, но и плодотворное экономическое сотрудничество. Нейробиологи всего мира в последнее время говорят о так называемом «социальном разуме». Было установлено, что мы изначально настроены не на эгоизм, внутривидовую борьбу и конкуренцию, а на кооперативное сотрудничество и отзывчивость. И наш мозг поощряет успешную кооперацию выработкой веществ, создающих положительные эмоции и взаимное признание. Можно предположить, что по мере дальнейшего развития человечества кооперативные тенденции будут усиливаться.
Американский антрополог Брайан Хэйр пошел дальше и в результате многолетних исследований пришел к важному открытию: в процессе Эволюции самая выгодная стратегия выживания – дружелюбие.
Сам Брайан Хайр, однако, признает, что своим открытием он обязан российскому ученому Дмитрию Беляеву. В Интернете я узнал, что Дмитрий Константинович Беляев (1917-1985), советский генетик, академик АН СССР, в течение многих лет проводил в Новосибирске выдающийся эксперимент по выведению одомашненных лис. Д.К. Беляев в 1950-е годы впервые выдвинул идею о воспроизводстве эволюционного процесса доместизации (одомашнивания) дикого животного на примере лисицы. Лисиц для эксперимента отбирали во многих зверосовхозах из числа дружелюбных к человеку.
Это был первоклассный эксперимент. Популяция лис была разделена на две группы. Для разделения на группы использовался единственный критерий – то, как животные реагировали на людей. Когда лисятам исполнялось по семь месяцев, экспериментаторы пытались аккуратно к ним прикоснуться. Если лисенок подходил первым или не пугался, его отбирали для скрещивания с лисом с аналогичной реакцией. Из каждого поколения отбирали только самых дружелюбных животных, и оии формировали группу дружелюбных лис. Все различия между группами сводились к критерию отбора – дружелюбие по отношению к человеку.
Беляев занимался этим экспериментом всю свою жизнь. И после нескольких десятилетий обычные лисы мало чем отличались от своих предков. Зато дружелюбные стали уникальными.
Примерно 50 поколений спустя у дружелюбных лис в мозге стало в пять раз больше серотонина – нейротрансмиттера, связанного со снижением инстинкта хищника и оборонительной агрессии, - чем у обычных лис.
За время эксперимента Беляев и его коллеги сделали то, на что обычно природе требуются тысячи поколений, и вывели формулу, которая работает: одомашнивание животных способствует повышению их дружелюбия, а дружелюбие становится адаптивным фактором, то есть фактором Эволюции.
Вероятно, аналогичным образом происходило одомашнивание других животных, в том числе таких свирепых хищников, как волки, которые в природе отличаются высокой социальностью и коммуникабельностью.
Сила волчьей стаи
В книге Элли Х. Рэдингер «Сила волчьей стаи. Реальные истории из жизни диких хищников» (М.: Эксмо, 2023. – 272 с.) всё списано «с натуры».
«Волчат оберегают, к ним относятся как ценнейшему сокровищу. Не только родители, вся семья, включая теть, дядь, старших братьев и сестер заботится о них».
«…Старым и раненым волки приносят пищу и никогда не бросают их в беде».
«Уход за слабыми и пожилыми продолжается до тех пор, пока их состояние не улучшится».
« Чтобы группа правильно функционировала, необходима совместная работа всех членов семьи…» (с. 31,36).
«Считается, что лидер должен обладать духовной силой и социальным интеллектом, чтобы группа его воспринимала.
Высшие животные всегда заботятся о дружественной атмосфере и гармонии в семье, что способствует единению и сплочению. Именно поэтому зрелому лидеру не нужно постоянно доминировать, он должен излучать природный авторитет.
Руководящая позиция не имеет ничего общего с агрессией…
… Вожак стаи – это тот, кто испытывает самое большое напряжение».
«Для волков очень важны гармонические отношения внутри стаи. Главный принцип руководства – сплотить и сблизить членов семьи, а не разделять их … Волки очень не любят деспотов…» (с. 43,45).
«Волки страдают. Когда кто-то из их семьи умирает или пропадает, они ищут его, они возбуждены, даже иногда агрессивны, они воют жалобно, протяжно» (с. 158, 171, 177).
Так, волки, обитавшие обычно в районе человеческих стоянок, сами себя одомашнили, сближаясь с людьми. Ученые предполагают, что постепенно животные стали понимать жесты и голоса людей. Волки стали сопровождать людей на охоту и жить сначала вблизи стоянок, а затем и вместе с людьми. Люди ценили их компанейство и дружелюбие, и постепенно звери перекочевали к жилью людей и к месту у огня. И получается, что не люди одомашнили волков, превратив их в собак, а самые дружелюбные волки одомашнились самостоятельно.
В своей замечательной книге «Выживает самый дружелюбный» (М.: Эксмо, 2022.- 288 с.) Брайан Хэйр и Ванесса Вудс пишут:
«У одомашненных в ходе опытов животных изменение уровня серотонина было в числе первых изменений, сопутствующих усилению дружелюбия».
«Расширение социальных связей стало причиной, по которой мы стали выжившим и преуспевшим человеческим видом».
«Гипотеза самопроизвольного одомашнивания человека постулирует, что естественный отбор воздействовал на наш вид в пользу более дружелюбного поведения, что усиливало способность более гибко сотрудничать и общаться. В течение многих поколений более успешными оказывались лица, чьим профилем гармонального набора и развития было дружелюбие и, следовательно, кооперативная коммуникация» (с. 92).
«Собственно серотонин усиливает влияние окситоцина…
Именно под сильным влиянием окситоцина на поведение наш вид выработал способность воспринимать свою группу как семью …
Иными словами, окситоцин уменьшает чувство страха и увеличивает чувство доверия».
«Окситоцин наводняет тело матери во время родов, он стимулирует появление грудного молока и передается младенцу при грудном вскармливании. Визуальный контакт родителей и младенцев создает окситоциновую петлю, вызывая чувство взаимной любви как у ребенка, так и у родителей» (с.102, 123-124).
Именно в результате повышения контактов и дружелюбия «внезапно наши технологии и культура стали гораздо мощнее и искуснее, чем у других представителей человеческого рода …
Тем, что позволило нам расцвести, тогда как другие виды людей вымерли, была когнитивная сверхсила: определенного рода дружелюбие, именуемое кооперативной связью».
«Homo sapiens процветал там, где другие виды умных людей не были на это способны, поскольку не смогли отточить навыки сотрудничества».
«Это дружелюбие возникло в результате одомашнивания самих себя…» (с. 21-22).
«Однако у нашего дружелюбия имеется темная сторона. Когда мы ощущаем, что группе, которую мы любим, угрожает опасность от другой социальной группы, мы способны выключить несущую угрозу группу из нашей ментальной сети – что позволяет дегуманизировать ее … Будучи неспособными на эмпатию к опасным аутсайдерам, мы не видим в них людей и способны проявить самые худшие формы жестокости. Мы одновременно самые толерантные и самые безжалостные существа на планете» (с. 24). (Мне кажется, наша жестокость к «чужакам-врагам» проистекает не только из их дегуманизации, но еще и отчего-то другого, может. от инстинкта самосохранения, или стремления к доминированию, или еще от чего-то? – Н.П.)
И «тот же самый поток окситоцина, наполняющий мать во время родов, питает ее ярость, если она ощущает угрозу своему младенцу».
«По мере самопроизвольного одомашнивания нашего вида ярко выраженная дружелюбность принесла с собой новую форму агрессии».
«Один их фундаментальных принципов социальной психологии гласит, что люди предпочитают иметь дело с членами своей группы».
«Не будучи способными испытывать эмпатию к чужакам, мы не воспринимаем их страдания. Агрессия становится допустимой. Правила, нормы и мораль человеческого отношения более не применимы (с. 135, 137-138).
Стало совершенно ясно, что «мы наиболее продуктивны, когда живем большими группами и сотрудничаем. Самые важные инновации происходят, когда мы обмениваемся идеями с людьми из разных слоев» (с. 212).
Исследования и открытия Беляева-Хэйра наводят на мысль, которая мне кажется чрезвычайно важной. Если у лис, волков и других животных доместизация (одомашнивание) способствовала повышению их дружелюбия и снижению агрессивности (и все это сопровождалось значительным повышением в их мозге серотонина), то в такой же мере доместизация влияла и на таких «животных», как люди, в результате чего люди становились более дружелюбными. И поскольку дружелюбие стало адаптивным фактором, т.е. фактором Эволюции, то его благотворное действие продлится в будущем. Рано или поздно это должно привести наш вид, Homo sapiens, и к дружелюбию, и к миролюбию.
Вывод: следовательно, появляется реальная надежда на то, что в ходе Великой Эволюции в будущем человечество сможет значительно снизить угрожающую его существованию агрессивность и станет достаточно дружелюбным и миролюбивым.