Предисловие к очерку третьему
В нашей отечественной истории не счесть кровавых и тягостных для народного организма и общественного сознания событий, особенно в ХХ веке, которые в народе называют карой Господней. Это небывалые людские и материальные потери в войне с фашистской Германией (по сути, почти со всей Европой, за исключением Англии и Сербии, которых вермахт не сломил). Пережить их удалось в значительной мере гордым и радостным ощущением Победы. Это, наконец, катастрофические нравственные потери от небывалого унижения в конце второго тысячелетия, когда вдруг наш несовершенный, но вполне пригодный для того, чтобы жить и мыслить, привычный мир в одночасье рухнул. Кто-то невидимый и всесильный, подавляя нашу волю, подверг ревизии самые святые для сердца русского понятия Отечество и патриотизм, поменял местами личное и общественное, обесценил естественные, не вызывавшие ранее сомнений моральные ценности. Прервалась связь поколений. Наше главное богатство (нет, не газ, не нефть!) - русская речь - стала стремительно превращаться в набор отдельных слов, обслуживающих англосакское косноязычие в американо-интернетовском варианте.
Господняя ли это кара? Сомневаясь в определении, попытаюсь применить к ним идею исторического возмездия. Давайте, мой уважаемый читатель-собеседник, мысленно оглядимся в нашей истории. Если вы успели прочесть «Урок Помпеи» и «Трагедию «народа безжалостного», то, скорее всего, станете искать в обозримом прошлом России подобное тому, что запомнилось от действий царя Давида и императора Веспасиана, крымских Гиреев и Сталина. И каждый, в силу своих предпочтений, кое-что, более-менее похожее найдёт.
Сам я перебрал в уме немало событий этого ряда, но долго не мог остановиться на равноценном, чем можно было бы объяснить действие «исторического возмездия» на Россию в той степени, которую она испытала на переломе тысячелетий и от последствия которого не скоро, видно, избавится. Задача оказалась не простой. Необходимо было отыскать в прошлом некое преступление, совершённое всем мiромъ, не только правящей верхушкой, в отношении соседей или единодержавных инородцев-иноверцев, которое соответствовало бы по своей масштабности ныне переживаемому наказанию.
На ум приходили разделы Польши при Екатерине, конкретно – расправа суворовских солдат с защитниками варшавского предместья Праги (к слову, в отместку за умерщвление поляками русского гарнизона накануне). Но вспомнилось, что в разделе безнадёжно больной страны участвовали пруссаки и подданные австрийской короны, а сам раздел с нашей стороны был закономерным эхом неоднократных, в прошлом, попыток оголодавшей шляхты разделить с другими, охочими до чужого, русский пирог. Прислушался к любимому на Западе припеву к любой мысли изречённой, когда речь заходит о России: мол, жестокий царизм обрёк на вымирание целые народы имперских окраин, а большевики этот процесс ускорили. Увы, факты не подтверждают сего сурового обвинения: древние писцовые книги, подушные скаски, переписи нового времени дружным хором свидетельствуют о повсеместном росте податного населения, в том числе иноверческого (последние, после их «завоевания стали размножаться с такой же скоростью, как вымирали североамериканские индейцы). Исчезли на нашем европейском севере, за Волгой и за Уралом, растворившись в соседях, только те сверхмалые языки, носителей которых было «раз, два, и обчёлся».
Один мой читатель из Уфы, полукровка, покинувший малую родину из-за невыносимого, по его словам, «кумысного национализма», заметил, что его русские предки застали в долине Агидель цивилизацию кобыльих турсуков и юрт с белыми трубами, а теперь он и другие вынужденные переселенцы оставляют на местах древних кочевий роскошный оперный театр имени Салавата Юлаева. От себя добавлю: и университет и многое другое от русских колонизаторов, что никак геноцидом не назовёшь.
Так я маялся. Вроде бы под рукой обилие мерзких фактов, которые можно смело ставить в вину соотечественникам, но всё не то. Не та глубина содеянного. Не тот size, как говорит молодёжь на правдивом, но уже не свободном русско-английском. Наконец искомое отыскалось. Оно находилось перед глазами, на виду, как то письмо, что искал предшественник Шерлока Холмса из известного рассказа Эдгара По.
Отречёмся от старого мира!
Свидетели национальной и государственной катастрофы России начала ХХ века поражались, как быстро, практически мгновенно, русский человек отрёкся от вековых ценностей, на которых держалось единство государства и общества, – от религиозных верований трёх десятков поколений предков, от благих патриархальных устоев семьи и мiра, который охватывал большинство населения страны и который, в целом, сопротивлялся аморальным новшествам Запада, опасным для православно-христианской нравственности.
Русский человек, получив возможность относительно гуманно и безболезненно расстаться с изжившим себя самодержавием, отрёкся от него жестоко, язычески – жертвоприношением детской кровью. Отрекся от империи, как единственной конструкции, способной обеспечивать устойчивость огромной державы на дороге времени (союз автономий, даже бумажных, с национальными границами, - это хрупкая, обречённая на разрушение конструкция). Притом, не один названный, а каждый акт отречения сопровождался потоками крови, разрушениями до основания материальных объектов, забвением духовных ценностей ради призраков мёртворождённого учения. Я здесь не ставлю задачи детального анализа этого явления, которое можно оценить как массовое самоубийство тела и души. Здесь констатируется сам факт, с некоторыми попутными выводами.
Русский человек охотно повёлся на примитивные обещания новых пророков, умелых соблазнителей. Георгиевский кавалер Василий Скорых (из романа «Феодора»), обвинявший во всех грехах, во всех преступлениях против его Отечества инородцев, стал постепенно убеждаться в обратном. А именно, за ужасы революции, кроме комиссаров–евреев и прочего «интернационала», в первую очередь в ответе во много раз превосходящие их количественно русские люди, составившие им преступную компанию от СНК до низового комиссариата. Задрав штаны, по словам самого пролетарского из всех пролетарских поэтов, побежали экспроприировать, по-нашему грабить, а поскольку грабить – не очень хорошо, даже скорее очень плохо, то прикрылись лукавым лозунгом-призывом «грабь награбленное».
**
За границей да и у нас, благодаря нашим писателям, преобладает мнение о русских, как о рабской массе, покорной начальству; вообще, сильной руке. Ошибочное мнение. Уже революции начала ХХ века и Гражданская война его опровергли. Веками в простонародной стихии тон настроениям задавали стеньки-разины по призванию, беглые холопы и разбойники, каторжники и ссыльные, ушкуйники, бродяги и казаки, старообрядцы разного толка, другие сектанты, вольница по призванию. Бунтарство и непокорность власти, стихийные антидержавные настроения входили в кровь поколений. Сказочно грезилась, представлялась наибольшим благом вольная жизнь, без несения повинностей, без солдатчины и налогов, с уравниловкой, в сытости и тепле, с правом на самосуд и грабёж приглянувшегося чужого имущества, якобы «нажитого не по правде».
Настроения постоянно подогревалось пропагандой политических поселенцев в последние десятилетия перед революцией. Они умело играли на душевных струнах мужичка, даже на животной любви к народному, доброму царю-батюшке. Не конкретному, а царю как идеи. А девять же из десяти наших «просвещённых» рабочих были теми же мужичками, в каждом из которых сидел разной готовности бунтарь. Собрались трое однодумцев – это уже ватага, не безопасная для всякого, кто инако одет, инако двигается, инако мыслит. Сбились в стаю числом бессчётным, с кольями, с вилами и топорами по соблазнительному зову некоего вожака по призванию, - жди бунта, бессмысленного и кровавого. И бунт срывается по крику «бей!» За что? Ради какой цели? Понимается смутно. Даже не всем понятно, кого бить. Закрывай глаза и маши…
Многомиллионная масса, вызревавшая в старой России для грядущих потрясений, вовсе не была по природе «красной». В ней преобладали люди «зелёные», суть «безначальные». От русскости своей, от православия они способны были легко отказаться, если грезилась им выгода от иных ценностей. Апологеты «мирового тарнацинала» вкрадчиво сулили: погодите малость, победит всемирная революция, и государство отомрёт; заживёте, не зная начальства, поборов, себе в радость, словно в Беловодье. Только помогите нам, народным заступникам, берите ружья, стреляйте в эксплуататоров!
Так задолго до революции в тёмные массы стал проникать народный большевизм, мало чем отличный от обыкновенного анархизма. Государственная конструкция Белой империи была далеко не идеальной, но требовала не уничтожения, а перестройки по обдуманному, при каждом практическом шаге проверяемому плану. Её разрушители и Богу вызов бросили, обещая устроить рай на земле, ещё при жизни тех, кто пойдёт за ними.
***
Печально, но факт: русские люди на поверку чаще оказываются православными по обряду, чем по внутреннему содержанию. Они легко соблазнились заменой веры в Христа на псевдорелигиозную веру в коммунизм. Среди них стали появляться яростные и энергичные фанатики-богоборцы, мученики ложной идеи, склонные к уголовщине, разврату, кощунствам и богохульству. Истинно верующим осталось только молиться за своё и заблудших душ спасение.
Дочь названного выше Георгиевского кавалера, героя Геок-Тепе, сама большевичка, поясняла растерянному отцу, убеждённому монархисту: «Твои православные легко предают Бога. Это им выгодно. Ибо, раз Бог упразднён, то всё дозволено – грабить до нитки соседа, вырывать из Священного Писания листы на самокрутки, устраивать самосуды, материться при детях и женщинах, отнимать жизнь у ближнего лишь за то, что он думает иначе».
По сути, произошло кровавое отречение русского народа от самого себя, ибо новый мир, который предстояло построить уцелевшим, ни на что прежнее похожим быть не мог. И не стал. И не надо обманывать себя, что постперестроечная Россия возрождается. Строится новая, третья по счёту страна, теперь с названием Российская Федерация, назвавшая себя правопреемницей того, что было до неё на территории на пятую часть большей. Но построиться ли?
Почти весь век платила моя страна судьбами и жизнями за то отречение. Историческое возмездие в отношении её длится по сей день. Измерять его можно в разных показателях. Рассмотрим один.
Расплата по счетам
В начале царствования Николая II в России насчитывалось 122 миллиона жителей. Почти двадцать лет спустя население увеличилось до 182 миллионов. В 1939 году, т. е. через 26 лет, дирижеры переписки населения в СССР смущенно поднесли очам товарища Сталина поразившую его цифирь - 170,6 миллионов. Меньшую показать было опасно для «ближних бояр». Вождю поспешили объяснить, что царские 182 миллиона душ - это жители всей империи, с территориями, не вошедшими в СССР (Финляндия, Царство Польское, др.). В границах же СССР тогда, до 1913 г., проживало всего 159,2 миллионов подданных «Николая Кровавого».
Это объяснение высочайшую тревогу за будущее страны советов не уняло. Если на этом пространстве прирост народонаселения составляет более двух миллионов человек в год, пусть два, то на 22 году рабоче-крестьянской власти должно насчитываться за 210 миллионов советских людей. За вычетом павших в «империалистическую» и «гражданку», белой сволочи и их прихвостней, бежавших за кордоны, по малому счету, должно быть никак не меньше 200 миллионов строителей социализма. А тут тебе 170,6! Где еще 30?!
**
Пока товарищ Сталин ломает себе голову над этим вопросом, обратимся к другой статистике. В первые годы власти большевиков, только при жизни Ленина, ими было уничтожено, изгнано из страны 2,5 млн. дворян и разночинцев (почти все «служилое сословие»); другие потери в тысячах человек: духовенства - 300, купечества и интеллигенции - по 360, чиновников - 600, офицеров - более 200, верных присяге нижних чинов - 260, наиболее квалифицированных рабочих (вспомним восстание в Ижевске) - 200. Итого около 5 миллионов (количественно это почти «сумма Холокоста», но компенсации ждать неоткуда, разве что из второго кармана). Далее, было разграблено и разгромлено 16 млн. крестьянских хозяйств с населением 80 млн. человек. Разорены 637 монастырей (а это крепкие хозяйства, питающие больницы и приюты, и сами - богадельни). Ужасны были потери среди казачества, обреченного на исчезновение приказами Троцкого и Свердлова безжалостно расстреливать богатых казаков (бедность в станицах - экзотика!) и всех, у кого найдут оружие (безоружный казак? Не нонсенс ли?). А потом был апокалипсис коллективизации и ягодо-ежовско-бериевских «прополок» под Мудрым Руководством, когда только офицеров РККА сгинуло более 40 тысяч из 80-тысячного красного офицерского корпуса. Накануне Великой Отечественной войны!!!
Добавим сюда, что Советский Союз, победив фашистскую Германию, не досчитался около 30 миллионов своих граждан. При развале единой страны в 1991 году, более 20 миллионов соотечественников кремлёвские раскольники оставили за новыми рубежами – практически безвозвратные потери для нынешней РФ. Порядка 130 миллионов граждан СССР осталось на своих этнических территориях, превратившихся в суверенные державы, в том числе 50 миллионов украинцев и белорусов, тех же русских по большому счёту.
***
Как-то попались на глаза опубликованные расчёты, по которым, при мирном развитии государственности на шестой части земной суши, когда-то именуемой последовательно Российской империей и СССР, сегодня проживало бы за 400 миллионов человек. Отнимем потери ВОВ. Сегодня нас в России 140 миллионов населения. Произведите простые арифметические расчёты и вам откроется в «цифрах душ» историческое возмездие за то самоотречение, о котором я рассказал в последнем очерке настоящего сочинения.