В ходе многочисленных реформ в образовании и культуре, особо настойчиво проводимых в нашей стране в последние десятилетия, не раз поднимался вопрос о степени полезности чтения художественных произведений для современного человека. Уже теряет актуальность распространённое и приевшееся утверждение о том, что основная задача учителя литературы помочь каждому из учащихся найти свой собственный на них ответ на задаваемые писателями «вечные» вопросы, измыслить свою собственную «третью» правду.
Талантливый писатель и яркий публицист Вера Галактионова в написанном по свежим впечатлениям о Ясной Поляне очерке «Русский ответ» (1999) весьма успешно и своевременно разоблачает подобный подход к художественному слову. «У нас писатель, – напоминает Вера Григорьевна в дистанционном споре с заезжим английским пропагандистом, – в той или иной мере, всегда – учитель, хочет ли он этого или противится тому. Либо плохой учитель – либо хороший. <…> Можно легко догадаться, – справедливо утверждает она, – что учитель, не знающий ответов на вопросы, вряд ли кому интересен, кроме безмятежных двоечников» [1. C. 508].
В своих произведениях Галактионова мастерски изображает художественные конфликты, побуждающие читателя не к восторженному и безучастному наблюдению за происходящим, но к живому и деятельному участию к судьбам героев, к совместному с автором поиску наиболее прямых и верных путей своего самосовершенствования.
С одной стороны, традиционное толкование конфликта учит нас «различать жизненные и художественные конфликты» [2. С. 74 – 75]. С другой же, оно отрицает распространённое среди многих современных сторонников «чистого искусства» безмятежно-высокомерное отношение к тому или иному художественному явлению, ведь «от того, – уточняет автор указанной словарной статьи А.А. Сулейманов, – насколько убедителен и содержателен художественный конфликт, будет зависеть общественная значимость произведения» [2. С. 75].
Об убедительности и содержательности художественных произведений В.Г. Галактионовой свидетельствуют, в частности, живые печатные отклики на её творчество: предисловия и послесловия, рецензии, научные статьи и диссертационные исследования. Не так давно самые ранние из них стали доступны широкому кругу читателей благодаря известным сетевым проектам, объединившихся в содружестве «Русское поле», таким как электронные журналы «Парус» профессора И.В. Гречаник, «Молоко» писателя и общественного деятеля Л.А. Сычёвой и, конечно, «Исторический журнал “Суждения”» В.Б. Румянцева.
Авторы этих откликов, представители разных поколений, направлений и художественных вкусов, такие как В. Бадиков, Н.Д. Блудилина, В.Г. Бондаренко, М. Ботте, В. Ермаченков, Е. Карталёва, К.А. Кокшенёва, С.Ст. Куняев, К. Курова, И. Лангунёва-Репьёва, В. Педченко, М. Петрова, З. Поляк, В.П. Росляков, А.И. и К.В. Смородины, М. Соколова, А.В. Татаринов, О. Тяпченко, Ст.Н. Чумаков по-разному погружаются в художественные конфликты большой и малой прозы писательницы. Они рассуждают о скрытых смыслах времени и пространства, о глубоком знании и понимании автором жизни изображаемых им людей, о развитии классических традиций отечественной литературы, о ниспровержении ложных идолов современности, о Евангельском значении отдельных художественных деталей и целых ассоциативно-символических рядах, а также о многом другом и значимом.
На наш взгляд, назрел момент обратиться разбору некоторых нетипичных конфликтных ситуаций в произведениях разных жанров Галактионовой, которые мы для простоты и удобства объединим под общим названием: «семейная проза». В обозначенном художественном пространстве писательницы сплетаются, казалось бы, все виды противоречий, составляющие предмет изучения сравнительно молодой, но перспективной науки конфликтологии – от противоречия внутриличностного до космического. В нём также раскрываются многие закономерности возникновения, развития и завершения этих противоречий.
Ни один галактионовский персонаж не является личностью независимой, автономной. Вспомним хотя бы высказывание героя-мыслителя первого романа Галактионовой «Зелёное солнце» (1989) Аркадия Ильича Тарутина: «Мир-то из людей соткан, из движения множества душ, наших душ…» [3]. Эпизодический, но важный персонаж романа «На острове Буяне» («Наш современник», 2003, №№ 7-8), молодой монах Андроник уже твёрдо знает, что любые проявления зла, независимо от их масштаба, «производятся <…> душами, повреждёнными грехом» [4. C. 219]. Отсюда совсем неслучайно в начале самого неожиданного произведения Веры Григорьевны, романе «5/4 накануне тишины» («Москва», 2004, №№ 11-12), именно из уст человека с повреждённой душой и смазанным прошлым Андрея Цахилганова вырывается возникшая в тупиковой ситуации важная догадка о том, «что душа и мир – это всё-таки зеркала, которые отражают друг друга» [5. С. 14].
Рассказ «Зеркало» (1985) кажется совершенно бесконфликтным, созерцательным. Однако за этой созерцательностью не просто видится изображённый «во всех подробностях мир, в который хочется войти» [6. С. 4], но и происходит удивительно красивая из-за своей сплочённости и своевременности борьба за будущее совсем ещё крошечного человечка, чей путь взросления был запутан и искривлён ещё задолго до рождения.
Трагедия маленькой Нюты вовсе не в том, что «эта тихая, прекрасная и счастливая девочка …некрасива. Растёт некрасивой» [6. C. 5]. И отнюдь не «невольная жестокость взрослых» [7. C. 198], как опрометчиво утверждает З.Н. Поляк, руководит бабушкой Нюты и её соседками, которые неслучайно собрались и завели разговор о том, что девочка не похожа ни на ушедшую из жизни красавицу мать, ни на отца, который либо прямо отказался признавать дочь своей, либо находит очередную «вескую» причину не быть рядом с дочерью.
Ещё не запятнанное до конца сознание, безусловно, помогло девочке, как подмечает В.А. Педченко, накануне прихода соседок разглядеть в местной блаженной дурочке, но при этом рукодельнице Лизе ту неземную «красоту, которая не описывается, а лишь ощущается высказанным словом» [9. С. 134]. Однако, как следует из логики рассказа, осознание Нютой того, что её собственная неприглядность вовсе не знак особой исключительности, а первое препятствие на пути самосовершенствования, придёт к девочке хоть и непременно, но не сразу.
Отталкиваясь от экспериментальной работы М.Э. Ботте, впервые обратившей внимание на иносказательные, «пушкинские» значения образов птиц в творчестве Галактионовой, неизменно связанные «с проблемой выбора <…> между кажущимся лёгким приспособленчеством к окружающим обстоятельствам и полнокровной, но всегда нелёгкой жизнью» [8], мы уже без труда поймём, что воспоминания и полунапутствия ничуть не жалеющих Нюту соседок изначально препятствовали тому, чтобы её будущая жизнь не уподобилась бесплодному, ничем, по сути, от других не выделяющемуся существованию недаром обозначенной в начале рассказа белой курицы.
Не менее познавательны в рассказе «Зеркало» и говорящие образы насекомых, составляющие некую спирально-кольцевую (назовём её так) композицию произведения. Подползающий к девочкиной ноге и отодвигаемый палкой «чёрный тусклый жук» [4. C. 454] открывает последовательную цепочку живых звеньев, побуждающих Нюту к первым серьёзным осмыслениям окружающего мира и своего места в нём. Тожественно замыкает эту зримую закрученную вверх цепочку севшая на девочкино плечо и отражённая в тяжёлом бабушкином зеркале божья коровка, чьё появление свидетельствует о первой важной победе мира светлых людей над проявлением мелкого, «легкомысленно допущенного когда-то» [9. C. 134] человеческого проступка.
Интересно отметить, что схожий приём, облачённый на этот раз в доступную форму сравнения, Галактионова использует в гораздо более позднем и крупном произведении, романе «Спящие от печали» (2010). В очень кратком, но весьма эмоционально насыщенном и сильном эпизоде романа изображён мелкий, постыдный и яростно-бессильный бунт маленькой Нюрочки (неслучайной тёзки Нюты из «Зеркала») против дедушки-агронома, приучающего капризную внучку к скромности и воздержанию: «Ей хотелось плакать и топать ногами от обиды – такой жгущей, словно её укусила в детское сердце невидимая взрослая оса» [11. С. 176]. Значение этого эпизода многократно усиливается тем, что он становится своевременным воспоминанием юной героини, уже как бы в одиночку одолевающей фальшивые стереотипные девичьи мечты о заезжем принце и его «всепонимающей вечной» ласке [11. C. 154] и разглядевшей в неприятном ей поначалу подростке Иване Бирюкове будущего мужа и наилучшего отца для их будущего ребёнка.
Нетипична постановка конфликтной ситуации и осмысления проблемы при живом отце безотцовщины также и в рассказе «Телеграмма». Для героини-рассказчицы Алевтины, взрослеющей папиной дочки-восьмиклассницы и достойной внучки добродетельной бабушки, неполная семья её одноклассника Котьки поначалу служит лишь источником лёгкого презрения и не до конца понятного ей самой раздражения.
Раздражает сам «узкоплечий, длиннорукий и испуганный» [4. C.457] Котька, мечтающий встретиться с давно живущим с новой семьёй и другом городе отцом, но неспособный воплотить свою маленькую мечту в жизнь. Раздражает и его мать, крикливая и живущая старыми обидами школьная уборщица тётя Нюра, которая хоть «из упрямства не хотела делиться Котькой ни с кем» [4. C. 458], но не смогла и не захотела научить ничему путному сына, названного по имени бывшего ненавистного мужа (о чём красноречиво говорят и «диковинные разводы» [4. C. 457] на вымываемом к приходу матери полу, и поломанная Котькина раскладушка, перетянутая «для надёжности верёвками крест-накрест» [4. C. 460]).
Привыкшая считать себя взрослой и самостоятельной, Алевтина не до конца справляется с первой, ещё во многом учебной, но уже по-настоящему серьёзной ситуацией личной ответственности за жизнь ближнего, за собственное обещание, исполнение которого оказалось не таким уж простым и лёгким.
Но благодатным для Алевтины становится лицезрение безмерно скучной, пусть и достаточно обеспеченной жизни предателей, в которой затерявшийся в пучине собственных заблуждений отец-ренегат, живущий на набережной Космонавтов, говорящем историческом месте, напоминает затерявшегося в пучине «водолаза в скафандре» [4. C.461], в которой «супруги-сожители сами уподобились потребляемым им предметам» [10. С. 96], а их воображающий «себя гением среди простолюдинов» [4. C. 460] щекастый сын вызывает стойкое чувство омерзения у сверстников и растёт не меньшим горьким безотцовщиной, нежели его оставленный в Сызрани старший сводный брат.
«Лишь через пять с половиной лет» [4. C. 465] героиня смогла перековать себя настолько, чтобы начать быть честной перед самой собой и окружающими, но уже почти сразу она научилась ощущать благодатное чувство жгучего стыда за собственную мелкую ложь саратовцам о мнимом благополучии Котьки. Вскоре она научилась узнавать в поступках окружающих своё прежнее несовершенство, а также необходимость искупления проступков: «Две саратовские ровесницы казались мне болтливыми и кривлястыми, неотвязный соседский мальчик – справедливым, как наказанье, и занудным, как зубная боль…» [4. С. 463].
Закономерное и типичное развитие споров и примирений во многих «семейных» произведениях писательницы очень часто укладывается в следующую схему: внутриличностный конфликт – появление в жизни героя/героини «чужих людей» – крах или преображение героев. Наглядно и последовательно эти этапы прописаны в рассказе «Приезд» (1985), который можно смело рассматривать и как наиболее типичную учебную ситуацию, а также уверенно использовать в качестве ключа, отворяющего многие, на первый взгляд, непонятные конфликтные обстоятельства в «семейной прозе» Галактионовой. Каждому названному этапу присущи весьма интересные закономерности, которые мы и рассмотрим преимущественно на данном рассказе.
С первых же строк рассказа мы наблюдаем, что внутриличностный конфликт приехавшей из дома отдыха Софьи Семёновны проявляется в подчёркнуто несвоевременных и бесцельных поступках, которыми и выдаёт себя её повреждённая очередным и старым грехом душа. О нравственном и умственном затмении Софьи нам сообщает «её новый светлый плащ, какие носили девушки на весенних улицах» [4. C. 447], словно бы нарочно ею повешенный «рядом с умывальником и помойным ведром» [4. C. 447].
Из контекста рассказа мы узнаём, что из вернулась она домой в самом конце мая, о чём нам говорят строки о её старшем сыне Коле, который «уже закончил отлично третий класс» [4. C. 448]. О том же, что Софья Семёновна, вопреки её самоуверениям, уже далеко не девушка сообщает упоминание о самой старшей дочери от первого неудачного брака, рано вышедшей замуж и «давным-давно» [4. C. 448] не живущей с матерью и отчимом.
Брак Софьи Семёновны и Петра Ивановича, казалось, можно было бы назвать удачным, а их семью, в которой появился очередной мальчик Саня, во многих отношениях успешной. Ведь в ней даже при периодическом отсутствии легкомысленной матери, которая часто возвращалась одна «откуда-нибудь из гостей или с работы» [4. C. 447] дети были «живы-здоровы и одеты в чистое» [4. C. 447], старший неродной сын Коля привык называть отчима и бывшего кассира папой и уже по отлично окончании третьего класса умеет «умеет решать все задачи из учебника для четвертого» [4. C. 448], а рабочий инструмент и находящиеся во дворе старого дома предметы часто сияют поутру «проснувшимся собственным светом» [4. C. 447].
Однако все члены этой вторичной семьи, подобно Чичкиным и саратовским лжегероям из рассказа «Телеграмма», – предатели самих себя и своих близких. Нежелающая с самого начала приобщиться к спокойной и честной жизни, Софья Семёновна выражает свой очередной позорный бунт (З.Н. Поляк) в затратном и бесполезном перекрашивании в новые цвета домашних предметов и уборной, а также в собирании и уходе за прохудившейся, кривой и ненужной посуды, захламляющей как наружный быт, так и шаткие отношения внутри этого собранного из старых осколков семейства. Частично обабившийся Пётр Иванович выражал свою фальшивую заботу о золотушном пасынке типично бабьими жестами, когда «всё подкладывал ему за столом что-нибудь некартофельное со своей тарелки» [4. С. 448]. Сам Коля становится молчаливым пособником матери в её глупой и смешной попытке сбежать к давно забывшему её курортному любовнику. Даже шестилетний Саня, поддавшись общему умопомрачению, не сразу ощущает произошедших опасных изменений в поведении матери, едва его не задушившей во время своих чувственных помыслов о минувшем грехе.
Активное или молчаливое допущение в свою жизнь чужого человека неминуемо приводит к утере персонажами человеческого облика. Ренегат Коля, «мальчик девяти с половиной лет» [4. C. 448] и недавний круглый отличник, во время молчаливого пособничества матери-предатильнице и словно бы оглохшему и ослепшему отчиму-подкаблучнику превращается в замкнутого и беспомощного младенца, мигом разучившемуся застёгивать штаны и завязывать шнурки. Будучи ещё до поездки в дом отдыха «хорошей больничной поварихой» [4. C. 449], Софья Семёновна теряет разум настолько, что уже становится не в состоянии отличить плавающий в щах кусочек капусты от деревянной щепочки. Бестолковое и фальшивое раскаяние Софьи, выраженное в нелепом предложении потратиться на костюм для постоянно работающего с землёй Петра Ивановича, не менее поддельное «спокойное, несуетливое достоинство её старого мужа» [7. C. 198], а также целый ряд последующих и молчаливых взаимных предательств неминуемо ведут к неизбежному и разрушительному, выходящему за рамки произведения взрыву керогаза, молчаливо допущенного Колей и способного привести к двоякой развязке. Либо члены этого «случайного семейства» (Ф.М. Достоевский) одумаются и окончательно сплотятся, либо маленькая катастрофа ускорит получение упомянутой мельком квартиры, бесполезного «временного жилища», станущего могилой для этих живых мертвецов.
Думается, что предложенная нами схема развития художественной концепции личности и конфликтных ситуаций будет весьма способствовать также успешному и полезному прочтению многих других произведений В.Г. Галактионовой, в том числе непривычной для современного анализа полуавтобиографичной прозы и сказов, а также романов «На острове Буяне», «5/4 накануне тишины» и «Спящие от печали». Однако это уже тема отдельного, ещё более увлекательного исследования.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Галактионова В.Г. Слова на ветру опустевшего века: повести, рассказы, сказы, очерки. – М.: Московский писатель, 2000. – 516 с.
2. Литература: Справочные материалы: Кн. для учащихся / С.В. Тураев, Л.И. Тимофеев, К.Д. Вишневский и др. – М.: Просвещение, 1988. – 335.
3. Галактионова В.Г. Зелёное солнце: роман. – Алма-Ата: Жазушы, 1989. – 304 с.
4. Галактионова В.Г. Крылатый дом: роман, повести, рассказы, сказы. – М.: Андреевский флаг, 2003. – 576 с.
5. Галактионова В.Г. 5/4 накануне тишины. Ч. 1 // Москва. – 2004. – № 11. – С. 12 – 117.
6. Росляков В.П. Предисловие к сборнику: Галактионова В.Г. Шаги: Повести и рассказы. – Алма-Ата: Жалын, 1985. – С. 3 – 6.
7. Поляк З.Н. «…Огонь, мерцающий в сосуде» // Простор. – 1986. – № 10. – С. 198 – 203.
8. Ботте М.Э. Узники и воля // День литературы. – 2012. – № 6. – С. 8.
9. Педченко В.А. Сверхреализм В.Г. Галактионовой. Первое творение и последующие остановки // Кожиновские чтения: Материалы X Международной научно-практической конференции (8-9 октября 2013 г.). – Армавир: РИО АГПА, 2013. – С. 133 – 136.
10. Педченко В.А. Образ-символ пищи в концепции личности русской литературы конца XX – начала XXI веков // Кожиновские чтения: Материалы IX Международной научно-практической конференции (27-28 сентября 2012 г.). – Армавир: РИО АГПА, 2012. – С. 95 – 98.
11. Галактионова В.Г. Спящие от печали: роман, повести. – М.: АСТ, Астрель, 2011. – 607 с.
Статья написана учителем русского языка и литературы высшей категории МОУ СОШ № 6 г. Кропоткина Краснодарского края Натальей Викторовной Палыгой в рамках первой Международной научной конференции «Наследие Ю.И. Селезнёва и актуальные проблемы журналистики, критики, литературоведения, истории», проходившей в Краснодаре на базе факультета журналистики Кубанского государственного университета 9-10 октября 2014.
Работа посвящена творчеству приглашённой на конференцию в качестве почётного гостя русской писательницы Веры Григорьевны Галактионовой и продолжает серию научных статей, в которых исследуются возможности изучения литературы современного реализма исходя из принципов классических и новаторских подходов преподавания отечественной словесности.
Последняя вычитка текста проведена 25.12.2014. Ответственный за достоверность – В.А. Педченко.