Закончилась зима, и вместе с ней миновало 70-летие битвы под Москвой, которая ещё не переломила хода войны (ибо немцы будут наступать ещё почти год), но лишила врага надежды на блицкриг, укрепила веру русских людей в окончательную их победу. Но какой фактор оказался решающим в том многодневном сражении «под стенами Кремля? У меня есть ответ на этот вопрос. Прошу пять минут внимания.
I.
Издавна повелось среди ретивых комментаторов русской боевой славы искать объяснения ей если не вмешательством потусторонних сил, то благорасположением природы. Недаром она зовётся родной: родная русская природа. Мол, стоит нашим врагам оказаться в пределах любезного отечества, так сразу под их ногами самые скверные в мире дороги раскисают от дождей, сыреет порох в пороховницах или, наоборот, наступает такая сушь, что заморский гость не успевает добраться до ближайшего колодца, падает замертво на полпути. Особенная роль отводится безжалостным русским морозам. Генерал- Мороз – якобы вот неоднократный победитель непобедимых доселе армий под предводительством непобедимых же военных гениев. Сей коварный генерал русской службы, когда надо, даже календарной зимы не ждёт – является по зову соотечественников в любую пору года. В одном из американских фильмов по роману «Война и мир» французы и их сателлиты, ведомые Наполеоном, вступают в Москву по заснеженным улицам. И мы, дорогие соотечественники, млеем от впечатления: какие съёмки! Как играют голливудские небожители! Нам чисто по-русски наплевать, что в конце августа – начале сентября на Восточно-Европейской равнине, на широте Москвы, ещё лето, да впереди – Бабье лето. А тот, 1812 года сентябрь был особенно жарким и сухим.
В изобразительном искусстве превалируют картины отступления французов по Старой Смоленской дороге, по снегам, сквозь пургу. Французскому обывателю становятся понятно, почему доблестные галлы бегут: на ходу легче согреться. Выходит, оставаться в горящей Москве – чересчур жарко, выбрали среднее. Русский обыватель снисходительно отмечает жалкий вид жаков, разодетых в бабье тряпьё: поделом им! А ведь в начале октября, по ст. ст., когда Великая армия корсиканца (всё ещё действительно великая, грозная) покидала горящую Москву, термометры показывали +10 по Цельсию, моросило. Свидетельство участника отступления: ещё тепло, дороги раскисли; по ним движутся колонны пеших и конных, экипажи, телеги, гружённые добром. Солдаты тащат на себе награбленные пожитки. Офицеры в женских салопах и меховых шапках – маскарадные персонажи. Ниже нуля столбик в термометре упал только через месяц, после 4 ноября, когда выпал первый снег. Отмечая это, М.Франсуа говорит о «сильных холодах». Насколько они были «сильны» объективно? При переправе через Березину 14-16 ноября, по свидетельству французского офицера, по реке плыли редкие льдины, отступающим пришлось наводить мосты и перебираться вброд. Если бы действительно накануне грянули(!) морозы, то равнинная река стала бы, и её можно было бы перейти по льду. Морозы вскоре грянули-таки, но после Березины остатки Великой армии представляли собой бегущие толпы.
Морозостойкость русских объясняется не особой выделкой природной человеческой кожи, не каким-то особенным её волосяным покровом, а традицией одеваться по погоде. Что мешало Наполеону запастись зимней одеждой накануне похода в Россию? Только самомнение императора, «привыкшего» побеждать до наступления холодов. Это был его стратегический просчёт. А за просчёты стратега история ставит ему «неуд» с неумолимыми последствиями. Армия Кутузова тоже страдала от холодов, зимняя компания уполовинила её на пути от Малоярославца до Немана. Наполеон же потерял практически всех своих солдат и бежал от гибнущих домой в утеплённом экипаже. Русские поставили победную точку в декабре 1812 года, потому что оказались непобедимы в летние месяцы.
II.
В Московской битве зимой 1941-1942 годов главный немецкий стратег и его стратегическое окружение поплатились за свою самонадеянность значительной частью обмороженных солдат и техники, вышедшей из строя из-за холодов. Не генерал Мороз проявил здесь инициативу, а Красная Армия более медленным, чем ожидал противник, отступлением подвела армии Вермахта под дополнительный «удар морозом». Успехам немцев в первый период войны сопутствовали их гибельные просчёты. Ибо, по расчёту берлинских стратегов, кампания 1941 года на востоке Европы должна была быть сугубо летней – июль, август. А по сумме их просчётов она перетекла в осеннюю, затем в зимнюю. Вопреки воле гитлеровского командования. И по воле советского, русского солдата, его военачальников. Это они намертво остановили врага у Ленинграда, на два месяца задержали армии «Центр» в битве за Смоленск. А сколько раз останавливали на всех направлениях до неё и после, вплоть до подступов к Москве! Местами переходили в наступление. И заметьте, происходило это жарким летом сорок первого.
Боже упаси сделать из сказанного вывод, что Советское командование с расчётом затягивало сопротивление до зимы. Холода никому не на руку. В каждом отдельном бою, в каждом отдельном действии подразделений, от взвода и роты до дивизии и армии, расчёт был один: остановить врага и вынудить его к отступлению. Или хотя бы задержать, измотать, дать возможность вывести население, промышленные предприятия, скот, хлеб, ценности в тыл. А там восстановить производство, провести мобилизацию, создать боевые резервы. Руководство СССР оказалось единственным среди стран, подвергшихся агрессии, которое поставило перед страной и её вооружёнными силами такую комплексную задачу и решительно принялось направлять народ на её выполнение. Народ же откликнулся так, как всегда откликался на вторжения извне за свою 1000-летнюю историю.
Прошло всего месяц с начала войны, мало кто в мире, кроме наших людей, сомневался в конечном, скором торжестве нацистов на Восточном фронте. А в оценке советских людей и их вооружённых сил фельдмаршалом фон Браухичем слышится настороженность и уважение: «Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник». Более определённо высказывается командование группы армий «Юг»: «Силы, которые нам противостоят, являются по большей части решительной массой, которая в упорстве ведения войны представляет собой нечто совершенно новое по сравнению с нашими бывшими противниками. Мы вынуждены признать, что Красная Армия является очень серьезным противником... Русская пехота проявила неслыханное упорство прежде всего в обороне стационарных укрепленных сооружений. Даже в случае падения всех соседних сооружений некоторые доты, призываемые сдаться, держались до последнего человека». Позже Генерал Блюментрит напишет: «Теперь политическим руководителям Германии важно было понять, что дни блицкрига канули в прошлое. Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя» (здесь и ниже выделено мной. – С.С.).
Что говорить о прямолинейных генералах, если даже министр пропаганды (и какой пропаганды!) и не ординарный министр, а Гебельс, предрекавший перед вторжением крушение большевизма, будто «карточного домика», уже на 10-й день войны записал в дневнике: «На Восточном фронте: боевые действия продолжаются. Усиленное и отчаянное сопротивление противника... У противника много убитых, мало раненых и пленных... В общем, происходят очень тяжелые бои. О «прогулке» не может быть и речи. Красный режим мобилизовал народ. К этому прибавляется еще и баснословное упрямство русских. Наши солдаты еле справляются».
Ради истины следует сказать, что в подобных отзывах немецких военачальников и солдат немало сетований на неблагоприятную погоду, чаще всего на мороз. К примеру, тот же Блюментрит вспоминал о французских добровольцах: «У Бородина фельдмаршал фон Клюге напомнил им, как во времена Наполеона французы и немцы сражались здесь бок о бок против общего врага. На следующий день французы смело пошли в бой, но не выдержали ни мощной атаки противника, ни сильного мороза и метели. Французский легион был разгромлен». Напоминаю, что речь идёт о морозах той зимы, которую гитлеровцы и их союзники наметили с комфортом пересидеть в тепле московских (и иных городов) квартир, любуясь романтикой метелей через двойные оконные стёкла.
Есть основание полагать, что генерал-Мороз, которому зарубежные и подпевающие им наши родные, отечественные историки приписывают русское происхождение, на самом деле является вненациональной, самостоятельной силой. Он принимает сторону тех, кто с ним считается, серьёзно относится к его предупреждениям в виде отдалённых угроз (по словам Пушкина).
В первую военную зиму Красная Армия также оказалась в целом недостаточно одетой и обутой. Накануне декабрьского контрнаступления новобранцев для пополняемых боевых частей и новых, создаваемых в спешке, просто не успевали обшить, снабдить из складов ватниками, ушанками, валенками, рукавицами, тёплым бельём. Даже снабжение оружием не поспевало вслед отправляемым на фронт. Что говорить об амуниции!
Я обладаю информацией из первых рук. Более сорока лет тому назад Маршал Советского Союза Ф.И. Голиков, работавший над книгой о битве за Москву, рассказал мне о формировании подчинённой ему, тогда генерал-лейтенанту, 10-й армии Западного фронта, которой предстояло с 5 декабря 1941 года наступать южнее Тулы от Рязани на Михайлов – Сталиногорск – Белёв – Сухиничи; всего километров 250. Противостояли ей соединения танковой армии Гудериана(!). Но за три недели до наступления тыл армии организован не был. Только начали создавать базы, склады, лечебницы, транспорт, продовольственные запасы. Командующий был обеспокоен не только практическим отсутствием в армии танков (командование выделило один Т-34 и несколько БТ) и воздушного прикрытия, недостаточным количеством средств связи, даже обычного вооружения стрелка, транспорта, но и необеспеченностью зимним обмундированием. В дивизиях имелось в наличии от 30 до 50% положенного количества тёплых вещей. Их постепенно подвозили, но нехватка ощущалась постоянно, пока армия продвигалась на запад при морозах в 20-30 градусов. Так что о помощи нам Генерал-Мороза можно говорить с большими оговорками. Несколько согревала надежда, что немцам ещё хуже.
Тогда кто же нам помог всё-таки? Или что нам помогло? Ведь существовала же некая сила в помощь тем, кто одолел в битве под Москвой, уступая побеждённым в живой силе, буквально во всех видах вооружений и механизированных транспортных средствах. Только по самолётам было равенство, но у нас преобладали устаревшие типы.
III.
Я подсмотрел ответ на этот вопрос у одного гитлеровского военачальника высокого ранга. Но прежде я познакомлю вас, уважаемый читатель, с мнением группы наших соотечественников, титулованных учёных. Недавно рассеянным нажатием кнопки я вклинился в телепередачу, посвящённую начальному периоду ВОВ. Тройка новых историков с выражением лиц, свойственным актёрам, играющим интеллигентных подлецов, учёно рассуждала о том чуде, коим стала победа (по их мнению) плоховооружённой, раздетой, голодной, деморализованной пятимесячным отступлением Красной армии над полнокровной машиной Вермахта, правда, немного примороженной. И вот к какому пришли выводу.
Дескать, советские учёные с начала войны работали над получением в промышленных количествах своеобразного наркотика, вызывающего полное бесстрашие и титанический всплеск сил. Употребивший его будто бы не чувствует ни холода, ни голода, ни жажды и способен на подвиги a la античный герой. Издавна, вспоминаю из прочитанного, такой напиток назывался «сома». Древние германцы гнали его из грибов-мухоморов. Но в России, тем более зимой, на всех желающих и тепличных мухоморов не хватило бы. Поэтому к решению проблемы подключили химиков. И те выполнили задачу товарища Сталина. Как раз, по мнению той учёной тройки, к зиме 1941 года «Сома советская» стала поступать на фронт. Так вот почему наши железные дороги не справлялись с подвозом должного количества вооружений, амуниции и съестных припасов! Они везли в бочках из-под огурцов (для дезинформации врага) «напиток победы». Бойцы принимали на грудь свои 100 граммов (а кто и все 200) и сразу бросались на врага, чтобы от перевозбуждения не броситься на своих командиров. Любой из них был способен разломать голыми руками танк Гудериана.
Разумеется, я иронизирую. А как же ещё относится к подобным «круглым столам» круглых… Хотел сказать «идиотов». Но сдержусь. Ведь умалишённый вызывает жалость и сострадание, а та троица, под прикрытием научного выявления истины, покушается на честь Отечества ради своих ничтожных желаний прослыть оригиналами, открывателями «тайн войны». Если кто-то смотрел эту передачу, прошу откликнуться. Надо выявить имена, вывести их на суд общественного мнения.
Так какой же ответ на вопрос, кто же нам помог? К сожалению, ответил не наш соотечественник, а враг. Но враг честный – фельдмаршал фон Браухич. Он увидел грозное для врагов «своеобразие страны и своеобразие характера русских». Другими словами, его встретил под Москвой зимой 1941-42 годов Генерал-Характер. Он всецело наш, русский.