Причины и начало англо-русского противостояния в 1807-12 годах
После вековых побед русских армий и военно-морского флота при Петре, Елизавете и Екатерины, после славы, добытой Суворовым в Итальянском походе и в Швейцарии, поражения, нанесённые Наполеонам выученикам Екатерининских Орлов при Аустерлице зимой 1805 года и при Фридлянде в лето 1807, ввергли всю думающую, следящую за событиями Россию в недоумение и растерянность.
Император Александр I, мистик в душе, терзающийся личной виной за убийство отца, увидел в этом повороте военной истории Отечества знак свыше и, спустя две недели после второго поражения своих полков, покорно подписал навязанный ему Наполеоном Тильзитский мир, унизительный для его подданных. Россия становилась заложником амбиций удачливого корсиканца, ведомой державой в союзе с Францией. Последняя тогда готовилась нанести уничтожающий удар по Великобритании на островах, а пока пыталась задушить её континентальной блокадой. Разрыв традиционных, определяющих здоровье российской экономики торговых связей с англичанами моментально привёл к оскудению рынка от Немана до Камчатки, обесцениванию рубля (в 4 раза!), нехватки товаров первой необходимости, к немыслимому вздорожанию завозимого хлопка. Усилился ропот всех сословий. В России британцев, гораздых на пакости за спиной, никогда не любили за коварство и холодную расчётливость, но русские люди не понимали, почему вдруг их страна записала в свои враги тех, с кем никогда за всю историю взаимоотношений (а они начались при Грозном Иоанне) не воевала, ничего не делила с помощью оружия. И англичане тогда были поражены неблагодарностью своих вчерашних союзников, с которыми несколько лет подряд, начиная с 1798 года, очищали Средиземное море от французов, когда адмиралы Ушаков и Нельсон исполняли борт-о-борт один стратегический план.
Надо отдать должное британцам. Имея военно-морской флот такого количества и качества боевых судов, что равных ему по огневой мощи и выучке команд не было в мире, они не набросились всей своей неодолимой мощью на эскадры царя-отступника, которые курсировали тогда на пространстве от Адриатического моря до Балтики. Но они, верные своей «национальной тактике», приняли меры по предупреждению возможного нападения на них нового союзника Бонапарта, «сосредоточились» (использую слово из дипломатического лексикона князя Горчакова). Отправив к Копенгагену 25 линейных кораблей, 40 фрегатов и 377 транспортов с 20-ти тысячным войском, Лорды Адмиралтейства, тем самым перекрыли выход Балтийского флота России в Северное море. Но отдельные суда, следовавшие из Петербурга, даже военные, джентльменски пропускали до последней декады ноября 1807 года, пока Уайт-Холл не признал войну с Зимнем дворцом реальностью. А русское правительство настолько верило в порядочность истинных джентльменов, настолько надеялось на их понимание вынужденной позиции Петербурга, что даже не побоялось в первые месяцы после Тильзита отправить транспортом золотой груз, предназначенный для Средиземноморской эскадры адмирала Сенявина. Правда, до места назначения он не доплыл, был опечатан на пленённом корабле в Портсмуте в день объявления войны, но по её окончании расчёт между странами был произведён при взаимном удовлетворении.
Однако и после этого боевые действия между флотами двух морских держав отличались вялостью, театрализованной демонстрацией сил, будто обе стороны так и не смогли поверить, что они враги за все пять лет противостояния. Наверное поэтому современники назвали официально объявленную Англо-русскую «войну» (позволю себе кавычки) 1807-1812 годов странной, а кому-то принадлежит определение – тишайшая. Тем не менее, по словам Сергея Аксентьева, «она значима для Российского флота результатами жесткой проверки наших моряков на психологическую устойчивость, преданность присяге и флагу, умение быстро и адекватно реагировать в экстремальных ситуациях». Иллюстрацией к этому выводу могут служить действия капитан-лейтенанта Головнина, вырвавшегося на шлюпе «Диана» из плотного кольца английских кораблей у мыса Доброй надежды, подвиг лейтенанта Невельского на катере «Опыт», другие «громкие» события «тишайшей войны». Об этом в конце очерка.
Лорды Адмиралтейства, Наполеон, Александр и Сенявин
Наиболее выделяет особенности той забытой войны событие, связанное с именем Д.Н. Сенявина, бывшего командующего всеми морскими и сухопутными силами в Средиземном море, где он орудийным огнём и штыками очистил берега от французов, а море - от османов в Афонском и Дарданелльском сражениях. В рассматриваемой истории сошлись главными действующими лицами оба императора (один из них поневоле) и властные лица на Темзе, которые управляли действиями флота Владычицы морей.
Согласно Тильзитскому соглашению, победоносная русская эскадра, в составе 9 линейных кораблей и 1 фрегата, с пехотой на бортах, ведомая вице-адмиралом Сенявиным, возвращалась из Средиземного моря в Кронштадт. Битым ими французам победители оставляли всё завоёванное кровью наших моряков и солдат - Ионические о-ва, в том числе о.Корфу, бухту Каттаро на Адриатическом море, другие берега, где жили православные братья-славяне, которых во имя «высших целей» царь-освободитель вновь отдавал в неволю иноверцам. Нечаянным союзничкам передавали для их усиления 18 кораблей, трофейное оружие, запасы пороха, военного имущества, продуктов питания.
28 октября 1807 года состояние кораблей и усталость команды вынудили русских бросить якоря на Лиссабонском рейде. Португалия была нейтральной страной, но принц-регент с семьёй и правительство скрылись в Бразилии при угрозе захвата столицы французами со стороны суши. Вскоре части генерала Жюню вошли в город, и сразу у эстуария реки Тахо появилась английская эскадра: 15 линейных кораблей (из них три 100-пушечных) и 10 фрегатов. Адмирал Сенявин был озадачен: Жюню, на правах союзника, требует у него солдат для совместных действий на суши. Но Россия и Португалия находятся в состоянии мира, поэтому никто с оружием в руках без разрешения правительства регента не может покинуть судно. Правительства же и след простыл. Выйти навстречу английской эскадры? Так ведь и с Великобританией войны нет. Такое положение сохранялось до 11 декабря, когда на русскую эскадру было доставлено письмо военмора П.В. Чичагова. В нём сообщалось об объявлении Россией и Францией войны Англии. Предписывалось сражаться до победы, а буде враг превосходить силою, то команду снять, а корабли сжечь. Во всём же подчиняться французскому командованию. В письме вице-адмирал приметил обнадёживающие фразы: «... в случае, когда эскадра, под начальством вашим состоящая, подвергнется нападению англичан…» и «Если ж Ваше Превосходительство будет атакован…». Прекрасно! По всем признакам, англичане, превосходящие русских в 2,5 раза кораблями, а орудиями и того больше, с нападением, с атаками не спешили. Между тем Жюню от имени императора Наполеона настаивал на совместных действиях. «Сенявин понимал, что идет на прямое неповиновение и что за это может жестоко поплатиться. Но по-другому в данной ситуации истинный патриот и верный сын Отечества поступить не мог. После трех лет ожесточенной борьбы с французами в Архипелаге, он разбирался в военно-политической коньюктуре тех дней не хуже, а может быть даже и лучше любого паркетного дипломата. Приученный к анализу и выверенным решениям, вице-адмирал Д.Н. Сенявин ясно видел иллюзорность нынешнего союза с Францией и неизбежность в скором времени масштабной войны с Наполеоном» (С.Аксентьев).
Тактика выжидания и уклонения от домогательств французов, применяемая Сенявиным, оправдалась. 9 августа 1808 года французы в столкновении с десантом англичан у городка Вемиэйро потеряли 4000 солдат, что вынудило генерала Жюню пойти на перемирие со своими вечными врагами. Согласно правилам того времени, англичане любезно перевезли «замерённых противников» во французские порты и ввели эскадру в гавань Лиссабона. Город оказался в их руках. Потрёпанные корабли Сенявина при соотношении боевых единиц 1:2,5 не могли рассчитывать на победу в случае боя с судами Владычицы морей. Но и адмирал Коттон понимал, что победа над Сенявиным дастся ему большой кровью.
Обе эскадры простояли при полной боевой готовности на расстоянии пушечного выстрела до 4 сентября, когда Коттон, после переписки с Адмиралтейскими Лордами, принял предложение Сенявина. В подписанном адмиралами трактате оговаривалась передача Англии на сохранение до окончания войны всех кораблей эскадры Российского императора, возвращение их команд в Россию «на приличных судах… Его Великобританского Величества». Д.Н. Сенявин проявил твёрдость и дипломатические способности, англичане – дальновидность. По С.Аксентьеву, они посчитали разумным «вывести из боевого ядра эскадру Сенявина и сохранить её на будущее как своего вероятного союзника. Кроме того, и Адмиралтейские Лорды и Коттон ясно понимали, что нападение на русскую эскадру дорого обойдется, прежде всего, самим англичанам…». 31 августа 1808 года корабли вице-адмирала Сенявина, с 4280 офицеров и матросов покинули Лиссабон в сопровождении английской эскадры. С. Аксентьев: «По предложению адмирала Коттона, Дмитрий Николаевич как старший в чине, принял командование соединенным флотом. На наших кораблях гордо развевались Андреевские флаги. 26 сентября 1808 года корабли эскадр бросили якоря на рейде английского Портсмута...». Здесь русские корабли со всей материальной частью были сданы в английский арсенал, Сенявину вручили квитанции о принятии их на хранение. Через год любезные подданные «официального врага российского императора» отправили на своих судах моряков «странно воюющей» с ними страны в Ригу. Из оставленных в Портсмуте судов лишь два 74-х пушечных корабля по окончании «вялой войны» в 1813 году вернулись на родину; остальные пошли на слом из-за ветхости. Однако джентльмены заплатили России за обломки, как за новые корабли(!). Я решил было этой мирной концовкой закончить очерк, да вспомнил своё обещание в конце первой главы.
Громы и молнии «тишайшей войны»
Весной 1808 года 14-ти пушечный парусно-весельный катер «Опыт» под командованием лейтенанта Невельского следовал из Свеаборга к о. Нарген. На подходе к нему с катера заметили трёхмачтовый фрегат без флага и вымпела. На опознавательные сигналы незнакомец не отвечал и шел на сближение. На расстоянии пушечного выстрела сделал холостой залп и поднял английский флаг. Затем послал в катер ядро. С «Опыта» ответили выстрелом 12-ти фунтовой каронады. На мачту взвился Андреевский флаг.
Парусно-гребной катер с 14-ю каронадами и 53-мя членами экипажа вступил в бой с 50-ти пушечным фрегатом «Salset» под командою капитан-лейтенанта лорда Батуса. Команда фрегата составляла 400 человек. Перестрелка длилась четыре часа. «Опыт» лишился парусов и такелажа, получил пробоины в корпусе. Умолкла половина его лёгких орудий. Но наступивший штиль дал русским преимущество: уцелевшие матросы сели за вёсла и вывели судёнышко из-под английских ядер. Казалось, ещё чуть-чуть и можно стать на спасительных мелях. Но тут налетел шквал, лишив катер вёсел. Этим воспользовался фрегат. Он догнал терпящих бедствие на всех парусах и стал в упор расстреливать «Опыт». Убитые и раненые усеяли палубу, Невельского ранило в лицо, но он не покидал шканцев, продолжая командовать остатками команды до тех пор, пока не умолкла последняя каронада. Только тогда англичане захватили катер. Своё восхищение стойкостью русских моряков не скрывали. Лорд Батус отказался принять саблю от Невельского, велел лекарям позаботиться о всех раненых, а команду сразу освободил от плена. Они были доставлены в Либаву как герои. По высочайшему повелению после излечения доблестный офицер командовал многими боевыми кораблями.
К сожалению, не все англичане отличались таким рыцарским поведением, как лорд Батус. Пример обратного – буквальный расстрел на Балтике потерявшего управление и севшего на мель линейного корабля «Всеволод» двумя английскими кораблями того же класса «Centaur» и «Implacable». На требование сдаться капитан 2 ранга Даниил Руднев отдал приказ ответить огнём. Дело дошло до абордажа, но тут англичане потерпели неудачу. Тогда «Implacable» зашёл с беззащитной кормы неподвижного судна и стал крошить её всей огневой мощью борта. Через час на «Всеволоде» из 700 человек экипажа в живых осталось 93 человека. Но матросы и офицеры, не желая сдаваться в плен, бросались в воду, пытались вплавь добраться до берега. Немногим удалось. Захватив обезлюдевшее судно, англичане разграбили его и подожгли. Взрыв остатков боезапаса в крюйскамерах превратил корабль-герой в щепки.
А на Мурмане, где не было русских войск, только зверобои с ружьями, нагрянувшие англичане повели себя как королевские пираты времён Френсиса Дрейка. Что не смогли утащить в трюмы, предали огню, минам и топорам: жилые постройки и амбары, церкви, сараи, церковную утварь, съестные припасы, сети, бочки для рыбы… Жаль, не встретили там ни Сенявина, ни Руднева, ни Невельского. «Разговор» с мародёрами был бы короток.
Общий же вывод напрашивается сам собой: «странная война» между Англией и Россией позволила последней в июне 1812 года встретить на Немане Великую армию «союзника» Наполеона во всеоружии; англичане же сразу стали оказывать действенную помощь своим «странным врагам».