Обращение – сложная по своей функции и семантике синтаксическая единица. Обозначая лицо или предмет, к которому обращаются с речью, обращение обнаруживает, с одной стороны, наличие субъектного значения, а с другой – объективирует некоторые черты, присущие самому говорящему.

Модель обращения – его форма (независимый именительный падеж) и функция адресации – в речи используется гораздо шире, что приводит к изменению статуса данной конструкции: обращение проявляет постоянную тенденцию к тому, чтобы от положения вне высказывания перейти на положение необходимого в семантическом плане компонента предложения. В речи обращение часто выполняет функцию эмоциональной оценки адресата, что характерно, например, для писем А.П. Чехова.

Обращение включается в состав высказывания благодаря тому, что получает дополнительные, вторичные функции, которые развиваются на фоне первичных и представляют собой их текстовое преобразование. Функция адресации становится основой для функции характеризации, а также может трансформироваться в функцию номинации предмета речи (в целях конкретизации). Эти вторичные функции сближают обращение с членом предложения, благодаря чему у обращения обнаруживаются признаки связанности с предложением и его членами.

В полном собрании сочинений А.П. Чехова в 12 т. (1963) содержится четыре с половиной тысячи писем. Исследователи смогли обнаружить далеко не все. Частное письмо, в отличие от художественного произведения в виде писем, составляет особую сферу литературной деятельности. В письмах Чехов всё-таки в первую очередь литератор: в каждом письме чувствуется великолепный мастер слова, тонкий психолог.

Ранние письма писателя жизнерадостны, пронизаны светлым юмором. В них нет свойственного молодости зубоскальства, залихватского бодрячества или, напротив, кокетливого нытья. Частотны в них оценочные обращения: обычные (дорогой, любезный, многоуважаемый) и индивидуально-авторские, чеховские (доброкачественный, талантливейший из всех

/37/

актёров мира, Миша-терентиша, карантинно-таможенный Саша, брат наш мерзавец Александр Павлыч и т.д.).

Одним из приёмов оценки адресата у Чехова является ввод в текст лексем типа серебряный, золотой, бриллиантовый, алмазный, выступающих в функции обращений. Они обнаруживают в речи как положительную (Как встала, ночевала, моя бриллиантовая?), так и отрицательную коннотацию: выражение порицания (Ты, алмазный, либо пьян, либо с ума свернул). По мнению некоторых исследователей [2; 3], оценочные распространенные обращения, вынесенные за пределы основного текста, можно рассматривать как своеобразные двусоставные предложения с пропущенным подлежащим-местоимением.

Чехов в переписке с близкими людьми может употребить такие обращения, как стервец, подлая душа, безмозглый и пр.; но они даны в таком лексическом окружении, что как отрицательные или оскорбительные не воспринимаются. Так, в письме к старшему брату Александру Чехов пишет:

У меня (вопреки, скотина, твоему желанию, чтоб я при переходе на V курс срезался) выпускные экзамены, выдержав кои, я получу звание Качиловского (т. 11, п. 14).

Из текста письма мы узнаём, что такое пожелание, исходящее от старшего брата, не случайно: Отзываются кошке мышкины слезки; так отзывается и мне теперь мое нерадение прошлых лет. Увы мне! Почти все приходится учить с самого начала (т. 11, п. 14).

Есть и такие обращения в письмах писателя, в которых суффикс имени существительного должен вроде бы маркировать добродушно-ласкательное отношение говорящего к адресату, но в контексте слово приобретает иную окраску:

Прочел твой ответ на мое письмо. Частию удивлен. Ты, братец, местами недопонял, местами перепонял. <…> На природу свою дядькинскую, братец, не напирай (т.11, п. 9).

Употребив дважды нелицеприятное «братец», Чехов тут же использует «отвлекающую» конструкцию (Кстати, поздравляю тебя с дядькой, у которого есть медаль[1]. Ванька теперь подохнет от зависти).

В обращениях к Билибину – здоровый юмор, искрометный смех и совсем необидная язвительность: Добрейший из юмористов и помощников присяжного поверенного, бескорыстнейший из секретарей Виктор Викторович! В таком пространном обращении, хотя и шутливом, содержится следующая информация: 1) Билибин – писатель-юморист; 2) служил в департаменте помощником присяжного доверенного; 3) являлся секретарем редакции журнала «Осколки»; 4) указано имя собственное, полное. Так, в шутливой форме обращения Чехов дает максимум сведений о человеке, оценивает его, при этом раскрывает некоторые черты своего характера. Следующее письмо:

/38/

Sire! Умоляю Вас, реставрируйте Ваш ужаснейший почерк! Верьте, он даже хуже моего… Ваши к и з до того богопротивны, что их повесить мало. Удивляюсь правительству: как Вас с таким почерком терпят в департаменте! (т. 11, п. 32).

Казалось бы, обращение к лицу на французском языке обязывает к серьезному разговору. А тут вот вам: «богопротивные к и з». Уберём фразу «Верьте, он даже хуже моего» – и письмо примет оскорбительный характер. Последнее предложение звучит совсем уже не сердито; более того, оно в какой-то мере хвалебное: Ваше последнее письмо так мило, что заслуживает быть написанным гораздо лучшим почерком (т. 11, п. 32). Заметим, что связь обращения с последующим текстом – явление обычное в письмах Чехова. Задав тон письма в обращении, писатель продолжает в том же ключе:

Великомудрый секретарь!  Поздравляю твою лучезарную особу и чад твоих с Новым годом, с новым счастьем. Желаю тебе выиграть 20 тысяч и стать действительным статским советником, а наипаче всего здравствовать и иметь хлеб наш насущный в достаточном для такого обжоры, как ты, количестве (т. 11, п. 148).

Здесь, конечно, нарочитое смешение стилей: наряду со словами высокого стиля (великомудрый, лучезарная особа, чадо, хлеб наш насущный),  Чехов употребляет слово с разговорно-грубой окраской – обжора. И все-таки ключевым в шуточном поздравлении является словосочетание «лучезарная особа».

Обращения Чехова всегда «откликаются» не только на обстоятельства личной жизни адресата, но и на события в стране. Так, из-за чумы на юге России (а Александр в это время был таможенным служащим в Новороссийске. – О.Ч.) был объявлен карантин. И вот обращение писателя к брату: Карантинно-таможенный Саша! В середине письма используются такие обращения, которые, по мнению Чехова, не могут не пронять любимого братца:

Скотина! Штаны! Детородный чиновник! Отчего не пишешь? Разве твои письма утеряли свою прежнюю прелесть и силу? Разве ты перестал считать меня своим братом? Разве ты после этого не свинья? (т. 11, п. 30).

Исследованный языковой материал позволяет констатировать, что в большинстве своем обращения в письмах А.П. Чехова имеют добавочное значение, распространены; в них максимум предикативности, и они выполняют в письмах структурообразующую, текстообразующую, оценочно-характеризующую и смысловую функции.

Литература

1. Бердников Г.П. А.П. Чехов. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.
2. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. – М., 1956.
3. Современный русский язык / Под ред. П.А. Леканта. – М.: ДРОФА, 2001.
4. .Четверикова О.В. Синтаксис осложнённого предложения. – Армавир, 2000.
5. Чехов А.П. Собр. соч.: В 12 т. – М.: Гос. изд-во худ. литературы, 1963. – Т. 11.

/39/

----

Четверикова О.В. Специфика обращений в эпистолярном наследии А.П. Чехова // Слово и текст: теория и практика коммуникации: сборник научно- методически статей / под общ. ред. О.В. Четвериковой. – Вып. 2. – Армавир: РИО АГПА, 2014. – С. 37 – 39. (200 экз.).

С 48

УДК-81´272

ББК-81.001.2

Электронная версия статьи максимально приближена к тексту-источнику. Номера страниц обозначены знаками /37/, /38/ и /39/ соответственно. Ответственный за достоверность – В.А. Педченко.

Материал для публикации любезно предоставлен автором.