…Я в своём обмороженном теле / Красным солнышком душу пронёс
Борис Ручьёв родился 2 (15) июня 1913 года в Троицке. Настоящая фамилия Кривощёков. В 1930 году с другом М.М. Люгариным поехал на Магнитострой, где вступил в литературное объединение «Буксир».
В этом же году на страницах магнитогорской прессы впервые появились строки за подписью «Борис Ручьёв». В 1931-м начал работать литсотрудником в газете «Магнитогорский комсомолец». В 1932 году его стихи впервые вошли в сборник «Рождение чугуна». В 1933-м вышла первая книга стихов «Вторая родина». Летом 1934 года принят в ряды Союза писателей СССР, став делегатом съезда.
В 1935 г. поступил на заочное отделение Литературного института имени А.М. Горького. В марте 1936-го переехал в Златоуст. 26 декабря 1937 года арестован по линии НКВД. В ссылке им были созданы две поэмы и цикл стихов «Красное солнышко». В конце 1947 г. был освобождён. Летом 1949 переехал в Кусу. В октябре 1956 года реабилитирован и в 1957 переехал в Челябинск, затем в Магнитогорск. Почётный гражданин города Магнитогорска. Лауреат Государственной премии РСФСР им. Горького, награждён орденом Октябрьской революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени.
Умер 24 октября 1973 года.
Борис РУЧЬЁВ
ПЕСНЯ О БРЕЗЕНТОВОЙ ПАЛАТКЕ
Мы жили в палатке
с зелёным оконцем,
промытой дождями,
просушенной солнцем,
да жгли у дверей
золотые костры
на рыжих каменьях
Магнитной горы.
Мы жили в палатке,
как ветер, походной,
постели пустели
на белом восходе,
буры рокотали
до звёздной поры
в нетронутых рудах
Магнитной горы.
А мы приходили,
смеялись и жили.
И холод студил нам
горячие жилы.
Без пляски в мороз
отогреться невмочь,
мы жар нагоняли
в походную ночь.
А наш гармонист
подыграл для подмоги,
когда бы не стыли
и руки и ноги;
озяб гармонист
и не может помочь,
озябла двухрядка
в походную ночь.
Потом без гудка
при свинцовом рассвете
мы шли на посты
под неистовый ветер
большим напряженьем
ветра превозмочь
упрямей брезента
в походную ночь.
А мы накалялись
работой досыта,
ворочая скалы
огнём динамита.
И снова смеялись —
от встречи не прочь
с холодной палаткой
в походную ночь.
Под зимним брезентом
в студёных постелях
мы жили и стыли,
дружили и пели,
чтоб нам подымать
золотые костры
нетронутой славы
Магнитной горы.
Чтоб в зареве плавок
сгорели и сгасли,
как гаснут степные
казацкие сказки, —
метельный разгон,
ураганный надрыв
стремительных ветров
Магнитной горы.
Чтоб громкий на вёрсты
и тёплый на ощупь,
как солнце, желанный
в походные ночи,
на тысячи створок
окошки раскрыл
невиданный город
Магнитной горы.
Мы жили да знали
и радость и горе,
забрав, будто крепость,
Магнитную гору…
За рудами суши,
за синью морей
красивая слава
грохочет о ней.
Мы жили да пели
о доле рабочей
походною ночью,
холодною ночью…
Калёная воля
бригады моей
на гордую память
осталась о ней.
Мы жили, плясали
без всякой двухрядки
в холодной палатке,
в походной палатке…
На сотни походов,
на тысячи дней
заветная песня
осталась о ней.
СТИХИ О ДАЛЁКИХ БИТВАХ
1
За счастье и за мир родного края
и мне пора бы с братьями в строю,
оружие в руках своих сжимая,
с врагом заклятым встретиться в бою.
…Но далеко колышутся знамёна,
друзья мои идут в смертельный бой…
И в чутких снах долины Оймякона
отгул боёв я слышу над собой.
И в нетерпенье, радостей не зная,
всё жду я, сокол, скованный кольцом, –
когда же мне страна моя родная
прикажет встать и назовёт бойцом.
2
В неистовых болях, в несносной тоске,
и днём мне и ночью не спится,
дышу я, как рыба на жарком песке,
на койке полярной больницы.
И вижу вдали – в полумгле голубой
над родиной тучи, на родине бой.
В огне золотые мои города,
поля мои дымом повиты,
от тихого Дона до невского льда
в громах не кончаются битвы.
И снова в атаку, штыками грозя,
червонные звёзды проносят друзья.
Родные, с кем рос я, работал и жил,
заводы и станции строя,
с кем русых весёлых девчонок любил,
смеясь и страдая порою.
И мнится, что я за бойцами иду,
повязки, как цепи, срывая в бреду.
Кричу я, за строем бросаясь скорей:
– Я с вами, я с вами, ребята!
Я долго бежал от полярных морей…
Я друг ваш, а стану за брата…
Святое молчанье пред битвой храня,
бойцы, улыбаясь, встречают меня.
На каске звезда горяча, горяча…
От тяжести голову кружит,
железною ношей на тонких плечах
моё огневое оружие.
От боли шатаясь, с бойцами иду,
повязки, как цепи, срывая в бреду.
3
Боюсь я, что поздно свобода придёт…
Растает на реках расколотый лёд,
раскроют ворота и скажут: – Иди!
И счастье и слава твои впереди…
Приду я в Россию. Утихла гроза.
Навстречу мне жёнка прищурит глаза:
– Здорово, соколик! Здорово, мой свет!
А где ты, соколик, шатался сто лет?
Друзья твои прямо прошли сквозь войну
и кровью своей отстояли страну.
Им вечная слава, почёт без конца,
а ты, как бродяга, стоишь у крыльца…
Обижусь на жёнку, как сыч, загрущу,
по старым квартирам друзей поищу.
– Ни за что, ни про что попал я в беду,
откройте, ребята, я еле бреду.
В груди пересохло, и в горле печёт…
Но вижу в друзьях я большой недочёт.
Растут незабудки на бровках могил.
А я вас, ребята, как братьев, любил.
До синих цветов припаду головой,
а мертвые спросят: – Зачем ты живой?
Ты, видно, в боях не стоял до конца,
что сердце своё уберёг от свинца?
Стучит твоё сердце набатом в груди,
оставь нас, товарищ… Прощай и иди!..
Повсюду, повсюду бушует молва,
как немцев грозою разила Москва,
горел Севастополь и Киев страдал.
Шумят, вспоминая бои, города…
Гудят города день и ночь напролёт,
В ожогах и ранах пирует народ.
Отставив винтовки, надев ордена,
бойцы отдыхают за чаркой вина.
Мне скажут: – Куда ты идёшь, нелюдим?
Садись-ка за стол, посидим – подымим.
Ты выпей вина да похвастай, где был,
незваных гостей по-хозяйски ли бил?
Иль с неба, иль с тылу, иль запросто в лоб
заморскую сволочь вгонял ты во гроб?..
…Мне пир как похмелье, минута что год,
и хлеб словно камень, и хмель не берёт…
И думать нельзя, и не думать нельзя…
Прости меня, жёнка, простите, друзья!
У дальнего моря я долю кляну,
что в горькой разлуке живу я в войну,
что в первой цепи не шагаю в бою
и люди не знают про доблесть мою.
У ЗАВОДА
У завода — город, а меж ними речка,
а над речкой домик с рубленым крыльцом…
Если затоскуешь,
выйдешь на крылечко,
сядешь на крылечке к сиверку лицом.
Будто в доброй сказке,
мы почти что рядом,
сердцу всё открыто настежь
без ключа, —
ночи с перекликом,
вёрсты с переглядом,
реки по колено, горы до плеча.
Будто всё как прежде,
мы, как в песне, близко,
слышим в каждом вздохе
каждый перебой,
будто понапрасну ваши металлисты
с интересом тайным ходят за тобой.
Будто между ними
нет прохожим места,
волосы седеют, а любовь жива.
Будто ждёшь, как девка, любишь,
как невеста,
терпишь, как солдатка, плачешь,
как вдова.
Будто всё в порядке, —
вот пройдут метели,
вот меня уволят, сяду в самолёт…
Постучусь в окошко через две недели,
может — через месяц,
может — через год.
Может, и взаправду
мне не возвратиться,
может, вновь придётся долгие года
обживать пустыни, сторожить границы,
уходить в разведки, строить города.
Как назначишь сроки, если часа нету,
если вдруг — работа,
если вдруг — война,
если я годами мыкаюсь по свету,
если ты стареешь в домике одна.
Словом, от разлуки
нет покамест средства,
снова жди известий с зорьки дотемна,
не жалей, что часто
рвётся возле сердца
самая тугая, звонкая струна.
Если станет больно —
выйдешь на крылечко
на далекий север ласковей взглянуть,
где по горным кручам,
по таёжным речкам
заметает вьюга мой походный путь.
ТАК СБЫВАЮТСЯ СКАЗКИ В РОССИИ
Так сбываются сказки в России...
От великих трудов и утрат
ты всё крепче, смелее, красивей,
будто в битвах бывалый солдат.
Пусть, в работе все жилы напружив,
ты не помнишь досужего дня,
растеряв ненаглядных подружек,
задушевных друзей хороня.
Пусть, рискуя пропасть без дороги,
ты врубался в чащобы тайги,
сам лечил на привалах ожоги,
сам кедровник варил от цинги.
Пусть в безвыходных вьюжных осадах
ты от голода падал и слеп
и до гроба запомнил, как сладок
твой горбом заработанный хлеб.
Пусть в поту от горняцкой науки
ты не смог научиться беречь
молодые, горячие руки,
в вечных ранах и шрамах до плеч.
Пусть, хлебая студёную воду
в полых реках полярных пустынь,
ты бросался в упор ледоходу,
вместе с жизнью спасая мосты.
И ни разу в пожарах и вьюгах
заслужить ты упрёка не мог,
будто ты побежал от испуга,
будто в горе друзьям не помог.
Пусть, хрипя, задыхаясь в метели,
через вечный полярный мороз
ты в своём обмороженном теле
красным солнышком душу пронёс.
Источник: Газета «Танкоград», г. Челябинск, главный редактор Сергей Алабжин