«Знаете, как он (Кант) представление человека о самости, единичности своей назвал?.. Синтетическое это, говорит, единство трансцедентальной апперцепции!.. Что же это, думаю, за народ такой, что простую очень вещь таким глубоким понятием может пронизать?» (С.В. Карпущенко. «Капитан полевой артиллерии». Роман. Сочинения в 3-х томах, т.1, М., 1996, с. 134)

В своем докладе «Германия и немцы», прочитанном в американской Библиотеке Конгресса в конце мая 1945 г., т.е. сразу после капитуляции Рейха, Томас Манн тему немецкого безумия затрагивает с чем-то вроде кокетливой улыбки: уж, дескать, в чем-чем, а в безумии нас, немцев, подозревать нельзя. Более того, он намеренно муссирует эту тему как в докладе, где показывает типы немецких сумасшедших и полусумасшедших, так и в законченном тогда же, в конце Второй мировой, романе «Доктор Фаустус», герой которого сходит с ума.

И в этом финале романа мы опять чувствуем некую улыбку писателя: дескать, роман-то ведь о ком? О композиторе-экспериментаторе, гении искусства, а значит, может ли быть иной финал у такого музыканта кроме самоубийства или сумасшествия? Если человек этот не доведет себя до чего-то подобного, значит, он – плохо сделал свою работу, он – недобросовестный, он – обманщик! Сойдя с ума в финале романа, Леверкюн как раз, по замыслу Томаса Манна, доказывает, что он – истинный «творец искусства»…

И опять: как заподозришь немецкого деятеля культуры (на сей раз – Томаса Манна) в безумии?  Вроде бы, он неуязвим…

Но представляется, что назрела необходимость именно поставить под сомнение разумность и адекватность всей немецкой культуры и всей немецкой нации.

И предложить такой диагноз мы обязаны не с точки зрения какой-либо другой нации и, уж конечно, не с точки зрения медицинской науки (которая и в самой Германии развита неплохо, хотя ее возможности преувеличены в рекламных целях), а с точки зрения Христианской Церкви.

Конечно, я понимаю, что эстеты от культурологи на этом месте перестанут меня читать… Но шут с ними, эстетами.

Главным обвиняемым в этой статье будет Мартин Лютер, в следующей статье – безумный «Евросоюз» (в котором первую скрипку играют немцы). И сразу сформулирую главный тезис.

Немцы – это народ, который, по сути дела, не преодолел животного принципа в организации общественной жизни. В свое время не покорившиеся римлянам, немцы, по существу, никогда не приняли общечеловеческую цивилизацию. Эту «несгибаемость» тевтонов нацисты воспевали как некую перманентную черту немецкой культуры («битва в Тевтобургском лесу» и т.д.), но на самом деле немцы всегда колебались, и лучшие их представители решительно выступали за общечеловеческие ценности. Но в переломные моменты, увы, торжествовала иная линия, и первым таким переломным моментом, о котором необходимо сказать, была лютеранская Реформация (1517 г.)

Разумеется, сами немцы чаще всего толкуют Реформацию как именно свой позитивный вклад в копилку общечеловеческих ценностей. Т. Манн в упомянутом докладе «Германия и немцы» заявляет, ни больше, ни меньше, что «Лютер спас христианство!» Кстати, отмечу, что данный текст Т. Манна содержит и ряд других весьма горделивых заявлений о «величии немецкой культуры»; наверное, человек любой другой нации постыдился бы говорить такое (пусть и с некоей «деликатной ужимкой») в мае 1945 года, в самый пик позора своей страны. Но Томас Манн не таков. (Как же, он ведь – политический эмигрант, антифашист, это, видимо, дает право на всё, что угодно…) Вот цитаты: «я – гражданин мира, каковым, в силу своей натуры, является всякий немец». (Что это за «натура» такая особенная, иная чем у всех наций? Ни одна нация, думаю, не может сказать о себе, что в ней «всякий человек» является «гражданином мира». «Всякий» - это и убийца, и вор и т.д.? Правильнее, наверное, будет назвать такого человека «гражданином воровского интернационала».) Далее, Т. Манн говорит о «загадке… народа, принесшего миру столько неоспоримо прекрасного и великого». И опять бездоказательно; как раз-таки достижения немцев являются не неоспоримыми, а весьма спорными, чудовищная же безвкусица некоторых их «эстетических» произведений просто-таки вошла в поговорку во всей Европе… Но Т. Манн не мелочится: немцы, мол «дали Западу» (кстати, а почему только Западу? На Востоке она непонятна?) «дали музыку – не скажу, чтобы самую мелодичную и светлую, зато самую глубокую, самую значительную (выделено мной – А.А.)»

Достаточно, уважаемый читатель? Таких цитат в небольшом докладе можно набрать десяток, и везде-то у немцев «велика роль», «велики заслуги», всё-то у них «самое глубокое и значительное»…

Но вернемся к Лютеру.

Историческая канва известна: Лютер бросил вызов папству и расколол католицизм. Поскольку католичество – давний соперник православия, то нам в России вроде бы нужно было радоваться возникновению протестантизма, ведь «враг моего врага – мой друг». Но чудовищная подлость Лютера состояла в том, что он опирался на заранее известный ему антикатолический настрой северонемецких князей, прежде всего – Фредерика Саксонского. И, бросив в лицо католикам свое внешне отважное «на том стою и не могу иначе», Лютер был увезен и спрятан в замке Вартбург Фредерика, где под охраной и на полном обеспечении, видимо, наслаждался осмыслением своих побед над католиками.

Что можно сказать о таком персонаже? Нравственно сомнительный тип, это самое мягкое. Давайте представим себе, как несколько начальников отделов решили расколоть некую большую корпорацию, заранее обо всем договорились, но вместо того чтобы открыто и честно сказать, «мы, дескать, выходим из большой фирмы и учреждаем собственную», выпустили на трибуну этакого краснобая (с девяносто пятью тезисами, ни больше, ни меньше!), который начал рассказывать сказки о нравственности. «Вы, дескать (т.е. высшее руководство) нечисты на руку, нам с вами противно и т.д.» Освистали бы такого человека? Наверняка…

Впрочем, я не хочу, чтобы эта статья превращалась в набор открытых и резких обвинений. Вопрос «безумны немцы или нет» слишком серьезен, поэтому, в основном, мои рассуждения будут содержать не утверждения, а вопросы, отвечать на которые я предоставлю самим читателям.

Лютер создал именно национальную немецкую религию, лишь прикрывающуюся именем «чистого» или «нового» христианства. Отсюда уже рукой подать было до нацизма, до геноцида других народов, к чему немцы закономерно и пришли. Протестантская Германия сформировала, так сказать, «северный фронт» против католичества, и на вопрос, почему к протестантскому движению присоединились Скандинавия и Англия, есть два ответа.

Во-первых, немецкие лютеране просто заставили скандинавов так поступить: ведь в любой момент они могли со своего антикатолического «фронта» отозвать часть войск и покарать тех, кто в тылу им не подчинялся (что они, кстати говоря, не раз и делали). Так лютеранство было навязано Дании и Швеции. Кроме того, Скандинавия, а одновременно и Англия почувствовали просто шкурный интерес в том, чтобы также отколоться от Рима и присоединиться к «протестантскому лагерю».

Справедливости ради нужно сказать, что протестантизм как в Скандинавии, так и в Англии не столь резко отошел от католических традиций, как в Германии. Церковь Англии поначалу вообще полностью сохраняла всю католическую обрядность, лишь организационно объявив своим главой не папу римского, а английского короля. С течением времени, конечно, отличия возникли и углубились…

Итак, «шкурный интерес». Тут-то я и подхожу к главному. Что я имею в виду, говоря, что Германия сохранила животное начало в своей общественной жизни? Разве человек это не «общественное животное»? Разве в любом случае общество не строится в том числе на насилии и на учете всех, в том числе самых низменных интересов? И не правильнее ли это сознательно исповедовать, чем, например, рассуждать о защите животных, кушая бифштекс?

Для того чтобы ответить на эти вопросы нужно хорошо, интимно знать немцев. Слава Богу, у автора этих строк такой опыт есть. Моя мама, хотя и русская, сподобилась отучиться  все десять лет в средней школе – лютеранской «Петришуле», что возле Невского проспекта Ленинграда. Конечно, когда мать там училась (1929 – 1939), это была уже советская школа, но все-таки с преобладанием этнических немцев и с сознательно хранимыми лютеранскими традициями. (Сегодня эта школа уже восстановлена как лютеранская, и, говорят, имя моей матери есть там в каких-то списках учеников, но я сам ни разу не заходил: не тянет.) И сам я, до того, как окончательно перейти в православие, по молодости принял лютеранство, конфирмировался и много лет работал в издательских программах этой церкви. Не раз бывал в Германии, знаю немцев-лютеран, знаю язык, литературу, в общем, сужу не со стороны, а, так сказать, изнутри…

И вот что поражает, когда наблюдаешь за немцами. В любой группе людей, например, в любой комнате, где присутствует несколько человек, немец всегда ведет себя так, как если бы это была группа из нескольких животных особей. В частности, всегда выделяется «главный самец» (главный он по своим именно физическим качествам, таким как агрессивность и мышечная сила), а также «главная самка»: эта особь должна быть чисто физически сильнее других самок (которых она может подавить, если нужно, с применением насилия), но при этом она, конечно, готова подчиниться «главному самцу».

Никакие соображения, связанные с семейными устоями, моралью, образованием, умом немцами никогда в расчет не принимаются. Если и есть какой-то человек, лидирующий, казалось бы, в силу своих моральных или умственных качеств, то на самом деле это почти всегда тот же самый «подставной Лютер» и не более того. Человек, умеющий убедительно спорить, но (что, быть может, еще важнее) вовремя замолчать (как это сделал Лютер, не только прекративший все зажигательные речи, но перешедший на резко консервативные позиции, как только в Германии разгорелись крестьянские войны, поддержанные папой римским). Обязательно этот немецкий «духовный лидер» должен уметь убедительно менять свою линию так, как это нужно для «материальных соображений»…

Отвратительный дух насилия и чисто животного подавления одной особи другой присутствует везде, где торжествуют «немецкие ценности» (сегодня, кстати, истовыми продолжателями этой немецкой линии являются американцы, да и все другие протестанты). В уже упомянутом романе «Доктор Фаустус» (по-своему, очень честном, являющемся «лебединой песней» немецкой литературы), в котором Томас Манн глубоко показал именно взаимоотношение культуры и «немецкости», германского духа, - есть очень важная глава в первой части книги, рисующая своего рода усмирение или покорение интеллектуала Леверкюна этаким «животным лидером» немецкой студенческой группы. Юноши-студенты на каникулах поехали в деревню на пикник, и вот там-то истинный лидер группы – Швердтфегер – ставит точки над «и». Есть соперничество между интеллектуалом Леверкюном и этим туповатым «вожаком стаи», которому остальные студенты уже подчинились: кого-то он избил, кого-то запугал своими (якобы имеющимися) связями в полиции, а кого-то даже сексуально изнасиловал (наличие гомосексуальных связей между героями Т. Манн подчеркивает). В общем, все студенты поддерживают Швердтфегера, Леверкюн же остается один и не имеет иного выхода кроме позорной капитуляции. Это и есть настоящее его подчинение «германскому духу»; произошедший позже в его жизни «разговор с дьяволом» и продажа черту души лишь повторяет эту юношескую сцену, да и вообще сцена с чертом происходит уже не в реальности, а, пожалуй, в помутившемся сознании героя. Сцена с чертом красиво интерпретирует произошедшее в реальности между двумя студенческими лидерами. Вникните в эту студенческую главу романа, уважаемые читатели, по ней вы хорошо почувствуете, что такое настоящая Германия!

Кстати, как раз апофеоз немецкой особливости, а именно, фашистский период 1933 – 1945 гг., обошелся без резкого усиления того животного структурирования, которое характерно для немцев в переходные эпохи. Истеричного Гитлера нельзя, конечно, считать в животном смысле сильным человеком, каковым до него был Бисмарк; эту роль личности-тарана в Гитлеровскую эпоху играл скорее Геринг, который и организовал нацистский переворот, в частности, поджог Рейхстага после выборов 1933 г. Гитлер же скорее играл роль пропагандиста-краснобая, впрочем, конечно, невероятно дерзкого и циничного.

 Здесь, однако, пришло время поставить главный вопрос этой статьи: какая связь между животным принципом немецкой культуры и политики и безумием, в котором все честные христиане мира имеют основания обвинять немцев? Разве не называем мы безумцами в обычной жизни тех, кто как раз не учитывает материальный, в том числе, и животный фактор? Нормальный человек подумает вначале о том, что ему есть и пить, устроится, допустим, на работу, а уж потом будет рассуждать «о высоком и вечном». Безумца же обуревают «мировые проблемы», а о том, как заработать на кусок хлеба, он не волнуется…

Ответ прост: так обстоит дело в частной жизни, в жизни же человеческих цивилизаций всё гораздо сложнее. Загадку цивилизации, пожалуй, ни один из мыслителей еще не разрешил; этого не смогли сделать целые церкви, сами религии едва нащупывают ответ, да и то указывают на Бога, то есть, опять же, на необъяснимое… И автор этих строк также, конечно, не будет пытаться перечислить признаки цивилизованности. Но вот на  вредителей человеческой цивилизации он указать обязан, и это – Германия и немцы.

Цивилизации древности считали нецивилизованные племена варварами, и они были правы. Но, увы, при всей своей дикости, варвары никогда не были лишены хитрости, в том числе, порой, и хитрости глобальной. Когда нацисты провозгласили весь мир кроме Германии второсортными культурами, результатом чего стал всемирный запрет на иерархическую оценку любых культур, - не было ли это тоже стратегической варварской хитростью немцев? Как говорится, «я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана…»

Под знаменами католического и православного христианства человечество в начале Нового времени совершило кругосветный рывок и освоили дотоле не знавшие Христа обширные земли: Америка, Сибирь, Африка. В противовес этому Германия совершает радикальный лютеранский переворот, сопровождающийся захватом церковных (монастырских) земель и в целом ослаблением христианской церкви, потерей территории для Христа в самом сердце Европы.

Следом за Реформацией в Германии бурно развивается культурное течение романтизма, о «реакционной сущности» которого писали многие одиозные личности вроде марксистско-ленинских пропагандистов; но от этого сама реакционность этого имеющего темный, дьявольский оттенок течения не исчезает. Своеобразным отражением романтизма явилась «немецкая классическая философия», приемы которой иллюстрирует эпиграф этой статьи. Увы, немецкая философия так же мало отличается от красиво сформулированного национализма, как понятие «самости» мало отличается от какого-нибудь «синтетического единства апперцепции».

Культ техники, в том числе, оружейной, в которой в эпоху Нового времени начинает лидировать Германия, это еще одно выражение всё той же, супероснащенной для борьбы «самости».

 Культивировавшийся в Германии музыкальный орган был, до изобретения телефонного коммутатора, самой сложной машиной, когда-либо изготовленной человеком, и немецкий орган может, пожалуй, служить символом псевдоцивилизации, чего-то такого, что создано обок, рядом с настоящей цивилизацией и в противовес ей.

Уже в 18-м, а еще болезненнее в 19-м веке стала очевидна и политика насильственного онемечивания всех подконтрольных Германии территорий, а главное, онемечивания самой немецкой культуры, т.е. ее окончательный отход от магистральной, христианской линии развития человечества.

Царь Александр III стал, в свою очередь, той фигурой, которая символизировала готовность всего мира дать отпор германской экспансии. Александр III развернул политику христианской России в антигерманском направлении и подготовил  антигерманскую мировую коалицию. Им был заключен военный союз с Францией в 1891 г. и проведены первые совместные антигерманские маневры; по сути дела, многое уже было готово к христианской антигерманской мировой войне. Осуществить эти шаги для правительства России и лично для ее императора было так трудно, что, по существу, на этом повороте Александр III и надорвался: по некоторым авторитетным оценкам, травма при крушении поезда не была фатальной для этого могучего человека, а значит, его смерть была скорее итогом духовного надлома.

Повторюсь: Первая мировая война была в общих чертах подготовлена Россией уже в начале 90-х гг. 19 века, и, если бы эту антигерманскую войну удалось тогда же и провести, то жертв было бы значительно меньше. Увы, немцам удалось войну оттягивать еще два десятилетия и за это время так основательно вооружиться, что война в итоге не могла не стать невиданной бойней. Ответственность за нее, по общему мнению российских, британских, французских и американских экспертов, ложится, в основном, на Германию.

Но Господь Христос, конечно, не напрасно попустил эти двадцать лет подготовки и эти две кровавые войны. Немецкий вопрос стал предельно остро, и, думается, он в ходе двух мировых войн был, в основном, разрешен.

Увы, в основном, но еще не полностью. Ибо Германию по-прежнему (сегодня через Евросоюз и НАТО) «мутит воду» в Европе и мире; по-прежнему не отказалась от своих антихристианских, дьявольских, поистине безумных настроений.

Надо что-то делать, и эти статьи пишутся не ради красивого культурологического анализа, а для обоснования конкретных международных санкций против Германии.

Но об этом – в следующих материалах.

Далее читайте:

Статья первая. Являются ли немцы безумным народом?

Статья вторая. Гете как провозвестник «Евросоюза нетрадиционной ориентации».

Статья третья. Обмен с Россией – ударами или ценностями?

Статья четвертая. Ницше или нескрываемое безумие.