Слово «Лже-Дмитрий» содержит в себе два понятия. «Дмитрий» – это истинный царь, имеющий династическое право на власть и на трон богоспасаемого православного Русского государства. Это право обеспечено династически, по роду, хотя и с некоторой «червоточинкой»: всё-таки Мария Нагая с православной точки зрения не совсем «настоящая» царица. Это право будто бы было подкреплено также церковно: «Дмитрия» благословил на престол законно избранный патриарх Игнатий.
Но, с другой стороны, – «лже» – ложь. Не истинный царь, не благословенный церковью (Игнатий – «лже-святитель», хотя он был избран по всем церковным канонам), а значит? Значит то, что всей Руси великой и московскому государству следует искать истинного Дмитрия. А кто он такой? 400 лет назад искали, но не нашли. А сейчас у нас один царь лже-Дмитрий сменяется по наследству (по личной преемственности) другим царём лже-Дмитрием. Имя Дмитрия – это символ законной власти. Истинной потому, что она имеет божественное происхождение. Может ли бог быть злым, несправедливым, жестоким? Как посмотреть на эти вещи? Если бог зол, то и созданный им мир обречён на зло (так думали в давние времена еретики-маркиониты). Но если бог «добр», то откуда же берутся все несчастья . которые он обрушивает на наш мир? «Неисповедимы пути Господни». Господь карает, милует, руководствуясь своим Промыслом, а не примитивными человеческими представлениями о добре и зле.
Русский ум устроен так, что не может в своих исканиях остановиться на полпути.
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины
Так писал, хотя и еврей, но по духу русский поэт Борис Пастернак.
Дойти до самой сути – это значит дойти до того вопроса, кто имеет право на власть. Лже-Дмитрий, Шуйский, Ленин, Сталин, Путин?...
Ловкий интриган Василий Шуйский полагался на своё аристократическое происхождение. Действительно, по родовитости (он был прямым потомком Рюриковичей) ему соперников практически не было. Но вот беда: он по роду не происходил от «святого дьявола», царя Ивана Грозного, а русский народ почему-то считал законными только его потомков.
Мы здесь сталкиваемся с самыми необычайными парадоксами русской государственной мысли. Да, царь Иван – почти что Антихрист, отродье сатанинское. Но он – «царь», первый на Руси и в принципе – глава всего очага святости, каковым является православная Русь, Новый Израиль. Это значит, что только «православная» Русь может претендовать на всемирное господство, прикрываясь «щитом» израилевой веры.
На Западе особа короля, а тем более императора Священной Римской империи тоже была окружена нимбом святости. Достаточно привести здесь титул императора Карла V, правившего незадолго до описываемых событий: «Избранный (т.е. не коронованный даже папой. А сам возложивший на себя корону. – Г.М.) император христианского мира и римский, присно Август, а также католический король Германии, Испаний и всех королевств, относящихся к нашим Кастильской и Арагонской коронам, а также Балеарских островов, Канарских островов и Индий, Антиподов Нового Света, суши в Море-Океане, Проливов Антарктического Полюса и многих других островов как Крайнего Востока, так и Запада, и прочая...».
Однако, хотя святость римского Императора и передавалась династически (вроде умения исцелять разные болезни наложением рук у французских королей), но не распространялась на весь народ. На Руси не так: именно весь народ считается богоспасаемым и богоизбранным – и не иначе. Идея так называемого «коллективного спасения» через триста лет стала центральной в учении знаменитого философа-мистика Владимира Соловьёва. Он заявлял: я не хочу быть спасенным, если не будет спасен самый малейший человек из моего народа. Вера в чём-то более иудейская, чем христианская. Для правоверного иудея сама его причастность к еврейскому народу уже означала причастность к плоти господней. Для христианина спасение даровалось или верой, или деяниями во имя Господа. Но как разграничить деяния «во имя Господа» и другие деяния? Это вопрос внутреннего решения – совести. А это понятие в Библии даже не упоминается.
Уже говорилось, что царская власть божеская и божественная. Поэтому так упивались ею «самозванцы» и те, кто был причастен к ним. Вот что, например, пишет Пушкин о «царице Смуты» (это определение мы позаимствуем у Л. Бородина, автора одноименного романа), Марине Мнишек: «... это была странная красавица. У неё была только одна страсть: честолюбие, но до такой степени сильная и бешеная, что трудно себе представить. Посмотрите, как она, вкусив царской власти, опьянённая избыточной мечтой, отдаётся одному проходимцу за другим, деля то отвратительное ложе жида /об этом речь впереди – Г.М./, то палатку казака, и всегда готовая отдаться каждому, кто только может дать ей слабую надежду на более уже несуществующий трон. Посмотрите, как она смело переносит войну, нищету, позор... и жалко кончает своё столь бурное и необычайное существование» (Письмо Н. Раевскому, 1829 г., – т.е уже после смерти Карамзина, на историческую концепцию которого опирался Пушкин).
Дополним нашего классика: речь должна идти не только о «честолюбии», но в большей степени о жажде исполниться божественной энергии власти. Говоря современным языком – ощутить свою «харизматичность». Позже Достоевский и его последователи в русской культуре «серебряного века» назовут это явление «человекобожием», опираясь, главным образом, на как бы отрицательный образ Наполеона. Стать богом – значит обрести высшую власть над миром, а может, и бессмертие. А именно у Марины на это было право: как уже говорилось, она была венчана на московский престол не как жена Дмитрия, а отдельно – как Богом данная царица. Отсюда следует важный вывод: Дмитрий мог и быть самозванцем, а она – нет. Это стало одной из причин дальнейшего развития Смуты.
***
Царю Василию Шуйскому такого высокого полёта духа было не дано. Это был прагматик и человек-компромиссов. Никакого Земского собора, как при избрании Бориса, не созывали. Покончив со своим предшественником, Василий подговорил народ (собравшийся на площади во время богослужения) кричать: «Хотим царя Василия Шуйского!». Некоторые стали заявлять, что сначала надо избрать нового патриарха, который бы благословил царя, но сторонники Шуйского кричали: «Царь важнее, чем патриарх!». Первого июня он был коронован новгородским митрополитом Исидором. Всё мероприятие было проведено почти мгновенно.
Высокопоставленные поляки, в том числе Юрий Мнишек и Марина были сосланы в Ярославль, где влачили весьма тяжкое существование. Их личное имущество не было конфисковано, но и государственной субсидии им не выдавалось, так что они жили за свой счёт.
Новый царь Василий сразу же разослал по всем городам грамоты с извещением о своём воцарении. Но результат был прямо противоположным царскому изволению. С самого начала его не признало больше половины жителей Московского государства – а именно потому, что они прежде присягнули царю Дмитрию, которого считали истинным царём. В глазах жителей «Русии» царь Василий выглядел самозванцем, организатором государственного переворота. И это было далеко не случайно.
Сразу же после гибели «Лже-Дмитрия» распространился слух о том, что он сумел бежать и скрывается где-то в западных областях. Но одновременно появились и новые претенденты на престол. Придя в Путивль с казачьим войском, провозгласил себя сыном царя Фёдора Иоанновича некий Пётр, «позиционирующий» себя племянником настоящего царя Дмитрия. Его сразу же признала вся Северская земля: Калуга, Тула, Орёл и Кромы. У Даля даже зафиксирована пословица: Орёл да Кромы – первые воры.
В правительственном лагере сразу же возникли разногласия по поводу избрания нового патриарха. Некоторые историки пишут, что сторонники Шуйского «нарекли» патриархом Филарета Романова, которого «Лже-Дмитрий», как своего «родственника» освободил из ссылки. Но появляется новый вопрос: как это, без ведома царя кто-то мог «наречь» патриарха? Значит, была, хотя бы и неофициальная, но санкция царя Шуйского. Почему? Дальнейшие события делают этот вопрос ещё более загадочным.
Слухи о том, что Дмитрий чудесным образом спасся, стал распространять его близкий друг Михаил Молчанов, сбежавший из Москвы во время мятежа и скрывавшийся в Самборе у жены Юрия Мнишека Ядвиги. Поначалу двусмысленное поведение инокини-царицы Марфы (об этом мы уже писали), а также то, что убитому, по некоторым сообщениям, отрубили голову и как бы в насмешку прикрыли её театральной маской, так что опознать его было почти невозможно, породили сразу же множество слухов.
Дальше чудеса последовали одно за другим. Василий Шуйский, который при Борисе Годунове возглавлял комиссию по расследованию гибели царевича Дмитрия и тогда признал её случайным самоубийством, при новом царе Дмитрии-«самозванце» свидетельствовал под присягой о том, что Дмитрий и есть «настоящий царь», а втайне готовил заговор против него. Теперь, придя к власти, он в очередной раз изменил свою позицию и стал говорить, будто Дмитрий был убит по приказу Годунова. Для якобы окончательного расследования в Углич была отправлена группа видных церковных иерархов и знатных бояр во главе с «наречённым» патриархом Филаретом, чтобы привезти в Москву тело «убиенного» царевича, которого Шуйский предполагал канонизировать в качестве святого. Во время этой поездки Филарет был лишён сана патриарха.
Каково же было удивление участников делегации и всех присутствующих, когда при вскрытии могилы они обнаружили, что тело царевича, пролежавшее в земле пятнадцать лет, оказалось неповреждённым и не имело следов тления.
Официально царь Василий объявил это верным признаком святости – и, когда раку с телом привезли в Москву, Дмитрий был провозглашён святым мучеником. Но неофициально поползли слухи, что по тайному приказу Василия в могилу был подложен новый труп. Об этом интересно пишет К. Буссов: «... чтобы эта дурацкая затея выглядела как можно лучше, Шуйский приказал сделать новый гроб. Он приказал также убить одного девятилетнего поповича, надеть на него дорогие погребальные одежды, положить в этот гроб и отвезти в Москву. (...) По его повелению было всенародно объявлено, что князь Димитрий, невинно убиенный в юности, – большой святой у Бога. Он, мол, пролежал в земле 17 лет, а его тело так же нетленно, как если бы он только вчера умер. И орехи, которые были у него в руке на площадке для игр, когда его убили, ещё тоже не сгнили и не протухли, точно также и гроб не попорчен землёй и сохранился, как новый». («Московская хроника»). При этом необходимо констатировать, что «невинно убиенный» царевич Дмитрий и поныне почитается Русской православной церковью как канонизированный святой и мученик. Таким образом, «третья версия» гибели царевича, предложенная Василием Шуйским, после двух равнозначных, также подтверждённых крестоцелованием, и поныне является официальной церковной позицией. По крайней мере, мне неизвестно, чтобы кто-нибудь оспаривал «святость» и подлинность царевича Дмитрия, в отличие, например, от предполагаемых «мощей» царя Николая II и его родственников.
Но и это ещё не всё. Царица-инокиня Марфа вновь признала останки своего сына в принесенных в Москву мощах. Меньше чем за месяц до этого она выразила сомнение в том, что именно её сын был убит агентами Шуйского. Всё это событие красочно описывает в своей «Истории» Н.М. Карамзин (сам он тоже, как уже отмечалось, не раз колебался в своей точке зрения): «Из Углича несли раку /3-го июня/, переменяясь, люди знатнейшие, воины, граждане и земледельцы: Василий, царица-инокиня Марфа, духовенство, синклит, народ встретили её за городом; открыли мощи, явили их нетление, чтобы утешить верующих и сомкнуть уста неверным. Василий взял святое бремя на рамена свои и нёс до церкви Михаила Архангела, как бы желая сим усердием и смирением очистить себя перед тем, кого он столь бесстыдно оклеветал в самоубийстве! Там, среди храма, инокиня Марфа, обливаясь слезами, молила царя, духовенство /которые всего несколько дней назад считали истинным царём другого Дмитрия, клялись ему в верности и целовали крест – Г.М./, всех россиян простить ей грех согласия с Лже-Дмитрием для их обмана – и святители, исполняя волю царя, /царя-клятвопреступника, который ни в чём не покаялся и был венчан православной церковью. - Г.М./ разрешили её торжественно / опять-таки безо всякого покаяния и церковной эпитимии. Значит, это считалось в порядке вещей. – Г.М./, из уважения к её супругу и сыну. Народ исполнился умиления, и ещё более, когда церковь огласилась радостными кликами многих людей, вдруг излеченных от болезней, действием Веры к мощам Дмитриевым, как пишут очевидцы».
Это по-придворному выспренное и льстивое словоблудие, недостойное нашего знаменитого историка, ясно подчёркивает только одно: насколько высоко ставился в качестве авторитета именно титул «царя-самодержца», будь он даже негодяем и клятвопреступником в своём физическом обличии. И не только во времена Василия Шуйского, но и при жизни самого Карамзина, а значит, и Пушкина.
Во время всех этих событий или чуть позже, летом 1606 года, легитимность Шуйского как нового царя признавали только близлежащие к Москве территории. За царя Дмитрия (а о нем было известно только то, что он чудесно спасся) восстали не только Путивль и другие Северские города – все западно-русские округа, – но и Тула, Рязань, Вятка и даже отдалённая Астрахань. Поднялись самые разные слои русского общества от непокорных бояр до казачества и служилых людей. Можно сказать, что царь Василий царствовал только в Москве.
Ещё во время похода первого претендента на Москву местом его зимней стоянки был г. Путивль. Этот же город стал центром нового движения против московского царя. За царя истинного и божественным промыслом спасенного – нового (уже второго) Дмитрия. И народу, и боярам, кроме олигархов в окружении Василия Шуйского, власть узурпатора, каким выглядел Шуйский, не казалась достойной, да и вообще законной. Некоторые историки говорят, что движение воскресшего царевича Дмитрия якобы отражало мнение так называемых «народных масс», но есть исторический факт: девиз: «За царя Дмитрия!» провозгласил виднейший боярин, Путивльский воевода – князь Григорий Шаховской, один из первых сторонников ещё прежнего Дмитрия. Вместе с ним в качестве самого удивительного народного вождя действовал Иван Исаевич Болотников, может, самый необычайный по своей судьбе герой времен Смуты. О нём чуть позже. Особенно сильную поддержку повстанцам оказало рязанское дворянство, тоже недовольное московскими правителями. Во главе рязанцев стояли братья Ляпуновы, Прокопий и Захар, ещё со времен Ивана Грозного известные своим бунтарским темпераментом (они участвовали в одном из мятежей после смерти царя Ивана Грозного, но были «усмирены» Борисом Годуновым).
Царь Василий Шуйский попытался поправить положение, восстановив репутацию Годуновых, Бориса, Марии и Феодора (чем лишь продолжил серию своих предательств). Оправдать Бориса и убитых Марию и Фёдора значило для Шуйского признаться в том, что царевич Дмитрий всё-таки не был убит... Но ведь он только что был канонизирован, как «невинно убиенный»! Что же дальше? А значит новый, в очередной раз воскресший Дмитрий мог бы иметь права на русский престол. Но Василию было важно показать преемственность своей власти. Тела убитых Годуновых были перевезены из отдалённого монастыря в Москву и перезахоронены в Троице-Сергиевом монастыре. Ксения Годунова, последняя родственница бывшего царя и (предполагаемая) наложница Лже-Дмитрия, постриженная в монахини под именем инокини Ольги, рыдая шла за гробами. Ей предстоит ещё довольно долгая жизнь, но о том, что она пережила и передумала, нам остается только гадать.
***
В середине октября 1606 года войско Болотникова подошло к Москве и стало лагерем в селе Коломенском. Упомянем только некоторые факты биографии этого незаурядного человека, русского кондотьера: он служил сначала у боярина Андрея Телятевского, одного из приближённых Бориса Годунова. Во время какого-то очередного похода или набега был взят в плен крымскими татарами, продан в рабство туркам, несколько лет провёл невольником-гребцом на турецких галерах , прикованным железными цепями. Этот род наказания назывался тогда «каторгой» – отсюда и теперешнее слово. Во время очередного сражения с христианским флотом императора Священной Римской империи корабль, на котором был гребцом Болотников, был захвачен противником. Все христианские рабы-гребцы были освобождены, а сам он попал в Венецию. Затем успел повоевать с турками в Венгрии в составе войск императора, а когда эта война завершилась, собрался вернуться на родину, но узнал, что «настоящий царь Дмитрий» скрывается в Польше. Болотников отправился в Самбор, где по-прежнему жила Ядвига Мнишек, мать царицы Марины. Его окружал ореол настоящего русского героя и рыцаря. В Самборском замке он встретился с Михаилом Молчановым и пани Ядвигой, которые уверяли всех окружающих, что Дмитрий жив и чудесным образом спасся. Поверил этому и Болотников. Его сразу же направили почти как официального представителя в Путивль к мятежному князю Г. Шаховскому, где он стал «большим воеводой».
Болотниковцы начали войну за «истинного» царя Дмитрия, но его всё не было. В войске начались разногласия. Увидев, что царя нет как нет, рязанские ополченцы во главе с братьями Ляпуновыми отошли от Болотникова и примкнули к Василию Шуйскому. Многие последовали за ними. Против оставшихся мятежников царь выслал дополнительный отряд своего племянника, будущего героя антипольского сопротивления, Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. 2 декабря в одном из решающих сражений Болотников потерпел поражение и отошёл к югу от Москвы в сторону Тулы и Калуги. Дальнейшая война продолжалась некоторое время с переменным успехом. Наконец, 21 мая 1607 года сам царь Василий выехал из столицы и присоединился к своему войску.
Но царя Дмитрия по-прежнему не было, и энтузиазм болотниковцев стал уменьшаться. На разные расспросы Болотников отвечал, что «Димитрий действительно живёт в Польше, и скоро будет здесь. Он сказал также: Я у него был, и он сам лично назначил меня вместо себя старшим военачальником и отправил в Путивль с письменным распоряжением». Московиты сказали: «Это несомненно другой, мы того Димитрия убили», - и стали уговаривать Болотникова, чтобы он перестал проливать невинную кровь и сдался царю Шуйскому, а тот сделает его большим человеком. Болотников ответил: «Этому моему государю я дал нерушимую клятву не жалеть своей жизни ради него, что я и сдержу. Поступайте, как вам кажется лучше, если вы не намерены сдаться добром, я тоже вместо моего государя поступлю так, как мне кажется лучше». ( К. Буссов).Есть предположение, что человек, представившийся Болотникову как спасшийся царь Дмитрий был тем самым Михаилом Молчановым, который после бегства из Москвы прихватил некоторые атрибуты царской власти. Разыгрывать роль будто бы спасшегося царя сам он не решился по целому ряду причин, но «благословить» на новые подвиги возможного следующего претендента был непрочь. Впоследствии он окажется в войске Лже-Дмитрия II и погибнет во время очередного из московских бунтов, бессмысленных и беспощадных.
В это время уже упомянутый «царевич» Пётр Фёдорович прибыл к Г. Шаховскому и с новыми подкреплениями присоединился к болотниковцам, которые находились в Туле, чтобы помочь сторонникам царя Дмитрия.
Болотников и Г. Шаховской, видя нестойкость своих войск, направляли в Польшу одного за другим своих посланников, заклиная «спасшегося Дмитрия» поскорее явиться народу. Царя ждали – и он не мог не прийти.