Оригинальный экслибрис выполнил Голяховский для ленинградской поэтессы Ольги Берггольц. Аллегорический смысл экслибриса раскрывает светоносность ее стихов, ее подвиг в годы войны. «Никто не забыт и ничто не забыто» - эти слова поэтессы стали девизом нашей памяти. Трилогией «Знаменосцы» навеян сюжет книжного знака художника для ее автора лауреата Ленинской премии Олеся Гончара. Военной теме посвящен еще один экслибрис Голяховского, выполненный на свое имя, на нем портрет художника с солдатским «сидором» у дороги по которой движется полуторка с людьми, тревожность обстановки усугубляются тяжелыми свинцовыми тучами и сверкающими молниями пронзающими небо. Голяховский поистине виртуоз резца, ему все подвластно в графическом искусстве, он прекрасно чувствует материал - дерево, он ведет линию штихелем без видимых намеков на усилие. Его экслибрисы блестящее украшение для самых роскошных подарочных изданий. Они нежны, тонки и изящны, кокетливы, шутливы и ироничны, они настоящие произведения искусства, которые покоряют истинных любителей изящной графики. Около 10 книжных знаков Голяховский выполнил по ленинской теме.. Для главной библиотеки страны (ГБЛ, ныне РГБ) крупнейшего книгохранилища и научно-исследовательского центра, фонды которого превысили 45 миллионов на 367 языках мира, Голяховский выполнил портретный ленинский книжный знак. Свои ленинские экслибрисы художник адресовал норильчанину Ивану Рехлову, сочинцу Борису Самусь, красноярцам Виктору Аверихину и Людмиле Чувашевской, москвичу Владимиру Алексееву и др. Экслибрисная лениниана Голяховского одна из лучших в стране.

Неповторимы экслибрисы Голяховского, выполненные им для деятелей культуры - писателя Ильи Эренбурга с ростком, тянущимся к солнцу из книги, поэта Леонида Мартынова с журавлем в лунном свете, поэтессы Вероники Тушновой с бутоном распускающейся розы, поэта Евгения Евтушенко с его профилем на фоне звездного неба, живописца, народного художника СССР Сергея Герасимова с букетом цветов, графическими листами и множеством кистей в вазе, историка искусства Михаила Алпатова с двойным портретом мужчины и женщины, главного режиссера Ленинградского театра комедии, театрального художника, народного артиста СССР Николая Акимова на театральную тему. Экслибрисы Голяховского украсили книги из библиотек пианиста, народного артиста СССР Святослава Рихтера, бельгийского графика и живописца Франса Мазереля, поэта Семена Кирсанова, писателя Абрама Арго с его портретом, аварского поэта Расула Гамзатова, графика Дмитрия Митрохина и др. Серию мемориальных экслибрисов художник посвятил памяти поэтессы Анны Ахматовой, памяти писателя Александра Грина (знак А.Иваненко), памяти  поэта Сергея Есенина (знак З.Гимпелевича).

Экслибрис В.Якута.

Для коллекционеров книжного знака Голяховский выполнил несколько ксилографий, в том числе для ленинградца Бориса Вилинбахова с видом Петропавловской крепости, председателя Московского клуба экслибрисистов (МКЭ) Соломона Вуля с горьковским Данко, автора ряда изданий по искусству книжного знака журналиста Евгения Минаева с горящим ярким пламенем и пером авторучки. Голяховский сделал экслибрисы для обладателя крупнейшей коллекции книжных знаков в СССР эстонского искусствоведа Пауля Амбура с видом старого Таллинна,  ленинградского искусствоведа Петра Корнилова с Исаакиевским собором, доктора юридических наук, москвича Сергея Фортинского с раскидистым дубом в лучах заходящего солнца, киевлянина Леонида Бердичевского с портретом Эрнеста Хемингуэя, Петра Богданова из Кемерово с уголком древней Москвы, директора Вологодской картиной галереи Семена Ивенского с красивой пантерой со штихелем на поясе, которая внимательно рассматривает раскрытую книгу. Привлекают сюжетные экслибрисы Голяховского, они романтичны, в них есть неподдельное лирическое чувство. Характерен для него книжный знак научного сотрудника Эрмитажа М.Крыжановской, занимающейся историей костюма. Прелестная девушка с книгой в руке, свет от двух свечей возникших из шрифта, освещает форму и линии ее платья, подчеркивая профессию владелицы экслибриса. На книжном знаке для Джианни Мантеро художник показал Дон Кихота сидящем в кресле без штанов в окружении книг, внимательно рассматривающим сидящую на кончике его шпаги птичку, а в экслибрисе для Кирьены Кропотовой во всем национальном колорите предстает важный китайский мандарин.

Экслибрис П.Богданова.

С тонким юмором и легкой иронией Голяховский изобразил в знаке для Олиты Аболини скромного и неловкого первочеловека и отца рода человеческого Адама и первую женщину и праматерь Еву, занятую не богоугодным делом - уговором будущего мужа отведать по наущению змея «запретный плод с дерева познания, добра и зла» за что они и поплатились, будучи изгнанными из рая. Один  из лучших книжных знаков Голяховского создан для воронежского филолога и библиофила Олега Ласунского, в нем юноша с книгами в руках встречается с девушкой в ночи, Красив экслибрис Голяховского для режиссера МХАТа Николая Горчакова со сценой из спектакля «Принцесса Турандот» в постановке, которого  тот принимал участие. Очень лиричен знак Голяховского для И.Козловой, на нем пушкинская Татьяна Ларина изображена за чтением в беседке. В 1959 году открыл свою деятельность клуб любителей книги при Центральном Доме работников искусств СССР (ЦДРИ). Инициатором его создания  и первым председателем был член-корреспондент Академии художеств В.М.Лобанов. Голяховский подарил ему книжный знак, на котором  были отражены его книжные увлечения. Голяховский для библиофилов сделал ряд универсальных книжных знаков, куда каждый из них мог вписать свою фамилию. Книжные знаки Голяховского романтичны, в них сочетаются  лирическое чувство с глубоким художественным обобщением и проникновением в мир интересов владельцев библиотек.

В начале 1960-х годов вернулся к книжному знаку после более чем 20-летнего перерыва московский мастер ксилографии Гершон Абрамович Кравцов. Ученик В.А.Фаворского еще на рабфаке был влюблен в его творчество и мечтал учиться у этого прекрасного художника. Шесть лет провел Кравцов в институте в непосредственной близости с любимым профессором и обаятельным, большой души человеком. Фаворский, передавая свои знания и опыт ученикам, был ярым противником подражания ему и стремился к тому, чтобы каждый студент развил свою индивидуальность. Для Кравцова всю жизнь Фаворский был  непререкаемым авторитетом. Кравцов овладел под руководством своего учителя законами графического оформления книги и техникой гравюры на дереве. От учителя Кравцов унаследовал жгучие контрасты черного и белого, расчетливый выбор деталей, скупость декора, удивительное чувство гравируемого материала, где так ярко раскрылся его талант великолепного ксилографа. Он выработал свой стиль  в гравюре отличающийся лаконизмом и вдумчивостью, умением одним верно найденным символом раскрыть основную мысль в сюжете.

Особенно ярко  проявился талант художника в иллюстрировании и оформлении национальной литературы. В этом ему помогли глубокие знания вековых исторических и культурных традиций народов и способность почувствовать, и передать в гравюре дух времени и характерные черты каждой нации. Около 600 книг оформил Кравцов в ряде ведущих издательств страны в том числе «Художественная литература», «Советский писатель», «Детиздат», среди них произведения писателей Советского Союза - русских, армянских, азербайджанских, грузинских, еврейских, таджикских, а также писателей Европы, Азии, Америки. Кравцов художник широких интересов, творчество его не ограничивалось книгой. С 1936 по 1941 годы он занимался под руководством В.А.Фаворского монументальной живописью, расписывая театр Советской Армии в Москве, Московский Дворец пионеров и Дворец пионеров в Калинине и работал в области рисунка, живописи, станковой гравюры и малой графики.

Состоявшееся возвращение Кравцова в книжный знак и достигнутый им успех не были случайными. В искусство экслибриса он вернулся художником прошедшим уже 30-летний творческий путь. В экслибрис пришел мастер со своим ярким и индивидуальным творческим почерком, сказался большой опыт художника в работе над оформлением книг. В 1960-е годы Кравцов создал 151 книжный знак, пожалуй, больше его в этот период никто из советских художников экслибрисов не делал, это был прорыв в экслибрисном творчестве  талантливого художника - графика после долгого, во многом вынужденного, молчания,  Причем все его экслибрисы были выполнены в  излюбленной технике - гравюре на дереве, в то время как в станковой графике он в отличие от книжной использовал линогравюру, много рисовал карандашом и тушью.

Экслибрис Пабло Пикассо 

Искусствовед А.А.Сидоров писал о Кравцове, что он «один из самых оригинальных и высоко ценимых художников экслибриса, быть может, не только нашей страны. Он безупречно владеет резцом гравера на дереве. Кравцов …выступает как мастер первоклассный, высокоодаренный, умный, находчивый и оригинальный»³. Лаконизм иных книжных знаков Кравцова просто поражает тем, что он всегда точен, книжен и одновременно декоративен. Его экслибрисные опусы являются истинным украшением книги. Но, несмотря «на малые по форме» графические миниатюры Кравцова они всегда «велики» по содержательности, всегда современны. Умело решает Кравцов и проблему шрифта, трактуя его изобразительно и всегда уместно, будь то самых кратких сведенных до начальных букв имен знаковладельцев или названий учреждений, для которых выполнен знак. К шрифту Кравцов подходит осторожно, текст, спокойно размещен там, где ему место, не тесня изображение, а скорее оттеняя его, и в этом он очень похож на своего учителя. «У настоящего художника, - говорил Г.А.Кравцов, - простая буква по своему образу может быть в одном случае - воином, в другом - философом, в третьем - девушкой» ⁴.

Тематика книжных знаков Кравцова чрезвычайно разнообразна. Он был первопроходцем в космической тематике, заметно пополнил коллекцию советских экслибрисов для общественных учреждений, приумножил и внес свое личное в разработку детского книжного знака, расширил возможности универсального экслибриса, вывел советский книжный знак на международную орбиту, его экслибрисы истинные шедевры отечественного книжного знака. Кравцов первым из художников сделал книжный знак первому в мире космонавту  Юрию Алексеевичу Гагарину, показав его в состоянии невесомости. Изящно, предельно лаконичными средствами художник сумел с большой силой передать высочайший смысл космического подвига. Знак отличает геральдическая ясность и четкость символики. Этот кравцовский экслибрис как бы определил тональность графических миниатюр, которые впоследствии были выполнены в подарок космонавтам. Большую серию книжных знаков Кравцов выполнил для библиотек общественных организаций - московского завода «Серп и молот», белорусского колхоза - миллионера «Рассвет», Московского планетария, первой московской библиотеки на общественных началах, Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы, Центральной библиотеки имени Н.А.Некрасова, музея ВС СССР, Верховного Совета СССР, московской школы № 613, Вологодской картинной галереи с видом Воскресенского собора на территории Архиерейского двора.

Великолепны кравцовские книжные знаки для представителей искусства - театра, кино, цирка и эстрады. Художник подарил экслибрисы французскому миму Марселю Марсо, организатору и главному режиссеру государственного Центрального театра кукол в Москве народному артисту СССР С.В.Образцову, артисту цирка народному артисту СССР О.К.Попову, артисту театра и кино народному артисту СССР Б.М.Тенину, знаменитому американскому певцу, драматическому актеру и общественному деятелю Полю Робсону, кинорежиссеру и киносценаристу народному артисту СССР Г.Л.Рошалю. Украсили кравцовскими книжными знаками свои библиотеки поэты Б.А.Слуцкий и А.А.Вергелис, писатель Е.Н.Пермитин, архитектор В.А.Щуко, ученые А.А.Сидоров, А.И.Маркушевич, В.Д.Королюк, С.П.Фортинский, Маршал Советского Союза С.М.Буденный, коллекционеры книжного знака Б.А.Вилинбахов, С.Г.Ивенский, Ю.П.Марцевич, С.А.Вуль, Е.Н.Минаев, Г.И.Кизель, Я.Л.Бейлинсон, П.Амбур, С.П.Юрчук, В.А.Аверихин и др. Кравцовские книжные знаки, прежде всего книжны по своей образности, композиционной законченности, взвешенных в умеренных дозах декоративности и лаконичности, наконец, известной плоскостности изображения – качествам, позволяющим книжным знакам мастера легко и органически входить в графический строй книги, для которых они и предназначены ⁵.

Экслибрис Арона Вергелиса 

Большое число книжных знаков Кравцов подарил своим коллегам- художникам, в том числе народному художнику СССР Б.Е.Ефимову, М.С.Чураковой, Е.И.Когану, С.М.Пожарскому, В.А.Фролову, С.Б.Телингатеру, Н.И.Калите, Г.Л.Ратнеру, С.М.Гебус-Баранецкой, В.В.Лазурскому, Л.Г.Бекетову, французскому живописцу, графику и театральному художнику Пабло Пикассо и др. Кравцов выполнил  мемориальный экслибрис памяти своего учителя Владимира Андреевича Фаворского. Оригинален мемориальный экслибрис писателя П.А.Арского, где автор символически изобразил весь жизненный путь литератора. Арский был кочегаром, матросом, шахтером, участником революции 1905 года и штурма Зимнего дворца, а затем профессиональным писателем. Это был тот Арский, который написал известные строки после провозглашения манифеста Николаем Вторым:

Царь испугался, издал манифест

Мертвым свобода! Живых под арест.

Интересна история создания экслибриса для Веры Грищенко. Сюжетом его послужил волевой образ молодой девушки из села Новопетровки Сумской области, парализованной при рытье окопов во время войны. С тех пор больная лежала в постели. С детства страстный книголюб, она нашла в себе силы создать у себя дома общественную библиотеку. О самоотверженной девушке написали газеты и со всех концов страны к ней стали поступать посылки с книгами, колхоз построил для нее отдельный дом. Кравцовский экслибрис был тиражирован и наклеен Грищенко на книги своей библиотеки. К 60-летию еврейского поэта, члена редколлегии журнала  «Советская Родина» (на еврейском языке) Абрама Гонтаря, Кравцов исполнил экслибрис для библиотеки юбиляра, взяв темой двустишие из его стихотворения:

А мне мой стих – источник всех отрад

В нем солнца отблески и змеиный яд…

Экслибрис завода «Серп и Молот» 

Экслибрисы Кравцова отличаются умной афористичностью, лаконизмом, утяжеленным отношением черного к белому фону. В его экслибрисах, то символических, кратких как реплика (часто ироническая), то подробных и почти повествовательных, а вдруг чисто шрифтовых - разнообразие суждений, обобщений, много наблюденных черт человеческой натуры, а иногда встречается и умная насмешка. Впрочем, у него есть и знаки мадригалы, знаки юмористические, знаки детские - более добродушные, а для дам - поэтические ⁶. Композиция кравцовских знаков всегда тонко раскрывает характер и вкусы библиофилов, а четкость штриха придает им чеканную строгость.  Кравцовым создана сюита графических миниатюр по ленинской теме. Один из этих знаков  адресован активной участнице революционного движения Л.А.Фотиевой. Художник как бы остановил мгновение рабочей обстановки в Совнаркоме, когда Лидия Александровна в 1918-1924 годах была секретарем В.И.Ленина. Всего Кравцов в 1960-е годы создал 16 ленинских экслибрисов, все в технике ксилографии, среди них книжные знаки для В.Н.Алексеева, В. Абакумова, А.Н.Левицкого, А.В.Смирнова, З.И.Ульмана, Б.В.Самусь, Центрального музея В.М.Ленина, Шушенской мемориальной зоны. Все они решены и композиционно, и сюжетно по-разному. Так на экслибрисе для книг, хранящихся в Центральном музее В.И.Ленина в Москве, художник воссоздал образ вождя и запечатлел здание на площади Революции, где находится этот музей.

Хорошо знавший Гершона Абрамовича Кравцова московский коллекционер книжных знаков Е.Н.Минаев писал о нем: «Кравцов-художник - гражданин. Он всегда в первых рядах советских активистов. Во время Великой Отечественной войны - он художник - агитатор (награжден боевым орденом Красной Звезды), а в мирное время – он деятельный участник различных комиссий и секций МОСХа, Художественного фонда и Московского клуба экслибрисистов. Он и хороший товарищ, который  всегда находит время помочь художникам и в жизни, и в труде» ⁷. Главная заслуга Кравцова - экслибрисиста заключается в том, что его экслибрисы, являясь самобытными и неповторимыми, вместе с тем естественно вписываются в ряд ведущих мастеров советского книжного знака от Чехонина и Митрохина, Фаворского и  Кравченко в его старшем звене до Калиты и Фролова, Калашникова и Шапиля, как младших представителей отечественной школы книжного знака. «Блестящее и очень глубокое мастерство Г.А.Кравцова, - считал А.А.Сидоров, - делает честь всему искусству советского экслибриса. Оно, это искусство, заслуживает быть названо поистине «большим» в «малом» ⁸.

В 1960-е годы в искусство малой графики пришли новые имена, это были те художники, кто родился в 1920-1930-е годы и получил художественное образование в московских ВУЗах в 1950-1960-х годах. Среди них были А.И.Калашников, В.А.Фролов, Н.И.Калита, Г.Л.Ратнер, М.М.Верхоланцев, В.В.Морозов, И.И.Шилкин, В.А.Щербинин, А.В.Сапожников, В.В.Лукашов, В.Ф.Найденко, Е.В.Терехов, А.В.Плетнев, В.С.Житников, В.А.Дувидов, Н.Д.Еремченко, В.Н.Егоров, В.В.Потапов, В.П.Куров и др. Именно эти художники – графики, как и те, кто придет следом за ними в искусство отечественного книжного знака, и будут определять направление его развития на ближайшие 30 лет, пока будет существовать СССР.

В 1964 году свой первый книжный знак сделал Анатолий Иванович Калашников. Он закончил Московское высшее художественно - промышленное училище (б. Строгановское) по отделению художественной обработки металла, где ксилографией занимался у М.В.Маторина. Но первые уроки граверного мастерства он получил, начиная с 1945 года у известного графика академика И.Н.Павлова, именно старейший русский ксилограф преподал юноше первые уроки ксилографии, став его духовным отцом. К нему вернулся молодой художник после окончания училища, под его началом он совершенствовал свое граверное мастерство. Первые экслибрисы Калашникова не отличались сложностью композиции, но выявили склонность художника к работе над этой лаконичной и емкой графической формой. Именно экслибрис сделал Калашникова, как впрочем, и в 1920-е годы А.И.Кравченко, популярным, его талант обрел, наконец, желанную почву. Именно в экслибрисе художник достиг столь значительных успехов, что по праву встал в первые ряды ведущих советских и европейских ксилографов, работающих в жанре малой графики. В год создания своего первого экслибриса - для московского художника Е.В.Терехова, Калашников награвировал еще 14 книжных знаков, в том числе для президента Финляндии Урхо Калева Кекконена - сильные руки лежат на штурвале государственного корабля, кормчий знает курс и уверенно ведет судно. Пламя вулкана па книжном знаке Давида Альфаро Сикейроса. Подобно могучей огненной стихии горит благородное сердце знаменитого мексиканского художника - мужественного борца за мир, прогресс и свободу. Из ранних экслибрисов Калашникова интересен его знак для искусствоведа А.А.Сидорова. Художник с неповторимой убедительностью строит композицию, в которой неторопливую беседу ведут семь мудрецов Земли, представляющие разные  народы и философские школы. Эта емкая гравюра, четко нарезанная, с хорошо читаемыми силуэтами относится к лучшим работам мастера

В 1960-е годы Калашников выполнил 138 графических миниатюр, среди них  необходимо отметить его книжные знаки для библиофилов и коллекционеров С.А.Вуля, М.И.Чуванова, С.Г.Ивенского, А.Ф.Иваненко, Е.Н.Минаева, О.Г.Ласунского, В.Д.Перкина, С.Х.Пийльмана, а также  своих коллег по художественному цеху Е.Н.Терехова, Г.Рейндорфа, Х.Аррака, М.Леппа, Л.Г.Бекетова, Н.А.Калиты и др. Калашников, как ни один из отечественных художников, наделен необычно редким и поразительным даром, который можно назвать «музыкальным слухом» в изобразительном искусстве. Поэтому и привлекают калашниковские книжные знаки, выполненные в 1967 году для композитора, автора балетов «Гаянэ» и «Спартак», прекрасной музыки к спектаклю «Маскарад» М.Ю.Лермонтова Арама Ильича Хачатуряна; главного дирижера Большого театра и Большого симфонического оркестра Всесоюзного радио Геннадия Николаевича Рождественского; композитора и музыкального общественного деятеля Георгия Васильевича Свиридова.  Также Калашников выполнил экслибрисы для австрийского дирижера, возглавлявшего Венский и Берлинский филармонические оркестры, руководителя Зальцбургского музыкально-театрального фестиваля Герберта фон Караяна и одного из крупнейших скрипачей  XX века, создателя советской скрипичной школы Давида Федоровича Ойстраха.

Экслибрис Н.А.Никифорова 

Интересен экслибрис Калашникова для литовского графика Владиса Жилюса, в нем использована легенда, согласно которой князю Гедимину спящему в шатре приснился громадный, закованный в латы волк, который предсказал основание Вильнюса на том  месте, где стоял шатер. И в композиции знака художник показал, как встают башни Вильнюса, поднимаются несокрушимые крепостные стены. Таинственное варево из трав, настоянное на змеином яде, варится в старинной русской ендове на знаке гомеопата доктора С.А.Мухина, автора переводов древнерусских медицинских рукописей, что нашло свое отражение в тематике знака. Фемиду с высоко поднятыми весами и крепко завязанной повязкой на глазах - символами беспристрастия и справедливости и карающим мечом правосудия, изобразил художник на знаке польского юриста Кристофа Дзержановского. Сложен по композиции книжный знак для философа Станислава Свирского, он глубоко символичен. Как под узкие своды кельи проникает солнечный свет, так входит в наше сознание окружающий мир, природа. В труде постигает этот мир человек, прекрасны его руки – руки творца-созидателя, бережно, как зеницу ока, хранят люди знания, объективную истину, добытую человечеством. Но художник полон тревоги, достижения человеческого гения могут быть употреблены во зло, страшна их сила, если она направлена на разрушение. Из тех же кругов знания, из его глубин поднимается и зловеще смотрит воплощение зла - наука, поставленная на службу темным силам реакции. Обращаясь к ученым и интеллигенции, ко всем трудящимся, художник как бы напоминает фразу Юлиуса Фучика «Люди, будьте бдительны!» ⁹.

Калашников любит архитектуру, знает, чувствует и изображает ее мастерски. Особенно удачны его знаки с архитектурно-историческими мотивами для научного сотрудника Ростово-Суздальского историко-художественного музея Лии Горелик и президента Международного общества экслибрисистов Д.Мантеро, где показано строительство Грановитой палаты в Московском Кремле в конце XV века. Для одного из разделов большой домашней библиотеки Мантеро, посвященной Тосканскому герцогству и его столицы Флоренции - одному из самых красивых городов Италии, посвящен  калашниковский  экслибрис, где высятся башни Флоренции, где кипят политические страсти, они только что изгнали  своего гениального соотечественника Данте Алигьери. Молча, сжав руки, идет создатель «Божественной комедии», лавры венчают его чело, неотделима слава и судьба Италии от величайшего ее поэта. Мантеро считал этот книжный знак Калашникова одним из лучших в своей коллекции.

Экслибрис Лениниана 

Очень красивы своей нарочитой повествовательностью книжные знаки для разных владельцев, но объединенные темой «История русской почты». Они наполнены конкретными деталями архитектуры и  быта России XVIII - XIX веков, это графические миниатюры для В.В.Завьялова, К.Сергейчука, министра связи СССР Н.Д.Псурцева и др. Выполнял Калашников экслибрисы и для библиотек общественных организаций, в том числе для Государственной библиотеки имени В.И.Ленина, Морского музея в Барселоне, издательства «Книга» с которым художник сотрудничал долгие годы,  и где вышли первые альбомы его экслибрисов. Особое место в творчестве Калашникова занимает образ Ф.М.Достоевского. Он выполнил целую серию в цвете экслибрисов навеянных произведениями писателя. Для книжного знака для Клауса Ределя темой послужил «Разговор с великим инквизитором» с его сакраментальной фразой «Тайна, чудо, авторитет…» умело вписанной в композицию знака, интересен также его портретный экслибрис с образом Достоевского для Л.Асперслага. Калашников сделал несколько книжных знаков для жены - Ю.Б.  Кайзер - уроженки знаменитой столицы Тимура Самарканда. На одном из знаков художник показал деревянный фонарь на фоне элементов национального настенного украшения - сюзане, пришедшего со страниц восточных рукописей. Удачен калашниковский экслибрис для космонавта Бориса Волынова, все в нем талантливо и гармонично, это четкий и уверенный штрих, оригинальное сюжетное решение и совершенное исполнение, что делает этот портретный экслибрис одним из лучших в его творческом арсенале.

Делал Калашников и экслибрисы по ленинской теме, один из них был выполнен для председателя  Московского клуба экслибрисистов Соломона Вуля, на знаке скульптурным рельефом вписан в пятиугольник, напоминающий звезду, профиль В.И.Ленина. Ленинский портрет и на экслибрисе московского библиофила В.Н.Алексеева, который почти полвека собирал лениниану, в его библиотеке было много прижизненных изданий ленинских работ, которые он подарил Центральному музею В.И.Ленина. Калашникову присущи блестящая техника резьбы по дереву, тончайшее, подлинное ювелирное мастерство штриха, великолепное владение рисунком в лучших традициях русской академической школы. Немало помогает художнику в работе совершенно необыкновенная, очень тонкая интуиция. Именно это драгоценное качество художественного дарования Калашникова дает ему возможность вызвать у зрителя совершенные  художественные и литературные ассоциации¹⁰.

Экслибрис Н.Д.Псурцева 

Многие экслибрисы выполнены художником для многочисленных книголюбов Англии, Италии, Швейцарии, Австрии, Чехословакии, Финляндии, Бельгии. Экслибрисы, выполненные Калашниковым для  зарубежных книголюбов и коллекционеров, а также для видных деятелей Международного  союза экслибрисистов Карло Кьезы и Клауса Ределя одновременно и прекрасные графические миниатюры, и знак уважения художника и владельца к сокровищам мировой архитектуры, музыки и литературы. Одновременно экслибрис выступает здесь, как знак дружбы и взаимопонимания, он, как никакое другое искусство, способствует установлению дружеских связей между художником и знаковладельцем. Книжные знаки Калашникова в своем большинстве функциональны, они, как правило, ясно говорят о вкусах, симпатиях и характерах владельцев библиотек. Его экслибрисы - сгусток идей, сплав образов-форм, выраженных в декоративных мотивах. Предельно упрощенные композиции его экслибрисов очень выразительны и динамичны, реальны и отражают интересы владельцев¹¹. Экслибрисное творчество Калашникова получило европейское и мировое признание. Подтверждением тому является многочисленные премии дипломы, полученные им на выставках

В 1960-е годы чрезвычайно активно работал в книжном знаке московский график Вадим Антонович Фролов. За это десятилетие художник выполнил 145 графических миниатюр. Практически Фролов и начинал то по настоящему работать в экслибрисе с начала этого периода, 6 автоэкслибрисов, сделанных им в 1958-1959 годы в технике торцевой гравюры на дереве, обрезной ксилографии и конгрева были только первой пробой резца. Фролов как художник - экслибрисист состоялся в 60-е годы XX столетия. Фролов - прекрасный график - анималист. Экслибрис для Фролова лирическая параллель основной темы творчества. Тема эта живая природа, ее персонажи, звери и птицы, зеленый шум лета и пушистая белая тишина зимы, веселые тайнички жизни. Анимализм Вадима Фролова в полном смысле - одушевление природы¹². В экслибрисах Фролова счастливо соединяются уроки классической советской гравюры, осмысление традиций русского народного декоративно-прикладного искусства с чарушинской нежностью в подаче самих мотивов экслибрисов, большая часть которых украшена изображениями зверушек, птичек, игрушек¹³.

Экслибрисы Фролова с их остроумными, добродушными изображениями не раз предназначались детям. Именно работа над детским экслибрисом явилась для художника ответственной проверкой таланта, фантазии и художественного такта, он всегда следовал в разработке книжных знаков для детей неукоснительному правилу - делать их как для взрослых, только лучше. Покоряют и вызывают добрую улыбку фроловские детские экслибрисы для дочери Тани с игрушечным карнавальным выездом в детском парке, лукавую лисицу с колобком на носу, медведя с девочкой Машей в кузове, или едущую на ослике под стрекот птиц девочку в знаке для Ани Ивенской. Прекрасные знаки подарил художник для Алеши Перкина, на них изображен мальчик со стрекозой,  ребенок, кормящий джейранчика, или рысь под веткой рябины. Нельзя без улыбки видеть фроловских мышек, тигрят, медвежат, серн, оленей и джейранчиков, его любовь к лесным зверушкам безгранична. Теплотой отмечены  анималистические книжные знаки художника для взрослых книголюбов, в том числе для бельгийского художника Г.Годуэна, где изображены восхищенные видом гравюрной доски и штихеля бельчонок и пичужка; отдыхающий олененок в дупле старого дуба в автоэкслибрисе; сидящий на книгах медведь в знаке для Льва Токмакова;  пичужки на кистях и карандашах в графической миниатюре для Л.Асперлага; медвежонок, читающий книгу в знаке для С.Г.Ивенского; женщина, идущая на соколиную охоту, в ксилографии для Дианы Рухель.

Экслибрис  М.Б.Горнунга 

Книжные знаки художника - анималиста Фролова поэтичны, в них отображается сказочный мир природы. Композиции художника изящны, четки и отличаются тонкостью штриха. Ни в одном анималистическом экслибрисе Фролова при всей портретности облика животных нет натурализма или дурного очеловечивания животных. Везде живое соучастие тем бесчисленным историям и эпизодам, из которых складывается великий хаос жизни в природе. Творчество Фролова не укладывается в рамки только анималистического жанра. Великолепны по композиции его книжные знаки на другие темы. Интересен его книжный знак для пушкинского раздела библиотеки ленинградского филолога К.П.Авдеева. Напротив Петропавловской крепости по заснеженной набережной лихой рысак мчит сани, в которых, чуть сгорбившись, сидит А.С.Пушкин. Знак выполнен тонким, виртуозным штрихом и отличается изысканностью. Созвучен с этим знаком и экслибрис для юриста и коллекционера С.П.Фортинского. Образ владельца выражен с помощью романтических деталей, среди которых старинная книга с застежками, кружевные перчатки, чернильница с гусиным пером, женский медальон на стене кабинета, роза за переплетом окна.

Тематика экслибрисов Фролова чрезвычайно разнообразна. Голова полинезийца, парусник в море, пальмы и вигвамы туземцев, свернутая географическая карта в композиции книжного знака географа М.Б.Горнунга; графический лист с женским ликом и брусок самшита с резцом на графической миниатюре в сюжете экслибриса армянского художника Р.Бедросова. Художник изобразил смеющегося черта на знаке Л.Дьяконицына, пытающегося превратить фамилию знаковладельца за счет замены букв в «Дьяволицына». Лихую русскую тройку с усатым гусаром в санях, спешащим на встречу с дамой сердца, показал художник в знаке для Антуана Руссо, а русского мужика с топором в руках, вырубающего из бревна фигурный столб, в экслибрисе для Джианни Мантеро. Фролов удивляет оригинальным поворотом темы или замыслом, это воспитывающая маленького пегаса поэтесса в экслибрисе Ларисы Васильевой или врач, выводящий больного из царства мрака и теней, в знаке для А.Д.Щербининой. На книжном знаке для юного московского  книголюба Мити Перкина художник изобразил малыша, летящим на ракете среди звезд с высоко поднятой в руке книгой. В этом фантастическом по сюжету и отличном по резьбе экслибрисе Фролов воплотил мечты ребенка о полетах в космос. С любовью сделал художник графическую миниатюру для А.Швуим, разработав в ней тему материнства, не оставляет равнодушным и пушкинский экслибрис для коллекционера – пушкиниста Соломона Вуля. Лиричен знак для киевского коллекционера Якова Бердичевского, на котором изображен всадник у окна, перед которым с раскрытой книгой стоит молодая женщина, оригинален экслибрис художника для библиофила М.И.Чуванова, где показан летописец за работой. Для него же Фролов выполнил второй экслибрис, где приведены слова протопопа и писателя Аввакума «До нас положено: лежи оно так во веки веков».

Два экслибриса выполнил Фролов для общественных библиотек, первый двухцветный в 1964 году для Вологодской библиотеки имени И.В.Бабушкина с его портретом, второй знак был сделан для Северодонецкой городской детской библиотеки в 1969 году, на нем показана юная читательница с раскрытой книгой в окружении белки и птиц. Сначала Фролов делал только ксилографические экслибрисы, но,  начиная с 1963 года, несколько книжных знаков он выполнил в резцовой гравюре на меди, это экслибрисы для Г.Рузи, Л.А.Поздняковой, В.Д.Королюка, а также в рисунках для клиширования, но они не удовлетворили автора и он к ним не возвращался в течение долгого времени. 1963 год был пиковым в экслибрисном творчестве Фролова, в этот год было выполнено 48 графических миниатюр, проведена в Вологде первая персональная выставка гравюр и экслибрисов. Первая международная  персональная выставка художника состоялась в 1967 году в итальянском городе Тренто. Книжные знаки Фролова получили всесоюзное и международное признание, многие из них представлены в различных музеях страны.

Экслибрис А.Древина 

Продуктивными были 1960 годы в экслибрисном творчестве московского художника Николая Ивановича Калиты. Свой первый книжный знак этого времени он выполнил для библиотеки живописца П.Д.Корина. Основой сюжета книжного знака послужил триптих Корина «Александр Невский». Павел Дмитриевич очень дорожил этим подарком¹⁴. Интересен книжный знак Калиты для поэта Дмитрия Смирнова, где рядом с колосящейся пшеницей изображен ковш, из которого льется металл. Превосходный портретист Калита, создавший целую галерею портретов русских писателей - классиков и композиторов, запечатлел образ А.С.Пушкина на знаке для коллекционера и собирателя материалов о великом русском поэте Соломона Вуля. Экслибрис прост по сюжету и изящен, на нем  изображен поэт на набережной Невы, он в раздумье глядит вдаль, где виднеется силуэт Петропавловской крепости.

Экслибрис Кимаска

Кисти и карандаши изображены на книжном знаке для живописца Николая Пластова. В центре композиции знака рука, которая держит выдающийся памятник древнерусской архитектуры церковь Покрова на Нерли. Знак напоминает об отчей земле и говорит о том, что Пластов был членом Общества по охране памятников истории и культуры. Лаконичный книжный знак выполнил Калита для семьи своего друга графика Ювеналия Коровина, в нем все посвящено изобразительному искусству, творческой деятельности знаковладельца. Тематика экслибрисов Калиты самая разнообразная.  Немногословен книжный знак  для московского графика Гершона Кравцова, на нем изображены резец и самшитовая стружка. На экслибрисе для книг народного артиста СССР Бориса Тенина показана огромная сцена  и крохотная фигурка актера на театральных подмостках, вероятно художник хотел подчеркнуть мысль, что как бы ни был велик мир сцены, человек в нем полновластный хозяин, владеющий чувствами и переживаниями большой аудитории. Для книжного знака преподавателя литературы Е.Гофф художник выбрал мифологический сюжет, а на офортном экслибрисе музейного работника А.Кулешова Калита изобразил старинный парусник в дальнем странствии, как дань увлечения знаковладельца путешествиями, не забыл художник на знаке отразить и его хобби- рыбалку. Для сына поэта С.Я.Маршака инженера по осветительным приборам маяков И.Маршака Калита выполнил графическую миниатюру, на которой изобразил маяк, парусник, перо и листы бумаги. На экслибрисе  легко читаются не только профессиональные интересы его владельца, но также и его увлечения парусным спортом и журналистикой. Мотивы любви к родной земле звучат в экслибрисе для ленинградского вулканолога Н.Е.Никитина, много путешествующего по стране.

Экслибрис Е.Гоф 

Особую группу знаков Калиты составляют экслибрисы с анималистическими сюжетами. В 1965 году Министерство связи СССР выпустило серию марок «Птицы». Автор ее Калита, над этими миниатюрами он долго работал, создав большое число зарисовок и эскизов с натуры.  То, что не вошло в серию марок, впоследствии было использовано в экслибрисах для известных анималистов страны. Так гуси-лебеди автор изобразил на знаке украинского писателя Михаила Стельмаха, автора романа «Гуси-лебеди», который оформлял Калита. Кречет изображен на экслибрисе для орнитолога профессора МГУ Г.Дементьева, беркут с раскинутыми крыльями в композиции знака для библиотеки научного работника Общества охраны природы В.Рахилина, бородач из семейства ястребиных украшает графическую миниатюру художника - анималиста Е.Гаврилова.

Из офортных экслибрисов Калиты интересен его автоэкслибрис, на нем он изобразил подвешенную на штихеле ветку винограда. Мысль «пейте виноградный сок», родилась у художника во время поездок по Кавказу, она хоть и решена в юмористическом ключе, но воспринимается дословно. На другом офортном знаке для А.Кулешова художник остроумно изобразил парусник в море, а под водой рыбу, внимательно рассматривающую рыболовный крючок. Одно из несомненных достоинств экслибрисов Калиты - их безусловная книжность. В целом книжные знаки Калиты архитектоничны и графически выразительны. Художник умеет подчеркнуть в них главное и придать сюжетам художественную простоту. В экслибрисах Калита проявил себя большим мастером шрифта. Он почти никогда не повторяет однажды найденных шрифтовых решений, выбор шрифта художником для того или иного знака всегда безупречен. Шрифтов в его знаках является как бы фундаментом знака, настолько он органично вписывается в его композицию. Тонкое мастерство гравера, четкая художническая позиция, умение в небольшой гравюре емко передать значительное содержание - вот что, прежде всего, определяет вклад Калиты в отечественное искусство книжного знака. Многие из тех 38 книжных знаков, которые он создал в  1960-е годы, вошли в золотой фонд советского экслибриса.

Экслибрис Филлипис 

Одним из сильнейших художников новой волны, пришедших в искусство книжного знака в 1960-годы, был Герман Львович Ратнер. Москвич по рождению, в 1957 году он окончил Московский архитектурный институт, где обучался под руководством А.А.Дейнеки.  Первые восемь лет после окончания института работал в Калининском драматическом театре, где оформил более 25 спектаклей русских, советских и зарубежных авторов. «Работа в театре стала очень серьезной школой мастерства. Изобразительная мысль художника приобретает отточенность, сжатость, емкость, язык - необходимый лаконизм; его композиционные построения привлекают строгостью, собранностью, динамичностью»¹⁵. Навыки, приобретенные Ратнером в качестве театрального художника, легли в основу его дальнейшей творческой деятельности. Из театра художник ушел, решив сосредоточиться на станковой гравюре и экслибрисе. Посотрудничав недолгое время в журналах «Наука и жизнь» и «Знание-сила», Ратнер уезжает в Таллинн, где нанимается в 1965 году простым матросом на рыболовецкий траулер «Коралл». На полгода он отправился в южную Атлантику, посещая африканское побережье, после Атлантики Ратнер посещает Гренландское и Норвежское моря и Арктику. Три года плавания подарили ему незабываемые впечатления. Морская романтика навсегда вошла в его жизнь. Кроме архитектурных пейзажей в его творчестве появляется новая тема - морская с парусниками, шхунами, фрегатами и бригантинами. Город и море навсегда вошли в творчество художника. Так появляются его линогравюры из серии «Гренландское море», монотипии из серии «Атлантика» и «Средняя Азия».

Над экслибрисом Ратнер начал работать в 1964 году в технике гравюры на линолеуме. Постигнуть декоративную специфику этого материала помог художнику талантливый эстонский график Хенно Аррак. Это наложило свой отпечаток на первые экслибрисные опусы художника, он в ряде работ отдает предпочтение прибалтийской графической культуре, в то же время в других своих экслибрисах он старался выразить художественный образ в классических приемах и средствах близких принципам графической школы Фаворского. Однако, по мнению С.Г.Ивенского: «В Москве знаки Ратнера по стилю явление чужеродное, еще более чем в свое время силуэтные знаки Рерберга…корни стиля Ратнера тянутся к Эстонии, где искусство экслибриса имеет прочные и давние традиции»¹⁶.

Уже в первых своих книжных знаках Ратнер проявил себя подлинным новатором. Он отказался от обычного контура рисунка и заменил его эффектным сочетанием черных и белых пятен, броским сопоставлением изобразительных силуэтов и шрифта. Эта находка оказалась настолько информативной, что зритель легко и быстро схватывал сюжет экслибриса. Ратнера явно тянет к знаку - символу, к пластически энергичным, мужественным, круто контрастным столкновениям масс черного и белого. Таковы его первые книжные знаки для Анны Пойдик, В.Д.Королюка, М.Мечева, Е.Радкевича, С.Беликова, В.Фролова и др., часть из них впоследствии войдут в число лучших работ, созданных Ратнером в этом жанре. Замечательную серию знаков выполнил художник для деятелей искусства в том числе для народной артистки СССР, солистки театра имени К.С.Станиславского и В.И.Немировича - Данченко Виолетты Бовт; пианиста, преподавателя училища имени Гнесиных Игоря Кротова; режиссера Малого театра СССР Леонида Хейфеца и др. Экслибрис для Ратнера служил школой граверного искусства, он успешно использовался художником в качестве творческого экспериментального полигона для решения задач, которые впоследствии ставились в станковых работах. Всего художником за 32 года своей экслибрисной деятельности было выполнено более 600 книжных знаков. Ратнеровские экслибрисы органично связаны с книгой, они емки по мысли, выразительны по графическому языку, лаконичны и художественно цельны. Его графические миниатюры легко узнаваемы, самобытны, оригинальны и красивы.

Экслибрис Премсталлера 

Первые навыки рисования московский график Михаил Михайлович Верхоланцев получил от родителей - профессиональных художников. В 1964 году он окончил Московское высшее художественно - промышленное училище (б. Строгановское) и там увлекся ксилографией, практические навыки ее он узнал от Ф.Ф.Волошко. Еще, будучи студентом, он организовал довольно значительную группу художников - экслибрисистов. Зачинатель «строгановского»  экслибриса, ставший руководителем группы, как и ее участники, сделали экслибрис опытной областью в своих попытках продолжить традиции Фаворского, Купреянова и других представителей ВХУТЕМАСа. У Верхоланцева было много последователей - А.Ф.Бучнев, С.М.Харламов, И.И.Шилкин, В.В.Щербинин, В.В.Морозов и др. Живая соревновательность, энтузиазм, открытые тогда заново имена художников рубежа двух столетий, целая лавина новаций в искусстве ускорили формирование стиля Верхоланцева¹⁷. При всей оригинальности экслибрисов Верхоланцева, при всем их высоком профессиональном графическом мастерстве, в них отсутствует ясность выражения замысла. Главное качество книжных знаков Верхоланцева - декоративность резьбы. Экслибрисы Верхоланцева утончены не только по графическому языку, но и по их мотивам. Их тематика настолько разнообразна, что невозможно точно сказать, к чему тяготел художник в своем экслибрисном творчестве, их композиционное построение иногда настолько сложно и запутано, что трудно уловить сюжетную канву знака и увязать тем более с интересами и мыслями знаковладельца. Но в знаках Верхоланцева удивляет их оригинальная изысканность и сочность графического языка.

Первые свои книжные знаки Верхоланцев выполнил для библиотеки своего преподавателя по училищу Иосифа Масеева. Если на первом его знаке 1957 года были изображены книга, солнце и перо, а на втором экслибрисе 1959 года атрибуты искусства, то третий масеевский экслибрис 1960 года включал в себя  скульптурную группу В.И.Мухиной «Рабочий и колхозница» на фоне индустриального пейзажа и взлетающее ракеты. Интересны ранние экслибрисы Верхоланцева для художников В.С.Кондратьева с воином, А.Л.Горячева с флейтистом, А.Н.Тарасова с белым оленем, Е.Дугановой с парусником, В.И.Гейдора с бегущим волком. С большой любовью выполнил художник книжные знаки для И.Масеева, это парящий Икар на знаке 1963 года, бюст Нефертити в знаке, выполненном в 1966 году совместно с А.Паниным и кузнецы, кующие сердца в графической миниатюре 1968 года. В книжных знаках Верхоланцева выполненных во второй половине 1960 годов, вырабатывается его особый, самобытный почерк, свое видение природы экслибриса. В его знаках много света надежды, они заставляют думать, созерцать, переживать, в них много вопросов, загадок, алогизмов. Художник нашел свой стиль в экслибрисном творчестве, он органичен с книгой и ярче всего раскрывается в жанре графических эпитафий, обильный материал для которых художник черпает из самой жизни. Таковы его экслибрисы для авиаконструктора О.К.Антонова с летящей и трубящей Славой; хормейстера Ю.А.Бружеса с фурией бегущей по воде; музыканта С.Ю.Каменева с виолончелисткой на фоне античных руин; физика Ю.С.Томашевича с человеком, держащим в руках модель атома, или милиционера Александра Полякова с жезлом Меркурия. Экслибрисы Верхоланцева талантливы, парадоксальны и удивительны, они явление необычное и яркое в искусстве книжного знака и получили широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.

Экслибрис А.В.Чернецова 

Московский график и живописец Виктор Николаевич Вакидин учился в ленинградском ВХУТЕИНе, а в Москве в Полиграфическом институте у таких мастеров изобразительного искусства как Л.Е.Брадаты, В.А.Фаворский, К.И.Истомин, Н.А.Удальцов и  А.Д.Гончаров. Их школа прочно поставила глаз и руку одаренного ученика. Талант Вакидина ярко раскрылся во многих областях, прежде всего в графике. Широко известны его зарисовки старой и новой Москвы, а также книжная графика. Он оформил «Стихи» Пабло Неруды, «Освобождение негров» Г.Хейвуда, «451^о  по Фаренгейту» Рея Брэдбери, книги Г.Тукая, А.Лахути, Х.Алимджана, Д.Гурамишвили. Д.Лихачева и др. Менее известны экслибрисы Вакидина, быть может, потому, что он не делал их по заказу, а только, как он сам говорит, по душевной склонности. А награвировал он более 50 графических миниатюр по своей афористичности и лаконизму во многом схожих с работами другого ученика Фаворского Гершона Кравцова. Сравнивая станковые графические листы Вакидина и его книжные знаки, веришь, что в экслибрисах он как бы душевно отдыхал от более трудоемких заказных работ. В них полностью проявился характер художника - мягкий и созерцательный, отчего вакидинские экслибрисы столь интимны, теплы, лиричны и человечны, а порой даже и нежны, не только по переданному чувству, но и по самому почерку гравера.

Мотивы вакидинских филигранно с тонким вкусом выполненных экслибрисов и их графический строй предельно просты и несложны, в них нет никаких композиционных изысков, все предельно просто, лаконично и легко читаемо. Один из первых экслибрисов был сделан Вакидиным для искусствоведа Елены Тагер - друга Цветаевой, Пастернака, пианистки М.В.Юдиной. По мнению художника, он этой графической миниатюрой хотел как-то выразить ее особое умение восхищаться всякими проявлениями подлинной талантливости. Другой экслибрис Вакидин подарил скульптору Илье Слониму, который во время нахождения Вакидина в больнице приютил его собаку, на знаке и изображена такса, положившая лапы на стопку книг. Парящий в воздухе Икар лег в основу композиции знака для Александра Потресова, который уже в немолодые годы сумел стать инструктором парашютного спорта. В знаке для художника Виктора Эльконина Вакидин постарался изобразить то, что знаковладелец любил изображать на своих полотнах. Эту же цель преследовал Вакидин, создавая книжный знак для своего друга художника Юрия Ризеля. Изыскано красивый экслибрис Вакидин подарил композитору Дмитрию Шостаковичу, чья музыка была ему близка, понятна и любима. Он слушал и восхищался ею еще в студенческие годы, когда учился в ленинградском ВХУТЕИНе, поэтому желание сделать экслибрис для Шостаковича зародилось у художника вполне естественно.

Несколько иная судьба у книжного знака для библиотеки скульптора Александра Терентьевича Матвеева и его жены Зои Яковлевны. Он был выполнен по заказу сотрудников библиотеки МОСХа, так как именно туда после кончины супругов поступили принадлежавшие им книги. При жизни Вакидин был хорошо знаком со знаковладельцами, оформив даже каталог последней прижизненной выставки работ скульптора Матвеева. Вакидинские экслибрисы не только лаконичны по содержанию, компактны по исполнению, но и предельно книжны. В этом художнику помогает умный живой по своей графичности шрифт, который декоративно украшает любой из его знаков. Он естественен и логически связан с композицией знака, являясь его основным компонентом и связующим звеном всех элементов экслибриса. Влюбленный в сам процесс гравирования художник писал: «Я и не предполагал, что существует счастье гравировать. А, увлекшись, понял, что это именно счастье. Гравирование формирует художника, учит его работать. Если раньше я считал, что для художника необходимо только вдохновение, то потом убедился - одного вдохновения мало, нужна работа. Гравирование - это работа. Гравируя, доводишь свою работу до такого состояния, когда чувствуешь дальше делать нечего, полное завершение» ¹⁸.

Экслибрис В.А.Спиридонова 

Один из первых своих книжных знаков выпускник Московского высшего художественно - промышленного училища (б. Строгановское) Владимир Васильевич Морозов подарил  редактору, заслуженному работнику культуры России Соломону Абрамовичу Вулю, в нем он использовал пушкинский автопортрет. В то же время художник сделал красивый экслибрис для художницы Л.Осеневой, на нем показана художница перед мольбертом с палитрой в руках, которая пишет автопортрет, глядя в зеркало. Наполнен динамикой и порывом бег скакуна в графической миниатюре для журналиста Якова Бейлинсона. Забавен экслибрис Морозова для С.Г.Ивенского, где показана дружба русского медведя с пеликаном, имея в виду дружбу знаковладельца с бельгийским графиком Г.Годуэном, автором великолепной гравюры «Пеликаны». Первые книжные знаки Морозова были во многом схожи с работами Верхоланцева, но со временем художник стал более самостоятелен. Об этом говорят его экслибрисы, выполненные для В.А.Спиридонова, где в мужской борьбе за шайбу столкнулись на ледовой площадке два хоккеиста, или знаки для Валентины Морозовой, И.М.Раскина и Е. Новикова с обнаженной натурой. Очень лиричны гравюры Морозова для И.Козловой с коленопреклоненным перед роскошной розой ангелом и журавлями в знаке для Нины и Николая Каминских, девочкой, идущей навстречу жизни, с раскрытой книгой в руках в детском знаке для Марины Маренковой. Очень книжны и компактны морозовские знаки для В.А.Толмачева с сельским пейзажем, А.П.Кораблева с куклой на фоне книжных полок, Н.Кузьмина с улыбающимся солнцем, авиационного конструктора А.Н.Туполева с парящим в небе Икаром.

Краткостью, сжатостью, выразительностью стиля покоряют знаки московского художника Игоря Ивановича Шилкина. Его экслибрисы отличаются тщательной декоративной проработкой. Интересна сюжетная проработка книжных знаков художника. Это графическая миниатюра для библиотеки В.Маленко с портретом В.В.Маяковского, или знак, выполненный с добрым юмором, для И.Березовского, где кентавр подковывает свою заднюю ногу, или чудесный знак для И.А.Масеева, на котором изображен убегающий от змея искусителя Адам, прихвативший с собой запретный плод. Интересен книжный знак для С.А.Вуля, на котором художник изобразил стилизованный портрет, на  левой половине которого мужчина с книгой в руке, а на правой половине - обнаженная женщина с множеством рук. Красив книжный знак художника для фонотеки Г.Сергеева, в центре композиции которого  изображена большая пластинка, на которой дано изображение музыканта играющего на домре. Оригинальны книжные знаки Шилкина для В.Ф.Афанасьева с крепостью на морском утесе, Л.Келзина с пегасом, Н.Д.Вержбицкого с книгой - парусником,  С.А.Езерского с обнаженным мужчиной в глубоком раздумье. В полной мере отражает профессию и интересы знаковладельца экслибрис для профессора В.А.Воробьева, где показаны строительство здания, охотничье ружье и спиннинг. Абстрактен книжный знак художника для М.Е.Абрамовича, где стилизованное лицо мужчины в очках скомпоновано из неожиданных элементов-символов. Книжные знаки Шилкина оригинальны, неожиданны по своему сюжетному и композиционному решению, великолепны по графическому языку и техническому исполнению.

Далее читайте:

Эдуард ГЕТМАНСКИЙ. Возрождение российского экслибриса (1960-е годы). Московские художники-графики. Часть 1. Вучетич  и другие.

Эдуард ГЕТМАНСКИЙ. Возрождение российского экслибриса (1960-е годы). Московские художники-графики. Часть 2. Евтушенко  и другие.

Эдуард ГЕТМАНСКИЙ. Возрождение российского экслибриса (1960-е годы). Московские художники-графики. Часть 3. И. Эренбурга и другие.

Эдуард ГЕТМАНСКИЙ. Возрождение российского экслибриса (1960-е годы). Московские художники-графики. Часть 4. МХАТ и др.