Илл.:  Монумент «Шахтёрам – Защитникам Донбасса» // Все фото предоставлены автором

От автора: Я благодарю жюри конкурса «Литературные резиденции» за высокую оценку моей работы, а Союз писателей России – за предоставленную возможность отправиться в Героический Донбасс. Предлагаю Вашему вниманию первый очерк по итогам этого путешествия.

В молодежной библиотеке Луганска 5 октября 2025 года во время онлайн-конференции «Луганск – Санкт – Петербург – Вятка «Поэзия Z», где притулился я с краю стола, устроили надолго запоминающуюся поэтическую перекличку известные поэты. От Луганска читали «военные» стихи: Марк Некрасовский, Александр Сигида (старший), Лариса Бекрешева, Людмила Гонтарева. После видеоконференции не обошлось без посиделок и разговоров за жизнь. Узнав, что по заданию Союза писателей России я собираю материал об СВО и новых (но исконно русских), присоединённых к России территориях, а из Луганска еду прямиком в Донецк, дружелюбно настроенный, дюже талантливый и богатырски сложенный Александр Сигида посоветовал обязательно познакомиться в столице ДНР с писателем Игорем Лысым, сопроводив рекомендацию убедительным аргументом:

– Стихи Игорь складывает – будь здоров – и разит ими прямо в сердце! Всех местных знает и сведёт с кем надо. Только если по отчеству будешь величать, правильно делай ударение на первый слог: Орестович!..

Уже в Донецке, беседуя, на мой взгляд, с одним из самых мудрейших и уважаемых людей ДНР, заместителем председателя регионального отделения Союза писателей, доцентом политехнического института Владиславом Русановым, услышал из его уст занимательно-поучительную историю, ярко и очевидно характеризующую настроение жителей Донбасса, и где опять же главным персонажем был Игорь Лысый:

 «События 2014 года на Украине сплотили жителей Донбасса. Выбор для подавляющего большинства населения был очевиден: дальнейший путь Донецка возможен только с Россией! Писательское сообщество не осталось в стороне, активно влившись в народное ополчение. Наш председатель правления писателей Березин Фёдор Дмитриевич был заместителем министра обороны ДНР. А какие стали рождаться в это время стихи, вдохновенные и воодушевлённые, пропитанные болью и надеждой! Они звучали на передовой, со сцен театров и кинозалов, на улицах городов и сёл, они объединяли людей, звали на защиту молодой республики лучше любого лозунга и патриотического призыва! И вот как-то «перекормленные» фронтовой жизнью, планируя очередную встречу в литературном кафе, согласовали между собой донецкие поэты миролюбивую гражданскую позицию: «Давайте бросим вызов времени, подарим публике стихи о любви, о природе, о чём угодно, но военную тематику на этот раз трогать не будем. На том и порешили.

Собралась многолюдная аудитория слушателей. И зал, понимая наши поэтические устремления, пытался отвлечься от памятных далёких и совсем недавних прилётов вражеских снарядов, от постоянного переживания за жизни близких, встречал каждое выступление аплодисментами. Но видно внутренне зритель всё равно жил другим и ждал в тот вечер праведного слова и своего настоящего героя. И он отыскался!

Игорь Лысый изначально о договорённости поэтов не знал и где-то отсутствовал по своим делам в течение недели. Но именно в день проведения литературного кафе его угораздило приехать в Донецк. Проходя мимо кафе, он, конечно же, заглянуть внутрь, поинтересовался: «А вы что стихи читаете?» И не зная об избранной направленности вечера, в ближайшую образовавшуюся паузу вскарабкался на сцену и преподнёс залу стихи про войну. Один, второй, на третьем стихотворении аудитория не совладала с эмоциями, встали все до единого человека, зал взорвался аплодисментами и оглушительными овациями!..»

 Как можно было после таких рекомендательных слов Александра Сигиды и Владислава Русанова не искать встречи с поэтом Игорем Лысым? Тем более Игорь был предупреждён донбасскими писателями, что заявился тут некий дальневосточник и надо бы ему помочь. А у меня к тому же в смартфоновском справочнике уже значился номер телефона Игоря Орестовича. И чего время тянуть…

Телефонный разговор сразу сложился-получился, и проверенный в дорожных путешествиях «Рено Меган» 2006 выпуска на следующий день, как договаривались, припарковался к гостинице «Парк ИНН» в 8-30. 

 Мы с Игорем ровесники, «совки» – как зачастую зовут нас кто с уважением, кто с пренебрежением за наше советское прошлое. Но мы-то знаем, что с лихвой черпали из своего детства-юношества ума-разума, неподдельного счастья, правды и справедливости, и оно однозначно пошло нам на пользу. А потому без апломбов и напускной важности, после крепкого рукопожатия само собой перешли на «ты».

– Покажу тебе Донецк, как его понимаю. Устроит? – предложил Игорь.

– Вполне! На это и рассчитывал! – (а чего кочевряжиться, человек добровольно вызвался помогать) я сходу дал своё согласие.

Первая наша остановка «на привозе» – у самоорганизованного рынка – давно получившего в народе ёмкое и точное название – барахолка. Прямо вдоль улицы и глухого забора расположились неброские с виду, в основном преклонного возраста, одетые кто во что горазд, не нажившие крупных капиталов, местные торговцы. Ношеные вещи, разнокалиберная посуда, серебряные брошки и ложки, музей сантехники и разномастных замков под открытым небом, ремни, погоны, значки и прочие товары были разложены на картонках и фанерках. Всякая здесь вещь на сторонний изысканный вкус, возможно, кажущаяся ненужной и никчёмной, зачастую имеет для рыночного торговца чрезмерную памятную цену, связанную с историей, и лишь по нужде выставлена на продажу. Мой взгляд задержался на янтарной по цвету фарфорово-стеклянной рыбе, «заплывшей» в день сегодняшний из далёкого прошлого. Такие «модные» фигуры, как украшение интерьера квартиры, раньше ставили на комоды или за стекла сервантов.

«А может, купить, но куда она мне», – замешкался я, и, путаясь в своих мыслях-желаниях, к которым наверняка невзначай прилепились и рыбацкие увлечения, всё же поинтересовался:

– А сколько стоит?

– А сколько дадите? – готовая уступить за приемлемую для меня цену своё «янтарное сокровище» вопросила в ответ не поднаторевшая в бизнес-делах бабуля-продавец.

И пока я сомневался да медлил: «Купить что ли, но куда её потом девать, вещь хрупкая, не довезу в целости-сохранности», меня опередил Игорь и вручил старенькой торговке тысячную купюру.

– Ой, как же! У меня ведь сдачи нет, – засуетилась бабушка, подняла и протянула товар новоиспечённому хозяину.

– А и не надо, – «купец-толстосум» не спешил завладевать новоиспечённой покупкой.

– Это дальневосточник, – указал на меня Игорь. – У них там, в Тихом океане, рыбы сколько хочешь, самой разной, девать некуда! А потому от нас вам подарок. Прошу эту рыбу не продавать. Пусть она у вас пока побудет дома.

Бабушка несколько секунд осмысливала сказанное. Руки у неё затряслись. А из выцветших глаз под выгоревшими бровями, окружённых истончённой кожей, испещрённой множеством морщинок, вдруг вырвались и побежали по щекам слезы: как видно, мало выпадало на её долю ответных добрых поступков и дел, каких ждёт всякое женское сердце, и она же не просила ничего за так, не приучена, не нищенка, а тут…  Игорь подхватил готовую вот-вот выскользнуть из старушечьих рук рыбу и положил на тряпицу, расстеленную перед продавцом.

– Бери в долю, Игорь, – засовестился я, уже сидя в машине.

– Да, ладно. Это наши дела, донецкие, – отмахнулся Игорь, неожиданно посерьезнев, и будто прочитав мои мысли, но успев подобрать к ним рифмы, преподнёс стих:

 

А у нас на «развале»

Люди жизнь продают.

Мне старушки шептали

«Всё, что было, всё тут…»

 

Чьё-то милое детство,

Куклы, зайцы, букварь.

И от перхоти средство,

И волшебный фонарь…

 

Тут тарелки, сервизы,

И столовый хрусталь…

Кто-то бьётся за визы,

Кто за нефть, кто за сталь…

 

Ну а здесь развалили,

На земле, не таясь,

Всё, что в жизни скопили

Всё, что втоптано в грязь…

 

   «Свой же, свой в доску! Как будто знаю его тысячу лет, будто вернулся из далёкого детства мой закадычный друг…», – усваивая и осознавая всю мощь стиха, думал я, то и дело поглядывая на водителя. А автомобиль уже катил дальше. Мы остановились на площади у железнодорожного вокзала. Слева от главного корпуса вокзала возвышался Свято-Никольский православный храм. Именно храм, по мнению дончан, уберёг  здание вокзала от значительных разрушений во время обстрелов, уберёг, да и сам сохранился.  А вот вспомогательным и складским помещениям вокзала повезло меньше.

После самопровозглашения ДНР независимости, нацисты начали совершать подрывы-диверсии на железной дороге, наносили удары по движущимся составам, а потому, в связи с невозможностью полностью обезопасить пассажирские перевозки, междугороднее железнодорожное сообщение было прервано.

Чем дальше мы перемещались к окраине города, тем больше сооружений носило печать войны – следы от обстрелов. Застопорив машину, вышли на Киевском проспекте возле Путиловского моста по дороге в аэропорт. Вокруг расположились многоэтажные дома с обрушенными или повреждёнными балконами, отметинами от осколков снарядов на стенах и крышах, отчасти с заколоченными линялой фанерой оконными рамами. Но за сохранившими остекления окнами видны занавески, здесь продолжают жить люди.

 Я уже знал из рассказов местных жителей, что воду подают в дома по всему Донецку раз в три дня на несколько часов, да и в эти, так называемые «помывочные» дни она не всегда доходит до верхних этажей. И опять же: эта проблема искусственно устроена бандеровскими властями Украины в отместку жителям Донбасса за их свободолюбие и нежелание подчиняться чуждым им законам. Канал «Северский Донец – Донбасс», начинающийся в районе Славянска и построенный ещё в советские времена, ранее исправно снабжал Донецк водой, но теперь разрушен нацистами.

  Чтобы как-то разрешить проблему водоснабжения, с помощью России в ДНР построен водопровод «Дон – Донбасс», но его мощности недостаточны, к тому же он регулярно выходит из строя, подвергаясь бомбардировкам со стороны вооружённых сил Украины. Но дополнительные сложности только объединили, ещё больше закалили и без того мужественные характеры, выковали особый донецкий менталитет. На колени Донбасс фашистам всех времён поставить не удалось и никогда не удастся впредь. 

Чеканя слова и рифмы в ритм этому суровому донбасскому времени, прямо у «раненых» зданий не смог промолчать донецкий поэт Игорь Лысый:

 

В этом каменном сердце Донецкой степи

Каждый день, словно звенья железной цепи.

Каждый час тяжелее, чем прожитый год,

Смерть за нами, как тень, постоянно идёт.

 

По бульварам твоим и твоим площадям

Поливают свинцом, никого не щадя.

Только здесь понимаешь, зачем ты живёшь,

Хоть цена твоей жизни – лишь ломаный грош.

 

Чрева улиц, проспектов широкая гладь

Не вмещают войны тяжеленную кладь.

Но несём мы на хрупких усталых плечах

Свою ношу надежды, как Божью печать…

 

«Военно-исторический музей Великой Отечественной войны» – следующее значимое  сооружение Донецка, куда примчал нас автомобиль. Музей находится в подземной части грандиозного мемориального комплекса, видимого издалека: «Твоим освободителям, Донбасс!».

Илл.: Мемориальный комплекс «Твоим освободителям, Донбасс»

Двухуровневые помещения музея вмещают в себя экспозиции: командно-полевой наблюдательный пункт времён ВОВ, база партизанского отряда, палата госпиталя, концентрационный лагерь, макет шурфа шахты – места массового уничтожения жителей немецкими захватчиками… К сожалению, музей ВОВ пополняется «современными» экспонатами: прилетевшими со стороны Украины разнокалиберными смертоносными снарядами, беспилотными летательными аппаратами, в том числе и иностранного производства, обломками одноступенчатого «монстра» – ракеты "Точка-У", только одна из которых, разорвавшись на улице Университетская в центре Донецка, унесла жизни более двадцати горожан…

Справа от центрального входа в музей, на склоне мемориального кургана, расположены памятники героям Донбасса, выполненные скульпторами из Большой России: Александру Захарченко, Арсену Павлову (Мотороле),  Михаилу Толстых (Гиви), Владимиру Жоге (Вохе), Ольге Качуре (Корсе)…  Как бы не изгалялись на Западе в попытках переписать мировую историю, такие места, как Музей ВОВ в Донецке расставляют всё на свои места и напрямую свидетельствуют о человеконенавистничестве и откровенном расизме отдельных высокопоставленных представителей Западной Европы, об устроенном ими геноциде российского народа, о  жутких злодеяниях, творимых захватчиками на нашей земле. У мемориального комплекса о горькой правде жизни прозой и стихами рассказывал Игорь Лысый:

 

Как больно, Господи, как больно

Осознавать, что мир твой болен,

А ты беспечен и безволен —

Сторонний наблюдатель только.

Как больно, Господи, как больно!

 

Как страшно, Господи, как страшно

Война кромсает по живому,

В кровавый окуная омут

Тех, кто геройствует отважно.

Как страшно, Господи, как страшно!..

 

Как горько, Господи, как горько —

Не все вернутся с поля боя,

Насытившись кровавой бойней...

Не всем земли насыпят горкой.

Как горько, Господи, как горько!

 

На «Аллее Ангелов», в настоящее время расположенной в парке Победы у «Дворца пионеров», я не мог фотографировать. На «Аллее Ангелов» размещён памятник детям, ни в чём неповинным детям – кованая арка из роз, между которыми вплетены «противоречия жизни»: орудийные гильзы и посланники мира – голуби. Возле памятника – множество детских игрушек, оставленных здесь дончанами.

Дети Донбасса в 21 веке научились распознавать по звуку, какой тип снаряда «с воздуха» несёт угрозу, его калибр. Но даже эти умения им не помогли. В ДНР за время противостояния с нацистской Украиной погибло более 500 детей только в возрасте до 10 лет… Жизни, прерванные на самом взлёте. Сколько несбывшихся наивных мечтаний и самых смелых фантазий, сколько трагедий и незаживающих материнских ран… А мы, взрослые, оказались бессильны остановить эту беду.

Во время нашего посещения «Аллеи Ангелов» от «Дворца пионеров» отделились две разновеликие фигуры. Скорее всего, дедушка (судя по солидному возрасту) забрал внука после занятий и вёл домой. Несмышлёныш-мальчуган поднял понравившегося ему плюшевого медвежонка у памятной арки, взрослый что-то сказал, и ребенок, не капризничая, вернул игрушку обратно…

Хмурый, готовый вот-вот разломиться надвое небосвод замиряли, крепили-сшивали наскоро, чтобы не принесло оттуда ещё каких бед, крылатые строчки стиха:

 

 

Затихает нешуточный «гром»,

Вдаль неспешно бегут облака.

Мяч, качели и раненый дом,

Одинокий лежит самокат.

 

Девять лет, как малину с куста,

Проглотила злодейка война.

Нет грехов, книга жизни чиста,

Только жизнь, как из страшного сна.

 

На коленках следы от песка

(Непоседа, шалун, егоза...),

Непослушная прядь у виска,

Голубые, как небо, глаза…

 

Мы побывали на месте бывшего фашистского концлагеря времён ВОВ по Ленинскому проспекту, почтили память героев ДНР на «Военно-мемориальном кладбище «Донецкое море»». Какой многострадальный и героический Донбасс...

Нашу экскурсию прервал телефонный звонок. Елена – супруга Игоря – беспокоилась-расспрашивая, где мы находимся (наверное, небезосновательно, и в этот день нацисты подвергли обстрелу окраины Донецка. А 11 октября вражеский снаряд угодил в «Парк кованых фигур», место массового отдыха горожан, который мы накануне посетили с Владиславом Русановым).

 

 – Лена, скоро будем. Уже держим курс на село, – отчитался Игорь, а мне объявил: – Супруга нас зовёт на обед в Марьяновку!

– Игорь, ты знаешь как-то неловко, – попытался отнекаться я, итак уже полдня злоупотребляющий вниманием и заботой товарища.

– Возражения не принимаются! До села Марьяновка осталось не больше десяти километров, – категорически отмёл мои межевания Игорь.

Уже в Марьяновке мы зашли в здание сельского клуба, в одном из помещений которого расположилась библиотека, где по давней доброй традиции посетителей ждало много читаных-перечитанных книг. Сельская библиотека жила в старом добром мире, вопреки новомодным «культурным» тенденциям, не спешила списывать в утиль, якобы «портящие интерьер» своим «невзрачным видом» «намоленные» книги, страницы которых запомнили неподдельно любопытный взгляд, тревожное дыхание, а то и прозрачную слезу читателя.

Хранительница библиотечного фонда Алёна Александровна Кущенко, вдова участника СВО, с зарплатой в 23 тысячи рублей, работает в учреждении культуры, где напрочь отсутствует система отопления.

– Как же это? – узнав об условиях работы местного библиотекаря, которая к тому же взвалила на себя добровольную нагрузку: готовит костюмы для юных артистов к представлениям и утренникам, обескураженный, я так и не сумел чётко сформулировать вопрос.

– Мы привычные. Калорифер включаем, – бодрится Алёна Александровна.

«Какие необыкновенные внешние данные у этой женщины, – отмечаю про себя. – Не размалёванная-показная, без броских брошек и заколок, без цветастых «бородавок»– пирсингов и передутых до одурения губ, с богоданой от рождения красотой. Словно героиня одного из тургеневских романов, во множестве хранящихся на полках этой библиотеки, заглянула в век сегодняшний и случайно задержалась в нём».

Таких же по образу «тургеневских» женщин я встретил в местном сельмаге и на улочках села.

 – У нас в Марьяновке – только Марьи да Марьюшки – все царевны и королевны. Заслуживают счастья, но вмешалась война. Много вдов…, – рассказывает Игорь.

У крайнего на улице деревенского дома, за которым насколько хватает силы глаз, простираются леса и поля, нас уже заждалась и встречает миловидная женщина. А раз в Марьяновке все женщины прекрасные, то и хозяйка этого дома не просто Елена, а Елена Прекрасная! Забегал было вокруг да около длинноухий пёс Афоня – редкой охотничьей породы бигль, проверяя, на кого же я больше похож: на ушастого зайца, хитрована-лисовина или клыкастого волка, но с полувзгляда-с полунюха разгадав во мне взаправдашнего дальневосточного охотника, стал напрашиваться в друзья. Вскоре выяснилось, что Афоня очень даже миролюбивый, к тому же у него ещё много нерастраченной энергии и желания носиться запросто так, до одури, а ещё лучше найти себе в пару такую же заполошную сущность, поддерживающую его увлечения. Игорь показал небольшое подсобное хозяйство, где умудрялись уживаться разной породы куры, две кошки и собака. Вскоре Елена зазвала в столовую.

Это был самый богатый на угощения и дружеское общение стол, за которым я когда-либо сиживал! Было здесь всё, что душе угодно, и даже больше. Завязался самый откровенный разговор, про всё на свете, где не было запретных вопросов, но так или иначе сворачивался он на военную тему и ожидания долгожданной победы…

Илл.: «Военно-мемориальное кладбище «Донецкое море». Памятник первому главе ДНР Александру Владимировичу Захарченко

Игорь вспомнил  первого главу ДНР: «Уважали Александра Николаевича Захарченко, всем народом звали Батей, а ведь он младше нас с тобой. Александру Николаевичу всего 42 года было, когда он погиб. «Как закончится война, – говорил Батя, – а мы обязательно победим! Смастерим столы и лавки, расставим их прямо на улице Артёма от ДМЗ (Донецкий Металлургический Завод) до аэропорта (а это более десяти километров), достанем всё, что у нас есть из погребов, из подвалов, созовём всех людей, кто выстоял, кто выстрадал нашу Победу! И я всех обойду, и каждому пожму руку!»

Игорь сделал паузу, а потом обратился непосредственно ко мне:

– Мы обязательно будем отмечать Победу! И столы накроем! Приедешь?

– А куда деваться! У меня выбора нет. Приеду! – пообещал я.

 

Такого жаркого лета

Не было никогда –

Мелькнула хвостом комета,

Ушла из колодцев вода.

И всадники проскакали,

Меняя ландшафт вокруг…

 

   Как бы само собой возникли строчки нового стиха донецкого поэта.

   Вспорхнули за окном лесные птахи – светлые горлицы, запросто столующиеся наравне с курами на подворье деревенской усадьбы. Прижалась бочком к печурке и, подперев рукою щёку, задумалась о мечтательно-сказочном Елена Прекрасная. Успокоился-затих, забравшись между мной и поэтом на диван прежде суетливый Афоня, прислушиваясь к такой далёкой от всяких охотничьих дел, но очень важной донецкой истории.