Фидель Кастро на митинге победившей революции.
Фото из кн.: The 20th century a chronicle in pictures. New York. 1989.
В шесть утра 10 октября мы покидаем лагерь в Лас-Вегас; впереди — Ла-Плата. К нашей группе присоединяется Роберто Фернандес «Бакеро» [I], в прошлом школьный инспектор в Мансанильо, теперь исполняющий те же обязанности в школах Свободной территории [II]. «Бакеро», которого я знаю много лет, взволнованно приветствовал нас еще на холме Лас-Мерседес — этом поле исторической битвы [III] — и пожелал проводить нас до Главной штаб-квартиры.
На этот раз мне достался бравый мул по кличке «Карола», мне одолжил его Маноло Вильтрес, очень живописный тип, сам называвший себя «Скотокрадом Повстанческой армии». Благодаря его усилиям во всех повстанческих лагерях от Мансанильо до Ла-Платы бойцы едят свежее мясо четыре, а порой и пять раз в неделю. Его официальный чин — начальник по поставкам скота и вьючных животных.
Нас радует, что к вечеру, наконец, закончится наше утомительное путешествие, и мы присоединимся к Фиделю. «Бакеро», разговорчивый и сердечный человек, развлекал нас в течение всего длительного пути. В единственной таверне, попавшейся нам на пути, мы покупаем сладости — мармелад «Эль Туркино» из гуаябы [1]. Две банки сосисок, захваченные Пасторитой [IV], а также этот мармелад — вот весь наш импровизированный обед. В полдень перед нашим взором предстает во всем своем величии Сьерра-Маэстра.
«Бакеро» подходит к нам и показывает на поблескивающую далеко в горах крышу из оцинкованного железа.
Там лагерь Фиделя.
Но чтобы добраться до него, еще потребуется четыре или пять часов пути.
Лишь в три часа дня мы останавливаемся на отдых неподалеку от Ла-Платы.
В загоне небольшой харчевни, прилепившейся к подножию склона, даем возможность взмыленным лошадям немного отдохнуть. К нам подходит молодой человек лет 25—27, лицо его обрамлено каштановой бородой.
— Пардо Льяда, я Пако Кабрера, старший адъютант майора [V] Фиделя... Он приказал мне встретить вас и проводить до Ла-Платы.
Кабрера производит на нас самое приятное впечатление. Он рассказывает о своей деятельности в организации «ортодоксов» в Пуэрто-Падре, когда он был председателем молодежной организации сторонников Чибаса [VI]. Он напомнил, что мы познакомились с ним как-то в один из моих приездов в его деревню вместе с Чибасом, Мильо [VII] и Аграмонте [VIII]. Обнимая Маноло Пенабаса, он назвал его «мой адвокат». Наш товарищ действительно защищал Пако в Ольгине на процессе по обвинению в заговоре против диктатуры.
Пасторита и «Бакеро» предпочитают продолжать путь, чтобы засветло попасть в Главную штаб-квартиру. Пако же приглашает нас отведать «теплой мальты» [2]. Это единственное, что еще осталось в таверне, известной среди повстанцев под названием «Лавочка Маэстры». В ней мы укрываемся от проливного дождя. Майор Кабрера рассказывает нам разные истории из жизни повстанцев в Сьерра-Маэстре, о наступлении правительственных войск, о Фиделе. В пятом часу дня мы снова трогаемся в путь. У шалаша, в котором размещена пошивочная мастерская по изготовлению форменного оливково-зеленого обмундирования, мы оставляем своих лошадей, так как дальше наш путь идет почти по отвесной тропе.
Ла-Плата — одна из самых высоких вершин Сьерра-Маэстры. После пика Туркино и Лома-Каракаса, вздымающегося напротив, она, вероятно, третья или четвертая по высоте над уровнем моря.
Фидель Кастро избрал для своей Главной штаб-квартиры эту высоту именно потому, что она наименее доступна. Начиная от лагеря Лас-Вегас, находящегося от Ла-Платы в десяти часах езды верхом на муле, сюда совершенно невозможно добраться на армейских джипах по извилистым дорогам, ведущим к вершинам Сьерры. Теперь становится понятным, почему еще за три месяца до высадки Фидель говорил: «В горах Сьерры я смогу бороться хоть десять лет, однако я не уверен, что кубинский народ будет десять лет терпеть тиранию Батисты». До Ла-Платы так и не удалось добраться ни одному подразделению регулярной армии даже в дни ее наступления. Ла-Плата — центр Свободной территории Кубы — действительно неприступный бастион революционного движения.
Дома этой зоны, находящиеся на отдалении один от другого, не похожи на обычные постройки Сьерры. Здесь нет ни одной тростниковой хижины, всюду дощатые строения с деревянным полом и крышей из оцинкованного железа. Фундаментом им служат толстые сосновые стволы, укладываемые на крутых спусках, поэтому они несколько напоминают дома басков. Крыши домов заваливаются ветками, служащими прекрасной маскировкой при авиационных налетах.
В первом из этих кое-как сколоченных строений в лагере Каситас обычно останавливаются те, кто прибывает к Фиделю за инструкциями. Несколько выше расположен дом Фаустино Переса [IX] — гражданского администратора Свободной территории. Это единственный двухэтажный дом. Пройдя еще метров пятнадцать — все вверх, — доходишь до хижины Фиделя Кастро.
Небольшой дощатый мостик приводит нас в сторожку. Здесь майор Кабрера просит нас немного подождать, пока он доложит Фиделю о нашем приезде.
На площади примерно в шесть квадратных метров на забрызганном грязью полу в беспорядке разбросаны ящики и мешки с патронами, винтовки разных образцов, минометы, пустые коробки, гамаки, кожаные ботинки...
Маноло, журналист Касалис, два повстанца из охраны Фиделя и я терпеливо ждем здесь. Девушка из Гаваны по имени Санта Колома пересчитывает патроны, принесенные кем-то в мешке из джута.
Через десять минут возвращается Пако.
— К Фиделю идут Пардо, Пенабас и венесуэлец...
И снова майор Кабрера служит нам проводником, искусно направляя нас по каменным ступенькам и стволам поваленных деревьев так, чтобы мы не попали ногами в жидкую грязь. Хижина Фиделя, такая же, как и другие, нам кажется более просторной и даже более приветливой и приятной.
У широкого без дверей входа стоит Селия Санчес [X]. Пасторита, обогнав нас, знакомит прибывших с главной помощницей Фиделя.
Селия — маленькая, хрупкая женщина с угловатым лицом. Ей около тридцати пяти. Она из богатой семьи из городка Никеро. Мне рассказывали о ней как об очень чуткой, начитанной, превосходно воспитанной девушке. Одета она в простую форму — просторную куртку. Ходит Селия словно на цыпочках, обута она в альпаргаты [3], придающие ее облику что-то восточное.
Селия проводит нас в соседнюю комнату, где ожидает Фидель. Главнокомандующий встречает нас, стоя у своей кровати. Помню, я сказал, обнимая его: «Дружище, как же трудно добраться до этих мест...» [XI]
Фидель смеется и спрашивает, сколько дней мы провели в пути.
Мне кажется, он слегка пополнел с тех пор, как мы виделись в последний раз в Мексике, когда он готовил экспедицию на «Гранме».
По сравнению с другими повстанцами, не обращающими внимания на свой костюм, Фидель одет безупречно. На нем просторная рубашка, в расстегнутом вороте видна его белая широкая и мускулистая грудь; на погонах нет никакого знака различия, который свидетельствовал бы о его чине. Брюки с широкими накладными карманами.
Он жестикулирует, и я вижу на левой руке у него двое часов. На лице Фиделя, каким мы видим его в лагере Ла-Платы, не заметно следов усталости и лишений почти двухлетней борьбы в горах. Несколько бледный — на Ла-Плате никогда не бывает солнца, — он слегка улыбается, а за стеклами больших, в массивной черепаховой оправе очков — живой, проницательный взгляд.
Фидель по привычке часто нервно теребит правой рукой свою длинную довольно растрепанную бороду. Он аккуратно подстрижен, форменная фуражка слегка надвинута на лоб.
Говорит Фидель с паузами, спокойно, не торопясь, как человек, сознающий, что времени ему хватит.
У него высокий голос, энергичные порывистые жесты. Во время беседы он покачивает головой, словно стремится сделать еще более убедительной свою речь.
Мы с Маноло Касалисом садимся на подоконник, Фидель устраивается на своей кровати, где, словно случайно оброненный, лежит его пистолет 45 калибра. На столике у изголовья керосиновая лампа, два рулона клейкой ленты «скоч-тайп» и раскрытая книга. Напротив кровати небольшая походная библиотека — 30—40 книг. На столе и на полу валяются самые различные предметы: коробки из-под табака, карандаши, шоколад, свечи, батарейки для ручного фонаря, блокноты, банки с галетами, пустые бутылки, стаканы, кофейник, патроны, обоймы...
На стене три фотографии его сына — Фиделито. Я рассказываю о парнишке, который учится в Мексике и совсем недавно выиграл первенство своего колледжа по плаванию. Фидель интересуется Бернардеттой — «твою дочку я так давно не видел».
В углу, слева от меня, педальная бормашина старого образца, которыми когда-то пользовались дантисты. А рядом с этим музейным экспонатом — прославленная винтовка с оптическим прицелом.
Наступают сумерки (в горах темнеет с пяти часов), в доме зажигают лампу «Колеман», дающую яркий свет.
Пенабас в своем «Походном дневнике» так описал нашу первую беседу с Фиделем:
«Фидель начал рассказывать Пардо о подробностях наступления Батисты против Повстанческой армии. Он с восхищением говорил о героизме и решимости своих парней. Быстро переходит от одной темы к другой: война, политика, будущее. Он уверен в неизбежном разгроме Батисты. Батиста, он повторял это несколько раз, обречен, у него нет выхода. Фидель высказал свое мнение по поводу бессмысленности проведения выборов, назначенных на 3 ноября. Он поделился тем, что к нему постоянно поступают предложения от офицеров и солдат устроить заговор внутри батистовской армии. Однако Фидель — не сторонник заговоров, он — за открытый переход солдат на сторону Повстанческой армии. Он показывает Пардо письмо какого-то солдата-заговорщика и выражает недовольство тем, что у многих армейцев не хватает решимости принять радикальные меры, хотя почти все в армии недовольны.
Затем Фидель просит Пардо рассказать ему о политической обстановке в стране, о Грау [XII] и Маркесе Стерлинге [4]. Фидель не верит в маневр, в результате которого Батиста, как говорят, позволит выиграть на выборах Маркесу Стерлингу, а если это и произойдет, уверенно заявляет он, мы получим еще большую народную поддержку. Тогда наша победа станет вопросом дней.
Фидель знакомит нас с новым декретом революционного правительства, согласно которому кандидатам на предстоящих выборах грозило наказание: лишение права занимать официальные должности в течение 30 лет вплоть до применения смертной казни.
Фидель скрупулезен. Он просит Селию вручить Сори Марину [XIII] сделанные к декрету поправки, чтобы они были переданы по радио повстанцев.
Пардо спрашивает Фиделя, оптимистически ли он относится к исходу войны.
— В ближайшее время положение изменится. В этом я совершенно уверен.
Мы беседуем уже более двух часов, когда входит Пако Кабрера и докладывает Фиделю, что его желают видеть эмиссары из Камагуэя, которые принесли сообщение о результатах боя за Санта-Крус-дель-Сур. Во время этого боя капитан Вега потерял 30 бойцов, попавших в засаду войск Батисты.
Фидель возмущен:
— Позор повстанцам! Дать заманить себя в ловушку!
Чувствуя, что уже поздно, Пардо поднимается, и майор Кастро приглашает нас продолжить с ним беседу завтра рано утром.
Он интересуется, есть ли у нас гамаки. Когда выясняется, что у Пардо нет гамака, Фидель отдает ему свой.
— Побереги его — это лучший гамак, который мне удалось приобрести в Мексике».
Так писал в своем дневнике Пенабас о первой встрече с Фиделем. Эту ночь мы провели в сторожке рядом с хижиной Фиделя. Только чудом в столь небольшом помещении смогли разместиться более десяти гамаков. В ту первую ночь, проведенную в лагере Ла-Плата, рядом со мной спали священник Сардиньяс, раздосадованный тем, что сюда набилось столько народу; Пако Кабрера, храпевший над моим ухом солидным басом; Виолета Касаль [XIV], которая проговорила без устали до полуночи; лейтенант Ибре, личный секретарь Фиделя; судья Сори Марин, только что прибывший из лагеря Ла-Эстрелья; капитан Орасио Родригес [XV], сообщивший о предстоящем прибытии очередного самолета с оружием и боеприпасами, и мои товарищи Пенабас, Фернандес «Бакеро» и журналист Касалис. Двоим из тех, кто провел эту ночь с нами в Ла-Плате, суждено было погибнуть в бою: то были Орасио и Фернандес «Бакеро». А душевный человек, майор Кабрера, глупейшим образом погиб, попав под пропеллер самолета, спустя две недели после победы, сопровождая Фиделя в поездке в Венесуэлу.
***
На второй день нашего пребывания в лагере Ла-Плата главнокомандующий вводит нас в курс военных событий, происшедших с первых дней октября 1958 года.
Хотя число повстанческих отрядов оказывается не столь велико, как это представляет себе большинство кубинцев, Фиделю все-таки удалось вооружить около трехсот бойцов в основных лагерях Сьерра-Маэстры (Ла-Плата, Провиденсиа, Лос-Негрос, Ла-Эстрелья, Лас-Вегас, Лас-Пиньяс, Сьенегилья). Его брат Рауль Кастро укрепил положение на Втором восточном фронте имени Франка Паиса [XVI]. Че Геваре и Камило Сьенфуэгосу в результате невероятных усилий, предпринятых на равнинах провинции Камагуэй, удалось подойти к Лас-Вильяс. Майор Хуан Альмейда закрепил позиции в районе Эль-Кобре на ближайших подступах к Сантьяго. Крессенсио Перес успешно развернул операции на восточных отрогах Сьерры (Никеро, Кампечуэла, Медиа-Луна) и в центре провинции Орьенте, а отряды майоров Рамиро Вальдеса, Каликсто Гарсиа, Лалито Сардиньяса, Унивесо Санчеса, Гильермо Гарсиа, Виктора Моры, Рене де лос Сантоса, Уберта Матоса и Хаиме Вегаса продвигались в равнинных районах.
К концу октября на север провинции Орьенте должен отправиться отряд № 31 имени Хосе Антонио Эчеверриа [XVII], а в направлении Мансанильо — отряд № 32 имени Симона Боливара. Из Пинар-дель-Рио Фиделю регулярно поступают сообщения от майора Дермидио Эскалона, отряд которого уже сражается против армейских частей Батисты в горах Сьерра-де-лос Органос.
За двадцать месяцев борьбы в горах Сьерра-Маэстра Фидель и Рауль Кастро сумели вооружить около тысячи пятисот повстанцев, не считая тех ста девяносто человек, которые ушли из Ла-Платы с Камило и Че.
И эти полторы тысячи бойцов благодаря исключительному патриотизму сумели выиграть сражение у армии, насчитывавшей более сорока тысяч солдат, морской пехоты и полицейских. В результате этой победы все тридцать два отряда повстанцев, действующие в долинах провинции Орьенте и Камагуэй, в основном обеспечили себя боевым оружием. Только во время апрельских боев повстанцы захватили 507 боевых единиц, включая 2 четырнадцатитонных танка, 2 миномета 81-мм, 2 противотанковых базуки, 12 станковых пулеметов, 142 винтовки «гарант», 200 доминиканских винтовок и около сотни винтовок «спрингфилд» и «М-1».
Начиная с мая 1958 года, после того как диктатор Батиста, воспользовавшись срывом апрельской забастовки [XVIII], бросил армию против повстанцев, укрепившихся в горах Сьерра-Маэстра, разрозненные действия партизанских отрядов превратились в позиционную и маневренную войну.
Когда летнее наступление Батисты, во время которого имело место более тридцати боев и шести крупных сражений, позорно терпит провал (в ходе боев были полностью уничтожены целые батальоны, взяты в плен 500 «каскитос» [XIX], сотни их были убиты или ранены, в том числе видные офицеры из частей полковника Санчеса Москеры [XX]), Фидель Кастро с поразительной точностью предвидит, что станет с уже деморализованными войсками Батисты к концу 1958 года. 26 июля этого года, ровно за шесть месяцев до падения диктатуры, Фидель писал:
«Дилемма, стоящая в эти дни перед кубинской армией, до предела проста: или армия совершит шаг вперед, освободившись от политического трупа, каким является диктатура Батисты, и тем самым восстановит свой престиж перед нацией, или она как государственный институт кончает самоубийством. То, что ради своего спасения армия может сделать сейчас, она не сумеет сделать через несколько месяцев. Если война продлится еще полгода, армия полностью развалится».
***
Рядом с госпиталем имени Марио Муньоса [XXI] в небольшом крыле, используемом иной раз под столярную мастерскую, развешаны гамаки армейских офицеров: майора Хосе Кеведо и капитанов Викториано Гомеса Окендо и Карлоса М. Дурана, взятых в плен во время наступления батистовских войск.
Все остальные солдаты, сержанты и младшие офицеры, захваченные тогда повстанцами, были переданы в распоряжение Красного Креста 24 июня в лагерях Лас-Вегас и Сао-Гранде. В Ла-Плате оставлены лишь эти три офицера. Фидель отдал строгий приказ относиться к ним с должным уважением. Офицеры же, со своей стороны, ответили на это исключительно корректным поведением.
Со временем Кеведо, Окендо и Дуран сблизились с Фиделем, который часто приглашал их к себе и беседовал с ними. Дело кончилось тем, что все трое стали служить революции, выполняя самые опасные поручения. Иногда мне случается говорить с ними. Я особенно уважаю в них высокое сознание воинского долга, которое привело их в ряды борцов Сьерра-Маэстры. Из них Викториано Гомес Окендо, командир-танкист, самый старший. Говорун и любитель поплясать, он всегда готов поддержать беседу. С особым удовольствием он обычно рассказывает о том, как попал в плен под Лас-Вегас.
Дуран наиболее молчаливый из них. Кажется, что он ушел в себя, поглощенный своими мыслями и воспоминаниями. Кеведо моложе других, но старший по чину. Он сердечен со всеми и помнит Фиделя еще по университету, в ту пору, когда они изучали право на юридическом факультете. Это обстоятельство послужило причиной одного из наиболее интересных событий борьбы в горах Сьерра-Маэстра. Произошло это, когда вождь революции направил Кеведо, окруженному повстанцами, личное письмо, представляющее собой замечательный документ из истории борьбы повстанцев.
С Кеведо, военным, получившим академическое образование, мне приходилось не раз говорить о подробностях наступления, в котором ему пришлось сыграть столь важную роль. Здесь, в лагере Ла-Платы, записываю эти строчки, посвященные сражению за Эль-Хигуэ, которое явилось самым крупным поражением батистовских войск за все время боев в горах: «11 июня 1958 года войска Батисты, преследуя повстанцев, продвинулись в наиболее углубленные районы Сьерра-Маэстры. 18-й батальон под командованием майора Кеведо располагается в Эль-Хигуэ, в десяти километрах от пика Туркино.
На рассвете 12 июня повстанческий патруль завязал перестрелку с солдатами Кеведо. Через 15 минут после первых выстрелов патруль начинает отступать, но в это время другие повстанческие отряды занимают стратегические позиции, замыкая кольцо вокруг батальона Кеведо. Как только кольцо замкнуто, повстанцы усиливают огонь. Батальон оказывается отрезанным от своих и остается без продуктов. На помощь окруженному батальону приходит авиация, которая, начиная с 13 июня, регулярно атакует повстанцев, ведя обстрел из пулеметов и сбрасывая на их позиции фугасные бомбы до 500 фунтов весом. Вокруг Эль-Хигуэ горят луга и леса, но ни один повстанец не покидает своего места. 16 июня атака повторяется, в то время как вражеский транспорт высаживает подкрепление в устье реки Ла-Плата».
В этот день, ровно в полдень, Фидель, учитывая, что окруженные войска уже пять суток находятся без воды, отдает приказ прекратить огонь на три часа и, пользуясь временным затишьем, посылает майору Кеведо первое письмо с предложением сложить оружие. В письме Фиделя говорилось:
«Сьерра-Маэстра, 15 июля 1958 года.
Майору Хосе Кеведо
С глубоким сожалением я узнал от захваченных в плен солдат, что Вы являетесь командиром окруженного батальона. Нам известно, что Вы — офицер, имеющий академическое образование, и высоко цените воинскую честь. К тому же Вы адвокат, и поэтому не можете не знать, что дело, ради которого обречены на гибель Ваши солдаты, да и Вы сами, не является справедливым.
Вы, честный офицер и знаток законов, знаете, что диктатура — это нарушение всех конституционных и гуманных прав нашего народа. Вы знаете, что диктатура не имеет права приносить в жертву солдат Республики ради сохранения режима, угнетающего нацию, уничтожающего свободы и держащегося у власти лишь при помощи террора и насилия. Диктатура не имеет права посылать солдат Республики сражаться против своих братьев, отстаивающих в борьбе свободу и честь. Мы не ведем войну против армии, мы боремся с тиранией. Мы не хотим убивать солдат и глубоко переживаем гибель каждого из них, несмотря на то, что они защищают неблагородное и несправедливое дело.
Мы считаем, что армия призвана служить Отчизне, а не тирании.
Продажные политики, министры, сенаторы и генералы, сидящие в Гаване, не подвергаются ни опасностям, ни лишениям, в то время как окруженные стальным кольцом солдаты вынуждены голодать, находясь на краю гибели.
Вас и Ваших солдат послали на верную смерть, заранее зная, что Вы окажетесь в этой ловушке, откуда у Вас нет и не может быть выхода. Бросив Вас в пропасть, никто не побеспокоился послать Вам на помощь хотя бы одного солдата.
Ваш батальон окружен, у него нет ни малейшей надежды на спасение: все дороги, тропинки и ручейки перехвачены нашими отрядами и заминированы стофунтовыми минами. Никакая авиация, ни даже действия всей армии уже не смогут спасти Вас.
Вы погибнете от голода или от пуль в бою, если будете упорствовать.
Жертвовать жизнью солдат в проигранной операции, принося их судьбу на алтарь несправедливого дела, — это преступление, которое разумный человек не может допустить. Учитывая все это, предлагаю Вам достойно сдаться в плен. Ко всем Вашим солдатам будет проявлено самое большое уважение и забота. Офицеры могут оставить при себе личное оружие.
Примите эти предложения, ибо Вы сдаетесь в плен не врагу Родины, а искреннему революционеру, бойцу, сражающемуся за лучшее будущее всех кубинцев, в том числе и тех, которые стреляют сейчас в нас. Наконец, Вы сдаетесь Вашему университетскому товарищу, желающему для Кубы того же, чего желаете ей и Вы.
Фидель Кастро»
Получив это письмо, майор Кеведо, верный воинскому долгу, предпочел ожидать помощь, обещанную ему полковником Угальде Карильо, который по радио с борта небольшого самолета призывает его продолжать сопротивление.
17 июня в 6 утра в направлении Эль-Хигуэ, где находятся в окружении солдаты 18-го батальона, выходит 4-я пехотная рота. Она ведет разведку и поэтому медленно продвигается вперед.
В 2 часа 30 минут пополудни Фидель Кастро отдает приказ пятидесяти стрелкам открыть огонь по приближающейся роте. За 15 минут два отделения разбиты, остальные отступают. На территории повстанцев остаются 12 убитых, 24 пленных, 14 винтовок «спрингфилд», 9 пулеметов «сан-кристобаль», 8 винтовок «гарант», 1 ручной пулемет «браунинг», станковый пулемет 30 калибра, 18 тысяч патронов и 48 ружейных гранат.
В официальной сводке Главного командования сухим военным языком так были описаны события этих дней, когда был окружен 18-й батальон:
«Первое подкрепление было отброшено, но авиация продолжала регулярные атаки, а в устье реки Лa-Плата продолжается высадка солдат.
19 июня армейский пехотный батальон в полном составе, поддержанный наземной и морской артиллерией, а также действиями авиации, предпринял наступление на Ла-Плату. Началось самое тяжелое сражение, которое продолжалось без перерыва в течение 24 часов. Отряды повстанческих войск контратаковали и заставили противника отступить на прежние позиции. Капитан повстанцев, храбрый Андрес Куэвас, и трое бойцов были убиты, четверо получили тяжелые ранения. Убито 17 солдат противника, в плен взят 21 человек, а также захвачены трофеи: 14 пулеметов «сан-кристобаль», 10 винтовок «гарант», два ящика мин 81 мм и табун мулов, нагруженных провизией.
Подкрепление противника полностью отброшено. Окруженный батальон находится уже девять дней без пищи. Наши передовые отряды подошли к нему вплотную, заняли позиции в 50 метрах от окопов противника и отвели ручей, откуда противник брал воду. 19 июня в 11 часов ночи, пока повстанцы вели бой с еще одним посланным на выручку подкреплением, в расположение окруженного батальона был направлен один из взятых в плен солдат с новым предложением сдаться. Утром 20 июня был отдан приказ приостановить огонь с 6 до 10 часов утра. Вражеские солдаты, многие из которых уже почти теряли сознание, с радостью встретили этот приказ. Те, кто еще был в состоянии двигаться, подходили к нашим окопам и просили воды, пищи и сигарет. Видя, что наши люди не стреляют по ним, а делятся с ними собственной пищей, солдаты стали обнимать их, плача от волнения. Как не похож был этот прием на то, что они ожидали, обманутые фальшивой пропагандой диктатуры! Это было волнующее зрелище. Однако батальон все еще не сдавался. Никто не стрелял, но майор Хосе Кеведо, молодой и действительно любимый солдатами офицер, еще сохранял контроль над своим истощенным, голодным и измученным отрядом. Его солдаты уже не в силах были продолжать бой, но командир отказывался сдаваться в плен, и солдаты подчинялись его решению. Было трудно предполагать, что после братания между повстанцами и солдатами может вновь вспыхнуть смертельный бой. Тогда майор, чтобы выиграть время, сообщил командованию повстанцев, что до 6 часов вечера он не примет никакого решения. Он сознает, что его люди совершенно разбиты физически, но он обещал своему генеральному штабу сопротивляться до этого часа в ожидании подхода подкрепления. Уверенные в боевой мощи наших позиций, мы решили подождать и не предпринимать ненужных атак, которые повлекли бы за собой гибель многих людей, минуту назад просивших у нас пищи и воды. К вечеру поступило сообщение, что силы подкрепления полностью отброшены. 21 июня в час утра остатки 18-го батальона полностью сложили оружие. Условия сдачи в плен были гуманными и не унижали достоинства. Офицерам разрешили сохранить личное оружие, всем была предоставлена пища. Пленным сообщили, что в самое ближайшее время они будут освобождены. Исключение составит майор, который будет содержаться в качестве военнопленного. В тот день повстанцы взяли в плен 170 человек офицеров, сержантов и солдат и захватили 91 винтовку “спрингфилд”, 46 пулеметов “сан-кристобаль”, 15 винтовок “гарант”, 4 тяжелых станковых пулемета, одну базуку с 60 снарядами, 81-миллиметровый миномет с 60 минами, около 35 тысяч патронов и 126 ручных гранат.
Справедливости ради следует отметить, что противник, находясь в полном окружении, в течение десяти дней оказывал стойкое сопротивление, ожидая обещанные подкрепления, которые диктатура так и не смогла доставить.
Так была ликвидирована одна из лучших боевых единиц вооруженных сил противника, во главе которой находился способный и храбрый командир. И хотя он остается на положении военнопленного, ему будет оказано надлежащее внимание, поскольку нам известно, что он гуманно и с уважением относился к гражданскому населению в горах Сьерра-Маэстра. Мы сожалеем, что столь честному и уважаемому офицеру пришлось испытать горечь поражения. Но ведь батистовские преступники сами никогда не рискнут показаться в горах Сьерра-Маэстра. В ходе сражения за Эль-Хигуэ убито офицеров, сержантов и солдат 141, взято в плен 241 (из них около 30 раненых), отбито у противника 249 единиц боевого оружия.
В целях информирования народа и родственников солдат, попавших в плен, сообщаем, что вчера в Лас-Вегас-де-Хибакоа все солдаты противника, раненные в последних боях в горах Сьерра-Маэстра, в том числе 240 пленных, захваченных в ходе сражения за Эль-Хигуэ, переданы представителю международного Красного Креста, прибывшему из Женевы.
Фидель Кастро Рус
Главнокомандующий».
***
31 декабря 1958 года застает штаб главнокомандующего Повстанческой армией на территории сахарного завода «Америка». Фидель, Селия и майоры Каликсто Гарсиа, Пако Кабрера и другие члены штаба находились до второй половины дня в Пальма-Сориано, захваченном пять дней назад повстанцами. Примерно в половине первого ночи, когда мы уже крепко спим в доме Рамона Руиса, главного механика сахарного завода, нас поднимает с постели хор, исполняющий марш «Движения 26 июля». Это девушки из отряда имени Марианы Грахалес [XXII] импровизируют новогоднюю серенаду. Селия Санчес благодарит девушек. Уходя, девушки сменяют марш на нежную и несколько меланхоличную мелодию рождественской песни. В час ночи, когда в казармах Колумбия [5] нервное напряжение достигает предела, в повстанческом лагере, разбитом на территории завода «Америка», тишина и спокойствие. Все, в том числе и Фидель Кастро, ничего не знают о том, что происходит в Гаване.
В первый день нового года мы поднимаемся в шесть утра, пьем кофе с Оливерой, начальником саперов, и у крылечка дома начинаем обсуждать подробности сдачи гарнизона в Маффо, выдержавшего двадцатидневную осаду, несмотря на постоянный огонь, который вели повстанцы всеми имеющимися в их распоряжении средствами. Примерно в половине восьмого утра мы отправляемся к Фиделю. Он до сих пор ничего не знает о том, что произошло в Колумбии. Фидель возмущен тем, что вчера ночью отдельные повстанцы, встречая Новый год, бесцельно расстреливали патроны:
— Ты не слышал пальбу ночью?
И сердито добавляет:
— Я отдам под суд всех, кто бесцельно расходует боеприпасы, добытые с таким трудом. У каждого из лагеря Контрамаэстра отниму по пятьдесят патронов. Подумать только, ведь некоторые расстреливали по пять обойм подряд!
Он нервно ходит большими шагами.
— Еще одна подобная встреча Нового года, и мы останемся без боеприпасов.
Немного согнувшись, заложив руки за спину, глядя куда-то вдаль, он почти сталкивается с капитаном Рапосо, армейским офицером, перешедшим на сторону повстанцев. Капитан поздравляет Фиделя с Новым годом, а тот в свою очередь спрашивает:
— А лично вы верите, что Новый год действительно будет счастливым, капитан?
Кто-то произносит:
— Новый год будет годом Победы.
Фидель улыбается и, опуская руку мне на плечо — еще один характерный для него жест, с помощью которого он как бы извиняется за свой огромный рост, — тихо произносит:
— В чем я действительно совершенно уверен, так это в том, что новый год будет годом Забот. Кому много дается, с того и многое спрашивается.
Поскольку разговор принимает серьезный оборот, он смягчает его, переводя на шутку в отношении скромной еды в горах Сьерра-Маэстра.
— Новый, 1959 год будет годом Забот. 1958 был годом Скота, 1957 — годом Маланги [XXIII].
Адъютант командира Рапосо, полный, молодой и довольный собой человек, бросает реплику, которой суждено стать пророческой:
— А знаете, майор, мне на днях приснилось, что диктатура Батисты пала.
Фидель не отвечает. Полминуты проходит в молчании, которое нарушается возвращением в лагерь Маноло Пенабаса, только что прибывшего из Контрамаэстры.
— Какие новости?
— Да так, — отвечает судья из Лас-Вегаса, — со вчерашнего дня ничего определенного. Говорят, что семья Батисты оставила Гавану и что в Колумбии совещаются. Но все это похоже на слухи...
Совершенно очевидно, что Фидель сегодня озабочен больше, чем обычно. С карабином «М-2» за плечом и надвинутой на лоб кепкой он беспокойно вышагивает перед домом. Подходит Селия с письмами для Фиделя, и мы расходимся. Я направляюсь в ближайший дом, чтобы перемотать пленку из фотоаппарата.
Мне сейчас трудно вспомнить, но, должно быть, без четверти восемь, а может быть, и ровно в восемь радиостанция «Прогресо» передала «флаш» (в последний час):
— Через несколько минут будет передана полная информация о правительственном кризисе на Кубе. В эти минуты в казармах Колумбия проходит важное совещание, на котором присутствуют журналисты.
Нет нужды слушать дальше.
Я бросаю пленку и «Кодак» и почти бегом спешу сообщить об этой новости Фиделю.
Майор собирается завтракать. Хозяйка дома Иоланда де Руис, хорошо зная о голодной диете, на которой все мы сидели в горах Сьерры, приготовила Фиделю на завтрак, кроме кофе с молоком, еще и рис с курицей. Вернее, кроме тарелки риса с курицей, еще и завтрак из кофе с молоком и хлеба с маслом. За столом рядом с Фиделем сидят: Селия Санчес — худенькая, маленькая, изящная; его адъютант Марсело — девятнадцатилетний юноша, постоянно носящий с собой знаменитую снайперскую винтовку Фиделя; майор Альдо Сантамарина, начальник повстанческой школы, и майор Каликсто Гарсиа, еще один с «Гранмы». Я повторяю Фиделю «флаш», который только что слышал. Он немедленно вскакивает на ноги. На его лице скорее возмущение, чем удивление. Он доходит до двери столовой и тут же возвращается.
— Где ты слышал это сообщение?
— Оно было передано из Гаваны радиостанцией «Прогресо».
Селия удаляется в комнату, которая служила Фиделю спальней. Все присутствующие сохраняют молчание в ожидании решения главнокомандующего.
Фидель нервно теребит свою бороду и делает усилия над собой, чтобы сдержаться. В это время в комнате уже собралось человек двенадцать-тринадцать. Наконец, как бы взрываясь, он громко произносит:
— Это трусливая измена! Предательство! Они пытаются ошельмовать победу революции!
Повинуясь необходимости действовать, он выскакивает в дверь и кричит:
— Сейчас же иду на Сантьяго. Нужно немедленно брать Сантьяго. Разыщите Рене де лос Сантоса. Позвать сюда Каликсто. Немедленно созвать капитанов из Сантьяго [6].
Кто-то (кажется, Рамонсито, хозяин дома) приходит с новыми сообщениями.
Одна из американских радиостанций передала, что Батиста и его семья бежали с Кубы. Фидель повторяет:
— Нужно без промедления атаковать Сантьяго. Если они настолько глупы, думая, что военным переворотом им удастся парализовать революцию, то мы должны им доказать, что они заблуждаются.
Подходит Луис Борхес, зубной врач главнокомандующего и одновременно ответственный за боеприпасы, и говорит:
— Извините, майор, но, мне кажется, следовало бы обождать. По меньшей мере хотя бы минут пятнадцать.
Фидель, твердый в своем решении, продолжает созывать командиров, отдавая необходимые приказания для наступления на Сантьяго.
Дисциплинированный Борхес, зубной врач и главный интендант Повстанческой армии, немедленно отдает приказание грузовикам с боеприпасами отправляться в сторону Сантьяго. В это время уже собираются все члены штаба. Фидель не комментирует. Он отдает приказания:
— Пусть Педрито Мирет немедленно ведет танк на Сантьяго. Отряд Уберта Матоса должен быть готов начать артиллерийский огонь против Монкады. Все отряды, находящиеся в Пальме и Контрамаэстре, должны собраться в Эль-Кобре.
Подходит Луис Орландо Родригес [XXIV], старый революционный боец. Его сопровождает доминиканец Хименес, который еще не совсем оправился от тяжелого ранения, полученного во время перестрелки под Маффо.
Все приходящие приносят новые сообщения.
Теперь радио сообщает, что Кантильо [XXV] возглавил армию. Президентом стал Пьедра, член верховного суда. Батиста бежал в Санто-Доминго. Ледон, возглавлявший транспортную полицию, назначен начальником полицейского управления.
В царящем кругом шуме Фидель достает записную книжку, одну из тех, что продаются в дешевых лавчонках, и, используя небольшой шкаф вместо стола, начинает составлять свой ответ на государственный переворот. Через десять минут Фидель читает нам инструкцию командирам Повстанческой армии и обращение к народу:
«Инструкция Главного командования всем командирам Повстанческой армии и народу.
Каковы бы ни были сообщения, поступающие из столицы, наши войска ни в коем случае не должны прекращать огня.
Наши отряды должны продолжать операции против врага на всех фронтах.
Ведение переговоров допускается лишь с гарнизонами, желающими сдаться.
В столице как будто произошел государственный переворот. В каких условиях произошел этот переворот, Повстанческой армии не известно.
Народ должен быть теперь бдительным и следовать лишь инструкциям Главного командования.
Диктатура пала в результате поражений, которые она потерпела за последние недели, однако это еще не означает победы Революции.
Военные действия будут непрерывно продолжаться до тех пор, пока не поступит от Главного командования иного указания, которое будет дано исключительно в том случае, если военные круги, совершившие в столице переворот, станут безоговорочно выполнять волю Революционного руководства.
Революция — ДА! Военный переворот — НЕТ!
Военному перевороту за спиной народа и Революции — НЕТ, поскольку это исключительно послужило бы делу продолжения войны!
Государственному перевороту ради того, чтобы Батиста и главные преступники могли скрыться, — НЕТ, поскольку это исключительно послужило бы делу продолжения войны! Государственному перевороту в сговоре с Батистой — НЕТ, поскольку это исключительно послужило бы делу продолжения войны!
Сокрытию от народа правды о нашей победе — НЕТ, поскольку это исключительно послужило бы делу продолжения войны, которая будет вестись до тех пор, пока народ не завоюет полной победы!
После семи лет борьбы демократическая победа народа должна быть абсолютной, чтобы никогда больше у нас на Родине не могло повториться 10 марта [XXVI]. Никто не даст себя сбить с пути и обмануть!
Быть начеку — вот смысл приказа! Народ и особенно трудящиеся всей Республики должны слушать передачи радио повстанцев и в срочном порядке готовиться на всех предприятиях к всеобщей забастовке. Все должны быть готовыми начать ее, как только поступит приказ противопоставить забастовку любой попытке контрреволюционного мятежа.
Народ и Повстанческая армия должны быть как никогда едины, чтобы никто не смог отнять у нас победу, которая стоила нам столько крови.
Подпись:
Фидель Кастро,
Главнокомандующий».
Этот документ Фидель Кастро читает нам в состоянии полной экзальтации. В том же самом тоне, в каком майор Кастро читал нам свое обращение на территории сахарного завода «Америка», оно было передано по радио повстанцев и ретранслировано несколько часов спустя всеми радиостанциями страны, чтобы его услышал весь народ Кубы.
Закончив чтение, Фидель делает только две поправки. Первую в параграфе, призывающем к общей забастовке (он удлинил его), вторую — там, где трижды говорит о значении государственного переворота (здесь он добавил слова: «поскольку это исключительно послужит делу продолжения войны»).
Когда Фидель закончил редактирование документа — этого, пожалуй, наиболее патетического обращения к народу, которое знает история нашей Республики, приезжает доктор Умберто Сори Марин, главный судья. Его сопровождают Хуанито Нуири — президент Университетской студенческой федерации, и капитан Креспо, один из наиболее доверенных людей Фиделя Кастро. Он спешит доложить о серьезном положении в Гаване. Обращает на себя внимание, что никто не комментирует важности происходящих событий. Просто каждый готов выполнить свой долг.
Марио Идальго, безусый юноша, потерявший брата во время первых боев в горах Сьерра-Маэстра, теперь состоящий в эскорте Фиделя, сообщает, что джип уже готов. Фидель отдает приказание, чтобы кто-нибудь отправился в Пальма-Сориано и предупредил Франки, ответственного за работу радио повстанцев, чтобы он был готов к записи на пленку обращения Фиделя. Сам же он намерен немедленно после этого проследовать к Сантьяго. За четверть часа до этого туда отправились отряды майоров Альмейды и Гарсии.
В девять часов утра небольшая группа повстанцев направляется к передвижной станции радио повстанцев — «7 РР», — установленной в Пальма-Сориано. Во главе группы — главнокомандующий Повстанческой армией, за ним — полицейская машина («микроволна», как называют ее в провинции Ориенте), захваченная Луисом Орландо в Хигуани, за ней — «ланд-ровер», голубой лимузин Сори Марина, и еще одна машина с охраной.
Час спустя кубинский народ, с волнением настраивавший свои приемники на волну революционного радио («Алло, алло, говорит радио повстанцев!»), узнал о тех решительных мерах, которые предпринял Фидель против контрреволюционного военного переворота. Так начинается первый день нового, 1959 года.
ЭТО — ГОД ОСВОБОЖДЕНИЯ!
Примечания Издательства иностранной литературы
[1] Кисло-сладкий плод дерева того же названия.
[2] Вид ячменного пива.
[3] Альпаргаты — обувь из пеньки.
[4] Маркес Стерлинг — буржуазный политический деятель, считавший, что диктатуру Батисты можно свергнуть путем референдума. Позднее — сотрудничал с Батистой.
[5] Казармы батистовских солдат в районе Гаваны.
[6] К этому времени город Сантьяго был уже окружен отрядами повстанцев. Здесь речь идет о командирах этих отрядов.
Комментарии научного редактора
[I] Родригес Фернандес Роберто (известен по прозвищу «Бакерито», 1935—1958) — кубинский революционер, вместе с Че Геварой возглавлял отряд «Pelotón Suicida». Погиб в боях за Санта-Клару за 2 дня до победы революции.
[II] Свободная территория Кубы — так повстанцы официально именовали контролировавшуюся ими часть страны.
[III] Речь идет о столкновении армии Батисты и бойцов «Движения 26 июля», произошедшего в июле-августе 1958 г. и закончившемся отступлением последних.
[IV] Нуньес Пасторита (1921—2010) — кубинская революционерка, член «Движения 26 июля», имела звание полковника. После победы революции возглавляла Национальный институт сбережений и жилищ.
[V] Майор — перевод с испанского привычного для нас звания «команданте».
[VI] Чибас-и-Рибас Эдуардо Рене (1907–1951) — основатель и руководитель партии ортодоксов. Один из лидеров студенческого движения против диктатуры Мачадо в 1933–1934 гг. 16 августа 1951 г. во время выступления по радио с разоблачениями коррупции режима президента Прио Чибас довел себя до такой степени экзальтации, что застрелился в прямом эфире. Самоубийство Чибаса произвело на многих кубинцев неизгладимое впечатление. Партия ортодоксов — общеупотребительное наименование Партии кубинского народа (ПКН), возникшей в 1947 г. в результате раскола Революционной кубинской партии (так называемых аутентиков). Самоназвание «ортодоксы» подчеркивало, что именно ПКН сохраняет приверженность революционно-демократической программе партии аутентиков (провозглашавших себя наследниками взглядов Хосе Марти), в то время как сами аутентики своей программе изменили. Партия ортодоксов выражала интересы преимущественно мелкой буржуазии и городских средних социальных слоев.
[VII] Очоа Эмилио (известен как Мильо, 1907—2007) — кубинский политик, основатель и руководитель партии ортодоксов. Не принял Кубинскую революцию, в 1960 г. эмигрировал в Венесуэлу. Умер в Майами.
[VIII] Аграмонте и Пичардо Роберто Даниэль (1904—1995) — кубинский философ, политический деятель. В 1940-е гг. — преподаватель Гаванского университета, посол Кубы в Мексике. Был одним из сторонников Э. Чибаса. В 1960 г., не приняв Кубинскую революцию, эмигрировал. Умер в Пуэрто-Рико.
[IX] Перес Эрнандес Фаустино (1920—1992) — кубинский революционер, врач. Один из 82 бойцов, прибывших вместе с Фиделем из Мексики на Кубу на «Гранме». После победы революции занимал ряд государственных и дипломатических постов.
[X] Санчес Мандулей Селия (1920—1980) — кубинская революционерка, общественный и государственный деятель. В 1958 г. организовала женское движение сторонников Кастро «Лас Марианас». После победы революции занимала пост секретаря Совета министров и секретаря Государственного совета. Считается одним из наиболее близких соратников Кастро.
[XI] Ф. Кастро и Х. Пардо Льяда знали друг друга по совместной работе в партии ортодоксов (см. комментарий VI).
[XII] Грау Сан-Мартин Рамон (1887—1969) — кубинский политический деятель, президент страны. В 1933—1934 гг. возглавлял временное революционное правительство, пытался осуществить программу прогрессивных реформ, которая предполагала рабочее законодательство, автономию университетов, повышение заработной платы и др. Однако репрессии, проводимые командующим армии Ф. Батистой, не позволили Грау заручиться поддержкой широких масс населения. В 1944 г., опираясь на созданную им Кубинскую революционную партию («партию аутентиков»), был избран президентом страны. Аутентики стояли у власти до 1952 г. и прославились выдающейся даже по кубинским меркам коррупцией (подробнее см.: Тарасов А. 44 года войны ЦРУ против Че Гевары). После 1959 г. отошел от политической деятельности.
[XIII] Сори Марин Умберто (1915—1961) — кубинский политический деятель, член Кубинской революционной партии («партии аутентиков»). После победы революции начал сотрудничество с ЦРУ против Кастро. В 1961 г. с вооруженным отрядом высадился недалеко от Гаваны для свержения революционного правительства. Был арестован, осужден и расстрелян.
[XIV] Касаль Диас Виолета (1916—1992) — кубинская актриса, радиодиктор.
[XV] Родригес Эрнандес Орасио (1928—1959) — кубинский революционер, профсоюзный деятель. Один из членов экипажа «Гранмы». Погиб на следующий день после победы революции.
[XVI] Паис Гарсия Франк Исаак (1934—1957) — кубинский революционер. Был в числе 82 партизан, прибывших вместе с Фиделем из Мексики на Кубу на «Гранме». В 1957 г. организовал восстание в Сантьяго-де-Куба, за что был судим, но оправдан. Убит полицейскими агентами в том же году.
[XVII] Эчеверриа Бианчи Хосе Антонио (1932—1957) — кубинский революционер, лидер студенческой организации «Революционный директорат». В 1956 г. в Мексике встретился с Ф. Кастро и подписал соглашение о сотрудничестве. Погиб в ходе атаки на президентский дворец 13 марта 1957 г.
[XVIII] Речь идет о подавлении забастовки в Сантьяго-де-Куба, организованной «Движением 26 июля» 9 апреля 1958 г. Забастовка сопровождалась нападением партизан на военные гарнизоны.
[XIX] «Каскитос» — солдаты батистовской армии. Название происходит от слова «каска»: «каскито» — тот, у кого есть каска.
[XX] Санчес Москера Анхель — кубинский военный. В деле организации репрессий также сотрудничал с доминиканским правительством Трухильо.
[XXI] Муньес Монрой Марио (1912—1953) — кубинский врач, революционер, член партии ортодоксов. Погиб во время штурма казарм Монкада.
[XXII] Грахалес Коэльо Мариана (1815—1893) — общественный деятель, борец за независимость Кубы, мать Хосе и Антонио Масео — также лидеров движения за независимость страны. В 1958 г. в ее честь был назван женский отряд сторонников Кастро под руководством Селии Санчес (см. комментарий X).
[XXIII] Растение, обычно используемое в пищу в странах Латинской Америки.
[XXIV] Родригес Луис Орландо (1912—1989) — кубинский политический деятель, журналист. Занимал ряд общественных и государственных должностей при Грау Сан-Мартине (см. комментарий XII) и при Фиделе Кастро.
[XXV] Кантильо Поррас Эулохио (1911—1978) — кубинский военный, глава Генерального штаба при Батисте. Один из главных организаторов репрессий против партизан. Помог Батисте сбежать из страны. Был осужден Революционным трибуналом на 15 лет тюрьмы. Вышел из нее до полного отбытия срока, эмигрировал в США.
[XXVI] Речь идет о военном перевороте 10 марта 1952 г., в ходе которого Батиста вернулся к власти.
Фрагменты из книги: Пардо Льяда Х. В горах Сьерра-Маэстра. Записки журналиста. М.: Издательство иностранной литературы, 1960.
Перевод с испанского Ю.Н. Папорова.
Комментарии научного редактора: Илья Пальдин, Александр Тарасов.