С учением о человеке и душе тесно связана теория государства Платона. Антропология и этика греческого философа, так же как и его онтология, имели целью создание совершенного человеческого общества, а поскольку жизнь греков протекала в полисах – городах-государствах – создание идеального государства.
Творчество английского поэта Редьярда Киплинга посвящено служению государству, вне которого он себя не мыслил. Киплинг в условиях нараставшего социокультурного кризиса конца ХIХ – начала ХХ веков пытался своим творчеством показать пример действия. Настроениям моральной апатии и распада он противопоставил некий идеальный образец мышления, чувствования, поведения, в основе которого лежит добровольное принятие человеком высшего закона, под сенью которого люди объединяются в стаю, корпорацию, клан, сознательно отказываясь от всего личного. В этом смысле Киплинг следует традициям Платона.
Согласно Платону, справедливое и совершенное государство – это высшее из всего, что может существовать на Земле. Поэтому человек живёт ради государства, а не государство – ради человека. В учении об идеальном государстве мы находим ярко выраженное господство общего над индивидуальным.
Опасность абсолютизации такого подхода увидел уже Аристотель. Будучи реалистом, в большей мере, чем его учитель, он хорошо понимал, что идеальное государство в земных условиях едва ли удастся создать в силу слабости и несовершенства человеческого рода. А поэтому в реальной жизни принцип жёсткого подчинения индивидуального общему нередко выливается в самую страшную тиранию.
В отличие от Платона Киплинг видел явные несоответствия между идеальной Британией, чертежом разумного миропорядка, и несовершенной реальностью. Поэтому он, встав на позиции Сократа-критика, стал не только проповедовать «имперский мессианизм», но и обличать «строителей империи», требуя от них соблюдения высшего нравственного Закона.
Настоящее исследование посвящено проблеме «идеального государства» в творчестве Платона и Киплинга. Проблема эта актуальна с точки зрения уточнения места философии Платона в историко-литературном процессе Великобритании конца XIX – начала ХХ веков на примере творчества Р. Киплинга.
Объектом исследования стали сочинения Платона «Апология Сократа», «Государство», «Законы» в русских переводах и поэтические произведения Киплинга на языке оригинала и в русских переводах.
Предмет исследования – философский смысл содержания произведений Платона и Киплинга, относящихся к проблеме «идеального государства».
Основная цель работы – в результате сравнительного анализа выявить философский аспект концепции миропонимания Киплинга в связи с учением Платона об «идеальном государстве».
Методологической основой настоящего исследования являются историко-функциональный подход и принципы современной компаративистики. Особенно значим в данном исследовании сравнительно-исторический метод.
Научная новизна настоящей работы заключается в следующем: впервые предпринята попытка раскрыть философский аспект концепции миропонимания Киплинга в связи с учением Платона об «идеальном государстве».
Теоретическая значимость исследования обусловлена необходимостью изучения процесса функционирования традиционных представлений о роли философского наследия Платона в мировой литературе на примере творчества Киплинга. Впервые введённые в научный оборот, не рассматривавшиеся ранее материалы о философском аспекте концепции миропонимания Киплинга в связи с учением Платона об «идеальном государстве» приоткрывают новый аспект проблемы взаимосвязей и взаимодействия философии и литературы.
/33/
Единство трагического мироощущения Платона и Киплинга в переходные периоды становления общества
Платона и Киплинга объединяет трагичность мироощущения, которая особенно ярко проявляется в переходные периоды становления общества. Для Платона это был кризис классического греческого полиса и наступление эпохи эллинизма. И жизнь Платона, по крайней мере, на своих главных этапах, оказалась весьма трагической. Одно разочарование неизменно следовало за другим. Уже осуждение и смерть Сократа по существу разрушили в неём веру в силу разумного убеждения, а между тем Платон всю
/33/
жизнь только и делал, что старался убедить людей силой слова. Едва ли это было трагедией одного лишь Платона. Ещё в большей степени это было трагедией Греции конца классического периода, когда греческий полис шёл к развалу и был накануне гибели. Так что Платон всего только девяти лет не дожил до Херонейской битвы и до Панэллинского конгресса в Коринфе. А последнее событие означало конец политической самостоятельности греческих полисов.
Киплинг, умерший в 1936 году, не дожил трёх лет до начала Второй мировой войны, после которой Британская колониальная империя ушла в прошлое. Но самое страшное заключалось в потере нравственных ориентиров в эпоху бурного развития естественных наук. Дело в том, что классическое викторианское сознание было ещё сознанием по преимуществу религиозным, не сомневающимся ни в божественности человеческой души, ни в трансцендентности истины. Поэтому вопрос о смысле и цели созидательного действия был для него решён изначально – работая, человек выполнял божественную волю и постигал скрытую от разума сущность явлений; труд отождествлялся с молитвой, с откровением, с приобщением к «сверхдуше».
Но к концу столетия казавшаяся незыблемой твердыня викторианского сознания дала заметную трещину. Под мощным натиском открытий естественных наук, особенно дарвиновской теории эволюции и её социологических интерпретаций, картина мира резко изменилась. Приняв «смерть Бога» за аксиому и отбросив за ненадобностью систему трансцендентных абсолютов, культура предложила взамен новую концепцию космоса, который стал мыслиться человеку «гигантской фабрикой, где с оглушительным шумом снуют челноки и крутятся мириады колёс и шестерёнок… и где он почувствовал себя глупым бездомным ребёнком».1 (Пер. А.А. Долинина).
Английский психолог Г. Эллис так описывал общее мироощущение тех лет: «С потерей высшего смысла бытия человек утратил веру и в собственное предназначение. Если прежде он видел свою жизненную задачу в восхождении к божественной истине, то теперь, низведённый до положения детерминированной пылинки в детерминированной вселенной, остро ощутил свою полную беспомощность, ощутил себя игрушкой в руках неподвластных ему сил – биологических, экономических, социальных».2
Таким образом, человечество в целом и киплинговское поколение в частности столкнулось с проблемой кризиса сознания, вызванной переходным периодом. Как и в прошлом потребовался человеческий гений для разрешения этой проблемы. «Переходные периоды вообще часто создают гениев, которые именно в результате переходного характера своего времени сразу принадлежат и предыдущей и последующей эпохе. Таков Гомер, поэмы которого возникли на рубеже общинно-родового и классового рабовладельческого общества. Таков Данте, этот, по Энгельсу, «последний поэт средневековья и вместе с тем первый поэт нового времени».4 Таков Шекспир, последний драматург Возрождения и первый драматург нового времени, на заре индивидуализма давший такую критику этого индивидуализма, которая не всем понятна ещё и в XX в. Но для нас здесь важнее всего то, что к подобному же переходному времени относится и Платон, продолжавший в этом смысле деятельность Сократа».3
Киплинг также находится в этом ряду. Он, вообще, «принадлежал к поэтам, понимающим суть своего дара».5 У Киплинга есть стихотворение «When ‘Omer smote ‘is bloomin’ Lyre» («Гомер все на свете легенды знал…») из сборника «Семь морей» (1896), в котором он об этом сказал так:
When ‘Omer smote ‘is bloomin’ Lyre, Гомер все на свете легенды знал,
He’d ‘eard men sing by Land an’ sea; И все подходящее из старья
An’ what he thought ‘e might require, Он, не церемонясь, перенимал,
‘E went an’ took – the same as me! Но с блеском, – и так же делаю я.6
Пер. А. Щербакова.
Несомненно, все гении были ярко выраженными пассионарными личностями (от латинского слова passio – страсть). «Пассионарность отдельного человека может сопрягаться с любыми способностями: высокими, средними, малыми, она не зависит от внешних воздействий, являясь чертой психической конституции данного человека; она не имеет отношения к этике, одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушения, благо и зло, исключая только равнодушие; и она не делает человека «героем», ведущим «толпу», ибо большинство пассионариев находится в составе «толпы», определяя её потентность в ту или иную эпоху развития этноса.
Модусы пассионарности разнообразны. Тут и гордость, стимулирующая жажду власти и славы в веках, тщеславие, толкающее на демагогию и творчество; алчность, порождающая скупцов, стяжателей и учёных, копящих знания вместо денег; ревность, влекущая за собой жестокость и охрану очага, а в применении к идее – создающая фанатиков и мучеников.
Поскольку речь идёт об энергии, то моральные оценки неприменимы. Добрыми или злыми могут быть сознательные решения, а не импульсы».7
Автором теории пассионарности был наш выдающийся отечественный историк и географ Л.Н. Гумилёв, сын поэта Н.С. Гумилёва, которого В.Н. Корнилов характеризовал как «Царскосельского Киплинга»8.
/34/
Из истории литературы XX века можно привести в качестве примера пассионария друга Л.Н. Гумилёва, классика исторической прозы Д.М. Балашова, филолога – фольклориста, о котором астраханский поэт, прозаик, публицист, Ю.Н. Щербаков написал: «Л.Н. Гумилёв называл людей балашовского склада пассионариями – теми, в ком никогда не гаснет желание творить, дерзать, находить пути и вести по ним к заповедной мечте тугодумов – соплеменников».9
Это стремление к «заповедной мечте» было характерно как для Платона с его объективным идеализмом, так и для Киплинга с его проповедью «имперского мессианизма».
Однако в отличие от Платона Киплинг скорее стоит на позициях Сократа с его функцией «овода», который подгонял обленившееся государство. Так, Сократ говорил о самом себе в произведении Платона «Апология Сократа»: «В самом деле, если вы меня убьёте, то вам нелегко будет найти ещё такого человека, который, смешно сказать, приставлен к городу как овод к лошади, большой и благородной, но обленившейся от тучности и нуждающейся в том, чтобы её подгоняли. В самом деле, мне кажется, что бог послал меня городу как такого, который целый день, не переставая, всюду садится и каждого из вас будит, уговаривает, упрекает»10 (Пер. М.С. Соловьёва).
Киплинг был представлен к своему государству, Британской империи, с той же функцией «овода», который подгонял обленившееся «викторианское общество», забывавшее об идеалах прошлого. Так, в стихотворении «Recessional» («Отпустительная молитва») из сборника «Пять народов» (1903), написанное Киплингом в 1987 году к шестидесятилетию правления королевы Виктории, содержится критика того, что русский писатель А.И. Куприн в своей статье «Редиард Киплинг» в журнале «Современный мир» (1908г., декабрь, №12) назвал «слепым национализмом».11 В нём позиция Киплинга резко расходилась с панегириками казённых патриотов, заполнившими по случаю королевской годовщины английскую прессу:
If drunk with sight of power, we Losse Коль, мощью призрачной хмельны,
Wild tongues that have not Thee in awe, Собой хвалиться станем мы,
Such boastings as the Gentiles use, Как варварских племён сыны,
Or Lesser breeds without the Law – Как многобожцы, чада тьмы,
Lord God of Hosts, be with us get, Бог Сил! Нас не покинь! – внемли,
Lest we forget – Lest we forget! Дабы забыть мы не смогли!12
Пер. О. Юрьева.
Киплинг хотел избавить своих граждан от рабства перед развращающим их слепым национализмом и крайним индивидуализмом. «Главное в том, что Киплинг – поэт поколения, впервые в полный рост столкнувшегося с распадом христианских шире, библейских ценностей. Он – в ряду мыслителей, с которых начинается возвращение мифа в европейскую культуру. В сущности, Киплинг, при всём своём внимании к конкретной детали и точному слову, – символист и мистик. Посмотрите на тот образ Империи, которому он посвящает своё творчество, он не более реален, чем Сверхчеловек Ницше или Прекрасная Дама Блока».13
Киплинг вместе со своим поколением испытал ужас перед опустевшей вселенной. Но он сумел скрыть свой личный ужас от самого себя и других, так как считал, что человек должен точно так же поступить и с ужасом метафизическим. Он должен, как сказано в «Молитве Мириам Коэн» (1893), спустить завесу на пустоту и мрак реальности:
A veil ‘twixt us and Thee, Good Lord, Пусть вечно разделяет нас
A veil ‘twixt us and Thee – Глухой завесой Тьма,
Lest we should hear too clear, too clear, Чтоб Око Божие и Глас
And unto madness see! Нас не свели с ума.14
Пер. С. Степанова
Предлагая своим современникам императив активного действия, Киплинг предлагал не что иное, как свой вариант «завесы». Именно в действии он видел единственное спасение от бессмысленности мира. «К тому же, в отличие от утончённого аристократа Уайльда, Киплинг сознательно обращался к самой массовой аудитории. Дориан Грей беседует с элитой, Томми Аткинс – со всеми. …Настроениям моральной апатии и распада он противопоставил некий идеальный образец мышления, чувствования, поведения, в основе которого лежит добровольное приятие человеком высшего закона, под сенью которого люди объединяются в стаю, корпорацию, клан, сознательно и даже радостно отказываясь от всего личного и выполняя, как сказано в «Книге джунглей», «послушания долг».15 В этом отношении позиция Киплинга отличается от тоталитарной системы государства в «Законах» Платона. Однако у Киплинга, как и у более раннего Платона, есть свой мир идей, который придаёт императиву активного действия смысл для дальнейшего человеческого существования.
Такой «идеей» у Киплинга стала идея высшего нравственного Закона, то есть господствующей над человеком и нацией системы запретов и разреше
/35/
ний, «правил игры», нарушение которых строго карается. Согласно представлениям Киплинга, эти законы выстраиваются в иерархию, пронизывающую снизу вверх весь миропорядок – от закона семьи или клана до закона культуры и универсума. А средоточием санкционирующей истины Киплинг увидел Британскую Империю. В ней он обнаружил законодателя и вождя, ведущего «избранные народы» к эсхатологическому спасению. Так, в стихотворении «The Return» («Возвращение») из сборника «Пять народов» (1903) Киплинг ведёт свою проповедь имперского мессианизма, восклицая устами одного из своих Томми Аткинсов:
If England was what England seems, Когда бы Англия была
An’ not the England of our dreams, Действительность, а не мечта:
But only putty, brass, an’ paint, Белила, краски, медь - пошла
‘Ow quick we’d drop ‘er! But she ain’t!16 Она к чертям…Но – ни черта!17
Пер. А. Шараповой.
Смысл киплинговской проповеди здесь предельно ясен: чтобы оправдать действие, необходимо уверовать в коллективную миссию англичан, уверовать в то, что «Англия снов» важнее и реальнее самой эмпирической реальности – «шпаклёвки, меди и краски». Однако Киплинг видел явные несоответствия между идеальной Британией, чертежом разумного миропорядка, и несовершенной реальностью. Поэтому он, встав на позиции Сократа – критика, стал не только проповедовать, но и обличать «строителей империи», требуя от них соблюдения высшего нравственного Закона. Но постоянная критика, как в случае с Сократом, сыграла свою трагическую роль и в отношении Киплинга. Если Сократ был осуждён на физическую смерть, а его ученик Платон сам себя обрёк на философское самоубийство после «Законов», то Киплинга осудили на литературную смерть, предав его забвению и наклеив на него ярлык «бард империализма».
Итак, в ходе проведенного исследования мы пришли к следующим выводам:
Платона и Киплинга объединяет трагичность мироощущения, которая особенно ярко проявляется в переходные периоды становления общества. Для Платона это был кризис классического греческого полиса и наступление эпохи эллинизма. Киплинг и его поколение столкнулось с проблемой кризиса классического викторианского сознания и наступлением декаданса, как в литературе, так и в жизни.
Это позволило провести параллели между казарменной утопией «идеального государства» Платона и образом Британской колониальной империи как «корпорации корпораций» в «казарменных балладах» и других стихах Киплинга.
Примечания
1. John A. Lester, Jr. Journey trouqh Despair. 1880 – 1914. Transformations in British Literary culture. – Princeton: Univ Press, 1968. – p.28.
2. Долинин А.А. Загадки Редьярда Киплинга // Киплинг Р. Избранное: Сборник. На англ. и русск. яз. /Сост. Н.Я. Дьяконова и А.А. Долинин. – М.: Радуга, 1983. – с.24.
3. Лосев А.Ф. Жизненный и творческий путь Платона // Платон, Собрание сочинений. В 4-х т. Т.1. Апология Сократа. Диалоги. Пер. с древнегреч. //Общ. ред. А.Ф. Лосева, – М.: Мысль, 1990. – С.18 – 19.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.22. – С.382.
5. Дымшиц В. Редьярд Киплинг // Киплинг Р. Стихотворения: Сборник на англ. яз. с параллельным русским текстом /Сост. А. Глебовская, С. Степанов; предисл. В. Дымшица. – СПб.: Северо-Запад, 1994. – С.10.
6. Киплинг Р. Стихотворения. – СПб.: Северо-Запад, 1994. –С.26 – 27.
7. Гумилёв Л.Н. Конец и вновь начало: Популярные лекции по народоведения. – М.: Рольф, 2002. – С.49.
8. Иванов Вяч. Вс. Два образа Африки в русской литературе начала ХХ века: Африканские стихи Гумилёва и «Ка» Хлебникова // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Том II. Статьи о русской литературе. – М.: Языки русской культуры, 2000. – С.297.
9. Щербаков Ю.Н. Дмитрий Балашов: «Остаётся земля, и в полях остаётся дорога» // Щербаков Ю.Н. Кому на Руси жить: беседы и очерки. – Астрахань: АПП Джангар при участии Астраханского отделения Литературного Фонда Россси, 2001. – С.105.
10. Платон. Собрание сочинений. В 4-х т. Т.1. Апология Сократа. Диалоги. Пер. с древнегреч. / Общ. ред. А.Ф.Лосева. – М.: Мысль, 1990. – С.85.
11. Куприн А.И. Собрание сочинений. В 9-ти т. Т.9. Воспоминания, статьи, рецензии, заметки / Сост. Ф. Кулешов. – М.: Худож. Лит., 1973. – С.111.
12. Киплинг Р. Стихотворения. – СПб.: Северо-Запад, 1994. – С.110 –111.
13. Дымшиц В. Редьярд Киплинг // Киплинг Р. Стихотворения. – СПб.: Северо-Запад, 1994. –С.11 – 12.
14. Киплинг Р. Стихотворения. – СПб.: Северо-запад, 1994. – С.358 –359.
15. Анастасьев Н.А. Продолжение диалога. – М.: Советский писатель, 1987. – С.143.
16. Киплинг Р. Избранное. – М.: Радуга, 1983. – С.129.
17. Киплинг Р. Утренняя песнь в джунглях: Стихотворения. Пер. с англ. /Сост. В.С. Лютиков. – М.: Летопись. – М., 2000. – С.275.
/36/
Мардынский И.П. Единство трагического мироощущения Платона и Киплинга в переходные периоды становления общества // Академический журнал Западной Сибири. 2007. № 1. Тюмень: ТГУ. С. 33 – 36. 0,3 п.л. (1.000 экз.)
Статья написана специально для издания «Академический журнал Западной Сибири» в разделе «ЛИТЕРАТУРА» аспирантом кафедры истории журналистики и коммуникативистики Кубанского государственного университета в 2007 году.
Электронный текст максимально приближен к печатной (авторской) версии. Страницы печатного первоисточника обозначены в тексте знаками /33/, /34/, /35/, /36/ соответственно. В отличие от текста-источника в электронной версии введено обозначение буквы ё.
Единство трагического мироощущения Платона и Киплинга в переходные периоды становления общества
И. П. Мардынский
Кубанский Государственный университет