В первые годы после Октябрьской революции массовой книге требовался иной, чем цинкография, способ получения печатных форм. Цинкография не могла решить задач новой России по выпуску книг для массового читателя. Разруха в полиграфической промышленности сильно затрудняли издательскую деятельность в стране. Не хватало бумаги, красок, цинковый голод заставил отказаться от фотомеханических способов репродуцирования. Массовая книга первых послереволюционных лет - суровая «книжка-солдат», ее качество оформления было плохим, тираж малым, стоимость высокая. Поиски максимальной выразительности в соединении с доступностью и сравнительной дешевизной привели графиков к возрождению, а точнее сказать реабилитации, старых репродукционных техник, прежде всего ксилографии. Являясь древнейшим видом гравюры, ксилография издавна служила для создания иллюстраций в печатных книгах. Книжная ксилография появилась в России, Белоруссии и на Украине в связи с издательской деятельностью Франциска Скорины, Ивана Федорова и Петра Мстиславца. Ксилография, как один из распространенных видов гравюры, давала возможность донести в десятках тысяч тиражных оттисков обаяние авторского оригинала.

Именно возвращение к деревянной гравюре позволило России решить острый вопрос выхода на массового читателя, причем изданием печатной продукции на приличном художественном и полиграфическом  уровне. Первым, кто это осознал, был московский график В.А.Фаворский. Именно Фаворский один из тех мастеров, кто поднял технику ксилографии после почти трехсотлетнего ее упадка на уровень большого искусства. Раскрытие им специфического и самостоятельного языка деревянной гравюры наложило печать на все советское искусство книги. Возрождение гравюры на дереве в начале 20-х годов XX века способствовало расцвету графики малых форм. С книгой неразрывно связано творчество лучших российских художников - графиков, именно их творческая деятельность на ниве книжного знака стали основой дальнейшего развития и расцвета отечественного экслибриса. Он начался сразу же в послереволюционную эпоху 1920-х годов и связан был с новыми именами и новыми общественными условиями. Во время, когда перед народными массами открылась широкая дорога к просвещению и книге, когда неизмеримо выросла сеть  личных книжных собраний, когда  многие семьи обрели в книге своего надежного и верного друга, экслибрис стал действительно необходимым и существенным элементом книжной культуры, предметом творческого вдохновения мастеров графики. Экслибрис был важен не сам по себе, а как составная часть книги, ее эстетический элемент. Книга в первые послереволюционные годы становится народной. Велика ее роль в приобщении народных масс к выдающимся достижениям человеческой цивилизации, и овладению культурного наследия прошлого. Искусство экслибриса, как визитной карточки книги, постепенно обретает новую тематику, новое содержание, оставаясь в то же время верным лучшим традициям отечественной классики.

Экслибрисным творчеством занимались лучшие российские художники - графики: В.А.Фаворский, А.И.Кравченко, Н.Н.Купреянов, А.П.Остроумова-Лебедева, Н.П.Дмитревский, П.А.Шиллинговский,  М.В.Маторин, П.Я.Павлинов, М.В.Добужинский, В.Д.Замирайло,  И.Н.Павлов, Н.И.Пискарев, Л.С.Хижинский, М.И.Пиков, В.Д.Фалилеев, Н.Л.Бриммер, Ю.П.Великанов, Д.И.Митрохин, С.М.Мочалов, С.Б.Юдовин,  С.В.Чехонин, Б.М.Кустодиев, Е.Е.Лансере,  А.Н.Бенуа, М.И.Поляков и др. Заметно изменился и сам экслибрис, исполненный теперь в гравюре, он стал не только существенной деталью книги, завершающей ее внешнее оформление, но и приобрел ценность оттиска гравюры. Великолепная школа русских ксилографов во главе с Фаворским и Кравченко выросла на основе развития традиций древнерусской и лубочной гравюры, усвоения высокой культуры книжной станковой графики уже пресытившейся подражанием перовому рисунку и другим видам репродукционного «ремесла».

В выходе московского экслибриса на общероссийский уровень основополагающую роль, бесспорно, сыграла «школа Фаворского» - его ученики и последователи. «Школой Фаворского» далеко не исчерпывалось творческое разнообразие московского экслибриса этого периода. Помимо Фаворского среди ксилографов колоритнейшей фигурой был рано умерший  Н.Н.Купреянов, мастер обрезной гравюры А.И.Усачев, один из старейших русских граверов И.Н.Павлов, известный мастер станковой и книжной гравюры В.В.Маторин, выдающийся ксилограф Н.И.Пискарев, талантливый гравер П.Я.Павлинов, оригинальный художник В.Н.Масютин, мастер силуэта И.Ф.Рерберг, самобытный В.Д.Фалилеев, лаконичный А.П.Радищев, ученики Фаворского - А.А.Миролюбова, Н.И.Падалицын и многие другие художники.

Бесспорно, излюбленной наиболее частой техникой московского экслибриса обозреваемого периода была ксилография, но московские графики работали и в иной графической технике – цинкографии, литографии, офорте. В целом первые послереволюционные годы для многих московских художников были периодом напряженных экспериментов, поисков и новых средств выразительности. Здесь можно встретить и поклонников «Мира искусства», и последовательных проводников идей конструктивизма, художников избравших своим основным оружием типографский набор или фотографию и, конечно, мастеров классической гравюры. Заметные сдвиги произошли и в области содержания экслибрисных композиций. В первые годы советской власти московский книжный знак заметно раздвинул свои тематические границы. Постепенно в экслибрисные изображения проникают мотивы революции, бурной ломки старого и становления нового мира. С большой настойчивостью московский экслибрис 1920-х годов ищет и находит новые средства для характеристики не только моментов личной жизни, но и больших общественно значимых событий в истории страны, взаимосвязи людей с этими событиями.

Рассмотрим экслибрисное наследие художников - графиков Москвы в 1920-е годы. Владимир Андреевич Фаворский был главной фигурой в классическом направлении  русской послереволюционной гравюры. Он был властителем дум художников, первооткрывателем бесчисленных возможностей торцевой гравюры. А.М.Эфрос, считая Фаворского Сезанном современной ксилографии, не без основания считал, что «единственная область, где мы равны Западу, где мы соперничаем с ним  - это русская графика, с ее блестящей общей культурой и ее великолепными индивидуальными дарованиями. Единственная точка, где мы стоим выше европейского искусства, где мы превосходим его и законодательствуем ему, это наша гравюра на дереве»¹. А.Д.Чегодаев в письме Н.М.Гершензон-Чегодаевой от 5 ноября 1932 года писал: «Фаворский на первом месте, теперь уж со всеми серьезнейшими основаниями сравнить с ним некого»². Фаворский объединял в себе оригинальное художественное видение и  высокое техническое мастерство с аналитическим умом теоретика.

Создатель московской графической школы Фаворский на протяжении всей своей творческой жизни гравировал экслибрисы и «эти два с лишним десятка мелких листочков в виде интимного аккомпанемента беспрерывно сопутствуют его более крупным и выдающимся произведениям»³. Первый свой экслибрис Фаворский выполнил в 1906-1907 годы  для своего друга Михаила Шика.  Через год он  выполнил автоэкслибрис и два знака для московского живописца - своего кузена Всеволода Шервуда. В 1910 году художник награвировал  экслибрис для школьного товарища художника Вильгельма Вольфа, после чего наступила десятилетняя пауза в экслибрисном творчестве Фаворского. Больше всего книжных знаков Фаворский создал в 1920-е годы, первый из них он награвировал в 1920 году для издателя А.М.Кожебаткина. Легкий и воздушный этот вензелевый знак с ладьей и путеводной звездой Альционой из звездного скопления Плеяд, так называлось его издательство, с инициалами имени и фамилии знаковладельца ближе к издательской марке, чем и экслибрису, что, вероятно, объясняется профессией Кожебаткина. В 1921 году Фаворский выполнил экслибрис московской лавки писателей, где изобразил покупателей, выбирающих нужные им издания. В гравюре художник талантливо использовал сочетание четкой параллельной штриховки с рваными линиями. До 1922 года все экслибрисы созданные Фаворским были в основном даром художника товарищам и друзьям.

Больше всего знаков (шесть) Фаворский выполнил в 1922 году. Один из них для члена комиссии по возвращению Польше художественных и научных ценностей, известного варшавского библиофила, собирающего литературу на тему «книга и женщина», Эдварда Хвалевика. Читающий книгу библиофил отстраняет обнаженную красавицу, а амур ломает лук в знак своего поражения – любовь к книге сильнее. Созвучен с этим знаком ироничный и красноречивый экслибрис Фаворского для  В.А.Свитальского. На нем  изображен  знаковладелец в обнаженном виде, склоненным над стопкой книг. Крылатый гений, жестом руки, указывая на сияющее солнце и внешний мир, пытается оторвать книголюба от пыльных страниц накопленных им сокровищ и вовлечь его в орбиту более широких разнообразных ощущений. В этом знаке противопоставлены книга и природа, причем Фаворский тонко выразил свое отношение к этой дилемме, сочный штрих в передаче гения и едва заметная эскизная линия библиофила – определенно указывает, на чьей стороне симпатии художника.

2.

Обращает на себя внимание книжный знак для священника, религиозного философа и математика П.П.Флоренского, поражает на его мастерски нарезанном знаке спокойная сосредоточенность изящного рыцаря. Сильно контрастирует с этим знаком  экслибрис для критика, историка литературы, организатора Московского дома печати В.П.Полонского. Сюжетом для него послужила издерганная фигура Вечного жида - героя средневековых сказаний – еврейского скитальца, осужденного Богом на вечную жизнь и скитания за то, что не дал Христу отдохнуть по пути на Голгофу. Все экслибрисы Фаворского нарезанные им до 1925 года обязательно заключались в традиционную четырехгранную рамку. После 1925 года она безвозвратно исчезает, композиция экслибриса при этом становится свободной, крепкой и уравновешенной. В 1925 году Фаворский сделал, пожалуй, свой лучший экслибрис - для инженера Ивана Федорова. Это, по мнению П.Д.Эттингера  «один из самых очаровательных русских экслибрисов вообще, как по своему замыслу, так и чисто ювелирной отделке»⁴. В этом экслибрисе отразилась эволюция графического стиля Фаворского, его отход от ранее любимых и «звонких» контрастов черного и белого к общему серебристому тону гравюры, к богатому разнообразию штриха.

3.

В 1926 году Фаворский создал три великолепных экслибриса «саратовского» цикла. Один из них был выполнен для саратовского историка Екатерины Кушевой. На знаке ватага кочевников, стремительно мчащаяся в набег, динамичность этого фона контрастно подчеркивается спокойной сосредоточенностью женской фигуры, перелистывающую древнюю летопись. Экслибрис для археолога Анны Кушевой имеет почти монументальный размах. На нем широко раскинулась равнина со спящим на переднем плане скифом, а над ним склонилась женщина, которая пытается его разбудить. В этой серебристой гравюре есть что-то «фресковое», она очень поэтична и по «фаворски» мудра. Третий экслибрис этого цикла Фаворский выполнил для Московской государственной консерватории. У него своя предыстория. В 1918 году во время гражданской войны трагически погиб талантливый саратовский музыкант Рафаил Рабинович. Оставшаяся после него ценная нотная библиотека, семьей его была пожертвована Московской консерватории с условием, чтобы на всех томах собрания были нотные знаки, заказанные Фаворскому.

В экслибрисы Фаворский вкладывал все свое духовное богатство и душевную щедрость, по своему содержанию его книжные знаки говорят о возвышенности духовных интересов их владельцев – книголюбов. Экслибрисы Фаворского отличала не только высокая техника гравирования, умелая композиция, новаторство в решении художественных задач, но и ярко выраженная индивидуальность владельца знака. Однако  у Фаворского есть два экслибриса сюжет, которых вероятно понятен был только их заказчикам. Первый из них – экслибрис В.Г.Памфилова, его сюжет не понятен, вероятно, он связан с Грецией, как и фамилия знаковладельца переведенная на греческий лад. Второй экслибрис для искусствоведа А.А.Сидорова, смысл этого своеобразного, декоративного знака абсолютно не понятен, эмблематика его полностью принадлежит заказчику. В 1920-е годы Фаворский сделал еще экслибрисы для А.Эфроса, П.Эттингера, А.Бахульского, С.Пятина, Л.Белобородова, К.Папа - Афанасопуло и Т.Модестовой. Затем последовал почти тридцатилетний перерыв, к экслибрисному творчеству Фаворский вернется во второй половине 1950-х годов.

Экслибрисное творчество Фаворского отличали тончайшая ювелирная техника резьбы, изящность, вкус, суровая простота в разработке композиционных принципов построения, глубокая психологическая насыщенность образов, органическая связь графической миниатюры с владельцем знака, стилевая завершенность экслибрисов, их книжность. Еще в 1923 году М.И.Фабрикант писал об экслибрисном творчестве художника: «Величайшую добросовестность Фаворского в отношении к разрешаемой задаче мы видим и в области книжного знака, которую очень часто превращают в обычный  petit estampe ничем кроме формата не связанный с книгой⁵. Фаворского в искусстве книжного знака отличала огромная уважительность, бережливость к каждому элементу знака в частности, как и ко всей графической миниатюре в целом, изображение в его знаках очень предметно, знаки богаты по цвету. Любая композиция экслибриса, выполненная Фаворским, кажется естественной и логичной, но в то же время удивительной и не привычной, пространство в экслибрисах художника очень разнообразно.

В.А.Фаворского называли «Сезанном графики», сравнивали с мастерами итальянского Возрождения Лукой Синьорелли или Паоло Учелло. В основе искусства Фаворского заложено то жизнеутверждающее начало, которое со временем Пушкина составляло живую традицию русской литературы и искусства. В искусстве Фаворского, в гармоничном созвучии существуют жизненная достоверность и фольклорная условность. В изящных работах «гравера-кудесника», как звал Фаворского С.Т.Коненков, необыкновенный свет. Именно он создает ритмический музыкальный строй замечательных гравюр. У него каждая гравюра освещена человеческим присутствием, даже в тех случаях, когда фигуры или лица человека нет в его композиции. Фаворский – верный и прекрасный рыцарь книги, сражавшийся за ее высокое человеческое имя.

4.

Широкую известность имели книжные знаки одного из зачинателей современной деревянной гравюры Алексея Ильича Кравченко. Он учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества у К.А.Коровина, В.А.Серова, А.М.Васнецова и в Мюнхене у Ш.Холлоши. Гравюрой Кравченко увлекся по настоящему в 1916 году. Известный русский гравер И.Н.Павлов, увидев на выставках работы Кравченко, сказал ему: «Я не знаю, каким вы будете живописцем, но то, что в вас сидит первоклассный гравер мне это совершенно ясно»⁶. Вскоре они встретились в Тарусе, где Павлов показал Кравченко приемы гравирования, об этом Павлов писал: «В Тарусе началось рождение Кравченко - гравера»⁷. Первый большой успех в гравюре на дереве Кравченко принесли экслибрисы. В.С.Кеменов отмечал: «Трудно переоценить значение экслибрисов для развития творчества Кравченко» ⁸.

Первый рисованный книжный знак был создан Кравченко в 1912 году, первый гравированный в 1919 году. Первые же экслибрисы Кравченко, показанные на московской выставке книжных знаков в 1922 году, сразу привлекли внимание художников, любителей книг и зрителей. Об Кравченко заговорили как о новом талантливом гравере. Его экслибрисы покоряли изяществом линий и поэтической восторженностью сюжетов, изобретательной композицией и филигранным исполнением. Сюжеты книжных знаков Кравченко воспевают страсть библиофила, что  воспринимается особенно остро, благодаря легкости и живописности манеры.

Ему знаком внутренний мир и интересы знаковладельцев, людей искусства - В.Я.Адарюкова, А.И.Анисимова, М.С.Базыкина, А.Н.Греча, К.С.Кравченко, И.И.Лазаревского, В.Д.Фалилеева, А.А.Сидорова, Н.А.Бруни, и др. поэтому с таким остроумием и блеском решены эти графические миниатюры. Из этой серии выделяется кравченковский экслибрис, выполненный в 1923 году в технике гравюры на металле, для известного искусствоведа, книговеда и библиофила, профессора ВХУТЕМАСа по кафедре истории книги и организатора архива Госиздата В.Я.Адарюкова. На знаке «отмечена» литературная работа библиофила с видом на Московский кремль со стороны Волхонки.

Кравченко сумел в полной мере использовать своеобразие экслибриса, как жанра графики, позволяющего дать характеристику знаковладельца, обратиться к его профессии, раскрыть его интересы и увлечения, выразив все это в художественных образах. Огромное достоинство экслибрисов Кравченко состоит в многообразии сюжетных мотивов, в оригинальности образных композиций. Любимый сюжет Кравченко  библиофилы. Они то роются в полках букиниста (экслибрис Н.Г.Розенблюма), то ищут редкие издания на книжном развале у стены Китай – города (книжный знак В. Белоусова), или на полках большой книжной лавки (книжный знак В.Д.Фалилеева). Или же они идут рядом, увлеченно беседуя друг с другом (экслибрис М.С.Базыкина); счастливые не замечая дождя, библиофилы несут эстампы (экслибрис К Пекарского), или связки книг (экслибрис Е.Шевченко), а вот компания друзей обсуждает прочитанное  в уютном кабинете, заставленного книжными шкафами (экслибрис В.Д.Перкина). Художник уводит нас в тенистые аллеи парка, где так хорошо забыться над книгой, в полутемные старые, книжные лавки и прилавкам букинистов, в библиотеку, в мастерскую художника. В одних экслибрисах он романтизирует образы в легких гротесках, в других  иронизирует над  чудаками -  библиоманами  «не от мира сего»⁹.

Творчеству Кравченко свойственна романтичность.  «Я до известной степени романтик по своему художественному методу»¹⁰, писал он в «Советском искусстве» в 1934 году. Думается, что он был  романтиком и по своей натуре; его романтизм проистекал из обостренного эмоционального восприятия окружающего. Ему близка была романтика современности, устремленная в будущее, романтика революции, гражданской войны и перестройки старого мира. Он принадлежал к тем, кто творит не холодным рассудком, а горячим сердцем. А.А.Сидоров писал: «Кравченко единственный из наших граверов, вкладывающий в свои произведения свое сердце»¹¹. Он действительно вкладывал в свои произведения сердце, насыщал их своими чувствами, и это делало их близкими и понятными широким массам книголюбам.

Характерен для творчества Кравченко книжный знак, созданный для искусствоведа А.А.Сидорова. Это целая новелла о романтике - мечтателе. Владелец сидит в кресле, он углублен в чтение книги, перед ним возникают многочисленные образы: средневековая  Мадонна и пленительная муза, на столе шандал со свечами, а на раскрытой книге восседает черный кот, как некий символ таинственности. За раскрытым окном лунная ночь, море с плывущими кораблями и мчащаяся тройка, в комнату входит таинственная незнакомка в маске. Экслибрис отличают ювелирная филигранность и романтическое настроение, его рисунок безупречен, формы пластичны, силуэты точны. В экслибрисе искусствоведа А.Н.Греча известного своей работой над историей русской усадьбы красиво скомпонованы фасад дворца в Архангельском, декоративный парковый пейзаж, раскрытая книга и скульптура. В книжный знак  А.И.Анисимова – исследователя древнерусского искусства, художник привносит принципы композиционного построения иконы. В автоэкслибрисе, выполненного в 1924 году,  Кравченко символически сочетает кисти, резцы и книгу с колесом фортуны и пылающим сердцем, пронзенным гвоздем.

Экслибрисные работы Кравченко 1920-х годов проникнуты романтическим символизмом. Глубокая внутренняя содержательность характеризует каждый замысел, заключенный в блестящую стилистическую оправу¹². Язык экслибрисов Кравченко прост и ясен, он не гонится за эффектами техники, это поток, каскад образов, мыслей, намеков, нюансов, ассоциаций, чувств, настроений, неожиданных и острых деталей. Блестящая свобода творчества выразилась не только в совершенстве владения формой, линией, композицией, но и тактическими неподвластными многим художникам категориями искусства, достигаемыми лишь на вершинах творчества, как пространство и время. В маленьких экслибрисах чувствуешь, как целостен мир, как движется время, как бесконечно пространство, как непостижимо сложно, причудливо фантастически сплетаются в пространстве и времени человеческие судьбы¹³.

Интересен книжный знак для лечащего врача Кравченко, известного врача - кардиолога Д.Плетнева. Среди морских волн на скале богиня знания, держа в одной руке солнце, в другой раскрытую книгу, она попирает ногами символ смерти - череп и скрещенные кости. Очень красив знак для Маргариты Лазаревской, на нем женщина у камина читает книгу при зажженной свече. С любовью выполнен экслибрис для жены художника искусствоведа Ксении Кравченко, в сложной композиции знака центральная фигура - обнаженная натура с книгой, голова которой прикрыта занавесом с изображением сердца. Каждый книжный знак  Кравченко это маленький рассказ, новелла, отмеченная безупречным вкусом, тонким юмором и подкупающей непосредственностью художника¹⁴.

Сделал Кравченко несколько книжных для общественных учреждений. Один из них для архива Российской государственной книжной палаты, другой для государственной Академии художественных наук. И в этих работах Кравченко остался верен себе, знаки филигранны по технике, легко читаемы, книжны, но в них отсутствуют присущие художнику эмоциональность и возвышенная духовность, знаки не по кравченковски сдержаны, впрочем, это легко можно объяснить тем, что за знаком стоял не человек, как личность, а учреждение. Б.М.Кустодиев писал Кравченко: «С какой изобретательностью и неповторимым нигде в двух вещах подходом к разрешению светотени делаете вы это мастерство силой то черных, то белых линий… Я восхищался уверенностью, четкостью и вкусом этих еле заметных, но всегда говорящих линий. Все сделано такими минимальными, такими лаконичными средствами, а достигнут, максимум выразительности» ¹⁵.

Ксилографические экслибрисы Кравченко неповторимы, главное средство выражения в них - линия. Преодолевая сопротивление материала, резец наносит на доску линию необычайно подвижную, как бы следующую порыву страстного вдохновения, владеющего художником. То глубокая, создающая живописное полотно, то легкая, воздушная, она причудлива, порывиста, прихотлива. Штрих то плотный, сгущенный, то прозрачный создает световоздушную среду, лепит формы и объемы. Экслибрисы Кравченко уникальны по декоративности общего решения, эмоциональности и возвышенной духовности¹⁶. Кравченко жил на переломе двух эпох, революционные события свидетелем и участником которых  был художник, которые перевернули и «потрясли мир» способствовали процессу философского познания мира. Экслибрисное наследие «поэта - философа» в графическом искусстве насчитывает пятьдесят книжных знаков в гравюре на дереве и линолеуме и шесть в офорте резцом, причем исключительный творческий подъем в экслибрисном искусстве у художника был отмечен именно в 1920-е годы   

А.А.Сидоров ¹⁷  в 1924 году посвятил  «Сонет» А.И.Кравченко.               

Поистине источник не иссох   

Былых,  великолепных достижений:

Ксилогравюры черно-белый гений

Вздымает внове восхищенный вздох.

Опять над оттиском, хорош,  иль плох,

Любители ведут игру суждений -

Что ж! Руководит сетью наваждений

Тобой заклятый Повелитель блох!

Резцу покорны вымыслы поэта -

И тайна гоголевского портрета

И диккенсовского сверчка уют.

Привет, художник! Вывод одинаков -

         И Кравченке корону книжных знаков

Признательные наши дни куют.

Великолепным мастером книжных знаков был старейший русский гравер Иван Николаевич Павлов ученик В.В.Матэ и В.Г.Гогенфельдена. Свой первый книжный знак художник выполнил в 1910 году по рисунку П.Я.Павлинова для его библиотеки, а  всего он выполнил до 1920 года девять графических миниатюр. Расцвет экслибрисного творчества Павлова относится к 1920-1922 годам. Именно в этот период мастер создает основную сюиту своих книжных знаков, которая была им выпущена им отдельным изданием¹⁸. Авторитетный исследователь русского экслибриса В.Я.Адарюков писал: «У нас нет ни одного (русского гравера. - Э.Г.), который исполнил бы такое их количество как И.Н.Павлов»¹⁹. Всего художник сделал более 80 книжных знаков в технике ксилографии.

Первые книжные знаки Павлова выполнялись им во многих случаях по чужим рисункам и, при отличной технике, в них было «немало безличного и механического подхода к темам»²⁰. Многие из этих работ выделялись мастерством, таков книжный знак Н.Д.Поддерегина блестяще награвированный Павловым с автолитографии Поля Синьяка. Книжный знак И.С.Остроухова был также выполнен по оригиналу М.А.Врубеля, а книжный знак Н.Ю.Ульянинского по рисунку Н.И.Пискарева, но с 1922 года художник создает экслибрисы исключительно по своим композициям. По форме книжные знаки Павлова всегда симметричны, всегда даны в правильных и четких геометрических измерениях, это – четырехугольник или овал, шестигранник или реже  восьмигранник, рисунок обычно окружен затейливой орнаментальной рамой, таковы знаки для Кити Киселевой, Алисы Левенталь и др.

«Но, к сожалению, - как отмечает Е.Н.Минаев, - большинство экслибрисов Павлова не связано с книгой. Это маленькие гравюры, на которых довольно точно, но без всякой композиционной выдумки отображены как во многих его станковых работах, уголки Москвы, или подмосковных усадеб Архангельского, Кузьминок, Суханова и др.²¹. В типично павловском стиле выполнен экслибрис для московской книжной лавки писателей. В отличие от знака Фаворского, выполненного в это же время и графической миниатюры Пикова сделанной несколько позже, где художники изобразили покупателей выбирающих нужные книги, Павлов и здесь остался верен себе, он в трактовке этого книжного знака остановился на «архитектурной» композиции.  Типичными для Павлова книжными знаками можно считать гравюры для библиофила и коллекционера М.С.Базыкина к его собранию книг по усадебному искусству, книжный знак для музея «Абрамцево» с видом усадьбы, когда-то принадлежавшей С.Т.Аксакову, экслибрисы А.А.Сидорова. Н.И.Зиминой. Н.С.Соболева и др. У этих гравюр, есть одно исключительное достоинство – их документальность, гравюры эти  будут иметь значение подлинных археологических документов и это зафиксирование московских, старинных памятников составляет несомненную заслугу И.Н.Павлова²².

На экслибрисах Павлова можно встретить любимые художником виды старой Москвы (знаки В.А.Свитальского, В.А.Сперантова, Ф.Ф.Кольберга). Московские переулки, маленькие деревянные домики, уютные московские дворики, все Павлов с любовью и большим поэтическим чувством запечатлел в своих графических миниатюрах. Мастерством архитектурного пейзажа художник владел в совершенстве. Глядя на эти экслибрисы, нельзя не вспомнить слова исследователя павловского творчества А.А.Сидорова: «Москва Павлова именно и есть документ: вот такой она была когда-то. И, если певцом Ленинграда в гравюре у нас является Остроумова - Лебедева, то для Москвы эту роль выполнил Павлов»²³. Павлов выполнил ряд книжных знаков для общественных организаций, в том числе для отдела изящных искусств Румянцевского музея, Русского общества друзей книги (РОДК), музея «Абрамцево».     

Встречаются в книжных знаках Павлова мотивы античных руин и памятников скульптуры (знаки самого гравера, Н.И.Романова, Музея изящных искусств и др.). Важное место в экслибрисном творчестве Павлова занимает пейзаж, хотя художник старается разнообразить его портретом (знаки И.И.Гливенко, М.А.Павловой и др.), а также заказными мотивами усадебного быта 40-50-х годов XIX столетия. В портретных книжных знаках Павлов удачно схватывал характерные черты знаковладельца  (знак для живописца, литографа, гравера, своего загорского друга В.И.Соколова).

Часто Павлов делал и многокрасочные книжные знаки, вводя второй и даже третий цвет. Книжные знаки Павлова отличались безукоризненной техникой резьбы по дереву, он был близок к тоновой гравюре XIX века, которую А.А.Сидоров называл «предметно-изобразительной». Лучшим из экслибрисов созданных Павловым в 1920-е годы был книжный знак для П.Ф.Фрейберг. На фоне пейзажа, в овальной, экспрессивной, разорванной черной раме изображен букет полевых цветов, помимо исключительного графического мастерства художника, эта графическая миниатюра чрезвычайно свежа и оригинальна по форме и композиции. Интересен его книжный знак для писателя и переводчика пьес итальянских драматургов Карло Гоцци и Карло Гольдони Михаила Осоргина с античными руинами в окружении книг и лиры. Графические миниатюры Павлова отличались «сверкающей технической красотой»²⁴. В искусстве книжного знака Павлов выступил как мастер исключительно камерного плана, все его графические миниатюры выполнены по павловски скупыми и лаконичными средствами гравюры. Павлов оставил, бесспорно, заметный вклад в советском книжном знаке, как и в русском графическом искусстве в целом, выполнив около шести тысяч гравюр.

Вадим Дмитриевич Фалилеев - воспитанник Академии художеств, ученик В.В.Матэ и Я.Ф.Ционглинского, был одним из самобытных художников, оказавших большое влияние на развитие художественной культуры. Фалилеев увлекся гравюрой в начале 1905 года. Помощь, оказанную ему Матэ,  Фалилеев очень ценил: «Он дал мне столько удивительных указаний и так направлял мои изыскания, что я всегда благодарен ему за это»²⁵. Фалилеев был  одним из первых в России вслед за А.П.Остроумовой-Лебедевой, кто начал работать в технике цветной гравюры, благодаря этим художникам цветная гравюра утвердилась в начале XX века как самостоятельное большое искусство. Фалилеев первый в России обратился к гравюре на линолеуме, ей он отдавал предпочтение, наибольшее число фалилеевских работ были в технике линогравюры.

Фалилеев до своего окончательного отъезда за границу в 1924 году выполнил несколько ксилографических экслибрисов. Он автор ироничных и выразительных графических миниатюр. На экслибрисе для художника И.Н.Павлова Фалилеев изобразил гравера наносящего удар по штихелю колотушкой, похожей на бутылку, а на книжном знаке для литературоведа и исследователя творчества Александра Блока В.А.Гольцева человека, который с трудом поднимает на блоке три тяжелые книги.  Для книжной лавки писателей художник изобразил человека, который с большим усилием тащит огромный фолиант, на котором сидит злобная крыса препятствующая ему. В 1923 году Фалилеев сделал один из первых книжных знаков адресованных советским писателям - это гравюра для Леонида Леонова.

В фалилеевских гравюрах движение, порыв, композиция строятся на динамических массах, ритме изогнутых, подвижных и круглящихся линий и пятен. Гравюры Фалилеева романтичны и … демократичны²⁶. Фалилееву чужда классическая просветленность и сдержанность, его романтические  откровения  и душевное состояние раскрываются чаще всего через бурные или умиротворенные образы природы. Никто с такой последовательностью как Фалилеев не изображал русскую природу и жизнь сельской России, он был певцом русских просторов. «Это  был Куинджи русской гравюры, - писал И.Н.Павлов, - великолепный мастер контрастных цветов, смело извлекающий из материала острые, динамичные линии и яркие волнующие краски»²⁷. Его искусство поистине демократично и глубоко национально. Его произведения самобытны и оригинальны, в них ярко выражены специфические качества цветной гравюры. Незадолго до отъезда из страны Фалилеева, который в это время был профессором и деканом графического факультета московского ВХУТЕМАСа,  исследователь его творчества Н.И.Романов, считая его одним из самых «даровитых» мастеров новой русской графики, писал: «Фалилеев являлся в истории русского искусства настоящим живописцем-гравером, все творчество которого проникнуто живописным пониманием мира» ²⁸.

Основным достоинством ксилографических экслибрисов Фалилеева  является чистота и хороший стиль резьбы по дереву. Остается сожалеть, что в них не раскрылся в полной мере самобытный и оригинальный талант  художника, а количество выполненных им графических миниатюр мизерно, что не позволяет в полной мере судить о его экслибрисном творчестве.  «Дивный мастер» со своим видением мира, со своим только ему свойственным образным графическим языком вписал яркую страницу в историю русской и советской графики. Недаром А.П.Остроумова - Лебедева сказала о нем: «Побольше  бы таких граверов, тогда можно было бы быть спокойным за судьбу гравюры, как свободного большого искусства» ²⁹.

Одним из блестящей плеяды мастеров графики, которые выдвинулись в 1920-е годы, был Павел Яковлевич Павлинов. Будучи морским офицером, он учился в мастерской О.Э.Браза, с 1903 года был вольным слушателем в Академии художеств и занимался у Д.Н.Кардовского, затем в Мюнхене у Кроппа. В 1920-е годы Павлинов работал в области иллюстрирования и оформления книги, лучшие его иллюстрации выполнены в гравюре на дереве, они и выдвинули его в ряд ведущих мастеров ксилографии в особенно блистательный период развития этого искусства в России. Павлинов «умный и строгий художник, скупой в выборе средств воздействия»³⁰ свой первый экслибрис создал в 1910 году, а всего им было исполнено 11 книжных знаков. Экслибрисы Павлинова в основном библиофильские, но в более поздних своих знаках художник делает акцент на профессию и увлечения знаковладельцев. Первые экслибрисы художника отличаются эмоциональной сдержанностью, они спокойны и заурядны по своим библиофильским оценкам - знаки для  П.Эттингера, Е. и Г. Эпштейнов.

На конкурсе, объявленном в начале 1920-х годов Госиздатом, несколько книжных знаков было представлено и для Российской центральной книжной палаты. Она была переведена в Москву после декрета от 30 июня 1920 года «О передаче библиографического дела в РСФСР государственному издательству», подписанного В.И.Лениным. До этого Российская книжная палата была в Петрограде. Принял в этом конкурсе участие и Павлинов, его книжный знак для Российской центральной книжной палаты, выполненный в 1923 году показывает роль книги, как вечно живого источника знаний. Совсем иным по сравнению с первыми экслибрисами выглядит павлиновский книжный знак для Сергея Пятина, выполненный через три года в 1925 году. В росчерке линий, в соотношении плоскости и пространства, силе и направленности штриха, открывается как бы внутренний мир гравюры, ее эмоциональный, порой драматический характер. Павлинов прекрасно владел средствами художественного выражения в ксилографии, добился в знаке только ему присущей из  всех современных ему граверов живописности. Колористическое богатство достигнуто художником путем активного введения светотени. Живописность достигается множеством модификаций черного штриха, разнящихся и по форме, и по светосиле, и по частоте³¹.

В графических миниатюрах выполненных Павлиновым в 1920-х годы виден характерный для него переход от прямолинейности и несколько ритмической напряженности к спокойному и уверенному утверждению. Павлинов - график высочайшего уровня с только присущей ему выразительностью и конкретностью ксилографического языка, умением распоряжаться всеми тонкостями линейной черно - белой гравюры. Павлинов – великолепный график, прекрасно владеющий «палитрой» ксилографа, его экслибрисы лаконичны, отличаются чистотой и четкостью штриха и шрифта. Каждая из графических миниатюр художника - неповторимая новелла, говорящая и о книгах, и о владельце этих книг, и о художнике. Павлинов – мастер деревянной гравюры считал, что гравировать надо так, как хорошо говорить на иностранном языке, то есть думать на этом языке, а не переводить с родного языка. Ксилография, по его мнению, не терпит никакой приблизительности, которая может быть в какой то степени в литографии и особенно в офорте. Ксилография, как музыка, где все точно, где есть do и do dies, а между ними ничего…. И каждая группа звуков имеет определенное звучание³².

Один из крупнейших мастеров гравюры на дереве и искусства книги Николай Иванович Пискарев много сделал для расцвета советского изобразительного искусства в первое послереволюционное десятилетие. В 1903-1916 годах  он учился в Строгановском  художественно-промышленном училище у С.В.Ноаковского и С.С.Голоушева. Позже преподавал во ВХУТЕМАСе по классу офорта, руководил кафедрой книги, гравировал сначала на линолеуме, позже на дереве. Его имя иногда связывают с Фаворским или Павловым. И то и другое неверно. Пискарев занимал в советской графике особое место, всегда шел собственной дорогой.

Мастерство Пискарева в гравюре не знало ничего невозможного, а в миниатюре доходило до виртуозности. Его произведения отличаются высоким артистизмом, тонким вкусом и редким изяществом. Ксилографии Пискарева характеризуются органическим слиянием гравюры с книгой. Его гравюры к «Освобожденному Дон Кихоту» А.В.Луначарского, «Железному потоку» А.С.Серафимовича, «Анне Карениной» Л.Н.Толстого, «Повестям Белкина» А.С.Пушкина, «Исповеди» Ж – Ж.Руссо принадлежат к лучшим образцам советской ксилографии. В.Я.Адарюков называл Пискарева «первым мастером».

Страстный книголюб Пискарев создал ряд прекрасных книжных знаков. Для его экслибрисов характерны четкие белые и черные штрихи, текст знака неразрывно связан с рисунком. Экслибрисы Пискарева отличаются изумительной тонкостью линий и лиричностью, а сюжеты передают индивидуальность владельцев знака. Наиболее интенсивно художник работал над книжными знаками в 1920-х годах, в этот период им было исполнено 11 книжных знаков из 18 созданных им за всю жизнь. Но он интересовался этим видом графики и раньше, в архиве художника на одном из листов с рисунком 1913 года имеется эскиз композиции экслибриса с двумя ассирийскими головами полулюдей - полубыков и надписью под ним «Ex libris».

Интересна история пискаревского знака для библиотеки Государственного издательства, появился он в результате участия художника в конкурсе на лучший знак по этой теме. На знаке показан печатный станок, склонившийся у станка рабочий, отпечатанный с формы лист со словами «РСФСР. Книга народу», стрелка, идущая от станка к полкам с множеством  книг. Суть экслибриса сводится к мысли, что эта большая библиотека состоит из книг, предназначенных для народа и созданных именно Государственным издательством. Знак на конкурсе, в комиссию которого входило много известных специалистов - В.Я.Адарюков, П.Д.Эттингер, И.И.Лазаревский, К.С.Кузьминский, В.В.Гольцов, художники В.Д.Фалилеев, М.А.Добров и другие был отмечен первой премией³³. И это притом, что в конкурсе участвовали такие выдающиеся художники - графики как А.И.Кравченко, П.Я.Павлинов, В.А.Фаворский, А.И.Усачев и др.

В том же 1923 году Пискарев создает экслибрис для Г.Н.Дурылина, в котором изображен силуэт мужчины в костюме 30-х годов XIX века, сидящего на садовой скамейке с раскрытой книгой в руке. Гравюра своей прозрачностью, изяществом невольно вызывает в памяти поэзию Пушкина. Большинство книжных знаков награвированных Пискаревым, предназначались для друзей и знакомых, для тех,  кого художник, достаточно хорошо знал. Один из таких знаков  художник выполнил для искусствоведа И.И.Лазаревского, известного коллекционера и страстного библиофила, издателя журнала «Среди коллекционеров». Здесь есть все, что говорит об интересах хозяина книжного знака - скульптура, фарфор, книги в шкафу, одну из которых пристально рассматривает в лупу обладатель экслибриса. Над ним в лучах яркого света песочные часы, символизирующие быстротекущее время жизни, отданное любимому занятию. В других экслибрисах более ярко проявилась творческая индивидуальность художника, умеющего сочетать эмоциональное начало с ювелирной техникой.

Прекрасен его знак для одного из создателей русского героического пейзажа художника К.Ф.Богаевского, на нем изображен пейзаж восточного побережья Крыма со скалистыми горами, которые окружают поля и леса, спокойно течет река, озаряемая лучами солнца – источника жизни. На высокой скале восседает гигантский Пан, олицетворяющий вечно обновляющуюся природу. Уверенное мастерство, с каким награвированы горы, скалы, отражающая все вокруг поверхность воды и солнечные лучи, умелое использование контраста черного и белого для того, чтобы выделить тектонику скал и гор и создать необходимое для восприятия пейзажа настроение, позволяют считать экслибрис Богаевского одним из лучших у Пискарева³⁴. Богаевский писал Пискареву: «Получив свои чудесные экслибрисы,…я сейчас же принялся вкладывать в свои любимые книги – теперь не преувеличивая, я преисполнен настоящей гордости за свое собрание» ³⁵.

Оригинален книжный знак Пискарева для искусствоведа, критика и литературоведа В.В.Гольцева, автора книг посвященных творчеству Александра Блока. Он попросил Пискарева изобразительными средствами перевести на язык гравюры глубокое раздумье поэта: «Каждое культурное движение рождается из духа музыки и растет проникнутое им. Достигнув известного предела, оно стареет, лишается «музыкальной влаги» и превращается в цивилизацию». Пискарев прекрасно справился с поставленной задачей. Экслибрис  представляет собой сложную аллегорию. На нем показан пейзаж Москвы и кисти рук от младенческих до старческих, которые играют на струнах грандиозной лиры. Знак можно понять так, что усилия человека искусства, его жизнь не проходят бесследно, после него остается то, что, мы называем цивилизацией.

Много света, воздуха в экслибрисе «Библиотека государственного музея изящных искусств» (ныне музей А.С.Пушкина на Волхонке). С тонким пониманием архитектуры, ее пропорций, ритма художник изобразил высокий просторный зал библиотеки музея  с его стройными коринфскими колоннами, поддерживающими хоры, с полукружием стены в глубине зала. С мощным потоком света, устремляющегося вниз, туда же в тишине библиотеки над столами с книгами и гравюрами склонились люди. Уверенными и в то же время тончайшими линиями резца  строится этот классически простой и цельный книжный знак. Эта гравюра светится любовью к книге и искусству, проникнута строгой торжественностью.

В 1927 году Пискарев сделал прекрасный книжный знак для пушкинской полки библиотеки художников Ю.Л.Оболенской и ее мужа К.В.Кандаурова, декоратора академического Малого театра, секретаря общества «Мир искусства». В основу композиции знака положен один из автопортретов Пушкина, который дан на фоне увитой венком лиры. В это же время Пискарев сделал экслибрис для искусствоведа, знатока русской гравюры и литографии, библиофила, организатора Русского общества друзей книги, коллекционера книжных знаков В.Я.Адарюкова. В экслибрисе для отдела книжных знаков художник аллегорически показал его любовь к этим маленьким произведениям искусства: стрела пронзает пламенное сердце – книжный знак и старинную книгу с суперэкслибрисом на переплете.

Последний экслибрис Пискарева, выполненный им в 1920-х годах, был посвящен искусствоведу М.З.Холодовской. Экслибрис поражает кристальной прозрачностью и какой-то внутренней певучестью, на нем изображен Аполлон в лавровом венке, сидящий на морском берегу и играющий на лире. Лаконичными средствами художник передал и бескрайний простор моря,  и бегущие к берегу волны, и лучи склоняющегося к горизонту солнца. В своих графических миниатюрах Пискарев показал себя художником тонким, взыскательным и искренним, его книжные знаки – «маленькие графические шедевры, изящные и очаровательные»³⁶.

Акварели, гуаши и литографии по справедливости завоевали Николаю Николаевичу Купреянову имя едва ли не самого крупного графика - станковиста 1920-х годов. Ученик Д.Н.Кардовского, К.С.Петрова – Водкина и А.П.Остроумовой-Лебедевой Купреянов начинал младшим питомцем «Мира искусства» «недорослем» его третьего поколения, по художественному возрасту, он был ровесником революции. Вся творческая жизнь Купреянова сложилась и прошла в годы первого становления и первого расцвета советского искусства. Он один из талантливейших художников этого раннего и в высшей степени содержательного этапа в истории отечественной  художественной культуры. Художественная критика 1920-х годов называла его в числе крупнейших мастеров русской ксилографии наряду с В.А.Фаворским и А.И.Кравченко. На международной выставке художественно - декоративных искусств 1925 года в Париже гравюры Купреянова были отмечены золотой медалью. Помимо станковой ксилографии Купреянов  работал в области иллюстрации и книжного оформления, так в 1924 году он проиллюстрировал «Медвежью свадьбу» А.В.Луначарского.

Много и плодотворно работал Купреянов над экслибрисом, но после 1927 года отошел от него, как  в прочем и от гравюры в целом. Свой  первый экслибрис художник создал для  А.Б.Сахарова в 1912 году. Всего Купреянов выполнил  46 книжных знаков, считая эскизы и варианты, причем 40 из них после 1919 года. Для книжных знаков Купреянова характерна  оригинальность сюжетов и совершенство техники. Он создавал композиции контрастом пятен белого и черного. Несмотря на то, что некоторым купреяновским знакам присуща разбросанная и неуравновешенная композиция, его экслибрисы имеют большую познавательную и художественную ценность.

В характерном купреяновском стиле выполнен один из первых его послереволюционных экслибрисов для искусствоведа  А.М.Эфроса со словами на латинском «В труде отдых». В нем есть грузность и сгущенная драматическая концепция в трактовке сюжета знака. В 1919 году Купреянов выполнил изящную графическую миниатюру для О.В.Енько. Она поражает своей сдержанностью и лаконичностью. В композиции знака только ваза с цветами, заключенная в декоративную раму, все в этом знаке сделано с большим вкусом, в том числе и шрифт, органично вплетенный в канву экслибриса. В этом же году Купреянов выполнил  гербовый автоэкслибрис, в нем он использовал крайнюю экономию штриха, но в то же время получил объемное и логически завершенное изображение, в котором каждый завиток ассиметричной рамы, короны и шрифта взаимосвязан между собой. В знаке нет ничего лишнего, все пространство заполнено изображением, подчиненному сюжетной канве знака.

В чисто купреяновской манере выполнен книжный знак для А.С.Кагана. Его сюжет прост - читающий книгу мужчина, сидящий за столом. В этой графической миниатюре густо залитые черным цветом плоскости, противопоставлены интенсивному прорыву света, под стать   общей композиции знака и характерный утяжеленный  пассивный шрифт. На  экслибрисе Т.М.Персиц дан архитектурный пейзаж Петербурга. Ракурс знака и игра цвета, скупая почти отсутствующая штриховка придают композиции знака монументальность. Несколько созвучны между собой два купреяновских экслибриса - для искусствоведа И.И.Лазаревского и польского библиофила Эдварда Хвалевика, в них использована тема летящего ангела с книгой. Оба знака очень книжны, в них четко просматривается не пластическое выявление предмета, а некоторое растворение его в пространстве,  построенном при помощи света. С пленяющей артистичностью  выполнен экслибрис для Казимира Пекарского. Здесь художник тонко использовал штрих таким образом, чтобы показать динамику полета колесницы Аполлона в лучах солнца. И стрелы и легкие воздушные облака и структура шрифта все подчинено одной мысли - движению жизни. 

Купреянов был придирчив к своему дарованию, он ничего не хотел знать приблизительно и ничего не хотел принимать на веру. Все он хотел проверить и оценить сам, без посторонней помощи, не желая ни за кем идти следом. Хорошо знавший Купреянова по жизни Ю.И.Пименов писал о нем: «Его искусство очаровательное и тонкое, пластичное и глубокое, его живой талант, очень чуткий к образам реального мира, был очень хорош.  (Купреянов. - Э.Г.) умел рисовать, и рисовать с чувством, это делало его искусство полноценным»³⁷.  Творческая жизнь Купреянова продолжалась немногим более 15 лет, но он очень многое успел сделать, в том числе и в искусстве книжного знака, где и показал себя  органически цельным, оригинальным и самобытным художником.

В своих книжных знаках Купреянов умело использовал силуэт, как сильное эмоциональное средство, характерен в этом отношении его экслибрис для А.И.Анисимова. Использование художником немногих, точно небрежных, но безукоризненно метких штрихов и пятен,  позволили вскрыть комплекс экспрессивных деталей характерных для изображенного  в знаке явления. Прекрасным рисовальщиком предстает Купреянов в экслибрисе для Фаворского, этот знак не только выполнен на высочайшем графическом уровне, но в нем чувствуется настоящий,  художественный темперамент, остроумная выдумка, граверный талант. Экслибрис очарователен и тонок, пластичен и глубок, все в нем, включая и оригинальный шрифт, продумано и выверено.

Ранний уход Купреянова от книжного знака объяснялся тем, что он во второй половине 1920-х годов оставил гравюру. Она показалась ему  риторической и условной для выражения чувств жизни. Он считал ее слишком неповоротливой и ограниченной и утверждал, что исчерпал ее. И.С.Изнар на этот счет писала: «В 1925 году Купреянов решительно порывает с ксилографией. В отказе от гравюры основным было чувство, что рисунок, чем он легче, чем меньше скован материалом, тем он лучше выражает музыкальную сущность момента, подлежащего изображению»³⁸. Купреянов стал только рисовальщиком, карандаши, перо, их тональность и молниеносность позволяли ему полностью реализовать себя как художника, к гравюре он больше не возвращался. А.М.Эфрос считал, что Купреянов был один из самых больших наших рисовальщиков, может быть самым одаренным³⁹. Последним купреяновским экслибрисом был знак для сестры художника, на нем изображена женщина, кормящая грудного ребенка. Все в образе женщины-матери проникнуто умиротворением и спокойствием, добротой и любовью, а за окном комнаты шумная строящаяся Москва с высотными домами и летящим в небе самолетом. Густо залитое черным цветом небо над высоткой, как и черные волосы прически женщины резко контрастируют с белым пятном и тонким штрихом ее силуэта.  Это бесспорно один из лучших знаков художника.

Купреянов сделал несколько проектов книжных знаков, в том  числе для А.М.Бонди, О.Цехновицера, М.Гука, Л.З.Розенталя и других, всего 18 проектов. Искусство Николая Николаевича Купреянова это «один из самых открытых  человеческих  документов нашей графики, богатой техниками и бедной личностями»⁴⁰. Его искусство не могло угаснуть или хотя бы поблекнуть в ходе времени, так много вложено в него больших и серьезных чувств и мыслей, так верно отражено в нем время, так чеканно его отточенное мастерство. Экслибрисное творчество талантливого художника навсегда вошло в число лучших образцов отечественного искусства книжного знака.

Главным полем новаторских поисков в области малой графики в 1920-е годы стала Москва. Московский экслибрис в этот период стал явлением заметным и неповторимым, если учесть, что в предреволюционные годы его, как художественного явления в стране, не существовало. Продолжим рассмотрение творчества лучших московских художников-экслибрисистов. Георгий Александрович Ечеистов относится к поколению художников, формирование которых проходило в бурную эпоху начала 1920-х годов. Эта эпоха отмечена в изобразительном искусстве и поэзии (Ечеистов в то время писал стихи) огромным количеством «измов»: футуризмом, кубизмом, супрематизмом, сезанизмом, лучизмом, имажинизмом, и анархическим ниспровержением ценностей культурного наследия прошлого. Ечеистов учился у Б.Д.Григорьева по рисунку и у В.Н.Масютина и В.Д.Фалилеева по гравюре. Решающую роль в формировании Ечеистова как художника сыграл В.А.Фаворский. «Появление во ВХУТЕМАСе Владимира Андреевича, - писал в своей автобиографии Ечеистов, - произвело на меня огромное впечатление, и я окончательно утвердился в графике. Фаворский пришел с методом взамен оценки на вкус. Благодаря ему я стал перестраиваться в сторону реалистического изображения»⁴¹ .

Метод Фаворского помог Ечеистову, определить свои задачи, найти себя в новой технике графики на дереве. Художник самобытного таланта, поэт и романтик в гравюре он сделал 14 книжных знаков с 1919 по 1940 годы, все графические миниатюры выполнены в  деревянной гравюре⁴² . Основную массу экслибрисов художник выполнил в 1920-е годы. Среди них книжные знаки для В.А.Фаворского, А.А.Сидорова, О.Н.Зайцевой, режиссера и балетмейстера Николая Фогерера, выполненных в 1920 году. Они все разные по композиции и стилевому решению, если на экслибрисе Сидорова показана художница за работой с палитрой в руках, то на знаке Фогерера абстрактное мужское лицо с огромным глазом, миниатюра же для Фаворского вообще состоит из геометрических фигур вплетенных в монограмму «ВАФ». Еще более неожидан экслибрис для Зайцевой, на нем показан натюрморт в необычной перспективе с текстом «любовь к натюрморту».

И в последующих знаках Ечеистов много экспериментирует как в сюжетной проработке знаков, так и в их композиционном решении. Таков знак для Б.Шихмана с танцующей женщиной или шрифтовой знак на свое имя. В экслибрисах Ечеистов мог соединять свежесть эскиза с гравюрной четкостью. Благодаря цельности композиции и стилевой строгости художник умело строил изображение, используя разнообразие штрихов. В экслибрисах Ечеистова полет фантазии сочетался с воплощением индивидуальности владельца библиотеки. Ечеистов был разносторонне одаренным человеком - книжным графиком, акварелистом, поэтом. Ечеистов, бесспорно, был одним из наиболее одаренных учеников Фаворского, он безукоризненно владел резцом. Тонкая вдумчивая созерцательность и исключительно добросовестное отношение к работе, и, главное, огненный темперамент. С молодых лет в творчестве Ечеистова обозначается область, которой суждено было стать основной и наиболее значительной в его искусстве, речь идет о ксилографическом портрете. Иконографические книжные знаки художник выполнил для Н.В.Бернар и себя, позже он выполнит силуэтный экслибрис  для своего сына Александра Ечеистова.

Рассматривая экслибрисы Ечеистова, поражаешься, как он решал вопрос о цвете в черно-белой гравюре за счет одних контрастных сопоставлений с виртуозным разнообразием штриховки. Книжные знаки смелы, наполнены энергией, изобретательны, они близки по своему построению экслибрисам Фаворского. Ечеистов считал В.А.Фаворского «явлением исключительным не только у нас, но и во всем мире»⁴³ . Эта не всегда улавливаемая схожесть экслибрисов Ечеистова со знаками своего учителя, отнюдь не лишает их творческой самобытности. Характерен в этом отношении знак Ечеистова для литературоведа и переводчика Владимира Нейштадта, на нем владельческая монограмма «ВН» и пчела над томами книг, все очень скромно, но изысканно и красиво. У Ечеистова есть проект экснотиса для альтиста, профессора Московской консерватории Вадима Борисовского сделанного им в 1926 году. На нем два скрипача XVIII и XX веков, их объединяет старинная скрипка Николо Амати или одного из его учеников Гварнери или Страдивари. Это потрясающая по графическому языку и мастерству гравюра. Георгий Александрович Ечеистов был глубоким художником интеллект, которого органически сочетался с лирико-поэтическим складом его дарования.

Михаил Владимирович Маторин из нового поколения художников, чье творчество всецело относится к советской эпохе. Свыше 50 лет жизни он посвятил искусству советской гравюры. В тайны граверной техники Маторин был посвящен И.Н.Павловым, именно он привил молодому художнику любовь к гравюре, маститый художник привлек Маторина к совместной творческой работе, а затем сделал его своим ближайшим помощником. На его становление как художника наибольшее внимание оказали С.В.Герасимов, В.Д.Фалилеев и В.И.Соколов.

В 1921 году Маторин сделал свой первый книжный знак, предназначенный для книг своей библиотеки. Автоэкслибрис был несовершенен, он больше смотрелся как самостоятельная гравюра, но художник, сделав знак трехцветным, удачно объединил композицию знака. В 1924 году он выполнил экслибрис для своего брата В.В.Маторина. Те графические приемы и цветовые решения, которые использовал в этом знаке художник, получили впоследствии дальнейшее развитие и привели к созданию серии высокохудожественных экслибрисов.

В 1926 году Русское общество друзей книги отмечало 40-летие творческой деятельности И.Н.Павлова. К этой дате Маторин исполнил  для своего учителя книжный знак, он отнесен к числу лучших работ Маторина. В этом же году Маториным была создана целая сюита графических миниатюр адресованных крупнейшим московским библиофилам, с которыми художник поддерживал добрые отношения, хорошо зная их духовный мир. Примечательный знак из этой серии Маторин сделал для интересной библиотеки М.С.Базыкина, включавшей в себя около 4000 книг по истории и теории искусства, театру, полиграфии, книговедению и экслибрисам. Этот знак отличается насыщенностью черного и белого, композиция красиво увязана с четким печатным шрифтом. Этот экслибрис, как и все черно-белые знаки Маторина отличаются лаконичностью графического языка.

Красив книжный знак Маторина для московского  библиофила, редактора журнала «Среди коллекционеров», обладателя большой библиотеки книг по искусству полиграфии и редких художественных изданий искусствоведа И.И.Лазаревского. Предмет его коллекционерских устремлений - фарфоровые статуэтки и курительные трубки попали в композицию знака. Близок по манере исполнения к этому знаку экслибрис для другого московского искусствоведа и библиофила Л.Р.Варшавского. Превосходны книжные знаки Маторина, выполненные в цвете, они оригинальны по композиции и исполнению. Сюиту цветных экслибрисов открывает знак для отдела западной беллетристики библиотеки члена-корреспондента АН СССР А.А.Сидорова. Знак привлекает своим изяществом, лаконизмом, продуманным композиционным построением. Монограмма и рука бегущая по книжной странице олицетворяют деятельность владельца - автора многочисленных трудов по искусству и книговедению.

В экслибрисе для Евдокии Сысоевой отражены особенности ее библиотеки, состоящей из книг посвященных романтике морских странствий и приключений. В композиции знака выделяется силуэт уходящий ввысь башни маяка, создающей вместе с силуэтами корабельных снастей и монограммой владелицы цветовой ритм. Просты по композиции и графически строги, ясны и изящны цветные экслибрисы, выполненные Маториным для главного художника Госиздата, а затем  Гослитиздата Н.В.Ильина и художника И.Ф.Рерберга, имевшего обширную библиотеку по искусству, архитектуре, для него экслибрис выполнен в трех вариантах. Книжные знаки Маторина, созданные в 1920-е годы очень точно отражают особенности духовных интересов, склонностей и вкусов владельцев. Они предназначены для украшения книги, а не для коллекционного обмена. Разнообразные по теме, они сходны по стилю и подчинены единому принципу композиционного построения. Число созданных Маториным книжных знаков невелико (не более 40), но художественная ценность, тематическое богатство, органическая связь с книгой, оказали заметное влияние на развитие отечественного экслибриса. Маторинские книжные знаки явление редкое и высокохудожественное в истории советского экслибриса.

Ученик В.А.Фаворского Михаил Иванович Поляков, начиная с 1925 года, создал 46 экслибрисов. Почти все они награвированы на дереве, два исполнены сухой иглой и один в технике офорта. Поляков считал, что экслибрис это не только знак, указывающий на принадлежность книги знаковладельцу, или украшающая книгу картинка, это своего рода  портрет владельца книги и должен отражать его интересы, вкусы, мир увлечений. Поэтому все графические миниатюры Полякова не похожи друг на друга, впрочем, как и люди, для которых они сделаны. Все знаки художника несут информацию о владельцах и как бы заочно знакомят с ними зрителя. Лучшие поляковские книжные знаки являются первоклассными образцами экслибрисного жанра. Их отличает высочайшая графическая техника, лаконичность, изумительная тонкость линий, чистота и четкость шрифта.

Один из излюбленных художников символов – фигура венецианца конца XVIII века, как будто сошедшая со страниц очаровательного «Приключения» Марины Цветаевой, соединяющую в себе жизнерадостную галантность прошлого и беспокойный романтизм будущего. Эта фигура со шпагой и книгой, сопровождаемая песочными часами с крылышками, олицетворяющими быстролетящее время, встречается на многих экслибрисах Полякова⁴⁴ . Таков книжный знак для искусствоведа В.Г.Памфилова, выполненный в 1925 году. Экслибрис проникнут любовью глубоким знанием духовных интересов знаковладельца. На экслибрисе для врача - гематолога Валерии Репниковой, созданном в 1927 году, изображена полуразрушенная  античная арка - осколок былого могущества Рима, стоящая на дороге, по которой, когда - то проходили победоносные легионы, а теперь она заросла травой, все в прошлом, но жизнь продолжается. На вершине арки растут молодые побеги деревца, а аисты - символ жизни – свили гнездо,  в просвете арки видны кавалер и дама в костюмах XVIII века. Знак проникнут любовью к знаковладельцу  к той, кто  в этом году стала женой художника.

В иной манере выполнен поляковский книжный знак, награвированный в том же 1927 году для В.Н.Репниковой. На нем показан остров в океане и плывущий по нему парусник. Пальмы, яркое солнце и спокойная гладь воды соседствуют в знаке с глобусом, книгами, географическими картами и подзорной трубой. Многое в этом знаке от школы Фаворского и совершенность композиции, и выразительность, и в лучшем смысле книжность. Экслибрисы Полякова очень графичны и разнообразны, не только по содержанию, но и по манере исполнения. Каждый книжный знак решен оригинально, в каждом есть что - нибудь новое. Михаил Иванович Поляков – «твердый» последователь Фаворского, в его книжных знаках  наблюдается классический дуэт шрифта и сюжетного мотива, а также по «фаворски» книжно - плоскостный облик знака.

Анатолий Андреевич Суворов учился в Строгановском училище у И.Н.Павлова и у Н.И.Пискарева. Он автор немногих экслибрисов в технике ксилографии. Наиболее известные из них  - экслибрис для В.И.Захарова, пианистки и певицы Елены Давыдовой и искусствоведа А.А.Сидорова. Знаки Суворова отличает четкость штриха, высокое графическое мастерство, умелая компоновка отдельных элементов знака, глубокое понимание природы книжного знака, смелость в трактовке сюжетной канвы и точное отражение профессиональных и духовных интересов знаковладельцев. «Первоклассный и культурный гравер» писал о своем ученике И.Н.Павлов⁴⁵. Столь высокая оценка творчества Суворова вполне соответствовала тому, что он сделал в книжной графике и книжном знаке.

Московского гравера Алексея Ивановича Усачева считали близким Фаворскому, правда, художественное образование он получил в Московском училище живописи, ваяния и зодчества у В.Н.Масютина, позже в мастерской Д.Н.Кардовского. Н.И.Павлов хорошо знавший Усачева, писал о нём, что он «один из самых серьезных моих учеников. Таких фанатиков гравюры как Усачев у нас немного…. В его первых гравюрах сказывалось несомненное влияние Фаворского. Позднее Усачев бросил торцевую гравюру и стал заниматься обрезной, в ней он достиг поразительных результатов. Как мастер обрезной гравюры Усачев  не имеет себе равных»⁴⁶.

В своем экслибрисном творчестве Усачев прошел очень сложный путь. Если в своих первых книжных знаках, он отличался манерой тяжелого, крупного, жирного штриха, при этом вводя в изображение знака довольно сложные, но мало характеризующие знаковладельцев детали. Характерен в этом отношении экслибрис для Ивана Врона, на нем показан человеческий глаз, в зрачок которого художник вставил серп и молот. Позже он значительно изменил свою манеру, его экслибрисы стали «лаконичнее по символам, плоскостнее по форме, а  сами символы – прицельнее и направленнее»⁴⁷. Со временем Усачев переосмыслил  и свои взгляды на природу книжного знака, посчитав, что «книжный знак…должен быть сугубо графическим, без того идейно – литературного содержания, которое мы вносим в него, и которое убивает в наших (и моих прошлых)  EX LIBRIS ах самую сущность – знак»⁴⁸ . Экслибрисы Усачева вполне самостоятельны, они отличаются художественной взыскательностью, индивидуальностью мастера, хорошим вкусом.

Свои первые книжные знаки Александр Петрович Радищев выполнил в конце 1920-х годов. Учился он в Московской художественной школе отца И.Ф.Рерберга, а затем у П.Я.Павлинова. Большинство из своих 20 книжных знаков он выполнил в ксилографии. Его знаки отличает удивительная логичность сюжета при использовании минимального количества деталей - символов. Таков книжный знак для С.Бородаева, он мал по размеру, но удивительно компактен и красив. В нем все от строгого классического шрифта до последнего штриха завязано в одну композиционную идею. Чрезвычайно лаконичен знак для художника Ивана Рерберга выполненный в 1928 году, на нем на фоне земного шара изображена птица, несущая в клюве письмо.

В экслибрисах Радищева можно встретить столь редкие для его времени изображения паровоза и трактора (знаки для А.М.Ездокова и Н.В.Башкирова). Это было явное стремление художника отразить в экслибрисах приметы времени, эти знаки как все графические миниатюры Радищева предельно лаконичны и сжаты по форме, подчинены одному принципу, которому он следовал в своем экслибрисном творчестве – предельная законченность художественного замысла при ограниченном числе художественных средств. Некоторые из критиков Радищева осуждали его за это, считая, что использование им стандартных элементов – символов из знака в знак значительно снижали роль экслибриса лишая его интимной составляющей.

«Рыцарем деревянной гравюры» называли московского графика Михаила Ивановича Пикова. Ученик В.А.Фаворского во ВХУТЕИНе он обязан ему очень многим в течение всей своей жизни, руководствуясь принципами, усвоенными от учителя. «Но наибольшей близости к Фаворскому, - по мнению А.Д.Чегодаева, - Пиков достиг в зрелые годы, когда отошел от внешнего следования манере Фаворского, но зато глубоко понял руководящие идеи его искусства»⁴⁹ . Пиков начал работать над экслибрисом в 1929 году и создал около 10 книжных знаков. Его экслибрисы четко графичны со скупым языком символов и образных средств. Один из них выполнен для книжной лавки писателей, которая располагалась в Москве на Моховой, 22. Сюжет этой ксилографической миниатюры предельно прост - три покупателя в книжной лавке просматривают интересующие их книги. Знак предельно лаконичен, построен на чеканно – чистом силуэте, с использованием причудливой и подчеркнуто -  контрастной игры черного и белого. В этом книжном знаке видно как близко подошел Пиков к пониманию художественной системы Фаворского, но при внешней схожести его знака с экслибрисами учителя, никакого голого подражания манере мастера не было.

Книжные знаки Пикова стремятся раскрыть душевный и интеллектуальный мир человека, их отличает ритмическая организация всей композиции, замкнутость и уравновешенность внутреннего пространства, особый схематизм в разработке пластической формы. Особенностью художественного дара Пикова, который в полной мере проявился в его экслибрисном творчестве, является его умение тонко понимать и очень ясно выражать дух и стиль времени. Для Пикова экслибрисное искусство это в первую очередь не искусство изображения, а искусство выражения. Пиков, следуя заветам учителя, старался сделать свое искусство, будь - то это искусство иллюстрирования и оформления книги, станковая гравюра или книжный знак, цельным, памятуя о том, что цельность в искусстве – это понятие нравственное. В своих поздних экслибрисах Пиков доказал это на деле, создав графические миниатюры, вошедшие в золотой фонд советского книжного знака.

Одним из любимейших учеников В.А.Фаворского был Андрей Дмитриевич Гончаров, он прошел длинный путь развития, частично совпадающий с путем учителя. Свой первый книжный знак художник сделал в 1923 году, а всего он выполнил 11 графических миниатюр в технике ксилографии. Из работ 1920-х годов наиболее известны его знаки для актрисы Анны Семеновны и театрального художника Петра Владимировича Вильямсов, М.Поступальской, искусствоведа, автора фундаментальных исследований по истории искусства профессора А.А.Федорова - Давыдова. Далее наступил почти сорокалетний перерыв в экслибрисном творчестве художника до середины 1960-х годов. Многие ранние экслибрисы Гончарова во многом похожи на книжные знаки Фаворского и в первую очередь высоким графическим мастерством и тем уровнем художественной культуры, который был присущ всем ученикам большого мастера.

Экслибрисы Гончарова отличает свободная разработка изобразительного пространства с помощью контрастно обозначенных цветовых и фактурных плоскостей, легкость и динамичность всего композиционного строя. К сожалению, экслибрисы в творчестве Гончарова не занимали  значительного места, но даже из того немногого, что создал художник  в искусстве книжного знака, видна тесная взаимосвязь знака с его владельцем, напряженная эмоциональность образов, глубокая  композиционная проработка знаков, выразительные контрасты белого и сочного черного тонов. Для Гончарова в экслибрисе, как и во всем его творчестве в целом было важно полное единство формы и содержания в искусстве, без этого он считал прямой путь к натурализму и самоубийство в художнике творца. Уверенный и точный рисунок, высокое владение техникой резца, динамическая напряженность придавали гончаровским экслибрисам неповторимое своеобразие.

Московский художник книги Соломон Бенедиктович Телингатер получил художественное образование в художественном училище в Баку, затем учился в московском ВХУТЕМАСе у В.А.Фаворского. С 1925 года работал в московских издательствах и редакциях. Телингатер в оформлении книг и журналов активно использовал наборные шрифтовые средства, фотографию и фотографику. С конца 1920-х годов он много работал в политической книге. Один из первых экслибрисов Телингатера был на ленинскую тему, выполнил он его  в 1926 году для писателя, драматурга и сценариста Павла Бляхина, сотрудника журнала «Безбожник», автора популярной повести «Красные дьяволята». На экслибрисе воспроизведены силуэт В.И.Ленина и слова К.Маркса «Религия - опиум для народа». Особенностью экслибрисов Телингатера является то, что в них доминирующим элементом является шрифт, он никогда не стремился делать бесспорные графические работы, слишком легко укладывающиеся в устоявшиеся каноны. Дух творческого эксперимента проходит от его первых опытов в искусстве книжного знака до тех работ, которые были сделаны им в позднее время.

Сергей Григорьевич Завадский родился в Петербурге, где получил инженерное образование по специальности механик-судостроитель. С юношеских лет пристрастился к рисованию, но это оставалось лишь увлечением. По настоящему он занялся графикой лишь после знакомства с известным московским графиком И.Н.Павловым в сентябре 1925 года. В возрасте 36 лет Завадский стал учеником Павлова. Через год появились первые экслибрисы Завадского,  лучшим среди них был знак для московского книголюба и коллекционера И.Н.Жучкова с жуком, ползущим по раскрытой книге. До конца 1920-х годов Завадский выполнил 20 книжных знаков. Среди них гравюра для Н.С.Арской с книгой излучающей свет, книжный знак для Д.А.Суражевского с женским портретом в центре композиции, автоэкслибрис, где показан гравер за работой и приведены слова «Суров и жесток стальной резец -  резец граверного искусства». Великая отечественная война застала художника в Ленинграде, где он пережил все ужасы блокады. Доски с нарезанными книжными знаками были сожжены. Ранние книжные знаки Завадского большая редкость.

Один из многочисленных учеников В.А.Фаворского Николай Иванович Падалицын работал в ксилографии, хорошо известны его пейзажи и портреты, а также работы в качестве иллюстратора книги. В 1920-х годах Падалицын выполнил несколько книжных знаков. Один из них был награвирован для Бориса Грозевского, на нем атрибуты деятельности художника-графика - кисти, карандаши, резцы, лист, на котором даны гранки книги. Знак книжен, полностью отражает интересы знаковладельца, красиво скомпонован, четок по графическому почерку. Другой книжный знак Падалицын выполнил для Якова Купермана, на нем монограмма  из двух букв «ЯК» и текст «Блокиниана», известен и другой вариант знака, где вместо слова «Блокиниана» изображена ручка с пером. Этот книжный знак мал, но очень тщательно графически проработан, объемность знаку придает тонкая горизонтальная штриховка, которая подчеркивает и фактуру графической миниатюры. В 1929 году Падалицын выполнил в гравюре на дереве экслибрис «Институт Ленина», на котором воспроизвел проект здания института построенного в 1924-1927 годах на Советской площади в Москве архитектором С.Чернышевским. Рисунок экслибриса был также вырезан на мастичной печати института, проставлявшейся на книгах в качестве книжного знака.

Свой первый экслибрис Александра Алексеевна Миролюбова, ученица В.А.Фаворского и Н.И.Пискарева создала в 1927 году. Всего ею было исполнено около 10 книжных знаков, Художница старалась простыми средствами проработать сюжетную канву книжного знака. Так в ксилографическом экслибрисе на свое имя она показала на переднем плане цветок в горшке, книги и граверные резцы. В этой графической миниатюре в сжатой лаконичной форме показаны и профессиональная деятельность художницы и ее любовь к цветам и книгам. В ином ключе решен знак для Л.Саниной,  на нем только стилизованная маска какого – то чудовища и никаких других атрибутов книжного знака. Миролюбова много работала  в области оформления книги, а также в станковой гравюре, ее работа над экслибрисом носила эпизодический характер и не была заметной вехой в ее творчестве.

Обзор творчества лучших московских ксилографов в искусстве книжного знака дает основание убедиться в их высоком профессиональном мастерстве. Недаром искусствовед Е.Г.Лисенков писал в 1927 году: «За последние 10 лет создалась самостоятельная школа оригинальных ксилографов, которой ныне принадлежит едва ли не первое место в Европе»⁵⁰.  Но не только ксилографическим экслибрисом был жив московский  книжный знак 1920-х годов, над ним успешно трудились художники-графики, работавшие в иной графической технике.  В частности  в цинкографии работали И.Ф.Рерберг, А.А.Толоконников, В.Н.Масютин, А.К.Пожарский, А.П.Могилевский, У.Г.Иваск и др. Великолепные офортные экслибрисы создавала в Москве Н.С.Бом-Григорьева. Оценку творческой индивидуальности каждого из этих художников даст анализ их графических миниатюр.

Художник книги Иван Федорович Рерберг учился в художественной студии отца - Ф.И.Рерберга, затем на архитектурном отделении Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Занимался исключительно книжной оформительской графикой - созданием обложек, переплетов, книжных украшений для различных изданий. Свой первый книжный знак Рерберг выполнил в 1922 году в цинкографии, всего он исполнил около 50 графических миниатюр в разнообразной технике - автолитографии, офорта, ксилографии, светокопии и рисунка.  В основе многих его экслибрисов лежит искусство силуэта, которое в России культивировалось в первой половине XIX века Ф.П.Толстым, а в начале XX века - К.А.Сомовым, Г.И.Нарбутом, Е.С.Кругликовой, М.В.Добужинским. Работы Рерберга отличаются выдумкой, самобытностью, отчетливым представлением самой природы книжного знака. Экслибрисы Рерберга отличают настоящий графический талант, большой вкус в применении декоративных средств, оригинальная трактовка орнаментальных мотивов классического прошлого. Чрезмерная краткость и геометрическая стилизация отличают экслибрисы Рерберга для Наталии Бернар, Е.Косолаповой и А.Миролюбова.

Для экслибрисов Рерберга типичен орнаментальный рисунок черной плоскости, в отличие от обычных приемов черного рисунка на белой плоскости. Таковы знаки для  А.С.Шахова, А.А.Миролюбовой, А.А.Толоконникова, Вильгельма Иоханнсена. Из силуэтных экслибрисов Рерберга, пожалуй, лучший он выполнил для себя в 1922 году, где портрет художника обрамлен не только красивым растительным орнаментом, но и шрифтом так органически подобранным и включенным в композицию знака, что является как бы овальной рамой для знака. Из других силуэтных знаков Рерберга интересен  экслибрис А.С.Шахова, где загорающая на солнце женщина читает книгу в окружении многих других книг разбросанных вокруг нее.

В 1927 году Рерберг выполнил экслибрис для члена Русского общества друзей книги, последнего секретаря этого содружества московских библиофилов Александра Михайловича Макарова. Его имя в собирательском кругу было окружено заслуженным почетом. Он собрал уникальную коллекцию, посвященную героическому прошлому российской армии. Интересовался Макаров и экслибрисами на военную тему. Они привлекали его как документальное свидетельство существования давно уже исчезнувших с лица земли армейских библиотек. Эта  коллекция экслибрисов служила коллекционеру своеобразной научно - библиографической лабораторией. Сюжет экслибриса Рерберга лаконичен, на нем изображена лупа лежащая на раскрытом фолианте. Художник как бы дает понять, что знаковладелец не просто накопитель книг, а истинный библиофил - исследователь.  Первые экслибрисы Рерберга были выполнены в цинкографии, затем он быстро освоил технику торцевой гравюры. В какой бы технике не были выполнены экслибрисы Рерберга, его графические миниатюры изящны и привлекательны, отличаются детальной проработкой рисунка и ясностью содержания.

Московский художник Анатолий Алексеевич Толоконников закончил изофакультет Пречистинского практического института по классу К.А.Коровина. Он много работал в области оформления книги и в живописи. Книжным знаком увлекся с 1925 года и создал вместе с многочисленными вариантами и проектами 40 экслибрисов. Ряд книжных знаков художника рисованных тушью вряд ли могли быть использованы по своему прямому назначению - в книге из-за их большого формата. Один из таких книжных знаков - автоэкслибрис в форме герба, где вместо щита использована палитра, разделенная на четыре части, в которых изображены парусник, танцующая женщина, лебедь и шестиконечная звезда. Композиционно знак дополняют кисти, свернутые листы бумаги, гусиные перья. В другом  экслибрисе на свое имя Толоконников изобразил игральную карту,  разделенную пополам, в одной половине художник изобразил женщину с палитрой в руках, в другой -  женщину с лирой. Органически в композицию знака вписан шрифт, который составляет, как бы часть стилизованной рамы, в которую помещена игральная карта - экслибрис.

Сюжетная проработка экслибрисов Толоконникова удивительно разнообразна. Так в книжном знаке для А.Г.Миронова изображен надгробный памятник с плитой, на которой в виде герба в овале изображены пронзенное стрелой сердце, раскрытая книга, серп с колосом и стилизованный цветок. Экслибрис для Б.П.Дениз исполнен в восточном стиле, все от орнамента до шрифта подчинено ему. Несколько отличен от основного экслибрисного творчества художника книжный знак для П.С.Павлинова, он прост по композиции в отличие от других знаков Толоконникова, на нем раскрытая книга и стилизованный цветок. Он книжен и имеет приемлемый для экслибриса размер, в отличие от многих книжных знаков – гигантов художника, которые вряд ли могли найти свое место на форзаце книги. Экслибрисы Толоконникова самобытны и хотя их отличает некоторая сухость и отсутствие живого чувства и мысли, они являются показателем не только творческого пути художника, но и эволюции отечественного книжного знака в первое послереволюционное десятилетие.

Экслибрисное творчество московского графика Василия Николаевича Масютина заметно выделяло его среди других художников, работавших в этой области графического искусства. Первые его экслибрисы, выполненные в 1910-х годах, были откровенным подражанием западноевропейским художникам (Франсиско Гойе в автоэкслибрисе 1916 года, Одри Бердслею в знаке для А.А.Сидорова и др.). Его очень громоздкие, мрачноватые, пугающие по своей сюжетной линии знаки, носили какой- то «музейно- исторический» оттенок и были лишены какой-либо мысли. Его ранние экслибрисные персонажи были некими представителями болезненного и мистического искусства (экслибрисы для Б.А.Павловского и Г.Эпштейна, выполненные в 1912 году). Эти знаки были остры и, по мнению И.Н.Павлова, «сверкнули как жуткий символ тупика буржуазного общества»⁵¹ .

После революции Масютин очень мало работал в России, в 1920 году он уехал в Ригу, а затем в Берлин. Масютин работал в самых различных видах гравюры углубленной и высокой печати, ранние экслибрисы делал тушью для клиширования, позже овладел литографией и ксилографией. Мистические экслибрисы художника с первых лет революции ушли в прошлое, его новые книжные знаки не имели с ними ничего общего. В 1918 году художник выполнил линогравюру для библиотеки Михаила Гинцбурга, на ней изображен мужчина несущий огромный фолиант, согнувшись под его тяжестью. В 1919 году  Масютин выполнил в деревянной гравюре автоэкслибрис, в  котором показал себя за работой, атрибутами знака являются множество книг, папка с листами и рисунками художника. Органически в композицию книжного знака вписан шрифт, экслибрис вполне книжен, имеет связь со знаковладельцем, выполнен на хорошем профессиональном уровне, правда линия в гравюре  у него несколько холодновата и жестка. Книжные знаки Масютина бесспорно являются яркой страницей творчества известного в свое время графика.

Собиратель и исследователь русской старины Александр Константинович Пожарский являлся автором ряда экслибрисов. Один из них он выполнил в 1925 году на свое имя. Обладая библиотекой состоящей в основном из книг по искусству, а также старинных изданий с гравюрами, Пожарский на знаке изобразил стол у окна, вдали видна башня Московского Кремля. Стол буквально завален предметами русской старины, здесь можно увидеть алебарду, щит и шлем русского воина, старинные фолианты, ларец и икону. Подсвечник, чернильницу с гусиным пером и предметы быта. Знак прекрасно отражает интересы и духовный мир владельца.

Второй экслибрис на свое имя Пожарский выполнил через три года на нем древо жизни с портретом коллекционера, фамильный герб и доспехи русского воина – меч, топор, стрела,  шлем и щит. Вдали видна Спасская башня Московского Кремля и памятник организаторам национально - освободительной борьбы русского народа Кузьме Минину и князю Дмитрию Пожарскому. В том же 1928 году Пожарский сделал экслибрис для коллекционера и собирателя материалов по истории русского оружия и Отечественной войне 1812 года Всеволода Петровича Никифорова. Этот знак полностью отражает интересы знаковладельца, на нем гусар и гренадер времен Отечественной войны 1812 года поддерживающие щит с вензелем коллекционера стоящим на книге по военной тематике, со шпагой обвитой лавровой ветвью на переплете книги. В экслибрисе для Г.В.Масальского  художник дал пушкинский профильный силуэтный портрет, обрамленный венком с пушкинским обращением к книгам «Мои друзья».

В 1921-1924 годах экслибрисом занимался Александр Павлович Могилевский. Учился он у профессора Холлоши в Мюнхене Начал он свой художественный путь, как живописец, был членом «Объединения новых художников», его  картины пользовались успехом. С начала 1920-х годов он работает в области книжной графики, им иллюстрировано и оформлено более 65 книг, в числе которых «Руслан и Людмила» и «Бахчисарайский фонтан» Пушкина, «Ашик-Кериб» и «Аул Бастунджи» Лермонтова, «Сказки об Италии» Горького, двухтомник пьес Карло Гольдони, сказки Ханса Кристиана Андерсена и многие другие произведения советских и зарубежных писателей. Самые блестящие его работы исполнены акварелью, это прекрасные портреты, натюрморты и многочисленные пейзажи, на которых запечатлены старая и новая Москва, индустриальные стройки страны. Первый книжный знак Могилевский сделал в 1921 году для себя в технике линогравюры, за четыре года творчества художник сделал 9 знаков, гравированных на дереве и линолеуме, один из них для М.И.Авербаха был гравирован А.Усачевым, а знак для Н.А.Езерской был клиширован. На автоэкслибрисе художник изобразил раскрытую книгу и лавровую ветвь, освещенные светом звезды.

Книговед, библиофил и библиограф Удо Георгиевич Иваск был первооткрывателем русского экслибриса, первым автором громадной описательной работы, первым исследователем и первым пропагандистом русского книжного знака. Он родился в Эстонии, по окончании Тартуского реального училища в 1897 году переехал в Москву, где учился в Археологическом институте. Обладая даром рисовальщика Иваск, учился у К.А.Коровина, но не стал профессиональным художником и работал в качестве архивариуса. В первые годы пребывания в Москве Иваск заинтересовался экслибрисами. В 1902 году он издал свой первый очерк «О библиотечных знаках так называемых экслибрисах по поводу 200-летия их применения в России. 1702-1902». В последующие годы Иваск предпринял грандиозный труд по описанию русских экслибрисов. Это «Описание русских книжных знаков» - трехтомное издание богато иллюстрировано, в нем 528 рисунка и описано 2593 экслибриса. Оно издавалось с 1906 по 1918 годы.

В 1902-1903 годах Иваск организовал Московское общество любителей книжных знаков, а в 1907 году издал первый и, к сожалению, единственный выпуск «Известий» этого общества. Всего Иваск издал 28 работ посвященных русскому экслибрису. Кроме того Иваск сделал 35 литографированных и цинкографских экслибрисов для частных лиц и учреждений, первый из них был сделан в 1901 году на свое имя. Иваск имел свой графический почерк, предпочитал единообразные принципы оформления. В свое время работы Иваска были на уровне самых высочайших требований, предъявляемых к оформлению книги, многие из них и сейчас считаются хорошими образцами оформительского искусства. Творчески оформительские миниатюры Иваска определенным образом связаны с его работой над книжным знаком, как исследователя, так и художника⁵².

Из  послереволюционных экслибрисов Иваска известны немногие его работы. Один из них шрифтовой экслибрис в виде книжного ярлыка для артистки Московского Малого театра Ольги Вишневской (псевд.   Щербиновская). Несколько ранее в 1919 году, Иваск выполнил рисованный книжный знак для ее мужа также артиста Московского Малого театра Ивана Вишневского. В 1918 года для домашней библиотеки книговеда и библиографа в области музыкальной культуры Николая Лисовского нарисовал экслибрис в лучших традициях мирискусников. Шрифтовой книжный знак художник заключил в роскошную раму растительного декора. В это же время Иваск нарисовал книжный знак для московского библиофила и книгоиздателя Льва Бухгейма. Его библиотека содержала издания, посвященные русской истории, литературе XIX века (преимущественно пушкинского времени) и истории литературы. На графической миниатюре художник изобразил на фоне богатого растительного декора раскрытую книгу с монограммой «ЛБ» и книги филолога и искусствоведа Ф.И.Буслаева, литературоведа А.Н.Пыпина, критика, историка литературы и поэта С.П.Шевырева, литературоведа и археографа Н.С.Тихонравова.

В 1919 году Иваск выполнил два экслибриса для ученого-географа Митрофана Степановича Боднарского. На одном из них показан земной шар и географические карты, на другом карта европейской части России с флажком на месте Москвы и текстом «Библиотека М.С.Боднарского». Также Иваск  выполнил книжный знак для брата М.С.Боднарского книговеда и библиографа, профессора Богдана Степановича Боднарского -  организатора и первого директора Российской книжной палаты, редактора журнала «Библиографические известия». На нем изображен ключ на фоне раскрытой книги, сюжет знака прост и говорит о профессии знаковладельца и библиографии, как ключа к «книгоописанию». Иваск был увлеченным собирателем книжных знаков. Первая собранная коллекция была подарена им Московскому археологическому институту в 1908 году, и он пополнял ее до 1917 года. В настоящее время она находится в Музее изобразительных искусств имени А.С.Пушкина. Всего по подсчетам В.С.Савонько, Иваском было собрано 1641 русский экслибрис. В годы увлечения Иваска, это было одно из самых значительных собраний книжных знаков в России. В 1920 году Удо Георгиевич Иваск уехал в Тарту, где работал библиотекарем Тартуского университета и умер в 1922 году. Незадолго до смерти в марте 1922 года Иваск организовал выставку русских, прибалтийских и зарубежных экслибрисов и литературы по книжным знакам. Это была первая выставка подобного рода, устроенная в Эстонии  и оказавшая влияние на развитие искусства книжного знака в Прибалтике.

Не был равнодушен к книжному знаку известный историк искусства, книговед и библиофил молодой профессор Московского университета Алексей Алексеевич Сидоров. Автор многочисленных работ по искусству сам иногда рисовал книжные знаки, один из них был выполнен в 1925 году для своей домашней библиотеки на эротическую тему. Единичные книжные знаки сделал в 1920-е годы московский театральный художник и график Игнатий Игнатьевич Нивинский. Один из них в технике офорта был выполнен для книг домашней библиотеки по разделу офорта, живописи и театра, другой рисованный он выполнил для драматической актрисы, камерной певицы, танцовщицы, участницы пантомимы в петербургских театрах миниатюр Беллы Казарозы с текстом «Хочу, чтоб челн мой был привязан к корме большого корабля».

Московская художница Надежда Сергеевна Бом-Григорьева в 1920-х годах, освоив офорт и акватинту под руководством М.А.Доброва, выполнила серию из 10 книжных знаков посвященную различным уголкам Москвы. Эти книжные знаки очень красивые, живописные, сочные и светлые, они явно были выполнены для дорогих изданий, а не для  «рядовых книг», настолько эти графические миниатюры имеют памятно-дарственный облик. Таков книжный знак для председателя ученой комиссии общества «Старая Москва» П.Н.Миллера, на нем изображен дом Юсупова у Красных ворот в Хоромном тупике (б. Харитоньевский переулок), где жил владелец экслибриса. Прекрасны офортные графические миниатюры Бом-Григорьевой для своих коллег по искусству А.М.Васнецова и И.Н.Павлова. Несколько особняком стоит экслибрис для книг по северу Н.М.Григорьева, на нем сюжет суровой северной природы - одинокая сосна, валуны и скудная растительность на берегу реки на фоне горной гряды.

В офорте работал московский художник Николай Михайлович Григорьев, в 1927 году он выполнил книжный знак по лермонтовской теме для А.Н.Рябинина. Москвичка Сара Марковна Шор выполнила в офорте в 1920-е годы несколько экслибрисов, один из них сделан для библиотеки искусствоведа и музееведа, профессора Московского университета Михаила Исааковича Фабриканта. Он имел  библиотеку в 1193 тома по искусству и истории искусства, она отличалась значительным количеством редких иностранных и русских изданий. На знаке показаны четыре коллекционера за круглым столом активно обсуждающие рассматриваемые графические листы. Книжный знак раскрывает профессию владельца-искусствоведа, знатока гравюры, долгие годы проработавшего в музеях Москвы. В 1928 году на пятой международной выставке экслибрисов в Лос-Анджелесе эта работа Сары Марковны Шор была отмечена премией⁵³.

В 1923 году московский художник Сергей Флавианович Добрянский сделал книжный знак для библиотеки своего брата химика Александра Флавиановича,  изобразив на нем средневековую лабораторию алхимика. В 1926 году красивый экслибрис выполнил москвич Николай Николаевич Вышеславцев для А.А.Сененко. Он изобразил Пушкина на набережной Невы, на  фоне Петропавловской крепости, «опершись о гранит», поэт как бы вглядывается в своего будущего читателя. В 1920-е годы цинкографским книжным знаком в Москве также занимались ряд художников, среди них были  Александр Васильевич Груббэ, сделавший знак для А.Барановского; Евгений Васильевич Головня, нарисовавший портретный ленинский книжный знак для В.И.Цветкова; Александр Ефимович Лопухин, подаривший графическую миниатюру с портретом А.С.Пушкина Г.А.Стерну, Лев Васильевич Зак, выполнивший экслибрис для народного артиста Республики Леонида Собинова, Владимир Алексеевич Милашевский, подаривший графическую миниатюру артисту и дирижеру театров Москвы, Петрограда, Киева и Тбилиси Константину Марджанову, Федор Иванович Захаров, нарисовавший экслибрис для Русского общества друзей книги (РОДК), где группа людей пытается водрузить раскрытую книгу на пьедестал и другие художники-графики.

1920-е годы были временем потрясающего взлета московского экслибриса, подобного он уже никогда не испытает в советское время. Все лучшее, что было в искусстве книжного знака, шло из Москвы, она была генератором экслибрисных идей и новаций. Здесь творили выдающиеся художники, чьи имена вошли в историю не только советского, но и мирового искусства. Их экслибрисное творчество золотыми буквами вписано в историю отечественного графического искусства.

Примечания

¹Эфрос А.М. Мастера разных эпох. Избранные историко-художественные и критические статьи. М., 1979. С.236. 228

² Чегодаев А.Д. Страницы истории советской живописи и советской графики. М., 1984. С.18.

³ Эттингер П.Д. Экслибрисы Фаворского. // Книга о Владимире Фаворском. М., 1967. С.37.

⁴ Там  же С.39.

⁵ Фабрикант М.И. Инициалы к «Размышлениям аббата Куаньяра»  А.Франса. // Печать и революция. Кн.3. Пг.1923.

⁶ Павлов И.Н. Жизнь русского гравера. М., 1963. С.178.

⁷ Там же С.178.

⁸ Кеменов В.С. Алексей Кравченко. Л., 1986. С.102.

⁹ Разумовская С.В. Алексей Кравченко (1889-1940). М., 1986. С.135-136.

¹⁰ Панов М.Ю. Книжная графика А.И.Кравченко. // Альманах библиофила.  Вып.14. М., 1983. С.225.

¹¹ Сидоров А.А. Московская школа гравюры. // Мастера современной гравюры  и графики. М. 1929., Л., С.385.

¹² Кашутина Е.С., Сапрыкина Н.Г. Экслибрис в собрании научной библиотеки Московского государственного университета. М., 1985. С.53.

¹³ Докучаева В.Н. Рисунки Алексея Кравченко. М., 1974. С.19, 20.

¹⁴ Кеменов В.С. Указ. соч. С.103.

¹⁵ Панов М.Ю. Указ. соч. С.21.

¹⁶ Докучаева В.Н. Указ. соч. С.20.

¹⁷ Сидоров А.А. Сонет. // Гравюра и книга. М., 1924.

¹⁸ Книжные знаки в гравюрах на дереве Ивана Павлова. М., 1921.

¹⁹ Адарюков В.Я. Гравюры И.Н.Павлова (1886-1921). М., 1922. С.20-21.

²⁰ Сокольников М.П. Иван Павлов. М., 1937. С.86.

²¹ Минаев Е.Н. Экслибрис. М., 1968. С.45.

²² Адарюков В.Я. Указ. соч. С.20.

²³ Сокольников М.П. Ветеран советской гравюры. // Павлов И.Н. Жизнь русского гравера. М., 1963. С.17.

²⁴ Сокольников М.П.Там же С.25.

²⁵ Чесноков В.К. Вадим Дмитриевич Фалилеев. М., 1975. С.7.

²⁶ Там же  С.9.

²⁷ Павлов И.Н. Жизнь русского гравера. М.,1963. С.232.

²⁸ Романов Н.И. В.Фалилеев М, Пг., 1923. С.78.

²⁹Чесноков В.К. Указ. соч. С.20.

³⁰ Павлов В. Павел Павлинов. М., 1933. С.10.

³¹ Подобедова О.И. Указ. соч. С.239.

³² Горленко Н.А. П.Я.Павлинов. М., 1967.Там же С.78, 105.

³³ ЦГАЛИ Ф.702. Оп.1. Д.80. Л.1.

³⁴ Горленко Н.А. Н.И.Пискарев. М., 1972. С.198.

³⁵ Письмо К.Ф. Богаевского к Н.И.Пискареву, хранится в архиве семьи художника.

³⁶ Холодовская М.З. Н.И.Пискарев и книга. // Искусство книги (1958-1960). М., 1962. С.126.

³⁷ Пименов Ю.И. У Купреянова на Рождественке и с Купреяновым за границей. // Н.Н.Купреянов. Литературно-художественное наследие. М., 1973. С.29.

³⁸ Изнар И.С. К биографии Н.Н.Купреянова. // Н.Н.Купреянов. Литературно-художественное наследие. М., 1973. С.67.

³⁹ Эфрос А.М. Н.Купреянов и его дневники. // Н.Н.Купреянов. Литературно-художественное наследие. М., 1973. С.16.

⁴⁰ Эфрос А.М. Мастера разных эпох. Избранные историко-художественные и критические статьи. М.,1979.  С.289-290.

⁴¹ Бескин О.М. Георгий Ечеистов. М., 1969. С.13.

⁴² Бейн Э.М. Книжные знаки Георгия Александровича Ечеистова. // Памятка МКЭ. Засед. № 57 от 10 февраля 1966 года. С.3.

⁴³ Бескин О.М. Указ. соч. С.14.

⁴⁴ Панов М.Ю. М.И.Поляков. М., 1981. С.85.

⁴⁵ Павлов И.Н. Жизнь русского гравера. М.,1963. С.237.

⁴⁶ Там же  С.237, 238.

⁴⁷ Ивенский С.Г Мастера русского экслибриса. Л., 1973. С.28.

⁴⁸ Из письма А.Усачева к Л. Литошенко от 1 февраля 1952 года. Собрание Л.Литошенко. Москва.

⁴⁹ Чегодаев А.Д. Страницы истории советской живописи и советской графики. М., 1984. С.33.

⁵⁰ Лисенков Е.Г. Русская ксилография за 10 лет. // Гравюра на дереве. Сб.1. М., 1927. С.8.

⁵¹ Павлов И.Н. Указ. соч. С.234.

⁵² Тумановский Р. Удо Иваск как художник книги. // Памятка МКЭ. Засед. № 212 от 12 июня 1978  года.

⁵³ Советский коллекционер. № 4-6. М., 1929. С.40-41.

                                                                                  Эд. Гетманский

Опись иллюстраций  (1920-е годы Москва)

1. Суворов А.А. Ex libris В.И.Захарова 1925 ксилография

2. Фаворский В.А. Из книг Вячеслава Полонского 1922 ксилография

3. Фаворский В.А. Ex libris P.Ettinger 1921 ксилография

4. Кравченко А.И.  Архив Российской государственной книжной палаты 1923 ксилография

5. Кравченко А.И. Из книг И.А.Масеева 1921 ксилография

6. Павлинов П.Я. Ex libris P.Ettinger 1922 ксилография

7. Пискарёв Н.И. Библиотека государственного музея изящных искусств 1923 ксилография

8. Фрам М.Л. Ex libris М.Ценципера 1926 ксилография

9. Купреянов Н.Н. Ex libris Л.Берман 1920-е годы ксилография

10. Купреянов Н.Н. Ex libris L.Berman 1920-е годы ксилография

11. Ечеистов Г.А. Из книг Н.В.Бенар 1920 ксилография

12. Маторин М.В. Из книг Л.Р.Варшавского 1920-е годы ксилография

13. Поляков М.И. Из книг Панфилова 1925 ксилография

14. Усачёв А.И. Ex libris P.Ettinger 1920-е годы ксилография

15. Могилевский А.П. Ex libris Helena Cimkovski 1922 рисунок

16. Гончаров А.Д.  Книга Фёдорова-Давыдова 1928 ксилография

17. Масютин В.Н. Это книга В.Н.М. (В.Н.Масютина) 1920 ксилография

18. Рерберг И.Ф. Книга Наталии Бенар  1922 рисунок

19. Головня Е.В.  Ex libris В.И.Цветкова 1929-1930 рисунок

20. Пискарёв Н.И. Из библиотеки И.В.Лазаревского 1924 ксилография

21. Фалилеев В.Д. Из книг Ивана Павлова 1922 ксилография

22.  Телингатер С.Б. Из книг Павла Бляхина 1926 рисунок

23. Павлов И.Н. Книга дяди Гиляя (В.А.Гиляровского) 1926 ксилография

24. Дмитревский Н.П. Из книг Г.З.Литвина-Молотова 1929-1930 ксилография

25. Хижинский Л.С. Из книг Е.П.К. (Е.П.Конашевича)  1929 ксилография

26. Милашевский В.А. Ex libris К.А.Марджанова 1928 рисунок