Портрет А.В. Суворова кисти О.А.Сокуровой. Холст, масло. 60х50. 1951.
Оригинал находится в ВВА им. Ю.Гагарина (Монино).

Прижизненных  изображений самого знаменитого россиянина в Европе в последней трети XVIII в. (после двух августейших особ) сохранилось немало. Загляните хотя бы в одну из последних беллетризированных биографий выдающегося полководца (Сергей Цветков. Александр Суворов. Москва, Центрполиграф, 2001).  Здесь вы увидите и седенького, благообразного, лысого со лба, ухоженного барина в цивильном сюртуке  (гравюра 1799 г.),  и того же года парадный портрет в мундире, с муаровой лентой через правое плечо, при орденах; плешь на лбу прикрыта характерным «суворовским коком», худощавость отмечена резче.

Представлена в книге С.Цветкова трогательная, с выражением старческой беспомощности посмертная маска прирождённого солдата, который при жизни мановением руки приводил в движение армии. Вспоминается где-то виденный карандашный набросок в профиль: старец с одутловатым лицом, с косичкой, на Суворова «не похожий». На одном из последних прижизненных портретах Суворов лицом – копия  первого из описанных мной выше. Одеяние же как на втором (военный сюртук, голубая лента, ордена, отдельно – треуголка, шпага, полевая карта). Командующий соединённой русско-австрийской армией показывает изящным жестом правой руки в туманную даль южного ландшафта, понятно, в сторону французов, которым суждено быть битыми. Не иначе, ибо пришёл Суворов.

Производит впечатление портрет кисти И.Крейценгера. На нём, судя по антуражу, изображён опальный фельдмаршал, в селе Кончанском. Он, в заношенном сюртуке, без орденов, сидит в кресле, опершись ладонью правой руки о трость. Локоть левой – на столе, заваленном бумагами. Одухотворённое печальной мыслью прекрасное старческое лицо, грустный взгляд направлен глубоко в собственную душу, горькая складка губ. Он ещё не знает, что всё(!) отнюдь не позади. Всё(!) для него – впереди, в Италии и Швейцарии.

**

У каждого из нас свой образ исторического лица, если он не только оставил след в памяти, но и обладает фантомной силой  привлекать к себе мысленное внимание постоянно. Насколько себя помню, в  нашей семье был культ Суворова, к которому я охотно подключился в раннем детстве, наверное, после просмотра известного исторического фильма, предвоенного производства, кажется. Сказалось и  нравственное влияние родителей, школьных педагогов. Не прошли даром и личные уроки войны, на которой отец отбыл от Сталинграда до Будапешта и прихватил при офицерских погонах ещё несколько мирных лет.  Мама, кроме преподавательской работы, занималась рисунком и живописью на высоком любительском уровне. Когда мне исполнилось 11 лет, в доме появился её кисти большой портрет Суворова, маслом. Генералиссимус был изображён в парадном мундире, при орденах и Андреевской ленте. Мама не скрывала, что сделала авторскую копию с известного портрета работы Щербакова, но  на личном  холсте получился её(!) Суворов, каким она видела его своим внутренним взором. Ничего удивительного нет в том, что этот портрет, ставший семейной реликвией, стал и моим личным(!) Суворовом. С тех пор каждое его, новое для меня изображение я сравнивал с тем каноническим, что  поселился в нашей квартире 21 октября 1951 г (судя по надписи в углу живописного холста).  По нему я делал вывод, глядя на иные изображения Александра Васильевича: похож – не похож. Чаще  сходства не наблюдал. 

Я оказался не единственным в своём предпочтении, в выборе суворовского эталона внешности.  В середине 90-х годов, когда уже моя личная семья переживала трудности вынужденных переселенцев,   ту семейную реликвию заметил и выкупил у меня, не торгуясь, один авиационный генерал. С тех пор портрет Александра Суворова, кисти Ольги Сокуровой, находится в Академии имени Гагарина, в Монино. У меня же осталась цветная фотокопия. С ней и сравниваю попадающиеся мне на глаза новые для меня изображения  одного из своих кумиров: «Этот близок к реальному», «Этот… нет, совсем не Суворов, ничего общего!» Так было до недавнего времени, когда кто-то из моих читателей, зная мои предпочтения, не прислал мне ссылку на сайт (кажется, Военно-исторический форум), на котором демонстрировался бюст князя Италийского, работы Гишара. Я его узнал! Это мой Суворов! Это точная бронзовая копия великого человека, умершего в мае 1800 года в Санкт-Петербурге и погребённого в Александро-Невской лавре.

***

На 8-ми фотографиях представлен бронзовый бюст, высотой 380 см, спереди, сзади, в профиль. Это явный полуфабрикат  (литники не убраны).  Из обмена мнениями участников Форума можно сделать вывод, что изделие, отливавшееся в Ленинграде в 50-60-е гг прошлого столетия для Литовской национальной библиотеки, было  заброшено, так как получился литейный брак – на щеке и подбородке военачальника две большие каверны.  Делалась же эта копия, без сомнения, со скульптурного портрета Александра Суворова работы Луи Мари Гишара, изваянного в 1804-05-х гг по слепку с мёртвого лица полководца. Один из диспутантов на Форуме  отметил: «Суворов тут вообще какой то странный...коса длинная и сам какой-то не причесанный - лохматый».

Странностей я здесь не вижу:  скульптор изобразил героя Итальянской компании и швейцарского подвига в момент его наивысшего торжества:  он стоит при полном параде перед своими, выведенными из горной ловушки (напрасно казалось французам) победоносными войсками, усталыми, потрёпанными неимоверно трудным переходом через Сент-Готард, но как всегда грозными и непобедимыми, приведшими в долину полторы тысячи пленённых врагов. Только что император Павел прислал рескрипт о возведении своего фельдмаршала, изумившего Европу, в неслыханное звание генералиссимуса. Резкий ветер со стороны преодолённых гор треплет редкие, лёгкие волосы великого, почти семидесятилетнего, хрупкого на вид, но жилистого, крепкого духом старого солдата. Что касается бросающейся в глаза длинной косички, то надо помнить особенности характера Суворова. Косичка  на спине, неуставной длины, - это  его иронический, без слов, вызов императору, любителю всего прусского, в том числе косичек… «Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак: я не немец, а природный русак!» - говаривал Суворов, за что и был отправлен на покой в деревню при новом императоре. Впрочем, смотрите и судите сами:

Странность, я вижу в другом. Она вызывает восхищение и уважение к скульптору. Ведь  Гишар - француз, представитель народа, чьи армии  Суворов искусно одолел при Нови, Требии  и Адде в Италии летом 1799 года,  чьи горные части оказались бессильны перед полками русских «равнинных богатырей» заброшенных коварством австрийского генштаба в Альпы накануне зимы – на смерть, на позор, но вышедших оттуда со славой.  Восхищение перед гением Суворова преодолело чувство национального унижения  у скульптора. Гишар дожил до вторжения войск его родины в Россию, до бесславного их изгнания за пределы империи; стал свидетелем  взятия Парижа теми, кого воспитала суворовская «Наука побеждать».  Французский скульптор не унизился до шаржированного изображения Суворова, чем сознательно грешили иные художники даже стран, союзниц России по борьбе с Наполеоном, в частности,  Великобритании. Его пальцы повиновались правде. И правдой вылеплен образ Суворова, каким он был в действительности. Моего Суворова!