В декабре 2004 г. Государственная Дума прияла закон об отмене праздника – дня так называемой Великой Октябрьской революции, который отмечался 7 ноября, и утвердила новый праздник, день народного единства 4 ноября. Его мы и отмечаем теперь ежегодно. Этот праздник учреждался официально как день, в который считается, что в Москве капитулировало Польское войско в 1612 году. На государственном уровне было принято торжественно отмечать изгнание польских оккупантов народным ополчением во главе с Мининым и Пожарским 400 лет тому назад. Разумеется, для того, чтобы вспомнить эту памятную для русских дату, нужны были «внешние» причины. Почему бы, например, не отметить день Полтавской битвы или день изгнания Наполеоновской армии, или день вхождения русских в Париж?
Но вспомнили именно это событие, и причина этого ясна: отмечать не день, повлекший великую рознь в обществе и в самих основах власти, а день, когда весь русский народ объединился в стремлении изгнать захватчиков с русской земли. Особую роль играет сама символика дат, сопоставленных далеко не случайно нашими «законодателями», но и самим ходом исторического процесса.
Даже странно, в общем-то, что этот день никогда в русской истории торжественно не отмечали: ни при царском режиме, ни при советской власти. Тень «великого октября» затмила похожие по значению даты. Но с другой стороны, государственное признание этого события, – да и сам 400-летний юбилей столь значительного события порождает великое множество вопросов, большая часть которых вызывает новые вопросы. А на многие ответов и вообще нет.
Самый первый в ряду этих вопросов: а почему, собственно, поляки оказались в Москве, да ещё так там укрепились, что потребовалось огромное войско-ополчение, чтобы освобождать столицу московского государства? При том, что Московия и Польша в то время вовсе не находились в состоянии войны, ни о каком завоевании и речи не было? Далее: большинство историков считают временем окончания периода «смутного времени», избрание Земским собором на царство Михаила Фёдоровича Романова, а с ним и утверждение на престоле династии Романовых. Сегодня отмечать этот день (7 февраля 1617 года) вроде бы неудобно, да к тому же сама «смута» далеко ещё не кончилась. Отряды польских войск долгое время бродили по Руси аж до 1618-1619 годов. Новоизбранное правительство ничего не могло с этим поделать. Как же так? Ситуация, прямо скажем, далеко не ординарная по любым, даже с прикидкой на эпоху, меркам международных отношений.
Но всё это касается вопроса относительно завершения русской смуты. Есть и другие темы для раздумий. Главная из них – датировка самого начала смуты, равно как и загадка причин этого явления. Здесь разброс в мнениях у историков просто поразителен. Начало этой эпохи относят и ко времени смерти Ивана Грозного, и к периоду воцарения Бориса Годунова и ко времени появления «первого самозванца» – и, уж само собой, ко времени его восшествия на русский трон. От 1584 до 1605 года.
По всем прикидкам получается, что эпоха смуты в широком понимании охватывала не менее 20-30 лет. Хотя в те далёкие времена исторические события развивались неспешно – была столетняя война и 30-тилетняя война, которая началась сразу же после событий, о которых мы говорим. Даже Петр I воевал со Швецией почти четверть века, хотя и с перерывами. Одно дело – война, когда противники и союзники достаточно ясны, и в принципе понятно, что к чему. Другое время – грандиозная внутренняя неурядица, период падения устоев – от государственных до моральных.
И вот ещё одно поразительное явление: смутные времена в нашей стране повторяются с завидным постоянством. Сам собой возникает ещё один вопрос: а что если это вообще состояние русской истории, да и русского духа? Не говоря прямо, добавим, может, так нам представляется. Кроме этой, условно говоря первой смуты (а ведь и до неё бывало, ой как немало всевозможных усобиц), последовали казацкие восстания, церковный раскол, породивший новую смуту, которая продолжалась в течение всего 300-летнего царствования дома Романовых. А если вспомнить гражданскую войну 1917-1922 годов (но это не считалось «смутой», хотя как смотреть) и последовавший за ней великий раскол общественного сознания на многие десятилетия, то мы задумаемся. Юбилей тогдашней смуты мы отмечаем в самый разгар смуты теперешней – и конца ей не видно, чтобы не вещали временщики наших дней. Поводов отметить замечательный юбилей у нас хоть отбавляй.
***
Каждая эпоха по-своему смотрит и сама на себя, и на своё прошлое: «Времена не выбирают, в них живут и умирают», – по слову поэта. Мы здесь не предлагаем и, тем более, не навязываем какую-то определённую концепцию, а просто, всматриваясь в зеркало истории, делаем попытку разобраться в настоящем. Вот почему речь пойдёт не только об исторических событиях ХVII века, но и об их, так сказать, рефлексах, отражениях в тех или иных умах и душах, взглядах и представлениях, включая и наши собственные.
Разная датировка начала и завершения смутного времени неслучайна в представлениях русских и зарубежных историков. Для этого были разные причины, которые они выдвигали и выдвигают (поныне) для объяснения этого исторического явления.
Небольшой исторический экскурс. Виднейший историк-государственник С.М. Соловьёв причины появления и окончания смуты видит в событиях правового характера. Он писал: «Династия Рюриковичей, давшая столько нарядников Русской земле, пресеклась; крамолою свергнут был Годунов, крамолою возведён и свергнут Шуйский; нарушена была духовная и материальная связь областей с правительственным средоточием, части разрознились в противоположных стремлениях. Земля замутилась». Так сказано о начале и причинах смуты, а её окончание историк видит в том, что установилась новая династия, и сохранилось самодержавие: «Земский Собор объявляет, чтобы всё было так, как было при прежних государях и выбирает новую династию».
В противовес ему историк-либерал В.О. Ключевский связывает начало смуты с разложением правящего класса (это очень похоже на наше время – Г.М.), которое перекинулось на все слои общества: «Отличительной особенностью Смуты является то, что в ней последовательно выступают все классы русского общества и выступают в том самом порядке, в каком они лежали в тогдашнем составе русского общества. (...) На вершине этой лестницы стояло боярство; оно и начало Смуту».
Смута тогдашняя и смута современная – родные сёстры. Давно известно, что рыба гниёт с головы. Это отлично понимали очевидец и историк событий того времени Авраамий Палицын и великолепно понимает наш современник писатель-модернист Виктор Пелевин: «Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано» («Священная книга оборотня»).
Так как «бояре, много натерпевшиеся при Грозном, теперь при выборном царе из своей братии [т.е. Борисе Годунове] не хотели удовольствоваться простым обычаем, на котором держалось их политическое значение при прежней династии» (Опять-таки очень похоже на наше время. – Г.М.).
Борис, чувствуя это сопротивление, но желая царствовать самовластно, как и прежние государи российские, ввел «пагубную» систему доносительства о возможных и готовящихся покушениях на него. Дело дошло до того, что он разослал по церквям особую молитву в свою честь. «Читая эту лицемерную и хвастливую молитву, проникаешься сожалением, – пишет историк В.О. Ключевский, – до чего может потеряться человек, хотя бы и царь». Можно с иронией констатировать, что Василий Осипович не дожил до грядущих в недалеком будущем от его размышлений времён других «царей» такого рода, которые создавали «культ своей личности». По мысли историка нравственный порядок в то время был поколеблен, а вслед за ним начал разрушаться и порядок государственный. Наверное, так и было.
***
Окончание смуты историк связывает с общественным движением (ополчениями) и пробудившимся национальным самосознанием.
Сегодня, из «прекрасного далёка», можно как согласиться с такого рода рассуждениями, так и задать их авторам (а точнее, самим себе) ряд вопросов. Соловьёв связывает начало смуты с пресечением царствующей династии. Допустим (здесь мы вторгаемся в область гипотез), что у царя Фёдора Иоанновича родился бы полноценный наследник. Разразилась бы Смута или нет? Что-то нам подсказывает, что она всё-таки была неизбежна. Мы – и здесь не в последний раз сравниваем события того времен с событиями нашей жизни: распалась некая «властная сила», по-шекспировски: порвалась связь времен, и что-то рухнуло внутри государства...
Первый мятеж начался уже сразу после смерти царя Ивана Грозного, почти так же, как хрущёвско-маленковский мятеж после смерти Сталина. Тогдашнее недовольство было подавлено Годуновым. Хрущёв или Годунов? Наши параллели очевидны.
С другой стороны можно усомниться в правоте либерала Ключевского: едва ли только культ личности и система доносов погубили Годунова (а впоследствии и Шуйского). Что-то, как говорится, «носилось в воздухе»... Ведь Самозванец появился не после смерти правящего царя, как почти двести лет спустя Пугачёв-Пётр Третий, а при живом – «всенародно избранном» царе Борисе, как его оппонент и соперник. К тому же в дальнейшем самозванцы стали появляться один за другим, так что причины этого поразительного явления, видимо, были куда как глубже. Они коренились и в психологической, и в нравственной и в религиозной сферах жизни народа.
Народ ждал истинного царя взамен царей узурпаторов, а уж как он понимал вопрос о том, что истинно, а что ложно – можно обсуждать и обсуждать. Нет никакого сомнения, что народное самосознание почувствовало: что-то не так, что-то ложно. Народ, как принц Гамлет, отрешённый от власти тёмными силами, понял простую истину: «подгнило что-то в Датском королевстве...». В нашем примере – в русском царстве.
Историки, особенно современные, часто пишут о том, что самозванство – явление не типично русское. Незадолго до смутного времени аналогичный случай произошёл в Португалии. Было известно, что португальский король Себастьян отправился в Алжир и там погиб, а после его исчезновения в песках Магриба, в Португалии появились самозванцы, претендовавшие на его трон. В то время Португалия была, может быть, крупнейшей мировой империей, поскольку в её состав входила Бразилия, по своей территории превосходившая Европу и тогдашнюю Россию вместе взятых. Папа римский Климент VIII на донесении своего агента о появлении нового претендента на московский престол иронически написал резолюцию: «Португальские штучки».
При этом всегда забывают, что европейские самозванцы (и наш «европеизированный» самозванец Пугачёв) появлялись в борьбе за престол как правопреемники умершего властителя, а самозванцы эпохи Смуты – при живых, более или менее легитимно правящих царях, которым тот же народ «целовал крест». Иначе говоря, сомнению подвергалась «крестоцелование» – религиозное подтверждение верноподданности. Это может значить только одно: вера была не тверда. Здесь и корень замутнения.