В середине 90-х годов в Москве издавалась газета «Автограф». Душой её был поэт Владимир Костров. Листая один из номеров, я обнаружил неизвестный мне портрет Пушкина. Особенность его была в том, что в отличие от других изображений поэта, здесь отсутствовал характерный признак, который использовали все портретисты, даже покрывая голову натуры шляпой - знаменитые кудри. Здесь они остались за рамкой. В рамке только лицо. Лицо узнаваемое. Я его не только узнал, я его признал.

Здесь маленькое отступление. Прижизненных изображений Пушкина дошло до наших дней немного (я не касаюсь автопортретов пером, почти все они великолепны). Портретами в разной технике исполнения, без оговорок, можно назвать  не более дюжины работ. Лишь на трети из них я узнаю  Пушкина (известные работы Тропинина, Кипренского, Соколова, Чернецова). Ещё на двух-трёх готов признать: да, что-то пушкинское есть. На остальных портретах вижу натурщика, изображающего, с разной степенью умения, Пушкина. О сотнях посмертных изображений поэта говорить не хочу. Редкие художники смогли увидеть и запечатлеть реального Пушкина. Почему я столь уверен в своих суждениях? Объяснение простое: мне довелось видеть Пушкина при его жизни. Да, да, никакой мистики. Я забрёл в ХХ век случайно и потом, по рассеянности, переступил порог 3-го тысячелетия. Заблудился. Мой век – XIX, а может, и предшествовавшие ему. Сравните мои сочинения на темы современности и старины, и вы поверите мне. Во всяком случае,  я хорошо запомнил Пушкина. Не исключено, что был его приятелем или слугой. Я один помню, как он выглядел со спины. Могу нарисовать. Тем более, на любом его портрете готов указать неточности. Но вернусь к изображению в «Автографе».

При нём была заметка, мной утерянная. Запомнил главное. Автор её не уточнил, маслом ли эта работа, акварелью или карандашный рисунок. Чёрно-белый оттиск на газетной бумаге, размером с обычную альбомную фотографию,  не давал возможности определения.   О происхождении портрета тоже ничего определённого. Автор, предоставляя его редакции, надеялся, что «Автограф» решит загадку, чьей руки портрет, когда создан;  надеялся на подсказки читателей.  Но выпуск газеты скоро прекратился, и я больше нигде, ни в печати, ни в интернете, не встречал того изображения, не заметил полемики о нём. 

К моей удаче, догадался сделать фотокопию газетного оттиска. Получилась она бледной, с размытыми очертаниями. Имея кое-какой опыт в рисунке (иллюстрировал 4-томник своих сочинений), рискнул сделать прорисовку по фотографии. Не испортил. Главное, мой Пушкин, в реальном облике, живой,  вышел из  «Автографа», не исказив оригинала.   Здесь, по моему мнению, поэт ближе всего к полотну кисти И.Линёва – крайне подавлен, изнурён невесёлыми думами. Он всегда выглядел старше своих лет, а в последний год это свойство усугубилось по известным причинам. На представляемом здесь портрете  Пушкин старообразен – лицо прорезано глубокими морщинами, но, согласитесь, он прекрасен; взгляд устремлён туда, куда нам достать воображением не дано. Но у нас есть Пушкин, он расскажет, что видит, если мы будем внимать ему, как проводнику в мир, созданный им в дополнение к Божьему.

Уже два года восстановленный из «Автографа» портрет украшает мой писательский кабинет. Я не жадный. Смотрите и вы.  Полагаю, как соавтор неизвестного автора, «прорисовщик» нечёткого изображения, я вправе передать портрет для использования в изданиях. Передаю электронную репродукцию этого изображения в распоряжение Вячеслава Румянцева – создателя исторического портала ХРОНОС.  Я думаю, что через него мне легче будет добраться до истины. Может быть, отыщется и автор работы, и место её нахождения.

Далее читайте по теме:

Александр МАСЛОВ. Портрет Пушкина, который удивил… О находке писателя С.А. Сокурова.

Владимир МУСИН. Образ:

Довольно странно, что обсуждаемый портрет так мало известен. Ведь пред нами сильная, очень выразительная работа.

Глядя на это лицо, даже не зная о судьбе изображённого человека, можно сказать, что он полон скорбной решимости. От заметной по портрету отрешённой её глубины, в сочетании с передаваемой порывистостью отдаёт какой-то мистической жутью.

В то же время мы знаем творчество этого человека, исполненное светлым духом несмотря на затрагиваемые нередко мрачные глубины. Именно этим духом он и одарён способностью «чувства добрые лирой пробуждать». Портрет же передаёт другое, трагическое настроение.

Из всего можно заключить, что это портрет поэта накануне роковой дуэли. От него веет жёсткостью роковой обречённости. Поэтому, несмотря на несомненную талантливость работы, удивительно, что для кого-то этот портрет - «мой Пушкин».