Предисловие
В этом году исполняется 100 лет проекту Босфорской военно-морской операции, проведение которой решило бы последнюю из трёх главнейших задач нашей государственности. Таковыми я называю выход России к Балтийскому морю, предотвращение английской экспансии с индийского и афганского плацдармов на север от Памира и Гиндукуша и овладение проливами Босфор и Дарданеллы с возрождением христианского Константинополя-Царьграда. Первые две задачи были решены военными и дипломатическими усилиями империи в XVIII и XIX веках. Третья, самая трудная, созрела для воплощения в жизнь в начале века ХХ. Будь она реализована, её исполнителей ждала бы слава, равная славе регулярной армии Петра, Екатерининских орлов, чудо-богатырей графа Рымникского и солдат Белого Генерала, покорителя Геок-Тепе. А командир черноморцев, добытчиков долгожданного приза, стал бы во мнении народном равновеликим адмиралу Ушакову.
Но наилучшим образом подготовленная морская и сухопутная операция сначала была приостановлена Февральской революцией, потом сорвана большевистским переворотом осенью 1917 года, приведшим к капитуляции разгромленной изнутри России перед Германией и её сателлитами, в том числе перед Турцией. И даже Иосифу Сталину, самодержцу перекрасившейся империи, поднявшему её на уровень супердержавы, в год Великой Победы не удалась дипломатическая попытка взять под свой контроль проливы. Так что этот юбилей не просто очередной, связанный с войнами, внешними и внутренними 1914-18 годов. Это юбилей дорогой расплаты отечественной истории за безумные деяния её творцов.
Храм Св. Софии в Константинополе.
Замок на воротах в южные моря
350 лет (между 1568 и 1918 годами) длилась с перерывами на взращивание одного поколения бойцов 70-летняя Русско-турецкая война, вместившая в себя дюжину конфликтов разной продолжительности, от одного года до 14-и лет. Дрались за контроль над Северным Причерноморьем и Кавказом, за территории Закавказья, за права христиан - подданных султана, за сам Константинополь, который в русском державном сознании оставался Царьградом, II Римом. Москва считала себя его правопреемницей, III Римом, ибо после 1480 года(1*) осталась единственной независимой страной в православном мире. Из Царьграда пришла на Русь вера, оттуда привезли в жёны великому князю Московской Руси-России, Ивану Васильевичу-деду, племянницу последнего императора Византии Софью Палеолог, впрыснувшую ромейскую(2*) кровь в жилы Калитовичей(3*). Бесприданница-грекиня только и имела в своём девичьем сундуке, что книги из отцовской библиотеки и двуглавого орла с печати дяди-императора, геройски погибшего на стенах Константинополя при его последнем штурме турками в мае 1453 года. Над православными храмами Царьграда, с той поры Стамбула взошёл полумесяц, их окружили частоколы минаретов.
Спустя два века Петербург начал предпринимать попытки претворения в жизнь мечтаний государей Всея Руси о возвращении Креста Господня на купол Св. Софии, что над проливом Босфор. В этом стремлении была изрядная доля практического расчёта, и чем ближе к ХХ веку, тем больше становилось её. Достаточным объяснением тому факту являлась нужда государства в надёжных воротах для экспорта пшеницы. Ведь южным торговым путём её вывозилось две трети от предназначенной для внешнего рынка.
Международные проливы, контролируемые одним государством, позволяют ему, посредством блокады, влиять в той или иной степени на экономическое развитие отдельных государств и мира в целом, ослаблять своих соперников. Поэтому Стамбул не пропускал ни одного благоприятного для себя случая если не блокировать проливы Босфор и Дарданеллы, то создавать существенные трудности в судоходстве по ним для Петербурга, столицы своего извечного врага. Что касается Черноморского флота России, то он оказывался запертым в «Турецком озере» при малейшем осложнении отношений Российской империи с Портой или даже с её союзниками. И, если международная обстановка требовала присутствие флота под Андреевским флагом в Средиземном море, то Адмиралтейству приходилось снаряжать морские экспедиции вокруг Европы. Вспомните, какой ценой дался двум эскадрам Её Императорского Величества переход из Кронштадта в Средиземное море в 1769/70 годах, затем трудности эскадры Сенявина
36 лет спустя. Проблема проливов для нашей страны всегда была актуальна.
Несмотря на блистательные победы русских армий в Северном Причерноморье, на Дунае и в Закавказье в Век Екатерины, при её внуках Александре I и Николае I, несмотря на успехи Черноморского и Балтийского флотов в акватории средиземноморского бассейна вплоть до Крымской войны, установить контроль над проливами царям так и не удалось. Сначала не хватало сил, а когда за Османской империей закрепилась кличка «больной в Европе», за неё грудью стали франки и англосаксы, их союзники при молчаливом, хмуром нейтралитете центральных, германских держав континента. Их объединял страх перед свободным выходом России в южные моря, - на Балканы, Крит, в страны Ближнего Востока, к побережью Египта. Ведь оттуда рукой подать до Индии, без которой Британская империя теряла статус сверхдержавы. Объёдинённый Запад крымским уроком красноречиво указал Петербургу на его место: южнее Дуная не суйся! Однако Россия вскоре поднялась и, создав новые армии и флот после Реформы 1861 года, провела успешную кампанию 1877/78 годов за освобождение Болгарии. Русские полки приблизились к Стамбулу. Остался дневной переход. Для солдат столица Османской империи уже виделась Царьградом, они готовились смыть с сапог грязь военных дорог в водах Босфора, где полторы тысячи лет назад Святой Равноапостольный Константин Великий крестил своих подданных. Но, казалось бы, последний поход во имя Святой Софии был остановлен недвусмысленным вводом британского военного флота в Дарданеллы. Победа на Балканах для России обернулась дипломатическим поражением на Берлинском конгрессе.
Несколько последующих попыток Петербурга овладеть проливами были нерешительными, опять-таки, в основном, из-за враждебной позиции Запада, поэтому безуспешными. Наконец, Лондон и Париж, остро нуждавшиеся в активности России на фронтах I Мировой войны, заключили с Петроградом(4*) соглашение о вхождении в состав России водного пути между Чёрным и Средиземным морями вместе с его западным берегом. Однако тут же предприняли попытку овладеть с юга входом в Мраморное море. Но Дарданелльская операция(5*) закончилась для коварного Альбиона и галлов провалом в конце 1915 года. России на этом театре военных действий предстоял поединок с торжествующими османами.
Дерзкий замысел
План операции, разработанной Морским отделом Ставки и штабом Черноморского флота под названием Босфорской, как писали, был прост и дерзок, поистине суворовский: неожиданный и стремительный удар по Константинополю силами Черноморского флота при отвлекающих действиях англичан в Эгейском море и румын, примкнувших наконец к Антанте, против союзных туркам и немцам болгар. Также предусматривалось новое наступление императорской армии на Кавказском фронте. Была создана Отдельная Черноморская дивизия (морская пехота), укомплектованная фронтовиками с большим количеством георгиевских кавалеров. Полки дивизии получили название «Цареградский», «Нахимовский, «Корниловский», «Истоминский». В помощь морскому десанту формировалась воздушная дивизия из гидросамолётов. Планировалось вслед за морским десантом доставить на занятый плацдарм два армейских корпуса, но здесь возникли затруднения в недостаточном количестве транспортов. И подвели румыны. Воевать они не умели и не хотели. Армейцев отправили на румынский фронт. Эти и другие препятствия вынуждали постоянно переносить операцию: с сентября 1916 года на апрель следующего, потом из-за февральской революции – на лето. Провал летнего наступления армии республиканской уже России на её Западном фронте отложил занятие Стамбула на конец 17 – начало 18 года, в надежде, что к тому времени со стапелей в Николаеве сойдут новые боевые корабли для Севастопольской эскадры. Тем не менее, изначально, опять-таки по-суворовски, проводились учения по высадке десанта, стрельбе с кораблей по береговым укреплениям; отряды миноносцев выходили к Босфору для изучения берегов и аэрофотосъёмки с гидросамолётов. Казалось, «ещё немного, ещё чуть-чуть…».
Посвящение в ранг морского Суворова
Непосредственным разработчиком поистине суворовских планов занятия Константинополя был носитель громкого имени-отчества, известный к тому времени исследователь Арктики герой Порт-Артура и минной войны на Балтике, отмеченный Золотой Георгиевской саблей(12*) и «Егорием» на груди вице-адмирал Колчак, 42-летний, самый молодой из командующих флотами мира. Советская историография заказным хором объясняла быстрый карьерный рост морехода его успеху… на балах(???). «Шаркун паркетный»-де. Запредельная гнусность в отношении человека, чьё имя осталось в названии одного из островов арктического бассейна(6*). Оставлю в стороне научные подвиги одного из наших крупнейших океанографов во льдах Северного ледовитого океана. Это отдельная обширная тема. Боевые заслуги Александра Васильевича не менее славны. Здесь нет места «растекаться мыслию по древу». Отмечу только, что до появления А.В. Колчака в Севастополе он, тогда ещё контр-адмирал, командир Минной дивизии на Балтике, снискал известность дома и за рубежом(7*), как один из главных соавторов впечатляющих успехов императорского флота на море, добытом Петром. Личная вершина – Данцигская бухта. В справочниках читаем: «К концу 1915 года потери немецкого флота в части боевых кораблей превосходили аналогичные русские в 3,4 раза; в части торговых судов — в 5,2 раза». На «балтийском счету» мастера минного дела Колчака четыре крейсера, восемь миноносцев и ряд транспортов Германии. По отзывам сослуживцев, начинающий флотоводец обладал «изумительной способностью составлять самые неожиданные и всегда остроумные, а подчас и гениальные планы операций». Его новаторским методом было блокирование неприятельских портов минами в несколько ярусов, в то время, как во флотах других стран придерживались тактики собственного ограждения. Распорядительный и мужественный, щуплый, но какой-то железобетонный, решительный, выносливый, всегда внешне спокойный, но с горящими глазами в минуты опасности, сосредоточен, находчив и храбр – таким предстаёт природный моряк Колчак в отзывах современников. И это, согласитесь, тоже портрет Суворова. Корабль был его домом, как у его великого тёзки – армия: «Он редко бывает на берегу, зато берег спокоен».
Чёрное море, «Новый адмирал»(8*)
Летом 1916 года Чёрное море обрело флотоводца, который первым делом запер турецкий флот и боевые корабли немецкой эскадры в местах их базирования в малоазиатских и болгарских гаванях, включая подводные лодки, линкоры «Гёбен» и «Бреслау» . При этих действиях русские потеряли всего лишь один пароход, да произошла трагическая гибель от взрыва в пороховом погребе на стоянке в севастопольской бухте линкора «Императрица Мария» (подобный случай будет иметь место там же, с советским линкором «Новороссийск» 29 октября 1955 г.). Неприятельские суда, военные и грузовые, стали редкостью вблизи берегов Новороссии и Таврии, чего, например, могло добиться советское командование ЧФ только на 3-й год ВОВ. Началась полная блокировка Босфора. Вице-адмирал решительно, не считаясь с Табелью о рангах, пресёк непомерные требования наместника ЕИВ на Кавказе великого князя Николая Николаевича в грузоперевозках транспортами для нужд Кавказского фронта. Царёв дядя был главкомом войск, наступавших под командованием генерала Юденича в глубь Турции с востока, но «рузовики» требовались и на иных направлениях. Для Романова худородный флотоводец стал «невозможным человеком», не считающимся с родовитостью визави.
При Временном правительстве, несмотря на расстройство всех сфер государственной жизни, шатания общественных групп, вице-адмирал, как мог, придерживался старой тактики: корабли подчинённого ему флота, подводные лодки выходили в море на охоту за судами противника, которых становилось всё больше, ибо враг учуял наступление благоприятного для него времени. Кроме военных целей, Александр Васильевич преследовал иную. Походная жизнь в обстановке войны отвлекала матросов от разлагающего влияния революционных активистов на берегу. Продолжалось патрулирование турецкого и болгарского берегов, где посменно несли дежурство подводники; воды Босфора пополнялись новыми минами.
Как-то в Севастополь заглянул Керенский. Позднее он вспоминал: «Адмирал Колчак был одним из самых компетентных адмиралов Российского флота и пользовался большой популярностью как среди офицеров, так и среди матросов: В первые же недели после падения монархии он установил отличные отношения с экипажами кораблей и даже сыграл положительную роль в создании Центрального комитета флота. Он быстро приспособился к новой ситуации и потому смог спасти Черноморский флот от тех кошмаров, которые выпали на долю Балтийского».
Прерванное плавание
Но вскоре революция добралась до Крыма. Всюду шныряли большевистские партработники в матросской форме с развратной литературой и инструкциями Я. Свердлова «превратить Севастополь в Кронштадт юга». Начались митинги, офицеры уже не справлялись с матросской вольницей. «Из Севастополя передают о новых брожениях в десантной дивизии. Там солдаты отказываются повиноваться, пока их не станут кормить как судовых матросов. А за что их так кормить? Воинство забросило службу, слоняется по окрестностям без надобности, а в казармах грязь, кругом набросана шелуха от семечек, даже плац не убирается... Окрестные мещане боятся солдат, стаями шныряющих по крепости и способных на разбойные действия... В бандитов превратились соколы, которых адм. Колчак, бывший командующий, хотел первыми бросить на Царьград» («Одесские ведомости», сентябрь 1917 г.). Вчера ещё авторитетный командующий флотом, теперь едва справлявшийся с поддержанием элементарного порядка на нём, стал объектом клеветы. Якобы он «крупный землевладелец, кровно заинтересованный в продолжении войны». Это было уже слишком для человека, потерявшего всё незавидное личное имущество во время германского обстрела Либавы. Швырнув на глазах комитетчиков Золотую саблю за борт, побеждённый не турками, но своими же, адмирал покинул Севастополь. А в октябре произошла катастрофа общероссийского масштаба, названная победителями в последовавшей за ней гражданской войне Великой Октябрьской социалистической революцией. Вскоре Черноморский флот, как все военно-морские силы старой России, будет поруган дикой революционной матроснёй, залит кровью славных морских офицеров и разгромлен в щепы теми же большевиками.
Дальнейшая судьба несостоявшейся великой славы России, чем мог бы стать «железобетонный адмирал», запятнана не им самим, а теми «окаянными днями», что наступили на половине Евразии, на 1/6 части света осенью 1917 года.
В гражданских войнах героев нет и быть не может быть. Называть героем братоубийцу безнравственно. Все – жертвы, одни по собственному выбору, другие – по неумолимым обстоятельствам. Неординарный человек из служилого рода малороссийских Колчаков, рождённый географом, полярным исследователем, сделал себя волевыми усилиями боевым моряком, когда Родина оказалась на краю гибели. А в 1918 году стал «невольником чести», коими так богата история нашего несчастного Отечества.
По мнению И. Ф. Плотникова, адмирал Колчак пользовался очень высоким авторитетом среди современников как флотоводец. Историк оценивает его как одного из самых знаменитых адмиралов в истории русского флота.
Послесловие в минорной тональности
Более ста лет поют в России «Гори, гори, моя звезда». Это самый популярный (утверждаю уверенно) из романсов. Особенно рвёт душу последняя его строфа:
Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена.
Умру ли я - ты над могилою
Гори, сияй, моя звезда!
Ортодоксальные коммунисты при этом «классово» кривятся. Ведь слова и мелодию общественная молва упорно приписывает адмиралу Колчаку, хотя авторы, поэт и композитор, известны. Колчак же, как внушила компартийная пропаганда трём поколениям советских людей, - это «палач трудового народа». По мне, дотошно сравнившему его приёмы ведения гражданской войны с методами таких её официально признанных «красных героев», как Фрунзе, Тухачевский, Якир, др., «военные преступления» Колчака - это вынужденные проступки, нередко жестокие, в основном, его подчинённых в безвыходных ситуациях, в атмосфере всеобщего озлобления. Знаменитый адмирал, по определению, не мог совершать приписываемые ему злодейства, так как этот выходец из нетитулованной дворянской, служилой семьи был аристократом душой, русским православным человеком.
По-видимому, приписываемое Колчаку авторство романса берёт начало со свидетельства кого-нибудь из близких ему людей о предпочтении Александром Васильевичем этого романса всем другим. Он напевал его на борту исследовательской шхуны «Заря» в Арктике, часто на мостике боевых кораблей и – последний раз – на пути к месту расстрела в ночь с 6 на 7 февраля 1920 года. Нередко героические фигуры с трагическим концом в памяти потомков обретают лирический ореол.
В 70-ю годовщину гибели Колчака, когда доживала последний год страна, которую не признал адмирал на руинах белой империи, я написал новые слова к старинному романсу. Они есть в публикациях. Здесь привожу последний куплет:
И пусть я землю опалённую
В свой срок покину навсегда,
Ты над Россией обновлённою
Гори, сияй, моя звезда!
Мне верится, что останки адмирала, вынесенные сибирскими реками в океан, прибило к острову его имени. Десять лет назад этой земле вернули имя первопроходца, стёртое с карт в 1937 г. Там установлен памятный знак, а надо бы воздвигнуть крест - кенотаф. Ведь (представляется мне) душа учёного-океанографа и патриота, проводив его прах до последнего приюта, навеки поселилась на этом клочке суши, не знающей войн.
Авторские примечания:
1* - 1480 год («Стояние на Угре») – конец ордынского ига для Московской Руси.
2* - Ромеями, т.е. римлянами (на греческий лад), называли себя подданные императоров Византии.
3* - Калитовичи – московская ветвь Рюриковичей после княжения (1325-41 гг) Ивана Калиты.
4* - В начале I Мировой войны Санкт-Петербург был переименован в Петроград.
5* - Провальная затея У. Черчилля одним ударом вывести Турцию в 1915 году из войны силами ряда стран Антанты.
6* - о. Колчак или Колчака в Таймырском заливе, между 1937-2005 гг. - о. Расторгуева.
7* - Англичане направили на Балтику, к контр-адмиралу Колчаку, группу своих морских офицеров, для обучения.
8* - Статья «Новый адмирал», о А.В. Колчаке, была опубликована 13 августа 1916 года столичным изданием "Новое время".