«В наше больное время подвижники нужны, как солнце. Их личности – это живые документы, указывающие обществу, что есть люди иного порядка, люди подвига, веры и ясно осознанной цели». – …И эти мысли – о назначении художника, о роли писателя в жизни русского общества – не давали ему покоя: он постоянно размышляет об этом в письмах, дневниках, своих сочинениях: «Если опять говорить по совести, то я ещё не начинал своей литературной деятельности» (Суворину, 27 октября 1888 г.).
«Сам я от своей работы благодаря её мизерности удовлетворения не чувствую. Рано мне жаловаться, но никогда не рано спросить себя: делом я занимаюсь или пустяками» (Суворину, 26 декабря 1888 года). И это пишет Чехов, получивший от Академии наук Пушкинскую премию за сборник «В сумерках», создавший такие произведения, как «Степь», «Иванов», «Дуэль», «Палата № 6»…
Записи в дневнике:
«Если человек присасывается к делу, ему чуждому, например, к искусству, то он, за невозможностью стать художником, неминуемо становится чиновником. Сколько людей таким образом паразитирует около науки, театра и живописи, надев виц-мундиры!» – Стремление отыскать ответ на мучавшие его вопросы, глубже познать жизнь народа, осознать до конца чувство ответственности художника перед ним привело А. П. Чехова к решению поехать на Сахалин: «Я многое узнаю и выучу. Полагаю, поездка – это непрерывный полугодовой труд, физический и умственный, а для меня это необходимо» (Суворину, 9 марта 1890 г.).
Путешествие по России, пребывание на Сахалине многое изменили в жизни Чехова, в его отношении к литературе, к своему творчеству: «То, что Вы когда-то читали у меня, забудьте, ибо то фальшиво. Я долго писал и долго чувствовал, что иду не по той дороге, пока, наконец, не уловил фальши. Фальшь была именно в том, что я как будто кого-то хочу… научить и вместе с тем что-то скрываю и сдерживаю себя» (Суворину, 28 июля 1893 года). В этом же письме А. С. Суворину писатель сообщает: «Написал я также повестушку в 2 листа «Чёрный монах». – Как же отразились в ней мысли Чехова об искусстве, о литературном творчестве, о назначении художника?
Антон Павлович скромно назвал свою «повестушку» «медицинской», изображающей всего лишь «молодого человека, страдающего манией величия». Современники писателя не поняли чеховскую повесть, считая её всего лишь «психиатрическим этюдом», находя в ней неясность идейной позиции автора… А Лев Николаевич Толстой, добрая душа, прочитав «Чёрного монаха», воскликнул: «Это прелесть! Ах, какая это прелесть!»
Самые разнообразные мысли и чувства вызывает чеховское произведение: видишь в нём типы и мотивы, которые вскоре писатель разовьёт в повести «Три года», пьесах «Дядя Ваня», «Вишнёвый сад». Любопытны размышления героя повести о гениальности и сумасшествии, таланте и посредственности, стадности и избранности человеческого существования: все те мысли, занимающие общество и сейчас, добавлю я.
А какой детски-радостной нотой начинается повесть! «…Впереди целое лето, ясное, весёлое, длинное, и вдруг в груди его (Коврина) шевельнулось радостное молодое чувство, какое он испытывал в детстве, когда бегал по этому саду… прекрасное настоящее и просыпавшиеся в нём впечатления прошлого сливались вместе; от них в душе было тесно, но хорошо».
Учёный, философ, Андрей Васильевич Коврин приехал в гости к садоводу Песоцкому, много работал. Подружился с дочерью Песоцкого Таней. Однажды Коврин рассказал Тане легенду о чёрном монахе: тысячу лет назад он шёл по пустыне, а его отражение через атмосферу появлялось то в одном, то в другом месте земли. И этот мираж блуждает по всей – по всей вселенной. Через тысячу лет монах-мираж снова попадёт в земную атмосферу и покажется людям…
И монах действительно показался Коврину: этот призрак, продукт его больного воображения, беседует с героем:
– Ты служишь вечной правде. Твои мысли, намерения, твоя удивительная наука и вся твоя жизнь носят на себе божественную, небесную печать, так как посвящены они разумному и прекрасному, то есть тому, что вечно.
– Но разве людям доступна и нужна вечная правда, если нет вечной жизни?
– Вечная жизнь есть.
– Ты веришь в бессмертие людей?
– Да, конечно. Вас, людей, ожидает великая, блестящая будущность. И чем больше на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее. Без вас, служителей вечному началу, живущих сознательно и свободно, человечество было бы ничтожно; развиваясь естественным порядком, оно долго бы ещё ждало конца своей земной истории. Вы же на несколько тысяч лет раньше введёте его в царство вечной правды – и в этом ваша великая заслуга…
– А какова цель вечной жизни?
– Как и всякой жизни – наслаждение. Истинное наслаждение в познании, а вечная жизнь представит бесчисленные и неисчерпаемые источники для познания.
…Быть избранниками, служить вечной правде, стоять в ряду тех, которые на несколько тысяч лет раньше сделают человечество достойным царствия божия, то есть избавить людей от нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха и страданий, отдать идее всё – молодость, силы, здоровье, быть готовым умереть для общего блага, – какой высокий, какой счастливый удел!
Вот они – заветные мысли художника – о служении высшему началу, царству вечной правды, познании как истинном смысле жизни, об избавлении людей от изнуряющей борьбы за существование и страданий. Об этом мечтал писатель, сам уже больной, кашлявший кровью. Дух его укреплялся верой в великое предназначение человека, очищающую силу искусства, и это давало А. П. Чехову стимул к творчеству и радость. «…Мне кажется странным, что от утра до ночи я испытываю одну только радость, она наполняет всего меня и заглушает все остальные чувства. Я не знаю, что такое грусть, печаль или скука».
– Разве радость – сверхъестественное чувство? Разве она не должна быть нормальным состоянием человека? Чем выше человек по умственному и нравственному развитию, чем он свободнее, тем большее удовольствие доставляет ему жизнь. Апостол говорит: «Постоянно радуйся. Радуйся же и будь счастлив».
Но почему же эти прекрасные мысли автор отдал двойнику Коврина, «Чёрному монаху», призраку? Да мог ли не видеть Чехов (тем более после Сахалина!), как груба, некрасива, несвободна жизнь русского человека? И что только в мечтах он бывает порою счастлив?.. Талантливый садовод Песоцкий вырастил дивный сад, страдал, мучился, отдавал ему все силы. А после смерти Песоцкого всё пошло прахом… Не нашла счастья Таня – ни в уходе за садом, ни в любви. Только в бреду, в бессознательном состоянии счастлив Коврин. Да почему же так не везёт в жизни этим хорошим, так желавшим счастья людям?
И всё же светлой, радостной нотой заканчивается повесть!
«Он (Коврин) звал Таню, звал большой сад с роскошными цветами, обрызганными росой, звал парк, сосны с мохнатыми корнями, ржаное поле, свою чудесную науку, свою молодость, смелость, радость, звал жизнь, которая была так прекрасна… Невыразимое, безграничное счастье наполняло всё его существо». – Так и мы, вместе с Чеховым, не теряем сил и надежд на радость, светлое будущее и вечную жизнь, которая обязательно нам когда-нибудь снизойдёт.