03. «Блаженный на троне».

Странными путями передается по наследству характер правителей. Говорят, что старший сын Грозного Иван Иванович, если бы не погиб от руки отца *), стал бы его точным подобием – был злопамятен, жесток и подозрителен. То же, как ни странно, свидетельствуют и о малолетнем Дмитрии. Играя как-то зимой со своими сверстниками, молодыми дворянскими детьми (уже в Угличе), он велел своим товарищам вылепить снеговиков, изображавших фигуры тогдашних видных вельмож. Затем  поставил их в ряд и начал срубать им головы, приговаривая: «Вот так я расправлюсь с боярами, когда буду царствовать!», причем первой из его «жертв» должен был стать Борис Годунов. Ясно, что такие мысли и чувства подсказывала своему сыну его матушка, но... тут есть над чем призадуматься.

Царь Фёдор Иоаннович уродился не в отца. Русские современники и иностранные мемуаристы подчеркивали его мягкость, набожность, равнодушие к интригам и государственным делам вообще. Иностранцы, посещавшие по разным делам в те годы Московию, иногда видели в нём чуть ли не слабоумного, а в его «смиренномудрии» подозревали притворство, поскольку одновременно царь увлекался кулачным боем (разумеется, как зритель) и «медвежьими потехами». Эта «забава» состояла в том, что боец, вооружённый рогатиной, старался отбиться от выпущенного на него медведя и, если удавалось, –  поразить его, а если не удавалось... – это куда круче, чем коррида. Голос крови в царе Фёдоре всё же сказывался. Об этом подробно рассказывал английский дипломат Дж. Флетчер. Однако были и другие свидетельства. Француз, капитан Ж. Маржерет (к его свидетельству мы ещё не раз обратимся)  дал такую характеристику новому царю: «Фёдор, государь весьма простоватый, который часто забавлялся, звоня в колокола, или бóльшую часть времени проводил в церкви».

Очень любопытно признание немецкого наёмника на русской службе К. Буссова. Оно имеет явно мифологический характер, так как никем не подтверждено, но создаёт удивительно яркий образ ситуации, сложившейся в то время в России:

«Так как, однако, Фёдору Ивановичу, человеку весьма благочестивому и на их московитский лад богобоязненному, больше было дела до своих лжебогов, чем до правления, и так как он больше любил ходить к Николе и к Пречистой, чем к своим советникам в Думу, то он позвал своих советников, князей и бояр, и сказал им, что заботы о правлении такой монархией слишком для него тяжелы, пусть они выберут из своей среды умного и рассудительного человека, на которого он мог бы возложить бремя управления государством (...). И тогда избрали правителем русской монархии Бориса Фёдоровича Годунова, некоего дворянина, хотя и не знатного роду, но разумного и очень рассудительного человека. После окончания церемонии царь встал, снял со своей шеи большую золотую цепь, надел её на шею избранному правителю и сказал:

"Этим я, царь всея Руси, снимаю бремя правления с плеч моих и возлагаю его на твои плечи, Борис Фёдорович. Все малые дела во всём моём государстве решать будешь ты. Большие и важные вопросы ты должен докладывать мне, и не надлежит тебе решать их без моего ведома, ибо царствовать буду я". После этого царь повелел провозгласить его всенародно правителем». («Московская хроника 1584-1613»).

Конечно, появление Бориса Годунова в качестве «правителя» и фактического руководителя государства происходило, видимо, не так благолепно; но в том, что сложился подобный миф, есть много правды: Фёдор царствует, но не правит, а Борис правит, хотя (пока) не царствует. В дальнейшем изложении своей «Хроники» К. Буссов приписывает Борису множество всевозможных злодеяний, которые тот будто бы совершил в своём почти сатанинском стремлении к власти. Якобы он даже «устроил так, что у его сестры Ирины Фёдоровны, супруги благочестивого, немудрого царя, не один наследник не выживал, а все они безвременно погибали». Тут нам остаётся только развести руками: ведь царица Ирина была его единственным «гарантом» пребывания при дворе – ясно, что ухищрения подобного рода едва ли могли пойти на пользу Борису.  

Кстати, он действительно получил от Думы титул «правителя» в 1589 году, что, несомненно, свидетельствовало о его причастности к самым высшим эшелонам власти.  Скажем так: образовался первый в нашей истории «тандем». В качестве ещё одной исторической параллели можно отметить, что Верховным правителем России с согласия Комитета членов Учредительного собрания провозгласил себя 300 лет спустя адмирал А. Колчак.

Русские историки и писатели периода царствования династии Романовых в целом смотрели на деятельность Бориса Годунова и в качестве «правителя» и позднее – царя весьма неодобрительно. Они видели в нём выскочку и узурпатора, который своими интригами препятствовал более родовитым боярам влиять на государя, а впоследствии и наследовать трон.

Кем был Борис? Этот вопрос – вопрос о легитимности его власти – по целому ряду причин (о них речь ниже) занимал и А.С. Пушкина. В трагедии  «Борис Годунов» он ставит его во главу угла. Здесь важно отметить одну существенную особенность. В целом следуя в пьесе концепции, изложенной в «Истории» Карамзина, Пушкин время от времени делает разные отступления, особенно когда речь заходит об участии в изображаемых событиях его непосредственных предков по роду. Он постоянно сопоставляет себя (иносказательно –  в лице героев пьесы – Гаврилы и Афанасия Пушкиных) с теми или иными представителями власти. Более того, в  стихотворении «Моя родословная» он пишет: «водились Пушкины с царями» и «Бояр старинных я потомок», как бы намекая лично царю Николаю  – а именно к нему было обращено это послание, – на свою причастность к высшей аристократии в противоположность «светской черни», которая постоянно травила его. И вот новый «поэтически-политический» ход поэта  – в родоначальники этой черни он производит Бориса Годунова. В пьесе эта мысль выражена устами Шуйского:

Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,

Зять палача и сам в душе палач,

Возьмёт венец и бармы Мономаха (...).

На таком фоне Романовы выглядят действительно «спасителями Отечества». Не отсюда ли и пресловутые «царистские» симпатии великого поэта?

Определённым образом компрометировало Годунова и то, что его женой стала Мария Скуратова-Бельская, дочь жестокого опричника времён Ивана Грозного («зять Малюты»). Но ведь сам царь Иван приблизил Годунова и дал в жёны своему сыну Федору его сестру! Значит, видел и ценил его способности. Может показаться парадоксальным, но и аристократы-Рюриковичи, и либералы ХIХ в. сошлись в одном: неприязни к фигуре Бориса Годунова. Человеком недалёким или неподготовленным его счесть было нельзя, поэтому все упрёки сконцентрировались на непривлекательных, отчасти выдуманных завистниками чертах его характера, из перечня которых вырисовывается образ законченного злодея, одержимого манией властолюбия.

Решающий момент в процессе дискредитации Бориса – это, конечно, смерть царевича Дмитрия 15 мая 1591 года в Угличе, в уделе, выделенном ему вместе с матерью Марией Нагой, последней «женой» Ивана Грозного. Анализу этого события посвящены десятки  и сотни работ разного рода, и подробно говорить об этом мы не будем. Отметим только некоторые детали.

Получив известие о смерти Дмитрия, Борис отправил в Углич следственную комиссию во главе с ближним боярином В.И Шуйским (только что с него была снята царская опала). Он был одним из знатнейших бояр и в серии закулисных интриг почти не скрывал своего отрицательного отношения к царю Борису. Комиссия Шуйского пришла к выводу, что царевич случайно закололся ножом в припадке падучей болезни (эпилепсии), играя с товарищами в «тычку» (и теперешние дети играют так в «ножички», бросая ножики в определённую цель).

Эта версия более или менее удовлетворила царя Фёдора и Бориса Годунова. «Следственное дело» было составлено с большим тщанием (оно фототипически издано и полностью дошло до наших дней).

Прошло несколько лет (скажем, забегая немного вперед), В. Шуйский отказался от своих показаний и от всего результата деятельности комиссии (при Лжедмитрии I). Он признал истинность спасения Дмитрия. Объяснение давалось такое: подосланные Борисом преступники якобы убили другого мальчика примерно такого же возраста, а сам Дмитрий был вовремя спрятан и впоследствии взошёл на трон – таким его и признал Василий Шуйский. Однако после убийства Дмитрия или Лжедмитрия Шуйский снова вернулся к первой версии, а церковь канонизировала царевича, обретя его «нетленные мощи», творившие чудеса. К этому мы ещё вернёмся, а пока заметим, что дискуссия продолжается и поныне. Имеющиеся факты таковы, что допускают любую интерпретацию.

После «убийства» царевича в Угличе начался мятеж, в результате которого предполагаемые убийцы (М. Битяговский, посланный Борисом задолго до того  для общего надзором за царевичем и его матерью и его товарищи) были убиты разъярённой толпой, которую подстрекала сама Мария Нагая и требовала убить своих «охранников», за что впоследствии она была сослана в отдалённый монастырь. Но поначалу казалось, что всё успокоилось.

Царь Фёдор, которому доложили о произошедших событиях, согласился с докладом комиссии Василия Шуйского и ничуть не усомнился в её выводах. Ещё одно очень важное свидетельство: только что возведённый в сан (в январе 1589 года) первый русский патриарх Иов церковно благословил эту версию. Особо следует сказать о последнем: не пройдет и 15 лет, как Церковь – уже в лице патриарха Гермогена – признает царевича не просто «невинно убиенным», но и канонизирует его, отвергнув версию самоубийства  (пусть и невольного): самоубийца не может быть святым!

Повторим ещё раз: перед нами не борьба за власть, не трагедия пресекшейся династии Рюриковичей, не колеблющийся трон Московского царства, вернее не только всё это. Пошатнулась сама православная вера, воплощённая в церкви и в патриаршестве.

***

Последние годы царствования Фёдора Иоанновича не отмечены никакими крупными событиями. Он совершает паломничества по монастырям; скорбит, когда умирает в младенчестве его единственная дочь Феодосия и 7 января 1598 года после длительной болезни умирает и сам. Его вдова, царица Ирина, уже приняв монашество, переживет его на пять лет. Прямых наследников не было. То же повторится и при смерти Петра I.

Будучи при смерти, царь Фёдор на вопрос патриарха и бояр, кому передавать царство, будто бы ответил: «Во всём царстве и в вас волен Бог: как Ему угодно, так и будет». Царица Ирина отказалась от престола и ушла в Новодевичий монастырь, куда патриарх с духовенством и видными гражданами московскими отправился, прося её  благословить на царство брата. Но сам Борис сразу принять царство не решился, так как не чувствовал за собой прочной опоры. Поэтому по прошествии «сороковин» –  официального траура по смерти царя Фёдора –  был созван Земский собор – собрание чинов и представителей по возможности от всех земель и сословий для избрания нового царя.   

-----

* По поводу якобы убийства Ивана Ивановича отцом Иваном Васильевичем уже немало было высказано мнений историков, как о «факте» не имеющим под собой подтверждения, а измышленного.  Примечание приводится повторно в связи с неоднократным повторением автором этого «факта». - Ред.

Project: 

Author: