Поэтическая фигура Киплинга – это основополагающая веха в дальнейшем развитии балладного жанра на страницах европейской публицистики.

«Редьярд Киплинг – великий поэт. Вот, собственно говоря, всё, что можно сказать в его оправдание. Вот почему он не нуждается ни в каких оправданиях.

Каждая строка, написанная Киплингом, – замечательный документ своего времени, памятник философии, истории, политики, языка определенной эпохи. Киплинг был необыкновенно злободневен, в нём поэт счастливо уживался с репортёром. Быть может, поэтому его так не любили младшие современники – для них он был прежде всего глашатаем истин своего поколения, поколения их отцов» [2, с. 5].

/96/

В 1892 году известный английский эссеист Э.В. Лукас (E.V. Lucas; 1868 – 1938) охарактеризовал творчество Киплинга при помощи следующего кулинарного рецепта:

«This pickle has a peculiar mordant quality which distinguishes it from all others. The chief ingredient is unwashed English, chopped, broken, and bruised with a brazen instrument. Then work in chips and fragment of cynicism, <…> the seven cardinal sins, The Soldier’s Pocket Book, the Civil Service Regulations, Simla manners, profanity, an Ekka pony, the Southern Cross, and genius. Slice with Tipperary brogue» [1, с. 379][3].

Эти гастрономические метафоры довольно точно описывают все те особенности киплинговского письма, которые требуют комментария.

Прежде всего, определённые трудности для понимания создает то, что Лукас назвал «немытым языком» рассказов и стихов писателя, или, говоря иными словами, их словарь, который изобилует профессиональными терминами, всевозможными жаргонизмами (включая армейский сленг), иноязычными вкраплениями (главным образом, индийскими).

Так, в рассказах и балладах, созданных на индийском материале, писатель широко пользуется диалектной лексикой и выражениями, заимствованными, прежде всего, из особого (англо-индийского. – И.М.) креолизированного жаргона, понятного лишь тем, кто провёл некоторое время в Индии: We useter watch the steamers an’ the hathis pilin’ teak (Поглядеть на то, как хати лес сгружают на реке)[4] [2, с. 102 – 103].

Для речевой характеристики персонажей, «экзотичность» которых обусловлена сугубо социально (солдаты, моряки, бродяги и т.п.), Киплинг использует не только лексические, но и грамматические особенности просторечно-диалектного произношения:

Cheer! Get on! – Gawd ‘elp the married men to-day! («Марш! Бог помощь, если ты женат»)[5] [2, с. 40 – 41];

The publican’s up an’ sez, «We serve no red-coats here»[6] («Мы не пускаем солдатню!» – хозяин говорит) [2, с. 56 – 57];

We’ve fought with many men acrost the seas… (Знавали мы врага на всякий вкус…)[7] [1, с. 101]

And now I’m Sir Anthony Gloster, dying, a baronite… (И вот я, сэр Энтони Глостер, умираю – баронет!)[8] [2, с. 214 – 215].

/97/

На грамматическом уровне нарушение литературной нормы (просторечие) обусловлено:

а) употреблением причастий настоящего времени с префиксом а- (a-servin’; a-settin’; a-smokin’ и т.п.):

There’s a Burma girl a-settin’, and I know she thinks o’me (Смотрит на море девчонка и скучает обо мне) [2, с. 100 – 101];

An’ I seed her first a-smokin’ of a whackin’ white cheroot, / An a-wastin’ Christian Kisses on an’ eather idol’s foot… (Чёрт-те что она курила – не прочухаться в дыму, / И, гляжу, целует ноги истукану своему!) [2, с. 100 – 101];

б) употреблением двойного отрицания (you won’t need nothing else; there ain’t no busses; hadn’t none и т.п.):

No! You won’t ‘eed nothin’ else (Не отчизна им мила) [2, с. 102 – 103].

в) употреблением прилагательного вместо наречия (fair=fairly; most remarkable=most remarkably; Lookin’ Lazy=Looking Lazily; most awful odd=most awfully odd и т.п.):

By the old Moulmein Pagoda, Lookin’ Lazy at the sea. / There’s a Burma girl a-settin’, and I know she thinks o’ me (Возле пагоды старинной, в Бирме, в дальней стороне, / Смотрит на море девчонка и скучает обо мне)[9] [2, с. 100 – 101].

Поскольку поэтика Киплинга ориентирована на воспроизведение экзотического, с точки зреня английской поэтической нормы, устного слова рассказчика, в его балладах использован целый ряд типично «сказовых» приёмов, благодаря которым достигается эффект свободного речевого самовыявлени героев в заданной автором коммуникативной ситуации. Одним из основных приёмов киплинговского сказового стиля, как отметил в своём «кулинарном рецепте» Э. Лукас, является частое использование бранных слов и богохульств (profanity):

March! The Devil’s none so black as ‘e is painted!

(«Товсь к погрузке! Пусть малюют чёрта») [2, с. 40 – 41].

Однако в произведениях, созданных в контексте викторианской культуры, писатель был вынужден считаться со строжайшим запретом на употребление ругательств. Так как без таких лексем речевая характеристика многих героев Киплинга была бы неполной, то автор заменял эти слова эвфемизмами, многие из которых повторяются из текста в текст. Например, вместо бранного и эмоционально окрашенного прилагательного bloody (груб. «проклятый») используются причастия blooming и bleeding:

Bloomin’ idol made o’ mud – / Wot they called the Great Gawd Budd

(В ноги падает дерьму, / Будда – прозвище ему) [2, с. 100 – 101].

/98/

В солдатских балладах и новеллах Киплинга встречается и большое количество эвфемизмов ad hoc, функцию которых может выполнять практически любое слово, сходное с подразумеваемым ругательством по грамматической форме, звучанию, или семантике (plucky, Lumbering, whacking, bucking, hairy, blasted):

Plucky Lot she cared for idols when I kissed ‘er where she stud!

(Нужен ей поганый идол, как покрепче обниму…) [2, с. 100 – 101].

Ядро поэзии Киплинга составляют стихотворения балладного характера, написанные в 1885 – 1902 гг. и складывающиеся в три основных цикла – солдатский, морской и индийский. Именно «казарменным балладам» («Barrack-Room Ballads») он в первую очередь обязан своей славой публициста и «народного поэта».

Ещё в школьные годы, внимательно изучив особенности поэтического языка Теннисона, Р. Браунинга, А. Суинберна, прерафаэлитов во главе с Россети, Киплинг очень скоро преодолел их влияние, ощутимое в его юношеских стихах. Как это часто бывает в истории литературы, его «декларацией независимости» Киплинга стали пародии на всех известнейших поэтов-викторианцев, опубликованные им вскоре после приезда в Индию (сборник «Отзвуки», 1884). Уже в этих ранних опытах стих «пропитывается» прозой: внелитературный, экзотический быт сополагается с условно-литературными системами и обнажает их искусственность. А когда опробованный в пародиях антитрадиционный диалект отделяется от пародируемого языка и обретает самостоятельное существование в формах баллады, то происходит формирование нового, собственно киплинговского «железного» стиля, главный признак которого – последовательная «прозаизация» стиха.

Литература

1. Киплинг Р. Избранное. Сборник. На англ. яз. / сост. Н.Я. Дьяконова, А.А. Долинин. – М.: Радуга, 1983.

2. Киплинг Р. Стихотворения. Сборник / Пер. с англ.; предисл. и коммент. В. Дымшица. – СПб.: Северо-Запад, 1994.

/99/