Рис. 1. Этническая карта лесной полосы Восточной Европы в первой половине I тысячелетия н.э.
1. городища со штрихованной керамикой. 2. городища с гладкостенной керамикой. 3. городища дьяковские. 4. западнофинские племена. 5. Область, где городища со штриховой керамикой появляются только в III - IV веках. 6. древние длинные курганы (середина I тысячелетия н.э.). 7. районы, где производились археологические обследования кривичских поселений середины I тысячелетия н. э. (границы областей распространения городищь со штрихованной, гладкой и текстильной керамикой проведены согласно карте, составленной Х.А. Моора. См. СА, 1958, № 2, рис. 4).

Во введении к «Повести временных лет» отмечено, что кривичи занимали Смоленское Поднепровье и верховья Волги и Западной Двины [1]. Однако есть основания считать, что указанная область не охватывала всей территории расселения кривичей. В «Повести временных лет» под 862 г. сказано, что «перьвии насельници... в Полотьски кривичи» [2]; полотские князья в Ипатьевской летописи под 1140 и 1162 гг. [3] и в Воскресенской летописи под 1129 и 1162 гг. [4] названы кривичскими. Из летописной легенды о призвании варягов можно догадываться что и Изборск был кривичским городом [5], а в Архангелогородском летописце сохранилось прямое известие об Изборске – городе кривичей[6]. Таким образом, судя по письменным документам, кривичи занимали те области, где впоследствии образовались Смоленская, Полоцкая и Псковская земли. Как раз на всей этой территории известны своеобразные погребальные памятники второй половины I тысячелетия н. э. – длинные курганы, которые большинством исследователей (начиная с А.А. Спицина) [7] рассматривалась как кривичские [8].

Определение длинных курганов как погребальных памятников кривичей в этих исследованиях основано на совпадении археологической области расселения кривичей с летописной. Но не все исследователи считают возможным относить эти памятники к кривичским, а некоторые даже оспаривают их славянскую принадлежность. Так, сам А.А. Спицин, несколько раз возвращаясь к вопросу о длинных курганах, высказывал противоречивые мнения. Обнаружение единичных длинных курганов вне основной территории расселения кривичей позволило А.А. Спицыну отнести эти погребальные памятники к финскому населению Восточной Европы [9]. В 1928 г. А.А. Спицын, подводя итоги изучения длинных курганов, подчеркивал распространение их в «старом кривичском районе», но вместе с тем отмечал, что «культура длинных курганов литовская» [10]. Ю. В. Готье рассматривал длинные курганы как погребальные памятники литовского племени [11]. В последние годы в связи с находками в длинных курганах Смоленщины украшений, сходных с предметами украшений латгальских могильников, высказываются сомнения в возможности отнесения этих курганов к славянскому населению. Поэтому в настоящей работе следует прежде всего рассмотреть еще раз вопрос об этнической принадлежности населения, оставившего длинные курганы.

Абсолютное большинство длинных курганов находится в составе могильников, включающих круглые курганы древнерусского времени, славянская принадлежность которых не может вызывать никаких возражений. В настоящее время длинные курганы известны в 317 могильниках, в том числе совместно с древнерусскими круглыми курганами – в 283 могильниках. Могильники, состоящие исключительно из длинных курганов, единичны и расположены в основном вне первоначальной области расселения кривичей.

Эволюционная связь длинных курганов с бесспорно кривичскими круглыми курганами с трупосожжением ярко подчеркивается при изучении деталей погребального обряда. Как в круглых, так и в длинных курганах остатки трупосожжения (сожжение и в том и о другом случаях совершалось на стороне) помещались или в погребальных насыпях, или в неглубоких ямках под курганными основаниями. Зольно-угольная прослойка, характерная для длинных курганов Псковщины, связывает эти памятники с круглыми курганами IX-X вв., с трупосожжениями, и с псковскими курганами XI-XIII вв. В основаниях этих курганов всегда имеется такая же прослойка. Ритуальные кострища под отдельными погребениями в длинных курганных насыпях Смоленщины и Полотчины связывают эти памятники с кривичскими круглыми курганами тех же областей, в которых подобные кострища обычны как при сожжениях IX-X вв., так и при трупоположениях XI в., в том числе и с теми, где найдены браслетообразные височные кольца с завязанными концами, характерные для кривичей. Эволюционная связь длинных курганов с круглыми курганами кривичей показана на таблице.

* Цифры показывают, во скольких могильниках тот или иной тип погребения встречен с соответствующими типами погребения и с браслетообразными височными кольцами с завязанными концами.

Связь длинных курганов с кривичскими круглыми курганами прослеживается и на керамическом материале. Близость керамического материала ранних длинных курганов с керамикой длинных курганов VIII-IX вв. несомненна. Керамика же длинных курганов VIII-IX вв. очень похожа на лепные сосуды, происходящие из кривических круглых курганов с трупосожжениями IX-X вв. Вместе с тем, керамика длинных курганов существенно отличается от керамики, происходящей из балтийских и финских археологических памятников того же времени.

Чаще всего остатки трупосожжений, помещенные и в длинных, и в круглых курганных насыпях, не сопровождаются вещами, а если и встречаются мелкие единичные предметы, то они в большинстве случаев расплавлены на погребальном костре. Материальная культура населения, оставившего длинные курганы и круглые курганы с трупосожжениями, по существу не может быть охарактеризована в отдельных деталях. Исключениями являются некоторые длинные курганы Смоленщины и Полотчины, в которых встречены вещи, не побывавшие в огне, отличные от материала других длинных курганов и имеющие аналогии среди латгальских древностей конца I тысячелетия н.э. Эта особенность отдельных погребений смоленских и полоцких длинных курганов находит объяснение при рассмотрении истории кривичей второй половины I тысячелетия н.э. и будет рассмотрена ниже.

Вторым важнейшим вопросом в изучении длинных курганов является хронология этих памятников. Датировку длинных курганов трудно определить из-за малого количества вещевого материала. Особенно трудно установить начальную дату сооружения этих погребальных насыпей. Верхняя дата существования длинных курганов, т.е. время перехода от захоронений в длинных курганах к погребениям в круглых курганах, не вызывает возражений и определяется всеми исследователями концом VIII-IX вв. [12].

До недавнего времени начальная дата сооружения длинных курганов определялась VI в. [13] С.А. Таракановой была сделана попытка перенести начальную дату захоронений в длинных курганах ко II-III вв. н.э. [14], что никак нельзя признать убедительным [15], так как построения автора в данном случае методологически ошибочны [16].

Для определения первоначального времени сооружения длинных курганов следует рассмотреть скудный вещевой инвентарь древнейших погребальных памятников этого типа. Небольшие круглые выпуклые бронзовые бляшки (бляшки-скорлупки) являются наиболее характерными предметами древнейших длинных курганов. Для каменных могильников Эстонии и северной Латвии характерны бляшки несколько иного типа. Но, вместе с тем, в некоторых каменных могильниках найдены и единичные экземпляры бляшек-скорлупок типа длинных Курганов. Исследователь каменных могильников Эстонии М.X. Шмидехельм рассматривает эти находки как свидетельство наличия связей между племенами эстов и кривичей [17]. Каменные могильники Эстонии датируются I-VI вв. н. э. и характеризуются коллективным способом погребения, что-не допускает точной датировки инвентаря. Бляшки-скорлупки не найдены в оградах каменных могильников, относящихся к первому периоду существования этих памятников. Так, в могильнике «В» в Ябара [18] в оградках I-III, относящихся к первому периоду существования могильника, бляшек-скорлупок не встречено. Такие бляшки обнаружены в оградке IV, использовавшейся для погребений начиная с конца II в. до конца IV в. и в более поздних восточных оградках VII и VIII, последние захоронения в которых относятся к началу VI в. Таким образом, наиболее поздней датой бляшек-скорлупок, судя по материалам эстонских каменных могильников, является VI в., но так как эти бляшки были встречены в оградке IV, захоронения в которой прекратились в IV в., в целом дату этих предметов нужно определить IV-VI вв. В более поздних погребениях прибалтийско-финских племен бляшки-скорлупки неизвестны, как, впрочем, и в длинных курганах в комплексах с вещами моложе VI в.

Также к середине I тысячелетия н.э. относятся находки бляшек другого типа. Это – колпачкообразные бляшки с широкими закраинами и с припаянным стерженьком, расклепанным на противоположном конце. Бляшки подобного типа были найдены при раскопках городища Березняки (IV – начало VI в.) [19] и в погребениях III-IV вв. на Борковском могильнике [20].

Бронзовые пинцетки – туалетные пружинные щипчики с широкими лопастями, покрытыми гравировкой, найдены в длинных курганах в юго-восточной Эстонии [21] и в верховьях Западной Двины [22]. Подобные инструменты имеют довольно широкий хронологический диапазон и известны в памятниках восточной Прибалтики с конца бронзового века [23]. Наиболее поздние пинцетки, сходные с находками в длинных курганах, в Прибалтике относятся к середине I тысячелетия н.э. [24]

В длинном кургане близ Линдора (юго-восточная Эстония) вместе с бронзовым пинцетом найдено кварцитовое огниво, охваченное железным обручем с ушком для привешивания. Подобные каменные огнива имеют широкое распространение в Швеции, Норвегии, Дании, Северной Германии, Финляндии, Латвии и Эстонии. А.М. Тальгрен отмечает, что эта форма огнива возникла в области Вислы примерно в начале нашей эры и между 300 и 500 гг. н.э. широко распространилась во всех балтийских странах [25]. С начала среднего железного века в Прибалтике появляются V-образные железные кресала, которые к началу VIII в. полностью вытесняют каменные блоковидные огнива. Поэтому исследователь Линдорских курганов X.А. Моора относит длинный курган с находкой блоковидного кресала к V-VII вв. н.э. [26]

Других ранних датирующих предметов в длинных курганах нет. Следовательно, древнейшие длинные курганы нужно относить к середине I тысячелетия н.э. Малочисленность материала не позволяет определить их начальную дату точнее, чем середина I тысячелетия н.э., имея в виду при этом IV-VI вв. Таких курганов немного – Жеребятино [27], Светлые Вешки [28], Володи [29], Линдора [30], Северик [31], Березовый Рядок [32] и некоторые курганы в верховьях Западной Двины [33]. Сравнительно небольшое число выявленных курганов объясняется, с одной стороны, затруднительностью датировки вследствии отсутствия вещевого материала в ряде погребений, с другой – еще слабой изученностью этих памятников.

Все древнейшие длинные курганы расположены в области расселения псковской группы кривичей, которую мы считаем старейшей кривичской территорией (рис. 1). Длинных курганов середины I тысячелетия н.э. нет ни в Смоленском Поднепровье, ни в Полоцком Подвинье, несмотря на то, что здесь к настоящему времени раскопано около сотни длинных курганов. Кроме датировки длинных курганов по вещевому материалу, имеются и другие данные, позволяющие утверждать, что Псковщина (бассейн р. Великой, побережье Псковского озера и верховья Западной Двины) была древнейшей территорией кривичей и что кривичи появились здесь именно в середине I тысячелетия н.э. То, что кривичская культура здесь являлась пришлой, представляется бесспорным. Об этом свидетельствуют своеобразный тип погребальных насыпей, керамический материал, появление нового типа жилых построек и др.

Поселения кривичей середины и второй половины I тысячелетия н.э. изучены еще довольно слабо. Тем не менее во всех случаях, где они изучались, исследователи пришли к одному и тому же выводу – первые славянские (кривичские) поселения в бассейне р. Великой и в верховьях Западной Двины появляются в середине I тысячелетия н.э., т.е. как раз в то время, когда здесь появляются длинные курганы. Городище на месте Псковского кремля было основано еще неславянским населением. По облику культуры нижние слои этого поселения относятся к поселениям дьяковского типа [34]. Керамический материал нижнего слоя этого городища – чисто дьяковский, преобладает костный инвентарь, жилыми постройками были небольшие четырехугольные полуземлянки с очагом из диких камней. В середине I тысячелетия н.э., отмечает автор раскопок этого памятника, в жизни Псковского городища произошли серьезные изменения: значительно увеличиваются размеры поселения, вместо полуземлянок появляются наземные постройки с глинобитным полом и каменным очагом. Меняется общий облик хозяйственной деятельности (ее основой становится земледелие и скотоводство на месте прежних скотоводства, охоты и рыболовства), получает широкое развитие ремесленное производство, совершенно изменяется характер керамики (на смену текстильной и гладкостенной керамики дьяковского облика приходит глиняная посуда, тождественная с керамикой длинных курганов). В этом слое Псковского городища найдены предметы того же типа, что и в длинных курганах – бляшки-скорлупки, толстоконечные браслеты, некоторые типы пряжек, бусы голубого и зеленого стекла [35].

Серьезные изменения, происшедшие в жизни Псковского городища в середине I тысячелетия н.э., нельзя объяснить какими-либо другими причинами, кроме как колонизацией бассейна р. Великой славянами-кривичами. Правда, автор раскопок Псковского городища С.А. Тараканова, исходя из ошибочного положения, что нижний (дьяковский) слой городища оставлен тоже славянским населением, объясняет коренные изменения середины I тысячелетия н.э. социальными мотивами. В это время, предполагает С.А. Тараканова, Псковское городище становится племенным центром кривичей [36]. Однако для такого предположения нет никаких оснований. Такие резкие и одновременные перемены, как смена керамики, появление нового типа жилищ, изменение форм хозяйства, вместе с появлением длинных курганов (а С.А. Тараканова не отрицает одновременность происшедших изменений с появлением захоронений в длинных курганных насыпях), никак нельзя объяснить социальными причинами. Отсутствие же стерильной прослойки между нижним (дьяковским) слоем городища и вышележащими слоями и некоторая преемственность в формах глиняных сосудов нисколько не противоречит нашему выводу, а говорит о том, что жизнь на этом городище протекала почти беспрерывно. Преемственность же в керамических формах указывает на мирные взаимоотношения между дьяковским (финским) населением Псковщины и пришлым славянским населением.

Расположенное в 8 км к северо-западу от Пскова городище Камно [37] основано кривичами также в середине I тысячелетия н.э. Датирующими предметами являются бронзовый браслет с утолщенными концами, по латгальским аналогиям датируемый IV-V вв. н.э., блоковидные кресала, описанные выше, керамический материал, одинаковый с глиняной посудой третьего слоя Псковского городища.

Основной тип кривичских поселений середины и второй половины I тысячелетия н.э. – селища – еще не изучен на побережье Псковского озера и в низовьях р. Великой.

В последние годы поселения этого времени изучались Я.В. Станкевич в бассейне верхнего течения Западной Двины. Многолетние полевые работы позволили исследователю прийти к тому выводу, что распространение первых славянских поселений и могильников на данной территории относится к IV-V вв. н.э. В это время в бассейне верхнего течения Западной Двины распространяются открытые поселения с наземными постройками и керамическим материалом, существенно отличным и от дьяковской керамики, распространенной здесь на поселениях предшествующего времени, и от штрихованной керамики, характерной для белорусских городищ и встречающейся на верхнедвинских поселениях второй четверти I тысячелетия н.э. Очень часто рядом с древнейшими славянскими поселениями расположены курганные могильники, состоящие из длинных, удлиненных и круглых насыпей, содержащих трупосожжения. Наиболее ранние из этих курганов датируются Я.В. Станкевич концом IV-V в. н.э. [38]

Третий район, где были произведены разведывательные обследования поселений середины I тысячелетия н.э. – верховья р. Великой [39]. В результате двухлетних полевых работ Ф.Д. Гуревич пришла к заключению, что для первой половины I тысячелетия н.э. здесь характерны мысовые городища с гладкостенной, реже шероховатой керамикой. Все эти городища прекращают свое существование в середине I тыс. н.э., когда здесь появляются неукрепленные поселения – славянские селища с прилегающими к ним могильниками, состоящими из длинных и круглых курганов.

Переходя к следующему вопросу – к вопросу о происхождении кривичей, необходимо, прежде всего, сказать несколько слов об этнической карте лесной полосы Восточной Европы времени, предшествующего появлению славян на Псковщине (рис. 1). Выше было показано, что первые поселения и могильники кривичей появляются в бассейне р. Великой, на побережье Псковского озера и в верховьях Западной Двины в середине I тысячелетия н.э. На этой территории в I тысячелетии до н.э. жило сравнительно редкое финское население, оставившее городища и селища дьяковской культуры. На западе кривичи середины I тысячелетия н.э. жили в соседстве с прибалтийско-финскими племенами; южнее кривичских поселений находилась обширная область расселения восточнобалтийских племен – область распространения городищ и селищ штрихованной и близкой к ней гладкостенной керамики [40].

Многие исследователи, касаясь вопроса о происхождении северных восточнославянских племен, в том числе кривичей, считают, что кривичи и словене появились в Приильменье и на Псковщине в результате простого расширения славянской территории путем постепенного продвижения славянского населения на север из области Среднего Приднепровья. Однако эта гипотеза не находит подтверждения в археологических материалах. Область Верхнего Поднепровья, судя по последним археологическим разведкам на Смоленщине, до последней четверти I тысячелетия н.э. оставалась неславянской, в то время как севернее в бассейне р. Великой и в верховьях Западной Двины уже жили кривичи. Таким образом, область расселения кривичей середины I тысячелетия н.э. оказывается отрезанной от остальной территории расселения славянских племен. Приходится отрицать возможность продвижения кривичей на Псковщину через области Верхнего Поднепровья, так как здесь вплоть до последней четверти I тысячелетия н.э. не обнаруживается продвижение каких-либо групп населения.

Подчеркивая территориальную обособленность кривичей середины I тысячелетия н.э. от других восточнославянских племен, устанавливаемую по материалам археологии, нельзя не обратить внимания и на диалектологическую обособленность псковской группы говоров древнерусского языка. Вполне вероятно, что эта обособленность псковских говоров восходит именно к тому времени, когда кривичи жили обособленно от других восточнославянских племен.

Связь современных диалектов восточнославянских языков с диалектами древнерусского языка не вызывает возражений, так как основные диалектные особенности современных восточнославянских языков обнаруживаются уже в памятниках древнерусской письменности XII-XV вв. Дискуссионным является вопрос о том, отражают ли диалекты современных восточнославянских языков племенные диалекты или же они целиком являются продуктом эпохи феодальной раздробленности. Однако в данном случае нет смысла вторгаться в рассмотрение этой сложной темы, так как сторонники происхождения современных диалектных групп восточнославянских языков от областных говоров периода феодальной раздробленности делают исключение для псковской группы говоров. Вот что пишет по этому поводу Р.И. Аванесов, последовательный сторонник теории позднего происхождения современных диалектов восточнославянских языков: «На основании показаний письменных источников, относящихся к территории Пскова, древние псковские говоры выделяются весьма ярко, в особенности по ряду характерных черт узкого чисто псковского значения, не соотносительных с чертами диалектных различий в обще-восточнославянском масштабе... Характерно, что территория псковских говоров, как она определяется данными современной диалектологии, совершенно не совпадает с территорией Псковской земли XIV-XV вв. Это указывает, вероятно, на то, что образование их особенностей не связано по времени с формированием Псковской земли. Можно полагать, что специфические особенности древнего псковского говора, отразившиеся в псковских памятниках XIV-XV вв., сформировались в более раннюю эпоху» [41].

Рис. 2. Археологические памятники кривичей и диалектологическая карта восточнославянских языков. I - археологические памятники псковских кривичей второй половины I тысячелетия и начала II тысячелетия н.э.; II - археологические памятники смоленских и полоцких кривичей; III - области расселения словен новгородских поданным археологии; IV - диалектологические границы по карте Московской Диалектологической комиссии; 1 - псковская группа говоров; 2 - говоры ссверо-белорусские; 3 - новгородские говоры; 4 - средне-великорусские говоры; 5 - говоры переходные к южно-великорусские па белорусской основе.

Сопоставление современной диалектологической карты восточнославянских языков с картой археологической (рис. 2) показывает, что абсолютное большинство археологических памятников псковских кривичей с середины I тысячелетия н.э. до XIII в. расположено на территории распространения псковских говоров. Если нельзя говорить о полном совпадении археологических и диалектологических границ, то можно говорить о том, что общие контуры территории распространения псковских говоров начала XX в. были намечены еще в конце I – начале II тысячелетия н.э. Иными словами, вслед за лингвистами, полагающими, что формирование группы псковских говоров восходит к более раннему времени, чем XIV-XV вв. можно считать, что псковские говоры древнерусского языка восходят к племенному наречию псковских кривичей.

Одной из характерных черт восточной и южной групп славянских языков, в отличие от западной группы, признается потеря зубных в первичных сочетаниях «dl», «tl», «dn», «tn», восходящих к общеславянскому языку. В отличие от всех других говоров древнерусского языка, древнепсковский говор сохранил сочетания «dl» и «tl», хотя и в несколько измененном виде – «Г» и «К» перед окончаниями причастий прошедшего времени – «ли» («блюглися», «привегли», «на конь оусегли» и т.п.) [42].

Объяснению этой особенности древнепсковского говора посвятили статьи два крупнейших языковеда начала XX в. – А.А. Шахматов и А.И. Соболевский. А.А. Шахматов в своих лингвистических построениях опирался на гипотезу, согласно которой в Восточной Европе до расселения восточных славян жили ляхи. Сохранение зубных в сочетании с шепелявостью в псковских говорах, по его мнению, являются остаточными явлениями древних ляшских поселенцев [43]. В настоящее время гипотеза А.А. Шахматова не может удовлетворять ни археологов, ни лингвистов, ни историков, так как не подкрепляется никакими фактическими материалами.

Подчеркивая сходство вышеуказанной особенности древнепсковского говора с польскими наречиями, А.И. Соболевский считал, что «Г» и «К» на месте древних «Д» и «Т» восходят к тому времени, когда в глубокой древности (во всяком случае до выпадения «Д» и «Т» перед «Л») эти говоры соседили друг с другом и с балтийскими племенами [44].

Рис. 3. Схема движения кривичей на Псковщину. 1 - восточнобалтийские племена; 2 - древнейшие районы расселения кривичей в бассейне р. Великой и в верховьях Западной Двины; 3 - область, откуда пришли кривичи на Псковщину (стрелками показаны направления движения кривичей).

Рис. 4. 1 - курганные могильники, в которых раскопаны длинные насыпи с зольноугольной прослойкой и основании; 2 - курганные могильники, в которых раскопаны длинные насыпи с ритуальными кострищами; 3 - могильники с еще неисследованными длинными курганами.

Предложение А.И. Соболевского находит подтверждение в археологических материалах (рис. 3 и 4). Кроме очерченной на карте Н.Н. Чернягина территории распространения длинных курганов, эти памятники известны еще в одном районе – в смежных областях Польши и Западной Белоруссии (бассейн верхнего Немана и Буга, междуречье Буга и Вислы) [45]. К сожалению, длинные курганы этой территории еще не подвергались раскопочным исследованиям. Между тем имеются некоторые основания предполагать, что здесь есть такие же древние (если не древнее) курганы, как и в бассейне р. Великой. Среди курганных могильников верхнего Принеманья и в Побужье есть валообразные насыпи длиной до 80 м. Хотя длина курганной насыпи не является определяющим признаком для хронологии, тем не менее нельзя не отметить, что очень длинные валообразные насыпи известны только в древнейших местах расселения кривичей (в бассейне Великой и в верховьях Западной Двины). Таких курганов нет ни в Смоленском Поднепровье, ни в Полоцкой земле, где кривичи появились, как будет показано ниже, только в VII в. н.э. Длина смоленских и полоцких курганов не превышает 30-35 м, в то время как в бассейне Великой нередки валообразные насыпи до 60-65 м в длину. Более того, все раскопанные до сих пор поздние длинные курганы (VII-IX вв.) как в Смоленщине и Полотчине, так и в Псковской земле по существу являются удлиненными (их длина не превышает 30-35 м).

Оставлена ли Неманско-Бужская группа длинных курганов той группой славянских племен, из среды которых вышли и польские племена и кривичи, т.е. те славянские племена, которые до середины II тысячелетия н.э. сохранили зубные в сочетаниях «dl» и «tl», или же эта группа длинных курганов оставлена частью кривичей, которые не сумели пробиться сквозь земли, занятые восточнолитовскими племенами, при продвижении на Псковщину? До производства широких раскопочных исследований этой группы погребальных памятников этот вопрос решать нельзя.

Однако предположение о том, что кривичи переселились в бассейн Великой и в верховья Западной Двины именно из района Принеманья и Бугско-Висленского междуречья, заслуживает внимания не только потому, что древнепсковский диалект обнаруживает общие черты с древними польскими говорами (это позволило А.И. Соболевскому говорить о соседстве этих говоров в древности), и не только потому, что и там и здесь мы имеем совершенно одинаковые археологические памятники. Выше отмечалось, что кривичи в Повеличье и в Верхнем Подвинье появились к середине I тысячелетия н.э., т.е. их переселение должно было совершиться в конце первой половины I тысячелетия н.э. И как раз именно в это время в последних столетиях первой половины I тысячелетия н.э. в землях, расположенных между Псковщиной и Верхним Принеманьем, по археологическим данным, намечается какое-то передвижение населения, сопровождаемое гибелью укрепленных поселений. Работами А.Г. Митрофанова и других исследователей установлено, что многие городища штрихованной керамики в западной части территории их распространения прекращают свое существование (гибнут в результате пожаров) именно в IV в. н.э. [46] Вместе с тем в III-IV вв. н.э. поселения штрихованной керамики появляются узкой полосой от верховьев р. Ловатн до верховьев Западной Двины, т.е. там, где до этого времени жило только финское население. Я.В. Станкевич подчеркивает характерное для поселений III-IV вв. н.э. сочетание восточнобалтийских черт со славянскими и в инвентаре, и в керамике [47]. К V в. н.э. эта область становится славянской. Появление в Верхнем Подвинье культуры штрихованной керамики в сочетании со славянскими элементами можно объяснить только тем, что кривичи, продвигаясь из Верхнего Принеманья в верховья Западной Двины через земли восточнобалтийских племен, увлекли своим движением часть местного балтийского населения. Во всяком случае, трудно найти другое объяснение появлению группы поселений штрихованной керамики в южной части Верхнего Подвинья – вдали от основной территории их распространения.

Одновременное появление одинаковых погребальных памятников – длинных курганов в отдаленных районах расселения кривичей (в низовьях р. Великой, на побережье Псковского озера, в верховьях Западной Двины и на Валдае) заставляет полагать, что кривичи к середине I тысячелетия н.э. в период их расселения в Повеличье и в Верхнем Подвинье уже хоронили умерших в длинных курганах. Скорей всего, этот своеобразный тип насыпей был принесен кривичами и на Псковщину из Верхнего Принеманья или из Бугско-Висленского междуречья.

Кривичи середины I тысячелетия н.э. являлись прежде всего этнической группой славянства. О наличии племенной организации у кривичей в это время нам ничего неизвестно.

Рис. 5. Схема расселения кривичей в VII-VIII вв. 1 - восточнобалтийские племена; 2 - древнейшие районы расселения кривичей на Псковщине (стрелками показаны направления движения кривичей).

Дальнейшая история кривичей связана с колонизацией ими Смоленского Поднепровья и Полоцкого Подвинья (рис. 5), населенными восточнобалтийскими племенами. Время появления кривичей на Смоленщине и Полотчине определяется древнейшими в этих землях длинными курганами. Хронология древнейших длинных курганов здесь так же, как на Псковщине, представляет большие трудности. Легче датируются длинные курганы VIII-IX вв., в силу того, что в них встречаются вещи, имеющие аналогии среди древностей латгальских могильников, или предметы, сходные с вещами из круглых славянских курганов IX в.

Древнейшие же погребения в длинных курганах Смоленщины и Полотчины, как и погребения первоначальной области расселения кривичей, почти полностью лишены вещевого материала. Поэтому на Смоленщине и в Полотчине можно назвать очень немного длинных курганов старше VIII в. Таков длинный курган у дер. Ямщичино на Смоленщине, в котором найдена ажурная бляха с красной эмалью. Автор раскопок В.И. Сизов датировал ее VI-VII вв. [48], с чем согласились А.А. Спицын и П.Н. Третьяков [49], указав аналогию этому предмету в Красноборском кладе VI-VII вв. В длинном кургане № 3 близ Ярцева (Смоленская область) В.И. Сизовым [50] была найдена часть бронзовой фибулы с красной и желтой эмалью [51]. Точной аналогии этой фибуле подыскать не удается, но по своей орнаментации она очень напоминает некоторые бляшки Перещепинского клада [52]. Поэтому этот курган можно включить в число древнейших длинных курганов Смоленщины. К ранним памятникам нужно отнести также длинные курганы близ деревни Лопино [53] и Пишино [54] на Смоленщине и удлиненный курган между деревнями Машули и Шалтени на Полотчине [55], в которых были найдены В-образные пряжки типа пряжек Колосковского клада VI-VIII вв. Сюда же принадлежит длинный курган в Будранах (Полотчина) [56], в котором найден узколезвийный топор, характерный для литовских курганов V-VIII вв. Более древних длинных курганов на Смоленщине и Полотчине нет [57]. Следовательно, появление длинных курганов в этих областях нужно относить приблизительно к VII в. н.э. [58]

Является ли распространение длинных курганов в Верхнем Поднепровье и Полоцком Подвинье свидетельством о расширении кривичской территории посредством расселения славян из верховьев Западной Двины и бассейна р. Великой, или же появление длинных курганов здесь следует объяснить иными причинами? Этот вопрос решается в пользу первого предположения анализом керамического материала. Керамика длинных курганов Смоленщины существенно отличается от глиняной посуды смоленских городищ и селищ первых трех четвертей I тысячелетия н.э. [59] и имеет свои ближайшие аналогии среди керамического материала длинных курганов Псковщины и верховьев Западной Двины. Отсутствие каких-либо балтийских находок в ранних курганах Смоленщины и Полотчины свидетельствует о том, что первоначально славянское население здесь не смешивалось с местным (балтийским по языку), населением.

Совсем иными по инвентарю являются некоторые длинные курганы VIII-IX вв. В погребениях этих курганов и на Смоленщине и в Полотчине иногда встречаются вещи, характерные для латгальских могильников того же времени – бронзовые спиральные пронизки и орнаментированные бляшки, из которых составлялись латгальские головные венчики и обломки шейных гривен. Процент погребений длинных курганов с предметами латгальских типов незначителен. Остатки головных венчиков найдены в длинных курганах близ дер. Хотынь [60], с. Слободы [61], дер. Цурковки [62], Заозерье и Акатово [63]. При этом из шести захоронений в длинном кургане у дер. Цурковки остатки головного венчика найдены только в одном погребении. То же самое можно сказать и относительно других перечисленных курганов [64].

Появление в погребениях VIII-IX вв. смоленско-полоцких длинных курганов балтийских украшений можно объяснить только захоронением в этих курганах части местного восточнобалтийского населения, попавшего под славянское влияние или вследствие брачных связей славян с балтами, или в результате совместной хозяйственной деятельности. К этому времени на смену родовой пришла сельская община, допускающая в свой состав инородческое население. Во всяком случае предметы украшений балтийского типа найдены в длинных курганах только в тех областях, где, судя по археологическим данным, находящим подтверждение в топонимических материалах, вплоть до последней четверти I тысячелетия н.э. обитали балты. Эти предметы не встречены в псковской группе длинных курганов.

Смоленско-полоцкие длинные курганы отличаются от псковских не только наличием в отдельных погребениях предметов балтийской культуры, но и отсутствием зольно-угольной прослойки в основаниях погребальных насыпей (рис. 4). Начиная с середины I тысячелетия н.э. вплоть до исчезновения курганного обряда захоронений (XIII в.) кривичи, жившие на побережье Псковского озера, в бассейне р. Великой и в верховьях Западной Двины, перед сооружением курганной насыпи разводили на этом месте небольшой ритуальный костер, имевший целью, по-видимому, очищение огнем площадки, предназначенной для погребальной насыпи. При раскопках псковских длинных и круглых курганов в их основаниях, как правило, открывается тонкая зольно-угольная прослойка [65]; у смоленских и полоцких кривичей этот обряд существовал в несколько измененном виде. При раскопках длинных курганов на Смоленщине и в Полотчине зольно-угольной прослойки в основаниях насыпей не прослеживается. Вместо этого остатки небольших ритуальных кострищ обнаруживаются под отдельными захоронениями (или в виде скопления угля и золы, или в виде небольшой прекаленности горизонтальной площадки, размерами от 0,3 до 1 м 2). Таким образом, здесь ритуальные костры разводились не на всей площади основания курганной насыпи, а только на небольшой площадке под одним или двумя захоронениями (по-видимому, древнейшими в том или ином кургане) [66].

Рис. 6. Археологические памятники кривичей IX-X вв.
1 - памятники псковских кривичей;
2 - памятники смоленских и полоцких кривичей.

Намеченные по материалам длинных курганов VII-IX вв. три локальные группы кривичей – псковская, смоленская и полоцкая в дальнейшем имеют самостоятельное обособленное развитие. Круглые курганы с одиночными трупосожжениями, пришедшие в IX в. на смену длинным курганам, во всех деталях погребального обряда повторяют длинные курганы. Курганы псковских кривичей по-прежнему выделяются зольно-угольной прослойкой. Для круглых курганов IX-X вв. смоленских и полоцких кривичей характерны такие же ритуальные кострища, какие наблюдаются в длинных курганах тех же областей (рис. 6). Смоленские кривичи и полочане (полоцкие кривичи) в VII-X вв., близкие по погребальному обряду, были разделены полосой территории, еще не заселенной славянами. В связи с этим, а также в связи с различными субстратами Смоленского Поднепровья и Полоцкого Подвинья, уже в X в. намечаются некоторые этнографические различия этих двух кривичских областей (рис. 7). Для смоленских кривичей и полочан с X по XIII в. характерны браслетообразные завязанные височные кольца несколько различных типов [67]. У кривичей Смоленского Поднепровья получают распространение большие проволочные кольца с аккуратно завязанными концами. Височные кольца полоцких кривичей, обычно несколько меньших размеров, изготовлены из более тонкой проволоки, менее тщательно завязаны, иногда один конец их образует петельку, другой – завязан [68].

Рис. 7. Археологические памятники кривичей XI-XIII вв. 1 - курганные могильники псковских кривичей; 2 - курганные могильники смоленских и полоцких кривичей; 3 - места находок браслетообразных завязанных височных колец смоленского типа; 4 - места находок браслетообразных височных колец полочан.

Псковские кривичи не носили браслетообразных височных колец. Их история, начиная с VII-VIII вв., тесно связана с другой группой восточных славян – словенами новгородскими. Уже в VII в. в область расселения псковских кривичей начинают проникать словене. Их погребальные памятники – сопки в низовьях р. Великой и верховьях р. Западной Двины – расположены вперемежку с длинными курганами [69].

В соответствии с археологическим делением кривичей на три локальные группы можно говорить о трех политических объединениях (племенных союзах) кривичей последней четверти I тысячелетия н.э. – союзе псковских кривичей, союзе смоленских кривичей и союзе полочан. Составитель «Повести временных лет» знает племенные княжения (племенные союзы) у полочан и смоленских кривичей. Что касается псковских кривичей, то они к IX в., судя по летописи, были объединены в один политический союз со словенами и весью, чему не противоречат и археологические материалы.

Первые полугосударственные феодальные образования – Полоцкое и Смоленское княжества – были прямыми наследниками прежних племенных союзов соответственно полочан и смоленских кривичей, ибо полочане составили основное ядро населения Полоцкой земли, кривичи верховьев рек Днепра, Западной Двины и Волги – Смоленской. Территории ранних княжеств – Полоцкого и Смоленского в значительной степени соответствуют областям расселения полоцких и смоленских кривичей [70].

Примечания

[1] «...Кривичи, иже седять на верхъ Волги и на верхъ Двины и на верхъ Днепра, их же градъ есть Смоленск» (Повесть временных лет. Т. I. М.; Л., 1950. С. 13).

[2] Там же. С. 18.

[3] ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1843. С. 15, 91.

[4] ПСРЛ. Т. 7. СПб., 1856. С. 28, 76.

[5] Повесть временных лет. Т. I. С. 18.

[6] Шахматов А.А. К вопросу об образовании русских наречий и русских народностей // Журнал Министерства народного просвещения (ЖМНП). СПб., 1899. CCCXXII. С. 336.

[7] Спицын А.А. Удлиненные и длинные русские курганы // Записки Отделения русской и славянской археологии (ЗОРСА). 1903. Т. V. Вып. 1. С. 196-202.

[8] Третьяков П.Н. Северные восточнославянские племена // Материалы и исследования по археологии СССР (МИА). М.; Л., 1941. № 6. С. 40 и сл.; его же. Восточнославянские племена. М., 1953. С. 233-236; Чернягин Н.Н. Длинные курганы и сопки // МИА. № 6. С. 93-148.

[9] Спицын А.А. Финские древности верхнего Поволжья // Труды IV Областного историко-археологического съезда в Костроме. Кострома, 1914. С. XLVI-XLVII.

[10] Архив А.А. Спицына, дело № 61 (ЛОИА).

[11] Готье Ю.В. Железный век в Восточной Европе. М.; Л., 1930. С. 192.

[12] В отдельных окраинных районах расселения кривичей захоронения в длинных курганах совершались и в X в. (см. например: Гуревич Ф.Д. О длинных и удлиненных курганах в Западной Белоруссии // Краткие сообщения Института истории материальной культуры (КСИИМК). 1958. Вып. 72. С. 65).

[13] Третьяков П.Н. Северные восточнославянские племена. С. 43; Чернягин Н.Н. Указ. соч. С. 97.

[14] Тараканова С.А. Длинные и удлиненные курганы // Советская археология (СА). 1954. Т. XIX. С. 100-107.

[15] С этой датой не согласился и П.Н. Третьяков (Третьяков П.Н. Итоги археологического изучения восточнославянских племен. Доклад на IV Международном съезде славистов. М., 1958. С. 11).

[16] При датировке длинных курганов II-III вв. н.э. С.А. Тараканова в ряде случаев опирается на начальную дату бытования тех или иных предметов, не учитывая того, что некоторые из них продолжали существовать до середины I тысячелетия н.э., а иногда и позже.

[17] Шмидехельм М.Х. Археологические памятники периода разложения родового строя на северо-востоке Эстонии. Таллин, 1955. С. 215.

[18] Там же. С. 74-90.

[19] Третьяков П.Н. К истории племен верхнего Поволжья в первом тысячелетии н.э. // МИА. М.; Л., 1941. № 5. С. 57. Рис. 28.

[20] Спицын А.А. Древности бассейнов рек Оки и Камы // Материалы по археологии России (МАР). 1901. № 25. Табл. XXII, 5, 7 (погребения 38 и 107).

[21] Моора Х.А. Археологические работы в Эстонской ССР в 1951 и 1952 гг. // КСИИМК. 1954. Вып. 55. С. 59-61.

[22] Станкевич Я.В. Памятники славянской культуры середины I тысячелетия н.э. в верхнем течении Западной Двины // КСИИМК. 1958. Вып. 72. С. 53.

[23] Hansson H. Gotlands bronsalder. Stockholm, 1926-1927. Рис. 16, 82в; 17, 84в, 85в; Мооra H. Pirmatneia kopienas iekarta un agra feodala sabiedriba Latvijas PSP teritorija. Riga, 1952. Рис. 29, 1.

[24] Moora H. Die Eisenzeit in Lettland bis etwa 500 n. Chr. T. I. Tartu; Dorpa, 1929. С. 147-148. Табл. XXX, 15. Шмидехельм М.Х. Указ. соч. С. 153 (с браслетом V-VI вв.). В погребениях среднего железного века Эстонии (500-800 гг. н. э.) пинцетки уже не встречаются (см. таблицу находок в книге: Tallgren A.M. Zur Archaologie Eesitis. Т. II. Dorpat, 1925. С. 22-23). Исключениями являются две неорнаментированные находки в могильнике Hapsal, ksp. Laane – Nigula около Kirimae (Там же. С. 8).

[25] Tallgren A.M. Указ. соч. Т. I. Dorpat, 1922. С. 114-115.

[26] Moora Н. Archeologilised Valiuurimised Eesti NSV alal 1950 ja 1951 aasta // Изв. АН Эстонской ССР. 1952. № 1. С. 123-134 и рис. 6, 1.

[27] Кудряшов К. Отчет о раскопках 1911 г. в Гдовском уезде С.-Петербургской губ. // ЗОРСА. 1913. Т. IX. С. 244-273.

[28] Там же. С. 251-255.

[29] Архив ИА АН СССР. Д. № 35/1940. С. 6.

[30] Мооrа H. Указ. соч. C. 123-124.

[31] Тараканова С.А. Псковские курганы с трупосожжением // КСИИМК. 1951. Вып. XXXVI. С. 142-147.

[32] Тищенко А.В. Отчет о раскопках 1910-1911 гг. в Новгородской губ. // Известия археологической комиссии (ИАК). 1914. Вып. 53. С. 12-17.

[33] Станкевич Я.В. Указ. соч. С. 52-53.

[34] Тараканова С.А. Раскопки древнего Пскова // КСИИМК. 1949. Вып. XXVII. С. 108.

[35] Тараканова С.А. Раскопки древнего Пскова. С. 104-112; Она же. Новые материалы по археологии Пскова // КСИИМК. 1950. Вып. XXXIII. С. 48-62. Позднее, когда С.А. Тараканова сделала попытку удревнить длинные курганы, она естественно изменяет дату нижнего слоя Псковского городища, опять-таки опираясь на датировку бляшек-скорлупок первыми веками н.э. Теперь, по мнению С.А. Таракановой, описанные изменения в культуре Псковского городища произошли в III в. н.э. (см.: Тараканова С.А. Псковские городища // КСИИМК. 1956. Вып. 62. С. 37-38). Однако для пересмотра даты рубежа между четвертым и третьим слоями Псковского городища нет никаких оснований.

[36] Тараканова С.А. О происхождении и времени возникновения Пскова // КСИИМК. 1950. Вып. XXXV. С. 18-29.

[37] Тараканова С.А. Псковские городища. С. 40.

[38] Станкевич Я.В. Указ. соч. С. 46-47.

[39] Гуревич Ф.Д. Археологические памятники Великолукской области // КСИИМК. 1956. Вып. 62. С. 95-107.

[40] Моора Х.А. О древней территории расселения балтийских племен // СА. 1958. № 2. С. 24-30.

[41] Аванесов Р.И. Вопросы образования русского языка в его говорах // Вестник МГУ. 1947. № 9. С. 131-132. Примеч. 2.

[42] Впервые на эту особенность древнепсковского говора обратил внимание Л.Л. Васильев (см.: Васильев Л.Л. О случаях сохранения общеславянской группы -dl- в одном из старых наречий русского языка // Русский филологический вестник. Варшава, 1907. № 4. С. 263-264). Вскоре Н. Каринский дополнил перечень примеров из памятников псковской письменности XV в. и указал подобные случаи в древнепольской письменности XV-XVI вв. (см.: Каринский. Н. Язык Пскова и его области в XV веке. СПб., 1909. С. 184-187). В отличие от Л.Л. Васильева, видевшего в Г и К рефлексы общеславянских Д и Т, Н. Каринский первоначально полагал, что здесь имели место новообразования Д и Г, возникшие на псковской почве перед флексиями прошедшего времени. Впоследствии в объяснении этой особенности древнепсковского наречия Н. Каринский, кажется, согласился с А.И. Соболевским (см.: Каринский Н. Очерки из истории псковской письменности и языка. Т. I. Исследование языка Псковского Шестоднева 1374 г. Птрг., 1916. С. 32).

В окрестностях Пскова и на побережье Псковского озера остатки произношения КЛ и ГЛ из ТЛ и ДЛ наблюдаются изредка до сих пор (см.: Черных П.Я. Историческая грамматика русского языка. М., 1954. С. 91). Заимствованное эстами у славян слово «мыло» имеет древнепсковское начало (мытло-mygel).

[43] Шахматов А.А. К вопросу о польском влиянии на древнерусские говоры // Русский филологический вестник. Варшава, 1913. Т. LXIX. С. 1-11.

[44] Соболевский А.И. Важная особенность старого псковского говора // Русский филологический вестник. 1909. Т. LXII. С. 231-234.

[45] В верховьях р. Немана эти курганы в последнее время частично картографированы Ф.Д. Гуревич (См.: Гуревич Ф.Д. О длинных и удлиненных курганах в западной Белоруссии. С. 54-65). Относить эти курганы к дреговичам, как это делает Ф.Д. Гуревич, нет никаких оснований. Длинные курганы в Побужье и западнее еще не картографированы. Отрывочные упоминания о некоторых из них есть у Ф.В. Покровского. (См.: Покровский Ф.В. Археологическая карта Гродненской губ. // Труды IX Археологического съезда (АС). Т. I. М., 1895).

[46] Митрофанов А.Г. К истории населения средней Белоруссии в эпоху раннего железа. Автореферат кандидатской диссертации. Л., 1955.

[47] Станкевич Я.В. Указ. соч. С. 47.

[48] Архив ИА АН СССР. Дело АК № 76/1903.

[49] Третьяков П.Н. Северные восточнославянские племена. Рис. 20; Спицын А.А. Предметы с выемчатой эмалью // ЗОРСА. СПб., 1903. Т. V. Вып. 1. Табл. XXVII.

[50] Указатель памятников Российского исторического музея. М., 1893. С. 111-113; Отчет Археологической комиссии (АК) за 1898 г. СПб., 1901. С. 58-59.

[51] Рисунок фибулы см.: Tpетьяков П.Н. Северные восточнославянские племена. Рис. VII, 8, 9.

[52] Бобринский А.А. Перещепинский клад // MAP. СПб., 1911. № 34. Табл. XIV, 48.

[53] Указатель памятников... С. 111-113.

[54] Отчет АК за 1899 г. СПб., 1902. С. 94-98.

[55] Покровский Ф.В. Курганы на границе современной Литвы и Белоруссии // Труды IX АС. Т. I. М., 1895. С. 188.

[56] Покровский Ф.В. К исследованию бассейна Вилии в археологическом отношении // Труды X АС. Т. I. М., 1899. С. 139-140.

[57] Из списка длинных курганов Н.Н. Чернягина (см.: Чернягин Н.Н. Указ. соч.), конечно, нужно исключить большие круглые курганы Смоленщины, хотя они и относятся к середине I тыс. н.э. (например, Ямполье). Эти курганы не являются славянскими погребальными памятниками и оставлены дославянским населением Смоленщины.

[58] Эта дата совпадает со временем гибели некоторых восточно-балтийских городищ Смоленского Поднепровья. Например, городище Тушемля (см.: Третьяков П.Н. Городища-святилища левобережной Смоленщины // СА. 1958. № 4. С. 183), городище Акатово (раскопки Е.А. Шмидта 1958 г.).

[59] Глиняная посуда из древнейших длинных курганов рассматриваемых районов опубликована А.Н. Лявданским (Ляўданскі А.Н. Археолёгічныя досьледы у вадазборах рр. Сажа, Дняпра i Касплі ў Смаленскай губэрні // Працы. Менск, 1930. Т. II. С. 281. Табл. III – Лопинские курганы).

[60] Чернягин Н.Н. Указ. соч. Табл. VIII, 17, 18.

[61] Спицын А.А. Отчет о раскопках, произведенных в 1905 г. И.С. Абрамовым в Смоленской губ. // ЗОРСА. 1906. Т. VIII. Вып. 1. С. 206. Рис. 36.

[62] Шмидт Е.А. Длинные курганы у дер. Цурковки в Смоленском районе // СА. 1958. № 3. С. 166.

[63] Раскопки Е.А. Шмидта 1958 г.

[64] Спиральки встречаются в длинных курганах несколько чаще. Но признаком головного венка они являться не могут, так как они часто входили в состав ожерелий» иногда вплетались в одежду. Спиральки известны и из древнерусских круглых курганов тех областей, где балтийского населения никогда не было. Для определения находки головного венка, кроме спиралек, необходимо присутствие бляшек, чередующихся со спиральками в латгальских головных венках.

[65] Иногда вместо зольно-угольной прослойки в основаниях некоторых псковских курганов обнаруживается тонкая прослойка белого песка. Вместе с тем на Псковщине изредка встречаются курганы, лишенные каких-либо ритуальных кострищ.

[66] Мы не останавливаемся на этом различии псковской и смоленско-полоцкой групп кривичских курганов подробнее, так как этот вопрос неоднократно затрагивался в литературе (см.: Чернягин Н.Н. Указ. соч.; Тараканова С.А. Длинные и удлиненные курганы. С. 93-94). Эти различия подтверждаются и новыми раскопками длинных курганов. Причину замены в длинных курганах Смоленщины и Полотчины большого ритуального кострища, занимающего все основание кургана, небольшими кострищами объяснить трудно. Можно полагать, что это изменение связано с обрядами восточно-балтийского населения. В пользу этого предположения говорит тот факт, что круглые курганы с ритуальными кострищами распространены на всей территории, прежде занятой восточно-балтийскими племенами, т.е. на территории смоленских кривичей, полочан, дреговичей и радимичей. Однако обряд погребения восточно-балтийских племен нам пока неизвестен.

[67] Обычай носить височные кольца появился у смоленских и полоцких кривичей еще в эпоху сооружения длинных курганов. В длинных курганах у деревень Слободы, Хотынь, Цурковка, Слободы-Глушицы (Смоленское Поднепровье), Рудня, Бельмонт (Полотчина) найдены древнейшие височные кольца кривичей – большие проволочные с пластинчатой серединой, в отверстия которой привешивались трапециевидные привески (см.: Шмидт Е.А. Указ. соч. С. 164. Рис. 3, 3). Прототипами этих колец являются шейные гривны, распространенные в Прибалтике во второй половине I тысячелетия н.э.

[68] Менее заметные различия наблюдаются и в других типах украшений смоленских кривичей и полочан.

[69] См. карту Н.Н. Чернягина (Чернягин Н.Н. Указ. соч.).

[70] С темой «кривичи» связан вопрос о славянском заселении Волго-Клязьминского междуречья, так как кривичи направили значительные потоки переселенцев в эту область Восточной Европы. Однако этот вопрос приобретает самостоятельное значение, так как в колонизации Волго-Клязьминского междуречья наряду с кривичами, приняли участие словене новгородские и другие группы восточного славянства и поэтому здесь не рассматривается.

Впервые опубликовано в изд.: Советская археология. 1960. № 1. С. 47-62