Как-то я задумался над вопросом, какие события в истории России произвели самое сильное впечатление на народное сознание, оказали на него наибольшее воспитательное действие, возвысили до предельной высоты общую душу множества людей,  называвших Отечеством одну и ту же  часть земли. Чем (при взгляде окрест и в глубину прошедшего времени) могли больше всего и по праву гордиться мои соотечественники старших поколений и можем гордится мы, ныне живущие?  Какие из памятных дней минувших  были насыщены в наибольшей степени силой нравственного очищения  нации?

Ответивший мне внутренний голос вначале  испугал. Ибо каждый,  с кем я поделюсь услышанным, наверняка обвинит меня в кощунстве. Ведь в ответе прозвучало страшное слово… война(!). Конечно, под рукой сразу оказалась оговорка: не о всякой войне речь. Тому внутреннему «запросу о самом-самом» отвечала война особая; точнее сказать, две  особые войны в промежутке тринадцати, примерно, десятилетий.  Те «особости» определялись священным  понятием отечественная, которое подразумевает благородную жертвенность и загодя прощает все кровавые грехи её участников со стороны, подвергшейся нападению. Но война есть война. И победные ощущения выживших в ней омрачаются понесёнными потерями. Это радость со слезами на глазах. Однако слёзы уцелевших  придают не просто трагизм пережитому событию; этим трагизмом укрепляется память о нём; будто окроплённое святой водой, оно обретает высшую национальную ценность.

Какой-нибудь швейцарец или швед, приятно утомлённый мирной пресыщенностью, по меньшей мере, двух веков, с наибольшей вероятностью, полагаю,  наивысшим достижением своей страны назовёт достигнутую комфортность жизни. Это, по отношению с традиционно дискомфортной, не избалованной  покоем России, - противоположный полюс, так сказать. А между ними находятся на своих территориях иные языки. Если провести опрос народов мира, что назвать их основным, наиболее громким, вызывающим самоуважение  делом на историческом пути, одни назовут мореплавание, другие - изобретение бумаги, третьи - постройку пирамид, четвёртые - торговлю, которая, по словам Чемберлена, следует за флагом. Найдутся такие, кто предметами национальной гордости считают футбол, карнавалы, самостiйне сало,  шляхетский гонор,  хоккей,  бумеранг, математику,  корриду, гласные буквы в алфавите… Словом,   в той или иной близости от истины,  каждый назовёт своё «самое-самое», отвечающее взглядам опрашиваемого на предназначение своего народа.

Русский человек, недолго думая, скорее всего назовёт защиту Отечества. Кто-то из наших известнейших историков, кажется, С.М. Соловьёв подсчитал, что русский народ за свою историю находился в состоянии войны гораздо чаще, чем наслаждался преимуществами мира. Прилагаю к сказанному стихотворную иллюстрацию из «Историады»:

Был русский бит за тысячу сто лет

не раз. И бил нередко супостата.

На их плечах объехал белый свет,

в Берлине также побывал когда-то.

И вот опять знакомый вид - Берлин,

столица мировая всех руин.

Рукой подать до мрачного Рейхстага,

да долог путь сквозь пламя, сталь и кровь

по трупам белокурых бестий с флагом

победы века. А верней - веков.

Страданья все, все неудачи, беды

списал народ одной такой Победой.

Провидением выпало нам людное, суматошное  место на перепутье евразийского материка, излюбленные гульбища переселявшихся народов и  неистовых завоевателей. Кто только не шлялся здесь, проникая в самое сердце страны и по окраинам,  с огнём и мечом: Аттила, Чингиз, Батый, Мамай, Тамерлан, Гиреи, Баторий, Ходкевич, Карл XII, Наполеон. Сунулся было с союзниками ещё один Бонапарт, «маленький племянник большого дяди», да застрял в Севастополе. Хуже Батыя оказался «просвещённый» немец, Гитлер.  У нас тоже были блестящие полководцы, но ни одного из них нельзя поставить в перечисленный ряд, ибо ни князья Александр и Дмитрий, ни умудрённые «наукой побеждать» Суворов и Кутузов, ни императоры Пётр и Александр Благословенный не были завоевателями. Они возвращали  своё, предками потерянное, и отгоняли зарвавшегося неприятеля в его пределы. Возвращаясь из Парижа, русские не унесли с собой ни частицы Франции, наоборот, заплатили разрушителям Москвы, грабителям на Смоленской дороге, за постой – небывалая в мировой истории «контрибуция». Первый наш «визит» в Берлин, в 1759 году, не стоил Фридриху Великому (ещё одному несостоявшемуся по отношению к России завоевателю) ни бруска берлинской мостовой. Правда, фашистская Германия поплатилась Кёнигсбергом, но это была малая плата за большую кровь. Если вычесть Старший жуз и Среднюю Азию (включение их в империю – особый процесс, на завоевания англичан в Азии не похожий), все территориальные приобретения великих князей, царей, императоров, большевистских вождей происходили не путём завоевания  коренных народов, а отъятием  смежных земель у завоевавших их чужаков -  турок, крымчаков,  наследников золотоордынских владык, ханов Синей орды, манчжуров, шведов, ливонских рыцарей, поляков, румын, венгров, даже немцев (ибо Пруссия – не этническая немецкая земля).

Можно сказать, русские лишь переводили дух между сражениями и военными походами,  хороня павших,  восстанавливая порушенное и, как в вечном дозоре, оглядываясь по сторонам в ожидании новой беды. Поэтому и торжество своё над врагом назвали состоянием по беде – победой.  Важно для самоощущения русского человека  и то, что, повторяю, шёл он, как правило, на войны оборонительные, защитные от агрессора или направленные на предупреждение, иногда дальновидное, агрессии. Оттого наши предки и мы, живые,  по преимуществу защитники. Причём, всем «мiромъ» - мужчины, женщины, подростки, юноши и девушки  всех сословий, ибо у воюющей страны фронт повсюду: в каждом граде, селении, на хлебном поле, в мастерских, в научных учреждениях.

Работая над настоящим сочинением и, как обычно, сомневаясь в истине излагаемого, я неожиданно обнаружил в «Литературном вечере» И.Гончарова созвучие с моими мыслями. Вот послушайте:

«Когда все тихо, покойно, все, как муравьи, живут, работают, как будто вразброд; думают, чувствуют про себя и для себя; говорят, пожалуй, и на разных языках; но лишь только явится туча на горизонте, загремит война, постигнет Россию зараза, голод — смотрите, как соединяются все нравственные и вещественные силы, как все сливается в одно чувство, в одну мысль, в одну волю — и как вдруг все, будто под наитием святого духа, мгновенно поймут друг друга и заговорят одним языком и одною силою! Барин, мужик, купец — все идут на одну общую работу, на одно дело, на один труд, несут миллионы и копейки... и умирают, если нужно — и как умирают! Перед вами уже не графы, князья, не мещане или мужики – а одна великая, будто из несокрушимой меди вылитая статуя – Россия!».

Пусть эти слова написаны более  века тому назад, они, будем надеяться, до последней запятой применимы к сегодняшнему дню. Правда, патриотически настроенных графа, князя, купца ныне не сыскать (их заменили иные бары – олигархи, почти сплошь – космополиты), но, надеюсь, не оскудела Земля Русская мужиками и равными им во всём бабами, способными отстоять Отечество, последние рубежи которого давно определены – редут Раевского, Мамаев курган…