После падения Константинополя (1453 год) Россия – Русь стала рассматривать себя как законную наследницу Византийской империи в духовном и правовом смысле. Так постепенно выработалась концепция Третьего Рима, с наибольшей полнотой осуществившаяся при Иване Грозном. Он впервые короновался как царь. Задачей русского государства как симбиоза вселенской церкви и вселенской империи стало сохранение и распространение истинной веры. А в земном мире она была представлена самодержавной властью – воплощением Царства Божия на земле. Так видел своё государство Иван Грозный, и так он, по крайней мере, в своих мечтаниях, думал о небесных предначертаниях на Русской земле. Главным для него была принадлежность к истинной – православной – вере, которую царь был призван хранить неповреждённой. Именно это как бы обеспечивало законность царской власти и её несокрушимость, охраняло целостность государства и благо народа.
В своих многочисленных посланиях и письмах царь Иван всесторонне развивал эту идею: «Русская земля держится Божьим милосердием, и милостью Пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами, не ипатами и стратигами».
Как известно, главный оппонент царя Ивана, князь Курбский, в принципе признавая высокую миссию царя, был убеждён, что спасительным является не сам титул, а праведность государя. В противном случае он становится тираном и теряет право на звание исполнителя божественной воли и, будучи одержим дьяволом, должен погибнуть вместе со своим домом.
История показала, что в дискуссии царя Ивана и князя Курбского последний оказался прямо-таки провидцем, царь как бы сам готовил себе и своему роду возмездие, а государству ужасные потрясения.
Русские великие князья Рюриковичи возводили свою родословную к римскому императору Августу, во что свято верил и сам Иван Грозный, поэтому считали себя вполне законными правопреемниками Римской империи. Поскольку же, в отличие от языческих времён, они были осенены ещё и благодатью истинной – православной – веры, то их величие выглядело просто безмерным. Наиболее полно и отчётливо представлял себе подобную высокую миссию царя именно Иван Грозный. Вдобавок он был убеждён и в том, что высота стоящих перед ним задач освобождает его от любых нравственных ограничений. Государство и вера, воплощённые в самом царе, – вот высший идеал, каким видел его Иван. В борьбе за его реализацию он был готов на любые действия, жестокость, преступления по отношению к своим противникам или тем, кто ему таковыми представлялся.
Иезуит А. Поссевино, посетивший Москву в 1582 году с дипломатической миссией, имел с царем ряд «богословских» бесед, окончившихся, впрочем, безрезультатно. В своих записках он констатировал, что царь считал себя «избранником Божиим, почти светочем, которому предстоит озарить весь мир». Иван был убеждён, что царское самодержавие равно власти самого Бога, подчиняющего своему закону весь народ.
Здесь необходимо заметить, что в самодержавном государстве, функционирующем по таким представлениям, Закон становится подобием ветхозаветного Закона, а народ понимается как «народ Божий», то есть иудейский. Иван Грозный и задумал превратить Москву в «Новый Иерусалим». При этом власть царей волей неволей стала отождествляться с властью древних царей и иудейских первосвященников. Такого рода мысли волновали думающих людей на Руси ещё задолго до Ивана. В «Слове о Законе и благодати» киевский митрополит Иларион утверждал, что благодать, нисходящая от Христа, выше, чем закон иудейский. Царь Иван, как мы видим, уподобляя себя Богу, пришёл к противоположному убеждению. Поэтому, между прочим, ряд историков считал многие суждения Ивана Грозного своеобразной параллелью к мыслям, высказанным Н. Макиавелли в знаменитом трактате «Государь», где было сказано, что «государь» во имя торжества своей власти имеет право на всё. Вряд ли царь Иван был знаком с сочинениями итальянского философа, но доподлинно известно, что внимательно читая и перечитывая Ветхий Завет, он особо выделял разные действия иудейских царей, которые утверждали свою власть путём предательства, насилия и измены.
На российском престоле царь-маккиавелист!
Вполне очевидно, что «тиранство» Ивана Грозного – не продукт неких социальных противоречий или борьбы за абсолютную власть, а естественное продолжение его, если можно так выразиться, «религиозно-философских» взглядов на свою собственную роль и задачи, стоящие перед царством. Назвать это мировоззрение христианским, конечно, нельзя, но совершенно ясно, что нельзя считать царя и психопатом-извращенцем, как делали некоторые историки. Марксистские исследователи времен Сталина идеализировали образ «грозного» царя, да и сам советский вождь с благожелательным интересом присматривался к своему «коллеге» и предшественнику. В ход пошла концепция о Грозном как о «царе-демократе», борце с богатеями и олигархами в лице бояр. Эта мысль сегодня воспринимается скорее как достояние прошлого, ведь лишь небольшая часть бояр была в оппозиции, да и как бы смог работать государственный механизм без боярства... Больше всех страдал от эксцессов его правления в первую очередь именно простой народ, как, впрочем, и при Сталине. А разве теперь иначе?
Но то, что возомнив себя «светочем» православия, а на практике, будучи деспотом и тираном, царь посеял как в народе, так и среди бояр зёрна смуты, не вызывает сомнения. Дело не в том, что как-то изменились основные символы веры и нравственности, но начало утрачиваться понятие справедливой власти, которая правила бы «по-божески», по законам справедливости и милосердия, а не «тиранским» обычаем. Высокая миссия власти, как представлял её себе Иван, оказалась парадоксально совмещённой с жестокостью и зверством в повседневной практике. Царь не то чтобы боролся с «оппозицией», – он наглядно утверждал основы своей веры, глубоко неправой, но лицемерно прикрывающейся «православным» обличием. Торжество лжехристианской веры в православном миропонимании того времени – это и есть царство Антихриста. При таком представлении о сущности царской власти для её противников будут оправданы и бунт, и смута, и революция.
Осознание того, что почему-то всё получается «не так», благие намерения ведут в геенну огненную, влечёт самого Ивана к глубокому внутреннему кризису, оказывается прямо-таки самоубийственным. Царь то выражает намерение бежать в Англию, то задумывается о пострижении в монахи, то делает попытку создать государство в государстве – опричнину. Но всё идёт крахом: в стране разруха, местами полное запустение, хотят отложиться от Московского царства казанские татары и чуваши. Царское войско в Ливонии терпит одно поражение за другим, при дворе череда заговоров и неустройств, гибнет от руки самого же царя его сын *), казнён митрополит Филипп... Поистине рука Господня карает страну за грехи правителя!
Уместно вспомнить, что ещё в начале ХVI века преподобный Иосиф Волоцкий, современник Ивана III, деда «грозного» царя, в своих сочинениях – «Послание великому князю» и «Просветитель» – говорил о том, что если царь забывает божественную природу своей власти в погоне за самовластием, то подданные получают полное право оказывать ему сопротивление, так что этот вопрос вовсе не нов ни для церкви, ни для правителей. В нем заложены основы тех конфликтов, которые ещё веками будут сотрясать русское государство.
Есть ещё один аспект этой проблемы: он касается происхождения самого слова «царь». В науке об этом уже давно идут споры. Согласно одной из точек зрения, «царь» - немного искажённое произнесение титула византийского (и римского) императора – «цесарь» (от имени Юлия Цезаря – caesar). Сравните немецкое «кайзер», того же происхождения. Но есть и другая версия: «царями» называли наследников татарских ханов, откуда и произошли понятия «Казанское царство», «Астраханское царство», даже «Сибирское царство». А русские цари – прямые наследники (в том числе и по крови, – неоднократно женившиеся на ордынских царевнах) монгольских ханов. Поскольку же этот титул освящён церковью, то поневоле имеет определённый привкус «святого ордынства». Заметим, между прочим, это одна из тем в многочисленных исследованиях Л.Н. Гумилёва о «симбиозе» Руси и Орды.
Новый парадокс: не только царь макиавеллист, но и царь – монгольский хан, освящённый православием. К тому времени (ХVI век) татары и ордынцы уже прочно вросли в ислам, так что перед нами вдобавок поразительный «симбиоз» татарско-ордынско-мусульманского царства и якобы «правой» христианской веры! Не слишком ли много противоречий, разнонаправленных тенденций скрывалось под шапкой Мономаха? Да, слишком. И они не замедлили вскоре проявиться.
Уже в самом начале царствования Фёдора Иоанновича в Москве вспыхнули волнения. Подстрекаемые боярами толпы простонародья ломятся в Кремль, стрельцы палят из ружей – распространяется слух, что убит боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев, бывший у покойного царя Ивана особо доверенным лицом. Но Борис Годунов, шурин нового царя Фёдора, быстро наводит порядок. Видные бояре – князь И.Ф. Мстиславский, Шуйские – отправлены в ссылку, фаворит Ивана Грозного Богдан Бельский, за которого «держат руку» бунтовщики, удалён от двора и назначен воеводой в Нижний Новгород, а семейство Нагих (царица Мария, последняя вдова царя Ивана, с сыном царевичем Дмитрием и роднёй) выслано в свой удел – в Углич. Так начала определяться расстановка сил для грядущих катастрофических событий. Впрочем, несмотря на эти волнения, царь Фёдор взошёл на престол, в общем-то, спокойно, так как других претендентов не было.
В пьесе А.К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного» всем этим событиям подводится итог устами боярина Захарьина, брата первой жены царя Иоанна Анастасии:
Злое семя
Посеял ты, боярин Годунов!
Недоброй жатвы от него я чаю!
(Обращаясь к трупу Иоанна).
О, царь Иван! Прости тебя Господь!
Прости нас всех! вот самовластья кара!
Вот распаденья нашего исход!
Однако плоду начавшегося «распаденья», во всех смыслах этого слова, надлежало ещё некоторое время созревать; и «злое семя», как мы уже видели, посеял вовсе не боярин Годунов, а сам Иоанн Васильевич Грозный. Впрочем, об этом тут тоже, хотя и мимоходом, но сказано. Да никуда не денешься, – как говорится, пролитая кровь вопиёт к отмщению.
-----
*) По поводу якобы убийства Ивана Ивановича отцом Иваном Васильевичем уже немало было высказано мнений историков, как о «факте» не имеющим под собой подтверждения, а измышленного. - Ред.